Несколько месяцев спустя Фрэдди получил повышение. Он был самым молодым из всех работников полиции в Индии, награжденных его величеством королем орденом Индийской империи, и присутствовал в Морадабаде на ежегодном торжестве — неделе полиции. Одним из мероприятий этой недели был обед, на который приглашались все полицейские офицеры данной провинции. Во время обеда один из официантов шепнул Фрэдди о том, что его вестовой хочет ему сообщить что-то. Вестовой сопровождал Фрэдди все годы, когда он преследовал Султану. Теперь, располагая свободным вечером, он зашел на Морадабадский вокзал. В это время прибыл поезд. Вестовой от нечего делать разглядывал пассажиров. Из ближайшего вагона вышли двое. Один из них что-то сказал другому, и тот быстро прикрыл лицо платком. Вестовой, однако, успел заметить, что к носу этого человека прилеплен кусочек ваты. Он наблюдал за этими людьми, у которых было много багажа, и, когда они удобно устроились в углу зала ожиданий, нанял экку[122] и поспешил к Фрэдди сообщить об увиденном.
Когда Бабу и Пайлван пробивались через полицейский кордон, окружавший скотоводческую ферму, в них стреляли. Вскоре после этого какой-то человек посетил маленькую аптеку около Наджибабада и попросил осмотреть рану в носу. Он сказал, что его покусала собака. Провизор, перевязывавший рану, заподозрил, что она была нанесена дробью, и сообщил об этом случае в полицию. Поэтому все полицейские провинции искали человека с поврежденным носом, тем более что Бабу и Пайлвану приписывалось большинство убийств, за которые банда Султаны несла ответственность.
Услышав сообщение вестового, Фрэдди прыгнул в автомобиль и помчался на вокзал. (Именно помчался, потому что, когда Фрэдди спешит, для него не существует остального движения и поворотов.) Прибыв на вокзал, он расставил стражу у всех выходов из зала ожидания, затем подошел к этим двум людям и спросил, кто они такие. «Купцы, направляемся из Барейли в Пенджаб», — ответили они. «Почему же в таком случае вы сели на поезд до Морадабада?» — спросил Фрэдди. В ответ он услышал, что на вокзале в Барейли стояло два поезда и что им указали не тот, который нужно. Узнав, что у путников нет никакой еды и что им придется ждать поезда до утра, он попросил их следовать за ним и быть его гостями. На мгновение они заколебались, но потом сказали: «Как вам угодно, господин».
Посадив этих людей на заднее сиденье автомобиля, Фрэдди медленно поехал, подробно расспрашивая их и получая на свои вопросы незамедлительные ответы. Затем они спросили Фрэдди, является ли это обычным делом для господ приезжать по ночам на вокзал и увозить с собой пассажиров, оставляя их багаж, который могут разграбить все кому не лень. Фрэдди понимал, что его действия без должным образом оформленного ордера могут быть квалифицированы как проявление самоуправства и что это может навлечь на него серьезные неприятности, если участники банды Султаны, отбывающие срок наказания в Морадабадской тюрьме, не опознают своих бывших сообщников. В то время как такого рода мысли мелькали у него в голове, автомобиль подъехал к дому, где Фрэдди остановился на время.
Все собаки любили Фрэдди, и собака Султаны не составляла исключения. За прошедшие несколько месяцев этот бродячий пес с примесью крови терьера отдал всю свою любовь Фрэдди. Когда автомобиль остановился и все трое вышли из него, собака выскочила из дома. Затем она в удивлении остановилась и бросилась к двум путникам, проявляя все признаки восторга, на которые только способна собака. Прошла напряженная минута, в течение которой Фрэдди и два человека молча смотрели друг на друга. Затем Пайлван, который знал, какая судьба его ожидает, нагнулся и, потрепав собаку по голове, сказал: «Перед лицом этого честного свидетеля, молодой господин, нам нет смысла отрицать, что мы именно те, за кого вы нас принимаете».
Общество нуждается в защите от преступников, и Султана был преступником. Его судили по закону страны, признали виновным и казнили. Тем не менее я не могу побороть в себе большого восхищения этим маленьким человеком, который в течение трех долгих лет сводил на нет все усилия правительства и который своим мужественным поведением завоевал уважение стражи, охранявшей его в камере смертников.
Мне бы хотелось, чтобы суд не выставлял Султану, закованного в ручные и ножные кандалы, на посмешище тем, кто дрожал при одном упоминании его имени, когда Султана был на свободе. Я желал бы еще, чтобы приговор был более мягким по той простой причине, что Султана происходил из племени бханту и на него с детства поставили клеймо преступника, да и вообще жизнь обошлась с ним сурово. Я желал бы этого также потому, что, обладая властью, он не угнетал бедных, а когда я пришел по его следам к баньяну, он даровал жизнь мне и моим друзьям. И наконец, я хотел бы этого и потому, что, идя на встречу с Фрэдди, он вооружился не ножом и пистолетом, а арбузом.
ДОВЕРИЕ
Почтовый поезд шел с максимальной скоростью тридцать миль в час по знакомой мне стране. Миля за милей он проходил мимо освещенных только что взошедшим солнцем полей, на которых жали золотую пшеницу. Дело происходило в апреле, поезд шел по долине Ганга, самой плодородной местности Индии.
