Все трое принялись рыться в пыльных завалах. Байнара нашла изогнутый меч, лишь слегка почерневший от пламени, и стала протирать его, чтобы прочесть надписи на клинке. Вастер развлекался тем, что ломал хрупкие ящики руками и ногами, воображая себя великаном неописуемой силы. Тая же привлек пробитый щит: в нем было что-то такое, что отзывалось в звуке Песни. Тай вытащил щит из груды и протер его.
"Никогда не видела такого герба," — сказала Байнара, заглядывая через плечо Тая.
"А я, кажется, видел, но не помню, где," — прошептал Тай, силясь извлечь воспоминания из своих снов. Он был уверен, что видел его именно там.
"Гляньте-ка сюда!" — закричал Вастер, прерывая раздумья Тая. Мальчик держал в руках хрустальный шар. Когда он провел по нему рукой, сметая песок и пыль, Песня вздыбилась такой высокой нотой, что Тай испытал дрожь во всем теле. Байнара побежала смотреть на сокровище Вастера, Тай же словно окаменел.
"Где ты это нашел?" — выдохнула она, вглядываясь в вихрящуюся спираль в хрустальной глубине.
"Под той повозкой," — Вастер показал на груду почерневшего дерева, выделявшаяся из числа других лишь лопнувшими колесам с поломанными спицами. Байнара принялась копаться в полуразвалившейся куче, так что торчали только ее ноги. Песня набирала силу, наваливаясь на Тая. Он медленно подошел к Вастеру.
"Отдай его мне," — прошептал он голосом, который едва ли смог бы принять за собственный.
"Нет, — прошептал Вастер в ответ, не отрывая глаз от пестрого разноцветия, игравшего в сердце шара. — Это мое."
Байнара рылась в останках повозки еще несколько минут, но так и не сумела найти сокровищ, равных Вастерову. Почти все, что было там, оказалось уничтожено, а оставшееся было мусором по любым меркам: сломанные стрелы, чешуйки брони, кости гуара. Расстроившись, она вылезла на солнечный свет.
Тай стоял один, на краю обрыва.
"А где Вастер?"
Тай моргнул, а затем повернулся к кузине с ухмылкой и пожал плечами: "Он побежал домой похвастаться своей добычей. А ты нашла что-нибудь интересное?"
"Да нет, — сказала Байнара. — Наверное, нам стоит вернуться домой, пока Вастер не разболтал что-нибудь такое, из-за чего у нас будут неприятности."
Тай и Байнара пошли прочь быстрым шагом. Тай знал, что Вастер не опередит их. Он вообще никогда не вернется домой. Хрустальный шар покоился на дне котомки Тая, присыпанный всяким мусором. Всем сердцем Тай молил Песнь, чтобы она вернулась и вымыла память об этом обрыве и долгом, беззвучном падении. Мальчик настолько удивился, что не успел закричать.
Книга II
Тай не испытывал никакой вины, что пугало его. Весь долгий, хотя и спешный путь от оврага, через лес, по высохшему руслу, он весело болтал с Байнарой, полностью осознавая, что только что совершил убийство. Когда же он отвлекался от беседы и начинал думать о последних секундах короткой жизни Вастера, Песнь вздымалась. Тай не мог думать о смерти мальчика, но знал, что повинен в ней.
"Я чуть с ума не сошла! — закричала тетя Уллия, когда дети вынырнули из леса у самого Сандилхауса. — Где вы пропадали?"
"А разве Вастер вам не рассказал?" — спросил Тай.
Сцена разыгралась точно так, как предполагал Тай — и каждое па каждого танцора в ней подчинялось ритму Песни. Тетя Уллия сказала, что не видела Вастера. Байнара, все еще не обеспокоенная, несла какую-то невинную ложь о том, что они разбрелись, и что он, должно быть, заблудился. Медленный, но настойчивый ритм паники усилился, когда ночь близилась к рассвету, а Вастер все еще не вернулся. Байнара и Тай со слезами (он сам удивился, насколько ему легко плакать, не испытывая чувств) признались, где были, и повели дядю Триффита с толпой слуг к груде мусора и оврагу. Неустанные поиски в лесу на заре. Причитания. Легкое наказание, да просто гневная ругань, за то, что Байнара с Таем потеряли своего младшего кузена.
По их плачу и стенаниям решили, что дети и так чувствуют себя достаточно виноватыми. И их отправили спать на рассвете, а поиски в лесу продолжались.
Тай готовился ко сну, когда в комнату зашла его няня, Эдеба. Выражение непоколебимой любви и преданности не сходило с ее лица, и она держала его ладонь в своих, когда он погрузился в свои сны и кошмары. Песнь проникала в его сознание почти неслышно, и он снова увидел ту комнату в замке. Девушка с ребенком. Птица на балке. Умирающий огонь. И внезапная вспышка жестокости. Тай лишился дыхания и открыл глаза.
Эдеба кралась к двери, нежно воркуя Песнь себе под нос. А в руке у нее был хрустальный шар из его котомки. Секунду он колебался, кричать, или нет. Откуда она знала Песнь? И знала ли она, что он убил другого мальчика, чтобы завладеть шаром?
Но что-то подсказало Таю, что она помогает ему, что она знает все и думает только о том, как защитить его.
Весь следующий день, и следующая неделя, и следующий месяц были одинаковыми. Никто не говорил слишком много, а если и говорил, то лишь когда предлагал новые места, где бы поискать пропавшего мальчика. Хотя смотрели уже везде и тщательно. Таю было любопытно, почему они ни разу не заглянули в ущелье, но он понимал, что туда было просто не спуститься.
