Тем, кто проходил обучение под моим руководством в джунглях Индии и Бирмы в годы войны, приходилось нелегко, ведь времени было очень мало. Надеюсь, они уже успели меня простить за это. Но хочется верить, что они не забыли всего того, чему мы учились вместе: как отыскать съедобные коренья и клубни, какие цветы и плоды могут заменить чай или кофе, кора и листья каких деревьев спасают от лихорадки, нарывов и ангин, как соорудить носилки из лиан и древесной коры, из чего сделать канаты, чтобы можно было переправить через поток или овраг тяжелое вооружение, как не натереть ногу и избежать солнечного удара, как добыть огонь и сухое топливо в сыром лесу или заварить чай без металлической посуды либо обойтись без соли, что делать при змеином укусе или расстройстве желудка. И наконец, в джунглях было просто необходимо не терять над собой контроль и мирно сосуществовать со всеми их обитателями. Всему этому я учился вместе с парнями, собравшимися с гор и равнин Индии, из городов и сел Соединенного Королевства, США, Канады, Австралии, Новой Зеландии и других стран. Мы делали это не оттого, что собирались провести остаток своей жизни в лесах, но ради того, чтобы поверить в себя и друг в друга, избавиться от страхов перед неизвестным и доказать противнику, что мы лучше его. Конечно, в те годы боевого товарищества мы только прикоснулись к знанию, ибо книга природы бесконечна.
В тот весенний день утро еще только занималось. Мы подошли к предгорьям, где растительность сильно отличается от равнинной. Здесь растут фикусы и сливовые деревья, привлекающие массу плодоядных птиц, из которых самая замечательная — большой индийский носорог. Птицы эти обычно гнездятся в дуплах и имеют странную привычку замуровывать в них самку на все время насиживания яиц. Такое обыкновение налагает на самца тяжкое бремя. Ведь во время инкубационного периода самка линяет и невероятно много прибавляет в весе, так что пока насиживаются яйца и подрастают птенцы (обычно два), она не в состоянии летать. Поэтому самцу приходится усердно добывать пищу для всего семейства. Глядя на его неуклюжую внешность и огромный клюв с наростом, на то, как тяжело он летает, можно подумать, что этот вид опоздал на автобус эволюции. И его привычка прятать самку в дупле, оставляя лишь маленькое отверстие, через которое он подает ей пищу, возможно, восходит к тем временам, когда у этих птиц были более могучие враги, чем сегодня. У всех птиц, и у тех, что вьют гнезда, и у тех, что живут в дуплах, враги общие. Некоторые из них, например синицы, малиновки, удоды, совершенно беззащитны. Почему же именно носорог, у которого такой мощный клюв, пригодный для самозащиты, остается единственной птицей, которая считает необходимым замуровывать свое гнездо?
Другая привычка носорога, которая тоже отличает его от других известных мне пернатых, состоит в том, что он раскрашивает свои перья специальным пигментом. Этот желтый пигмент легко стирается с перьев даже носовым платком. Носорог носит свою краску в специальном складчатом мешочке над хвостом и наносит ее при помощи клюва поверх белых полос, которые проходят у него по обоим крыльям. Зачем ему раскрашивать белые перья в желтый цвет, который все равно будет смыт при первом же дожде? Я могу это отнести только на счет желания замаскироваться от врагов, которые были у него в прежние дни. Ведь единственный враг, от которого сегодня иногда страдает птица-носорог, — это леопард. Но леопард нападает ночью, и светомаскировка против него бессмысленна.
Кроме носорога на фикусе и сливовнике полно других птиц. Среди них два вида голубей — бенгальский и острохохлый. Два вида бородастиков — красногрудый и обычный зеленый. Четыре вида бюльбюлей — гималайский черный, обычный бенгальский, краснобородый и белощекий. Три вида длиннохвостых попугайчиков — ожереловый, александрийский и пестроголовый. Роясь в опавшей листве и кормясь спелыми плодами, которые уронили вниз другие птицы, среди корней копошится стая из пятидесяти или более белоголовых дроздов-пересмешников. Они последними спустились из своих высоко расположенных гнезд на землю и первыми туда вернутся.
Неподалеку от фикусовых деревьев тянется просека, которую пересекает натоптанная звериная тропа, тянущаяся вдоль холма к солончаку, рядом с маленьким зеркальцем водоема, питаемого родником. Между солончаком и озерцом стоит пень. Когда-то он был низкорослым деревом, в ветвях которого браконьеры устраивали засады. Стрелять в животных возле солончаков и водоемов запрещено. Но браконьеры не соблюдают правил. Я несколько раз разрушал их засады, но это не помогало, поэтому в конце концов я просто срубил дерево. Приходилось слышать, будто хищники никогда не нападают возле водопоев или солончаков. Но, вероятно, такие разборчивые звери встречаются в каких-нибудь других странах, но не в Индии, где хищники не брезгуют охотиться на солончаках. На самом деле вблизи таких мест они чаще всего и подкарауливают свои жертвы, что нетрудно заметить по обилию полуобъеденных дикобразами рогов, валяющихся поблизости, равно как и около всех других солончаков, окруженных лесами.
