Я почувствовал себя ужасно, так как знал, как он ненавидит рассказывать о битвах, в которых участвовал. Для него было достаточно того, что он выжил, а любые рассказы о битвах старик считал хвастовством. Несколько минут мы сидели молча, тишину нарушало только его затрудненное дыхание.
Он заговорил первым.
— Знаешь, что меня всегда удивляло? — спросил он. — Зачем они вообще вырезали эти символы.
— Что вырезали?
— Символы, дурак… посмотри на коготь.
Я перевернул коготь и, конечно, увидел гравировку. Трое животных — медведь, сова и какое-то насекомое.
— Что значат эти символы, Дирказа?
— Запечатанные двери. Мало просто иметь коготь. Двери сделаны из больших каменных кругов, которые нужно расположить так, чтобы они совпадали с символами на когте. Видно, так устроен замок. Но я не знал, зачем вообще нужны эти символы. Они же на когте. Так зачем?..
Он прервался, закашлявшись. Впервые за долгие месяцы он говорил так много, и я знал, как тяжело ему это дается. Но я понял его мысль и помог ее выразить.
— Зачем вообще придумывать код, если собираешься вырезать его на ключе?
— Именно. Но когда я истекал кровью на полу, я понял. Драугры беспощадны, но тупы. Когда я валялся у них под ногами, они продолжали бродить вокруг меня. Без всякой цели. Без направления. Натыкаясь друг на друга, на стены…
— И что?
— И то, что символы на дверях — вовсе не код. Просто способ обеспечить, чтобы войти внутрь могло только живое и мыслящее существо.
— Так, значит, двери…
— …Служили для того, чтобы не выпускать драугров наружу. А не чтобы не пускать людей внутрь.
С этими словами он снова заснул. Проснувшись через несколько дней, он отказался разговаривать о драуграх — лишь вздрагивал и потирал плечо каждый раз, когда я упоминал о них.
Снохождение: Таинственные алхимики Вермины
Тысячелетиями жрецы Вермины оттачивали искусство алхимии. Сложность и могущество изготовляемых ими зелий поистине легендарны. Подобные алхимические сокровища пользуются столь большим спросом, что за одну-единственную настойку, появившуюся на черном рынке, покупатели готовы отдать десятки тысяч септимов.
Из того количества зелий, о которых известно в наши дни, Апатия Вермины впечатляет более всего. Один глоток этой тягучей жидкости способен погрузить выпившего в состояние, известное как "Снохождение." Находясь в нем, любой может испытать сны других, будто бы сам в них находится. Он становится неотъемлемой частью сна и ведет себя в нем соответственно. Все другие обитатели сна принимают его за того, кому принадлежит сон; более того, принявший зелье замечает, что его привычки, манера речи и даже знания претерпевают соответствующие изменения.
Когда некто принимает зелье, для окружающих он как будто бы исчезает. И то расстояние, которое он проходит во сне, он также проходит в реальном мире. Когда эффект Апатии развеивается, принявший зелье возвращается в реальность в то самое место, где развивались события сна. Некоторые сноходцы перемещались всего на несколько шагов, а кто-то за несколько минут — на тысячи миль от того места, где прежде находился.
Необходимо отметить, что снохождение крайне опасно и непредсказуемо. В чужом сне тот, кто принял зелье, может испытать такие угрожающие безопасности и здоровью ситуации, как болезнь, насилие или даже смерть. В большинстве случаев он просто выпадает обратно в наш мир без малейшего вреда для себя, однако бывали случаи, когда сноходец так и не вернулся в реальность и был признан пропавшим без вести, или же вернулся, но уже мертвым. Также вполне возможно, что он выпадет в реальность в опасном месте или же в неподходящий момент, хотя во время снохождения оно могло показаться совершенно безобидным.
Апатия Вермины столь же загадочна и непостижима, как и те жрецы, что создали ее. Неизвестно, является ли этот уникальный способ перемещения еще одним эффектом самой Апатии, или происходит по странному капризу Вермины, но тот потенциал, что скрывает в себе Снохождение в ситуациях, когда необходимо преодолеть кажущиеся непреодолимыми препятствия, несомненно перевешивает опасности, связанные с загадочной природой этого состояния.
Сны о двемерах (Нарсис Дрен, охотник за сокровищами)
Эту часть руин я нашёл после тщательного исследования местности в округе. Тут оказался целый комплекс, но его открытие не стало для меня неожиданностью: мой опыт исследований подсказывал, что он не мог здесь не быть. Этот комплекс был глубже других развалин Бтануала, так что я про себя окрестил это место «нижним Бтануалом». Как всегда, я не знаю точно, чем тут занимались двемеры, но в моей голове родились несколько догадок.
И, как и всегда, мои догадки будут ближе к истине чем любые теории этих так называемых учёных, засевших в своих башнях Морнхолда и магических гильдиях.
Составив карту местности, я взялся за её изучение. Ко мне понемногу приходило понимание, зачем двемеры создавали этот комплекс. Я решил поразмыслить над этим до утра, и нашёл безопасный уголок, от которого пауки и центурионы словно старались держаться подальше. Я заснул под шум двемерских машин и выпускаемого под давлением пара. Мне приснился сон.
