Когда мы узнали, что у огромных игуанодонов имеются хозяева, которые пасут их, как обычный домашний скот, являющийся просто ходячим источником мяса, мы решили, что человек, даже обладая примитивным оружием, по-настоящему установил свою власть на плато. Однако вскоре нам суждено было понять, что это все же не совсем так и эта страна всего лишь терпит присутствие людей.
На третий день после того, как наш лагерь был перенесен к пещерам индейцев, произошла трагедия. Челленджер и Саммерли вместе отправились к озеру. Они взяли с собой и туземцев, которые под их руководством должны были загарпунить несколько экземпляров больших водных ящеров. Мы с лордом Джоном остались в нашем лагере, а остальные индейцы рассеялись по заросшему травой склону перед пещерами и занимались каждый своим делом. Внезапно раздался пронзительный тревожный крик, и сотни языков на разный лад подхватили слово «стоа». Со всех сторон мужчины, женщины и дети бросились бежать, в дикой панике толпой взбираясь по лестницам к спасительным пещерам.
Подняв глаза, мы увидели, как они машут нам сверху руками, призывая быстрее присоединиться к ним. Мы схватили свои многозарядные винтовки и выбежали, чтобы посмотреть на приближающуюся опасность. Вдруг из-за ближайших деревьев выскочила группа из двенадцати или пятнадцати индейцев, которые неслись что есть духу, преследуемые двумя ужасными чудовищами; такой же монстр напал ранее на наш лагерь и преследовал меня во время моего путешествия к озеру. Внешне эти животные были похожи на отвратительных жаб и передвигались скачками, но размеров были просто невероятных – больше, чем самый крупный слон. Раньше мы видели их только в темноте, и они действительно были ночными животными, а при свете дня выходили, только если их потревожили во время лежки, как было и в этот раз. Мы стояли, завороженно глядя на них, потому что их покрытые буграми и бородавками шкуры блестели, словно рыбья чешуя, и, когда животные двигались, солнечные лучи отражались от них, переливаясь всеми цветами радуги.
Однако времени любоваться ими у нас не было, потому что в следующий момент монстры настигли группку беглецов и устроили настоящую бойню. Животные всем своим весом наскакивали на очередную жертву, давя и калеча ее, а затем тут же бросались к следующей. Несчастные туземцы кричали от ужаса, но были совершенно беспомощны перед безжалостной и страшной силой этих чудовищ; все, что они могли сделать, – это изо всех сил пытаться убежать. Индейцы падали на землю один за другим, и в живых оставалось уже не больше полудюжины, прежде чем мы с лордом Джоном смогли прийти к ним на помощь. Впрочем, от нее было мало толку и наше вмешательство только навлекло опасность на нас самих. Мы расстреляли магазины своих винтовок, с расстояния около двухсот ярдов посылая в этих тварей пулю за пулей, но эффект был такой же, как если бы мы стреляли бумажными шариками. Эти неразвитые рептилии не обращали внимания на раны, жизненные силы у них были сосредоточены не в голове, а распределялись по спинному мозгу, и поэтому их трудно было убить из современного оружия. Все, что нам удалось сделать, это замедлить продвижение чудовищ, отвлекая их внимание вспышками и звуком выстрелов наших ружей, и таким образом выиграть время для туземцев и для нас самих, чтобы успеть добежать до спасительных ступеней. Но там, где были бессильны конические разрывные пули двадцатого столетия, преуспели отравленные индейские стрелы, которые сначала погружали в сок строфанта, а затем втыкали в гниющее мясо. Охотнику, нападающему на такого зверя, от них было мало толку, поскольку действие яда при вялом движении крови у рептилий было медленным, и, прежде чем начнет работать яд, животное вполне могло убить своего противника. Но сейчас, когда два монстра загнали нас к подножию лестницы, из каждой щели в скале на них обрушился град свистящих стрел и дротиков. Через минуту чудища уже были полностью утыканы ими и, тем не менее, не чувствуя боли, в бессильной ярости, царапая камень и обливая его слизью, неуклюже карабкались по ступеням за своими жертвами, продвигаясь на несколько ярдов вверх и тут же срываясь вниз. Но в конце концов яд все-таки подействовал. Одно из животных вдруг издало протяжный стон и уронило свою огромную широкую голову на землю. Второе с пронзительным воющим криком сделало несколько скачков по кругу, а затем, свалившись, забилось в предсмертной агонии и через несколько минут замерло окончательно. С торжествующими возгласами индейцы всей толпой спустились из своих пещер и устроили вокруг мертвых тел победный танец, неистово радуясь, что еще двое их самых опасных врагов повержены.
Вечером туземцы разделали и убрали туши, но не для еды – потому что яд все еще продолжал действовать, – а чтобы избежать в племени эпидемии. Однако громадные сердца этих рептилий, каждое величиной с большую подушку, остались лежать на месте и все еще бились, вздымаясь и оседая, неторопливо и непрерывно, словно продолжая вести какую-то независимую страшную жизнь. Нервные узлы в них погибли только на третий день, и эти ужасные органы наконец остановились.
