енедикт уже согласился возглавить эту операцию.
— Интересно, сколько у нас времени на самом деле? — задумчиво проговорил Ганелон.
Поскольку я не мог придумать достойного ответа, я просто подлил ему вина.
— А вот в Авалоне такого сроду не бывало, верно? В нашем Авалоне, я хочу сказать.
— Это точно, — согласился я. — Ты не единственный, кто тоскует по славным денькам. Теперь кажется, что раньше все было проще.
Ганелон кивнул. Я предложил ему сигарету, но он отказался и раскурил трубку. Вспыхнувшее пламя огнива осветило Камень Правосудия, висевший на цепочке у меня на груди.
— И что, ты на самом деле можешь управлять погодой с помощью этого булыжника? — поинтересовался Ганелон.
— Могу, — ответил я.
— Откуда ты знаешь?
— Я попробовал. Действует.
— И что ты попробовал?
— Грозу сегодня днем видел? Моя работа.
— Занятно...
— Что?
— Да так. Просто подумал: будь у меня такая власть, что бы я делать стал?
— Я тебе честно скажу, — проворчал я и с размаху шлепнул ладонью по стенке склепа, — разгромить эти хоромы к чертям собачьим, вот какое у меня было первое желание! Шарахнуть молнией по склепу, чтоб он рассыпался. Чтоб никто не сомневался, какие чувства я питаю к этому местечку и на что способен.
— И что тебя удержало?
— Да подумал, понимаешь... И решил... о, черт! Знаешь, могилка моя, если мне недостанет хитрости, жестокости и удачи, еще о-го-го как может быть использована по своему прямому назначению! Ну а коли так, то ведь в принципе я ничего против этого места не имею. Хоронить-то меня где-то все равно придется, верно? А тут замечательно — высоко, чисто, просторно. Ничего кругом — только скалы да небо... Звезды, тучи, солнце, луна, ветер, дождь... компания более приятная, чем у остальных семейных склепов. Не вижу причин, зачем это мне покоиться в земле рядом с теми, кого бы я хотел схоронить до своей кончины.
— Ты озлобился, Корвин. Или перебрал. Или и то и другое. Зачем ты так жестоко? Ни к чему это тебе. Не нужно.
— Да кто ты, черт бы тебя подрал, такой? Откуда тебе-то знать, что мне нужно, что не нужно? — вспылил я, но, почувствовав, что Ганелон весь подобрался, пожалел о сказанном.
— Я что, — пожал плечами Ганелон. — Я что думал, то и сказал.
— Как дела в войсках? — спросил я.
— Пока все на подъеме, Корвин. Они ведь как-никак пошли на священную войну в небесах. И полагают, что вся стрельба на прошлой неделе — из этой оперы. А потому солдаты счастливы — мы же победили. А теперь... город... ожидание... они тут ничего не понимают. Кое-кто из тех, кого мы считали врагами, теперь, оказывается, друзья. Есть от чего смутиться. Солдаты знают, что их держат в боевой готовности для предстоящего сражения, но не понимают, когда и с кем им придется драться. В общем, пока они сидят по казармам, они не могут узнать, насколько их присутствие здесь не приветствуется регулярными войсками и народом вообще. Но, думаю, скоро это до них дойдет. Я давно с тобой об этом поговорить хотел, но ты так занят был...
Некоторое время я молча курил. Потом произнес:
— Ты прав, стоит с ними потолковать. Завтра вряд ли получится, да и потом дел будет по горло. Наверное, стоит перевести войска в лагерь в Арденском лесу. Завтра. Решено. А ты всем объяви, что делается это для того, чтобы войска располагались поближе к черной дороге. Скажи, что скоро на нас снова могут напасть, — между прочим, так оно и есть. Помуштруй солдат, поддержи их боевой дух. А я, как только сумею вырваться, приеду и сам с ними потолкую.
— Но ведь тогда у тебя в Амбере не останется личной гвардии?
— Это верно. Но игра, думаю, стоит свеч. Выйдет нечто вроде демонстрации доверия и жеста дружелюбия. Да, шаг получится предусмотрительный и разумный. Ну а если не выйдет... — Я пожал плечами и швырнул очередную бутылку в стену склепа. — Прошу прощения.
— Это за что же?
— Я только что сам заметил, что я зол как собака, надрался как свинья и говорю жестокие вещи. Ты прав. Ни к чему мне это.
Ганелон хмыкнул и чокнулся со мной.
— Я тебя понимаю, — сказал он. — Очень хорошо понимаю.
И мы славненько сидели, покуда не зашла луна, пока последняя бутылка не пала смертью храбрых у стены склепа рядом со своими подружками. Болтали о том о сем, вспоминали старые добрые времена. Иногда мы оба умолкали, и я смотрел на звезды, горевшие в небесах над Амбером. Хорошо тут было, спору нет, но город уже звал меня к себе.
Словно прочитав мои мысли, Ганелон встал, потянулся и пошел к лошадям. Я немного задержался. Помочившись на заднюю стенку своего склепа, я последовал за Ганелоном.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Роща Единорога расположена в Ардене, к юго-западу от Колвира, там, где предгорья спускаются к долине под названием Гарнат. Сам Гарнат проклинали, жгли, завоевывали и отвоевывали без конца за последние годы, а предгорья никто пальцем не тронул. В этой роще, как клялся отец, он много веков назад увидел единорога и пережил нечто из ряда вон выходящее. В итоге единорог стал волей отца покровителем Амбера, а его изображение украсило собой фамильный герб.