Мне приснилось, что я стою в небольшой комнате, и что меня окружают настоящие живые двемеры. Они были настолько увлечены своей работой, что не обратили на меня никакого внимания. Я смотрел, как они бросали обрезки металла и какие-то другие неизвестные мне вещества в отверстия шумящих машин, словно кормили ненасытное чудовище. Двемеры были похожи на смастерённых ими же механических существ: они молчали, и никто из них не уходил на перерыв.
В своём сне я вышел из той комнаты через восточный коридор, оставив двемеров наедине с их непостижимой работой. Коридор поворачивал на север. Позади меня кружили двемерские сферы, но я не обращал на них внимания. Я дошёл до ещё одной комнаты, и там я увидел нечто странное. Десятки двемеров толпились вокруг постамента в центре. На постаменте что-то происходило, и это приковывало их внимание. Я сумел разглядеть на нём центуриона, который был значительно выше толпившихся двемеров, но я не мог понять, что же их так завораживало. Я начал пробираться сквозь толпу, чтобы всё получше разглядеть, как вдруг что-то схватило мою руку.
Сперва я решил, что это кто-то из двемеров, до этого не обращавших никакого внимания на моё присутствие, но прикосновение было холодным и металлическим. Когда мою руку сжали, я вскрикнул от боли и открыл глаза. Сон тут же развеялся, и я понял, что мою руку обхватил двемерский паук!
Раз уж вы читаете мой рассказ, то вы наверняка уже поняли, что я сумел избежать той смертельной опасности с присущими мне находчивостью и вкусом. Уверяю, вас бы это впечатлило!
Но позвольте мне рассказать, что я обнаружил в той комнате. В дальнем тёмном углу нашёлся сундук, который совсем не напоминал двемерский. Я было подумал, что я не первый исследователь, которого видели стены этих развалин. В любом случае, поверьте мне: в том непонятно откуда взявшемся сундуке были не менее поразительные вещи, чем искренне ваш,
Нарсис Дрен,
охотник за сокровищами
Совнгард: новое осмысление (Бередитт Ястал)
Смерть. То, чего не миновать всем нам. Или нет?
Спросите любого норда, что он думает о конце жизни, и, вероятнее всего, вас ждет устрашающий рассказ о льющейся крови, раздробленных костях и вывалившихся внутренностях, о доблестных подвигах и разрывающей сердце скорби. Оставим в стороне ужасные подробности и отметим, что в такой смерти оказывается заложено куда больше, чем может представить обычный воин-северянин. Новые сведения подводят нас к мысли, что гибель на поле брани — не конец, а переход туда, где мужественный норд может жить вечно, наслаждаясь пирами и состязаниями в силе и боевых искусствах. Чтобы понять, существует ли возможность вечной жизни после смерти, следует вновь обратиться к легендам, окружающим последний приют воинов, Совнгард.
И древние рукописи, и устные предания северян, восходящие к поздней Меретической эре, говорят, что существует некое место, столь величественное и столь почетное, что вход в него сокрыт от взглядов. Зовется оно Совнгард, а построил его сам бог Шор, дабы отличить тех нордов, что проявили отвагу в битве. Внутри этого "Зала доблести" привычное нам течение времени теряет смысл. Сами понятия жизни и смерти остаются за его порогом, а обитатели сего чертога пребывают в блаженстве, освобожденные от боли, страданий и тягот и, главное, от скуки, которую норды считают самым страшным наказанием.
Тщательно сокрытый вход в Совнгард породил множество споров среди ученых. Некоторые считают, будто великий зал Шора — просто миф, ибо нет среди нордов таких, кто повидал чудеса Совнгарда и вернулся, чтобы рассказать о них. Однако это не мешает многим посвящать жизнь поискам таинственного входа в Совнгард. Потом они возвращаются домой несолоно хлебавши, разочарованные и сломленные, с тяжким грузом неудачи на сердце. Никогда им не держать в руках бездонной фляги с медом, никогда не участвовать в бесконечном состязании в силе рук с неутомимыми товарищами.
Но, можно спросить, какое отношение вход в Совнгард имеет к смерти? Самое прямое, как следует из древних манускриптов, найденных на чердаке дома одного недавно почившего северянина, жившего в Сиродиле. То, что вначале сочли любовными письмами, на деле оказалось историей общения некой Фельги Четыре Пальца, медиума, и призрака воина-норда по имени Рольф Большой.
Согласно манускриптам, всю жизнь Рольф Большой провел в поисках входа в Совнгард, как и следовало ожидать, безуспешному. Он возвращался в свою родную деревню в Скайриме, когда на него напали великаны. Рольф храбро сражался, но был повержен, а великаны принялись играть его головой, словно мячом. Удивительно, но Рольф видел все это, меж тем как сам в образе духа поднимался все выше и выше в небо, удаляясь от земли, пока наконец не прибыл… в восхитительный чертог Совнгарда!