Теперь поднимемся на холм, возвышающийся над солончаком, чтобы оттуда, с высоты птичьего полета, осмотреть простирающиеся окрестности. Перед нами лес, через который мы только что прошли к тому месту, откуда начали путь к каналу. Лес этот остался первозданным — в нем мало коммерческой древесины, и поэтому он не очень пострадал от опустошающей руки человека. Светло-зеленые участки у ближнего края — это молодая поросль дерева шисам, проросшая из семян, смытых потоками муссонных дождей с возвышенных мест. Когда этот подлесок подрастет, из него получатся превосходные колеса для повозок. Темно-зеленые участки деревьев с кистями красных ягод — это деревья руни, дающие порошок, известный торговцам под названием «камала». Когда бедняки так же, как и птицы, спускаются зимой с гор в предгорья в поисках пищи и тепла, стар и мал идет в джунгли на сбор камалы. Камала — это красная пудра, содержащаяся в ягодах дерева руни. Обычно люди обламывают ветки, обрывают с них ягоды, высыпают их в большие неглубокие корзины и начинают растирать ягоды о стенки. Порошок просеивается сквозь плетенку, и его собирают в оленью шкуру или тканевую подстилку. Супружеская пара и трое детей, работая с утра до ночи, могут таким образом при хорошем урожае собрать за день четыре фунта пудры, стоимость которой, в зависимости от рыночного курса, составляет одну-две рупии. Пудру эту используют в Индии и странах Ближнего Востока при крашении шерсти. Ее когда-то широко применяли в США для подкрашивания масла, однако этому был положен конец, когда оказалось, что недобросовестные торговцы-посредники стали добавлять в порошок тертый кирпич. Еще камала применяется в медицине, а если ягоды вскипятить в горчичном масле, то можно получить средство от ревматизма.
Здесь же можно встретить и дерево кхаир. Из его древесины окрестные жители делают лемехи для плугов. Но кроме того, кхаир обеспечивает работой десятки и тысячи бедняков по всем Соединенным провинциям, поскольку из него получают важное сырье для производства другого красителя, местное название которого «кач», а коммерческое — «сатечу». Это работа, рассчитанная на всю зиму. Четыре месяца днем и ночью люди трудятся, чтобы в конце концов изготовить средство, способное окрашивать одежду и рыболовные сети в цвет хаки. Я подозреваю, что мой знакомый по имени Мирза был первым, кто обнаружил, что в этот цвет можно окрашивать при помощи сырья из дерева кхаир. Получилось это у него случайно. Однажды, наклонившись над чаном, где кипятились щепки, из которых предполагалось делать «кач», он уронил туда свой носовой платок. Выудив платок палкой, Мирза отправил его в стирку. Когда платок вернули обратно, Мирза увидел, что он остался того же цвета, что и был. Прачка получила выговор, и ей было велено выстирать платок заново. Однако вскоре Мирза получил ответ, что удалить с ткани краску невозможно, хотя для этого были испробованы все известные средства. Тут-то он понял, что открыл новый способ быстрой окраски тканей. Теперь по этой методике ткани красят на его фабрике в Изатнагаре.
Все оттенки зеленого — ведь листва каждого дерева имеет собственный цвет — перемешаны с золотым и оранжевым, сиреневым, розовым и красным. Деревья с оранжевыми цветами — это дханк, из которого получают рубиновую смолу для окраски шелка лучших сортов. А те, с гирляндами цветов до трех футов длиной, называются амалтас. В цилиндрических семенных коробочках этого дерева, которые бывают величиной до двух футов, содержится сладкая желеобразная субстанция, которую во всем Кумаоне применяют в качестве слабительного. Дерево с большими фиолетовыми цветами — качанар. А розовое рядом с ним — это дерево кусум, на котором играют все оттенки цвета — от бледно-розового до насыщенного. Но оно розовое не от цветов, розовые у него молодые листья. Весь красный стоит симул, цветы которого обожают все птицы, питающиеся нектаром, попугаи и обезьяны, поедающие мясистые цветы, олени и кабаны, подбирающие все, что падает наземь. Через некоторое время вместо цветов на ветках симула появятся большие деревянистые семенные коробочки. Когда задуют горячие апрельские ветры, эти коробочки начнут раскрываться, выстреливая, как зенитки, белые облачка шелковистой ваты, которая используется для изготовления страховочных ремней безопасности. Семена из каждой коробочки подхватываются ветром, и таким образом осуществляется возрождение сада природы. Все семена, кроме тех, которые переносятся животными, могут плавать по воде, либо они снабжены устройством вроде паруса или пропеллера, чтобы ветру было легко переносить их с места на место. Правда, есть и исключения. Одно из них — gotail, плод которого похож на небольшое зеленое яблоко, не съедобное для зверей и птиц. Дерево это растет вдоль берегов рек, и вода делает для него то, что для других — звери, птицы и ветер. Еще одно исключение — кокосовый орех, плод которого, одетый в легкую скорлупу, плавает по поверхности океана и переносится волнами от одного берега к другому.