— Ладно, Люк, хватит валять дурака! — крикнул я. — Давай лучше обсудим наши дела.
— Что?
Песня внезапно оборвалась Я медленно подошел к Ясре, пристально разглядывая ее. Ничуть не изменилась. Только кто-то повесил шляпу на другую ее руку.
Откуда-то из глубин дворца послышался крик. Может, это Дроппа до сих пор зовет на помощь?
— Люк, где бы ты ни был, — сказал я, — если можешь видеть меня и слышать, гляди на меня внимательно и слушай. Она у меня. Ясно? Что бы ты ни затевал, помни об этом.
Комната внезапно как-то сморщилась, словно я стоял в центре картины без рамы, и холст сначала смяли, а потом туго натянули.
— Ну, так что скажешь?
Молчание. Потом вдруг раздалось хихиканье:
— Ну-ну. Мать-вешалка… Ну, спасибо, приятель. Неплохая идея… Не мог связаться с тобой раньше. Даже не знал, что ты пробрался туда… А нам устроили мясорубку. Я взял ребят — и на дельтапланах туда, по восходящим потокам. Но они были готовы. Нас сбили, а что дальше — не помню… Больно.
— Ты в порядке?
В ответ послышался звук, похожий на всхлипывание, и в это момент в зал вошли Рэндом и Дроппа; за ними по пятам следовал тощий и молчаливый, как смерть, Бенедикт.
— Мерль! — воскликнул Рэндом. — В чем дело?
Я пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Выпивка четко за мной, — слабо донесся голос Люка.
Огненный вихрь пронесся по центру зала, а когда через несколько мгновений он исчез, на его месте появился огромный прямоугольник.
— Сделай что-нибудь, — приказал Рэндом, — ты ведь волшебник.
— Ума не приложу, что это за чертовщина, — ответил я, — в жизни подобного не видел. Это не магия, а сумасшествие какое-то.
Внутри прямоугольника стали вырисовываться контуры человеческой фигуры… Можно было разглядеть черты лица, одежду… В воздухе материализовывался гигантский Козырь. Это был… я сам. На меня смотрело мое собственное улыбающееся лицо.
— Иди сюда, Мерль, присоединяйся, — послышался голос Люка, и Козырь стал медленно вращаться вокруг вертикальной оси.
Зал наполнился звоном стеклянных колокольчиков. Огромная карта остановилась ребром ко мне, превратившись в черную полосу. Затем эта полоса стала раздвигаться, как штора, и над ней заскользили яркие разноцветные световые пятна. Там же я увидел Гусеницу, которая сосала кальян, какие-то толстые зонтики, яркую дорогу…
Сквозь штору высунулась рука:
— Сюда.
Я услышал тяжелое дыхание Рэндома.
Внезапно Бенедикт направил свой клинок на картину. Но Рэндом положил ему руку на плечо и сказал:
— Не надо.
В воздухе зазвучала странная музыка, каким-то удивительным образом соответствовавшая представшему перед нами видению.
— Идем, Мерль!
— Так ты сюда или туда? — спросил я.
— И то, и другое.
— Ты дал мне слово, Люк. Обещал сказать что-то важное, если я помогу освободить твою мать. Я доставил ее сюда. Так что за секрет ты хотел раскрыть мне?
— Что-то важное для твоего благополучия? — медленно спросил он.
— Ты говорил, что это крайне важно для безопасности Амбера.
— Ах, ты имеешь в виду это…
— Буду рад, если ты раскроешь и другое.
— Извини. Я обещал продать тебе лишь один секрет. Какой выбираешь?
— Важный для безопасности Амбера, — ответил я.
— Далт, — произнес он.
— Что ты хочешь сказать о нем?
— Дила Осквернительница — его мать.
— Знаю.
— …а она была пленницей Оберона за девять месяцев до рождения Далта. Он ее изнасиловал. Поэтому Далт вас всех терпеть не может.
— Чушь собачья!
— Я то же самое сказал ему, когда мне надоело слышать эту историю. Кстати, тогда я подбил его пройти Образ на небе.
— И что же?
— Он прошел.
— Так…
— Я недавно узнал об этом, — вмешался Рэндом, — от одного лазутчика, которого засылал в Кашфу. Но что Далт прошел Образ, я и не догадывался.
— Значит, за мной долг… — почти рассеянно ответил Люк. — Ладно, вот еще: после этого Далт навестил меня в Тени Земля. Он разграбил мой склад и украл оружие и те, особые патроны. Потом сжег склад, чтобы скрыть кражу. Впрочем, я отыскал свидетелей. В общем, Далт теперь может заявиться к вам, когда захочет. А когда, понятия не имею.
— Еще один родственничек с визитом, — усмехнулся Рэндом. — И почему только я не единственный сын у родителей?
— В общем, теперь ход за вами, — добавил Люк. — Мы квиты. Давай руку!
— Так ты сюда? — спросил я.
Он засмеялся, и весь зал будто дрогнул. Откуда-то из воздуха протянулась рука и схватила мою руку. Творилось что-то неладное.
Я попытался тащить Люка к себе, но почувствовал, что у него это получается лучше. С такой безумной силой бороться было бесполезно. Казалось, Вселенная разверзлась и приняла меня в свои объятия. Созвездия расступились предо мной, и я снова увидел лестничную площадку с блестящими перилами. На ней стоял сапог Люка.
Откуда-то издалека до меня донесся голос Рэндома:
— Бэ-двенадцать! Бэ-двенадцать! И отрубить!..