Однажды, когда в моем распоряжении будет письменный стол, а не ящик из-под консервов, хорошие письменные принадлежности, а не огрызок карандаша и последняя потрепанная тетрадка, я обязательно напишу подробнее об индейцах акала, о нашей жизни среди них и о наблюдениях, сделанных на Земле Мейпла Уайта. Я верю, память моя никогда не подведет меня, потому что до моего последнего вздоха каждый час и каждая минута нашего пребывания здесь будут стоять перед моими глазами так же четко, как первые воспоминания из детства. Никакие новые впечатления не смогут стереть то, что так прочно запечатлелось в моем сердце. Наступит время, и я опишу эту удивительную лунную ночь на громадном озере, когда в индейские сети попался молодой ихтиозавр, едва не перевернувший наше каноэ, прежде чем его удалось вытащить на берег. Это было странное существо: с виду – наполовину тюлень, наполовину рыба, с двумя глазами, прикрытыми роговыми пластинами, по обе стороны морды и третьим глазом на темени. Этой же ночью выскочившая из тростника зеленая водяная змея утащила в своих кольцах одного из гребцов с каноэ Челленджера. Я также упомяну о большом белом ночном животном – причем мы до сегодняшнего дня так и не знаем, было ли это млекопитающее или рептилия, – которое живет в отвратительном болоте в восточной части озера и, быстро двигаясь в темноте, излучает слабое фосфоресцирующее сияние. Индейцы так боятся его, что отказываются приближаться к этому месту, и, хотя мы дважды предпринимали экспедиции туда и оба раза видели белое животное, нам не удалось пройти через глубокую топь, в которой оно живет. Я могу только сказать, что оно несколько больше, чем корова, и от него исходит очень странный мускусный запах. А еще я поведаю о гигантской птице с длинной голой, как у стервятника, шеей и хищной головой, которая однажды гналась за Челленджером до самого укрытия на скалах. Она больше страуса, так же, как и он, передвигается по земле, и представляет собой смертельную опасность. Когда Челленджер уже карабкался по ступеням, один удар ее изогнутого клюва снес каблук на его ботинке, словно тот был срезан бритвой. На этот раз, по крайней мере, современное оружие оказалось действенным, и после выстрела лорда Рокстона птица, дрыгая ногами и раскинув в стороны перья, рухнула, устремив на нас свои желтые безжалостные глаза. Это громадное существо – ростом в двенадцать футов – называется фороракус, по словам нашего запыхавшегося, но ликующего профессора. Возможно, когда-нибудь я увижу эту приплюснутую голову в отведенной ей нише среди других трофеев лорда Джона в Олбани. И, наконец, я не забуду рассказать про токсодона – гигантскую десятифутовую морскую свинку с выступающими острыми, как долото, зубами, которую мы подстрелили, когда она ранним утром пила из озера.
Обо всем этом я когда-нибудь напишу во всех деталях, а пока длится эта волнующая экспедиция, я стараюсь бережно вести свои записи о тех замечательных летних вечерах, когда мы лежим в высокой траве недалеко от леса, под высоким синим небом, и любуемся странной пернатой дичью у себя над головой и причудливыми незнакомыми существами, которые выбираются из своих нор, чтобы поглазеть на нас. Ветви кустов над нами гнутся под тяжестью соблазнительных плодов, а снизу, из травы, на нас смотрят странные и очаровательные цветы. Я пишу также и о долгих лунных ночах, когда, стоя у мерцающей поверхности большого озера, мы с изумлением и благоговейным страхом наблюдаем огромные круги на воде после внезапного всплеска какого-то фантастического монстра или зеленоватое свечение неведомого существа, проплывающего где-то на большой глубине. Все эти незабываемые картины мое перо и моя память когда-нибудь воспроизведут на бумаге в самых мельчайших подробностях.
Но вы можете спросить меня: причем здесь все эти ваши переживания и чем вызвано промедление, когда вы и ваши друзья должны день и ночь искать способ вернуться в цивилизованный мир? На это я могу ответить, что все мы работали над достижением этой цели, но наши усилия были напрасны. Один факт мы выяснили для себя очень скоро: индейцы не станут делать ничего, чтобы помочь нам. В остальном они были нашими друзьями – можно даже сказать, преданными рабами; но когда речь заходила о том, чтобы помочь нам изготовить и отнести к обрыву длинную доску, которая могла бы стать мостом через пропасть, или же когда мы хотели получить от них лианы или ремни из кожи, чтобы сплести веревки, мы натыкались на добродушный, но непреодолимый отказ. При этом туземцы могли улыбаться, непонимающе моргать, качать головой – но этим все и заканчивалось. Даже старый вождь отвечал нам так же, и только Маретас, юноша, которому мы спасли жизнь, относился к нам сочувственно и жестами показывал, что огорчен тем, что желания наши не выполняются. После полного триумфа в войне с обезьянами индейцы смотрели на нас, как на сверхлюдей, которые носят победу в трубках своего странного оружия. Они считали, что пока мы остаемся с ними, удача на их стороне. Каждому из нас, кто забудет про свою родину и навсегда поселится на плато, предлагали по маленькой краснокожей жене и по отдельной пещере. Это, конечно, было очень любезно, но, однако, совершенно не соответствовало нашим желаниям; теперь мы знали наверняка, что свои планы о спуске в долину мы должны держать в секрете от индейцев, по