В прошлом году в стране был неурожай, вызвавший страшный голод. Я видел целые деревни, жители которых питались древесной корой, мелкими семенами трав, собранными в результате нечеловеческого труда на выжженных равнинах, или дикими сливами, растущими на заброшенных землях, слишком истощенных, чтобы давать урожай. К счастью, погода изменилась, обильные зимние дожди вновь сделали почву плодородной, и люди, голодавшие целый год, теперь с радостью собирали хороший урожай.
Несмотря на ранний час, всюду кипела работа, причем каждый вносил свою долю труда. Жали женщины, в основном безземельные труженицы, которые по мере созревания урожая переходят из одной местности в другую. Работая от зари до зари, они получают от двенадцатой до шестнадцатой части зерна, сжатого ими за день.
Я смотрю из окна вагона. Никакие заборы и изгороди не мешают осматривать местность. На полях не видно ни одной сельскохозяйственной машины. Пашут плугом, в который впрягают пару волов. Жнут длинными изогнутыми серпами. Снопы, перевязанные жгутами из пшеничной соломы, доставляют на ток в запряженных волами повозках на деревянных колесах. На току, обмазанном коровьим навозом, быки обмолачивают зерно. Их привязывают длинной веревкой к столбу, плотно вбитому в землю. По мере того как снопы увозят с поля, дети выгоняют на жнивье скот. Пробираясь между пасущимся скотом, старые и слабые женщины подбирают зерно, выпавшее из колосьев во время жатвы. Половину собранного зерна возьмет хозяин поля, а другую половину — один-два фунта, если почва не слишком растрескалась от жары, — им позволят оставить себе.
Мне предстояла тридцатишестичасовая поездка. Я был единственным пассажиром в вагоне. Поезд останавливался, когда наступало время для завтрака, ленча или обеда. Все было интересным вокруг. Но меня это не радовало. Мое настроение портилось при мысли о двухстах рупиях, лежавших в мешочке на дне моего стального сундучка.
Восемнадцать месяцев назад я нанялся работать инспектором по топливу на железную дорогу, по которой сейчас ехал. На работу я пришел прямо со школьной скамьи, и эти восемнадцать месяцев прожил в лесу, наблюдая за тем, как заготавливались 500 тысяч кубометров леса на топливо для паровозов. Сначала деревья срубали и распиливали на бревна длиной точно в тридцать шесть дюймов, а затем везли десять миль до ближайшей железной дороги. Там их складывали в штабеля, измеряли и грузили в специальные составы, которые развозили топливо по назначению. Прошедшие восемнадцать месяцев были наполнены напряженным трудом, и, несмотря на одиночество, я сохранял бодрость духа и работал с удовольствием. В лесу было много разнообразной дичи — читалов, четырехрогих антилоп, кабанов и лесных птиц. Река, протекавшая по краю леса, изобиловала разнообразной рыбой, крокодилами и питонами. Из-за своей работы я мог заниматься охотой и рыбной ловлей только по ночам. Охота при лунном свете совсем не то, что при дневном. Ночью легче подкрасться к читалу или пасущемуся кабану, но труднее сделать точный выстрел, если луна не светит прямо на мушку. Лесных птиц приходилось стрелять в гнездах, и я без стыда сознаюсь, что иногда занимался таким убийством. Дело в том, что на протяжении этих полутора лет я ел только то мясо, которое добывал на охоте в лунные ночи. С наступлением темных ночей я становился вегетарианцем.
Порубка леса дезорганизовала жизнь обитателей джунглей, и у меня на руках оказались многочисленные беспризорные и сироты. Питон поселился в моей маленькой палатке, когда она была уже здорово перенаселена. В ней жили два выводка куропаток — серые и черные, четыре птенца, два зайчонка, два детеныша четырехрогой антилопы, которые только начали стоять на своих тоненьких ножках.
Однажды я вернулся домой через час после наступления темноты и, когда поил молоком четырехногих обитателей палатки, заметил, что в углу что-то блестит в свете фонаря. Оказалось, что это питон, забравшийся на соломенную подстилку, принадлежавшую детенышу антилопы. В результате быстрой проверки выяснилось, что все юные обитатели палатки на месте, и я оставил питона, которого назвал Рексом, в облюбованном им углу. Затем в течение двух месяцев Рекс ежедневно выползал из палатки погреться на солнце и возвращался в свой угол на закате. За это время он никому не причинил никакого вреда.
Из всех беспризорных и сирот, воспитанных мною в палатке и возвращенных в лес, когда они смогли сами о себе позаботиться, только детеныш четырехрогой антилопы по кличке Тиддли-моргунья не пожелала покинуть меня. Она последовала за мной и тогда, когда я перенес свою палатку поближе к железнодорожной линии, чтобы наблюдать за погрузкой топлива, и чуть не поплатилась за это жизнью. Вскормленная из моих рук, она не боялась людей. На другой день после того, как мы перебрались на новое место, она подошла к человеку и он пытался убить ее, приняв за дикую антилопу. Вернувшись в тот вечер в палатку, я увидел, что Тиддли-моргунья лежит около моей походной кровати. Приподняв антилопу с земли, я обнаружил, что у нее сломаны передние ноги и концы костей прорвали кожу. В то время как я пытался влить ей в горло хоть немного молока и собирался с духом, чтобы сделать то, что мне представлялось неизбежным, — прикончить ее, в палатку вошел мой слуга с человеком, который сознался в попытке убить несчастное животное. Как выяснилось, этот человек работал на своем поле, когда Тиддли-моргунья подбежала к нему. Полагая, что она забрела из соседнего леса, он ударил ее палкой и стал преследовать. Только когда антилопа вошла в