А затем я забыл про все проблемы на свете. Это было прекрасное место. Ну и дурак же я — принял грибы за зонтики!
Я поставил ногу на площадку, и в тот же момент Болванщик наполнил мой кубок и долил вина в кубок Люка. Люк показал жестом налево, и Мартовскому Зайцу тоже плеснули вина. Шалтай-Болтай весело качался на краю мира, Тра-ля-ля и Тру-ля-ля, Додо и Лягушонок в ливрее услаждали наш слух дивной музыкой. А Гусеница знай себе сосала кальян и выпускала дым кольцами.
Люк похлопал меня по плечу. Я пытался что-то вспомнить, но не смог.
— Я чувствую себя отлично, — сказал Люк, — теперь все в полном порядке.
— Нет, что-то важное… Никак не вспомню.
Он поднял свой кубок, и мы чокнулись.
— Наслаждайся! Жизнь — это кабаре, дружок![87]
А Кот на стуле возле меня безмятежно улыбался.
№8Роджер ЖелязныЗнак Хаоса
ГЛАВА ПЕРВАЯ
На сердце было неспокойно, хотя я не понимал, почему — ничего необычного ведь не происходило. Мы просто сидели и пили: я, Белый Кролик — коротышка, похожий на Бертрана Рассела, — улыбающийся Кот и мой старый приятель Люк Рейнард. Люк распевал ирландские баллады, а странный пейзаж за его спиной превращался из фрески в реальность. Не скрою: огромная синяя Гусеница, которая курила кальян на шляпке гигантского гриба, произвела на меня сильное впечатление. Я знаю, какие надо прилагать усилия, чтобы водяная трубка не погасла. Но дело не в этом. Веселье било ключом, а вокруг Люка частенько собирались те еще компании. Так почему же мне было неспокойно?
Пиво подавали отменное, а закуска вообще была бесплатной. Демоны, терзающие привязанную к столбу рыжеволосую женщину, сияли до рези в глазах. Потом они пропали, но сцена получилась великолепная. Вообще все было просто великолепно. Люк запел про залив Гэлвей настолько замечательно и трогательно — и грустно тоже, — что мне захотелось нырнуть и раствориться в искристых волнах.
Это из области чувств… Да. Забавная мысль. Когда Люк пел печальные песни, я впадал в меланхолию, когда пел веселые — я начинал радоваться. Сопереживание просто заполнило воздух. Наверное, это неважно. И световое шоу удалось на славу…
Потягивая свой напиток, я наблюдал, как раскачивается Шалтай, там, в дальнем конце бара, и пытался припомнить, когда я сюда пришел, но в этом направлении котелок не варил. Ладно, рано или поздно все образуется. Отличная вечеринка…
Я смотрел, слушал, пробовал и чувствовал. Все, что привлекало мое внимание, оказывалось восхитительным. Хотел ли я о чем-то спросить Люка? Вроде бы да, но он пел, а я все равно не мог думать ни о чем серьезном.
Что я делал до того, как оказался здесь?.. Не помню. Да и вспоминать-то не стоит, зачем напрягаться, когда тут все так интересно…
Но это могло оказаться важным. Может, потому-то мне и было неспокойно? Может, я чего-то не доделал, и надо бы вернуться и закончить работу?..
Я обернулся, чтобы спросить Кота, но тот снова растворился, всем своим видом выражая огромное удовольствие. А до меня дошло, что и я мог бы поступить так же — я имею в виду, раствориться и отправиться в другое место. Это так я попал сюда и так же уйду? Возможно. Я поставил бокал и потер глаза и виски. Внутри головы все тоже плыло.
Неожиданно я вспомнил свое изображение. На большой карте. Козырь. Да. Вот как я сюда попал. По карте…
Чья-то рука опустилась на мое плечо, и я обернулся. Рука принадлежала Люку; он улыбался и протискивался к бару, чтобы выпить еще.
— Отличная вечеринка, правда?
— Да, здорово. Как ты нашел это место?
— Забыл, — он пожал плечами. — Какая разница?
Люк отвернулся, и снежная буря закружила между нами хрусталики льда. Гусеница выдохнула пурпурное облако. Восходила голубая луна.
Что-то здесь не так…
Неожиданно у меня возникло такое ощущение, будто на некой войне мне отстрелили способность к критическим суждениям. Я не мог сосредоточиться на аномалиях, которые наверняка здесь есть. Я знал, что запутался, но не видел выхода.
Я запутался…
Запутался…
Как?
Ну… Все началось, когда я пожал свою собственную руку. Нет, не так. Слишком похоже на дзен, а дзен здесь ни при чем. Рука, которую я пожал, возникла из пространства, занятого моим изображением на карте. Да, вот и все. Примерно так.
Я стиснул зубы. Снова заиграла музыка. Возле моей руки, лежавшей на стойке бара, раздалось непонятное царапанье. Когда я посмотрел на руку, оказалось, что моя кружка наполнена вновь. Похоже, я и так выпил лишнего. Может, именно это и мешает мне все осмыслить.
Я отвернулся и посмотрел налево, мимо фрески, которая стала настоящим пейзажем. «Не становлюсь ли я частью фрески?» — неожиданно мелькнула мысль.
Неважно. Если я не в состоянии думать здесь… Я побежал — влево… Это место каким-то образом перемешивало все в моей голове; осмыслить происходящее, являясь его частью, было невозможно. Чтобы думать правильно и понять, что происходит, я должен выбраться отсюда.