Побочным следствием исчезновения Вастера стало то, что уроки, которые давал Кена Гафризи, приобрели более серьезное, почти академическое свойство. Непоседливость и отсутствие внимания у малыша всегда вынуждали сокращать занятия, но здравомыслящая Байнара и тихий Тай были идеальными учениками. Учитель был особенно поражен их вниманием, которое они проявили во время довольно сухой исторической лекции о геральдических символах Домов Морроувинда.
"Герб Хлаалу изображает весы, — он высокомерно усмехнулся. — Они мнят себя великими соглашателями, как если бы в том было нечто достойное. Много столетий назад они были лишь кочевниками, последовавшими за Ресдайном, который решил — "
"Извини, Кена, — перебила Байнара. — А у кого на гербе нарисовано какое-то насекомое?"
"Разве ты не знаешь Дом Редорана? — спросил учитель, приподняв один из щитов. — Я знаю, вы тут, на Горне, совсем оторваны от жизни, но тебе, безусловно, уже достаточно лет, чтобы различать-"
"Да не то, Кена, — пояснил Тай. — Думаю, она имеет в виду другой герб с насекомым."
"Понимаю, — кивнул Кена Гафризи, нахмурив брови. — Да, вы еще слишком молоды, чтобы когда-нибудь видеть герб Шестого Дома, Дома Дагот. Они воевали с нами вместе с проклятыми еретиками Двемерами в Войне у Красной Горы, и ныне совершенно уничтожены, хвала Владыке, Матери и Чародею. Этот дом был проклятием нашей земли целое тысячелетие, а когда, наконец, их скверна была истреблена, сама земля испустила вздох облегчения облаком огня и пепла, на целый год обратив день в ночь."
Байнара и Тай понимали, что не могут говорить, но обменялись друг с другом понимающими взглядами, когда учитель углубился в тему злодейства Двемеров и Дома Дагот. Когда урок закончился, они вышли из Сандилхауса и хранили молчание, пока не оказались вне досягаемости чужих глаз и ушей.
Перешедшее за полдень солнце рисовало на земле длинные тени похожих на копья деревьев, окружавших луг. Издалека доносились голоса рабочих, начавших подготовку к сбору осеннего урожая и покрикивавших друг на друга грубыми и привычными фразами, но отдельные слова разобрать было невозможно.
"Это определенно символ на том щите, что ты нашел в груде мусора, — сказала, наконец, Байнара. — И все, что там есть, должно быть, осталось от Дома Дагот."
Тай кивнул. Его мысли были о странном хрустальном шаре. Он почувствовал, как легкая, вибрирующая музыка беззвучно коснулась его тела, и понял, что открыл еще одну тему Песни.
"И зачем наши люди сожгли и поломали все это? — спросил он задумчиво. — Думаешь, Дом Дагот был таким злым, что все связанное с ним — проклято?"
Байнара рассмеялась. В разгар дня все разговоры о проклятиях и зле Шестого Дома были чисто теоретическими: нечто такое, что разбавляет жизнь романтикой, но не вызывает тревоги. Дети побрели обратно в замок, чтобы поспеть к еще одному размеренному, скучному обеду. Но когда наступила ночь, Байнара принялась перебирать сокровища, собранные в куче мусора. В свете лун маленькие кувшинчики, какие-то оранжевые самоцветы, тусклые кусочки серебра и золота, не имевшие очевидного предназначения, все это приобрело зловещий оттенок.
Внезапное отвращение охватило ее. В этих предметах была какая-то странная энергия, примесь смерти и разрушения, которую нельзя было отрицать. Байнара бросилась к окну — ее вырвало.
Выглянув на темную лужайку, раскинувшуюся внизу, она увидела фигуру, расставлявшую свечи в виде контура огромного насекомого, символа Дома Дагота. Когда фигура глянула в ее сторону, она быстро отшатнулась, однако успела разглядеть лицо, выхваченное из темноты сальным светом. Это была Эдеба, няня Тая.
На следующее утро Байнара рано ушла из замка, неся за спиной большой мешок с ее сокровищами. Она дотащила его до болота и оставила там. Затем она вернулась и рассказала своему дяде Триффиту о том, что видела прошлой ночью, опустив лишь изначальную причину своего недомогания.
Эдебу изгнали с острова Горн без обсуждения. Она плакала, умоляла позволить ей попрощаться с ее Таем, но дело сочли слишком опасным. Когда Тай спросил, что с ней случилось, ему ответили, что она вернулась к своей семье на материк. Он уже слишком большой, чтобы иметь няню.
Байнара никогда не говорила ему, что знала. Потому что боялась.
Книга III
Таю было восемнадцать, когда он, в 685 году Первой Эры, впервые увидел Морнхолд, город острых шпилей, дом богини. Его кузен Калкорит, ставший уже старшим послушником в Храме, отвел Таю пару комнаток на первом этаже купленного им дома. Комнатки были маленькими и бедно обставленными, но прямо за окном рос горьколистник, и, когда задувал ветер, каморка наполнялась прелестным пряным ароматом.
Аккорды Песни более его не беспокоили. Иногда он даже забывал о них — настолько тихими и мелодичными они стали. Иногда, когда он шел по улицам к Храму за заданием, ему встречался кто-нибудь и накал Песни возрастал, но потом она снова остывала. Чем отличались эти люди от прочих? — Тай никогда не пытался определить. Он помнил последний случай, когда позволил Песни увлечь его и убить своего младшего кузена Вастера. Это воспоминание не тяготило его чрезмерно, но все же он решил, что не станет причинять вреда никому, если его не вынудят.