Отсюда роща виделась нам темно-зеленым пятнышком на пути от Гарната к морю. В роще, на полянке не слишком правильной формы, из груды валунов бил родник; он превращался в узенький ручеек и образовывалкрошечное озерцо, а потом вытекал из него и струился вниз, к Гарнату.
Вот туда-то мы и направлялись с Джерардом. Выехали рано. Солнце встало из-за моря тогда, когда мы одолели уже полпути от Колвира, усыпало волны разноцветными блестками, озарило небо всем набором красок. Джерард натянул поводья и спешился, подав мне знак последовать его примеру. Я послушался, спешился и привязал Звезду и вьючную лошадь рядом с конем Джерарда — высоченным жеребцом в яблоках. Пройдя следом за братом примерно с десяток шагов, я оказался в лощине, щедро усыпанной гравием. Джерард остановился, я встал у него за спиной.
— В чем дело? — поинтересовался я.
Джерард развернулся, вперил в меня устрашающий взгляд прищуренных глаз, снял плащ и швырнул на землю. Расстегнул ремень и кинул поверх плаща.
— Сними меч и плащ, — посоветовал он мне. — Только мешать будут.
Я все понял. Ну что ж, будь что будет. Снял плащ, аккуратно сложил, опустил на землю, поверх него положил Камень Правосудия и Грейсвандир. Выпрямился, встретился взглядом с Джерардом. Только одно слово и произнес, одно-единственное:
— Почему?
— Много воды утекло, — процедил Джерард сквозь зубы. — Ты мог забыть.
Он медленно двинулся на меня, а я выбросил руки перед собой и отскочил. Он меня не достал. Я всегда был быстрее его. Мы оба пригнулись, и Джерард начал делать кошачьи пассы левой рукой, прикрывая грудь и живот правой — она у него слегка дрожала.
Если бы место для драки с Джерардом надо было выбирать мне, я бы уж точно не это место облюбовал. И Джерард это отлично знал. А уж если бы вообще речь шла о поединке, я ни за что не выбрал бы рукопашную схватку. Я бы предпочел схлестнуться на мечах или шестах. Да на чем угодно, лишь бы у меня были возможность быстроты действий и время на обдумывание стратегии поединка, чтобы я мог время от времени наносить ему удары, не подпуская близко к себе. Тогда бы мне удалось измотать его, он волей-неволей начал бы раскрываться и мои удары становились бы все более точными и болезненными. Джерард и это знал превосходно. Вот почему он завел меня сюда. Я отдавал ему должное и теперь вынужден был играть по его правилам.
Джерард подбирался ко мне все ближе. Несколько раз я отбрасывал его занесенную для удара руку. Наконец я изловчился, пригнулся и нанес Джерарду быстрый резкий удар с левой чуть повыше солнечного сплетения. Ударом такой силы можно было запросто переломить пополам толстую доску и превратить в желе внутренности более хлипкого смертного. Увы, годы не размягчили Джерарда. Он, правда, взревел, но при этом блокировал мою правую руку, своей правой поддел мою левую и схватил за плечо.
Я не стал вырываться. Сойдясь с Джерардом вплотную, я развернулся, аналогичным манером захватив его левое плечо, поддел левой ногой колено Джерарда и ухитрился бросить его наземь.
Но он меня не выпустил, и я упал на него сверху. Я слегка ослабил хватку и вогнал левый локоть в бок Джерарда как раз в то мгновение, когда мы коснулись земли. Угол атаки был далек от идеального. Левая рука Джерарда взметнулась и сцепилась с правой у меня за головой.
Я сумел вынырнуть, но он железной хваткой сжимал мою руку. Мне жутко хотелось заехать ему в пах свободной рукой, но я удержался. Не то чтобы я никого не бил ниже пояса, но если сделать так с Джерардом, он чисто рефлекторно сломает мне плечо. Я поступил иначе: больно оцарапав о гравий предплечье, ухитрился просунуть левую руку под голову Джерарда, а правой ухватил его за ляжку. Преуспев в этом, я перекатился на спину, готовясь распрямить ноги, как только коснусь ступнями земли. Я планировал рвануть Джерарда на себя и снова швырнуть на спину, надавив плечом на его грудь для пущего эффекта.
Но Джерард скрестил ноги и подался влево, заставив меня перелететь через него. В полете я отпустил левую руку, крутанулся по часовой стрелке, вырвал-таки правую и был готов уже припечатать Джерарда ногой к земле.
Однако не таков был Джерард, чтоб вот так сдаваться. Он выбросил руки за спину и одним могучим броском освободился; затем, вскочив, выпрямился. Я тоже поднялся с земли и отпрыгнул назад. Джерард, не медля ни секунды, двинулся на меня. Я понял: если он меня сейчас схватит, то расплющит в блин. Нужно было лавировать.
Я не спускал глаз с ног Джерарда. И в то мгновение, которое счел наиболее удачным, нырнул между его разведенными в стороны руками — он как раз переносил вес с левой ноги на правую. Мне удалось ухватить брата за правую лодыжку и задрать его ногу фута на четыре со спины. Он перевернулся и рухнул на левый бок.
Джерард пытался подняться, но я въехал ему левой в челюсть, и он снова упал. Озверело потряс головой, опять встал и пошел на меня, заслоняясь руками. Я хотел стукнуть его в живот, промахнулся и угодил в бедро. Но Джерард удержал равновесие и снова двинулся на меня.