ы меня несколько смутили, и, уйдя от прямого ответа, я сказал, что сам слышал только название, но, может быть, другие в нашем племени знают больше, поскольку дыма без огня не бывает. Думаю, Темучин вспомнит об этом в свое время, а пока он хочет, чтобы мы поменяли местожительство. Желание его здесь имеет силу закона, поэтому на рассвете снимаемся и отправляемся в главный лагерь. Снаружи ждет отряд воинов, очевидно, на случай, если мы передумаем, так что я еще не решил, считать себя гостем вождя или его пленником.
Сообщив все новости, он настроил аптечку на «полный покой» и прижал ее к запястью Меты. Потом уложил Мету рядом с Грифом и накрыл их шкурами.
Глядя на измученных пиррян, Язон испытывал угрызения совести. За каким чертом понадобилось ему втравливать в эту опасную авантюру женщину и ребенка?! Но немного успокоившись и поразмыслив, он пришел к выводу, что Счастье — это все-таки не Пирр, здесь уцелеть легче. Возможно, уговорив пиррян лететь с собой, он спас им жизнь, и не исключено даже, что когда-нибудь они скажут ему «спасибо».
Утром пирряне уже могли встать и выйти из камача без посторонней помощи. Обрадованный Язон попытался организовать разборку шатра, что оказалось совсем непросто. Ставить и снимать камач — работа женская, но так как ни одну женщину из племени Крыс Язон и близко подпускать не хотел, пришлось обратиться за помощью к воинам Темучина. Только израсходовав почти весь запас ачада, удалось уговорить их взяться за эту унизительную для кочевников работу.
Когда загрузили эскунг, Язон усадил на него Мету с Грифом, и маленький караван тронулся в путь, провожаемый злобными взглядами.
В лагере Темучина женщин было достаточно, и сборка камача пошла веселее. Мужчины занимались своей работой, то есть стояли вокруг и смотрели. Поручив Мете приглядывать за постройкой шатра, Язон направился к вождю — доложить о своем прибытии.
Двое охранников у входа в камач Темучина опасливо посторонились при виде жонглера: среди рядовых воинов Язон уже завоевал некоторый авторитет.
Вождь стоял один посреди камача с окровавленным клинком в руке. Язон узнал свой нож и в замешательстве остановился у входа. Но увидев, как Темучин метнул оружие в козью тушу, служившую мишенью, он немного успокоился. Вождь неторопливо вытащил клинок и одобрительно заметил:
— Хороший нож. Легко метать.
Язон молча кивнул, понимая, что не для обсуждения достоинств ножа его позвали.
— Расскажи все, что ты знаешь о порохе, — приказал Темучин, пробуя ладонью острие ножа.
— Я мало что могу рассказать.
— Не юли, жонглер! — нахмурился вождь. — Если у тебя будет порох, сможешь взорвать его с большим шумом? Отвечай быстро.
Язон почувствовал себя довольно неуютно. Темучин человек решительный и безжалостный; для него нет большой разницы между дохлой козой и живым жонглером; стоит ему учуять подвох, и нож немедленно полетит в Язона. А чутье у вождя тонкое…
— Я сам никогда не видел пороха, — нерешительно начал Язон, — но рассказы о нем слышал. Наверное, я смогу сделать, чтобы он взорвался.
— Так я и предполагал, — нож с глухим звуком воткнулся в тушу. — Думаю, ты знаешь еще много интересного.
— Бывают такие секреты, которые человек обещает не раскрывать никому. Но ты, Темучин, — мой повелитель, и я клянусь всегда помогать тебе.
— Хорошо. Постарайся не забывать об этом. Теперь скажи, что ты знаешь о жизни в низинах?
— Ничего, — честно ответил Язон, разговор принимал неожиданный для него оборот.
— И никто не знает. Пора с этим покончить. Я отправлюсь вниз. Ты поедешь со мной. Выступаем в полдень. Кроме тебя, никто не знает, куда мы едем и зачем, поэтому, если тебе дорога жизнь, не вздумай проговориться.
— Я скорее умру, чем скажу хоть слово! — заверил его Язон.
Возвратившись в свой камач, он передал их разговор Мете.
— Звучит довольно странно, — согласилась она, с трудом усаживаясь у очага. — Язон, я хочу есть, но не могу разжечь огонь.
— Наверное, у нас топливо плохое; этот помет надо как следует просушить, чтобы он хорошо горел. Вообще-то, вам с Грифом не повредит что-нибудь более питательное, чем жесткое козье мясо, — открыв сейф, он достал два пищевых набора. — А что касается Темучина, это его затея мне тоже представляется странной. Не понимаю, как он собирается спуститься вниз по десятикилометровой отвесной стене. Знаешь что? Свяжись с Керком, сообщи ему обо всем и скажи, чтобы они забрали вас отсюда, если вдруг возникнут неприятности.
— Нет. Мы будем ждать тебя, — упрямо тряхнула головой Мета.
Достав ложку, она принялась за еду, Гриф взял второй пакет, а Язон встал у входа на страже.
— Спрячьте пакеты в сейф, потом закопаем их.
— Не беспокойся за нас, Язон. Мы сумеем за себя постоять, — вернулась к прерванному разговору Мета.
— Да, — поддержал ее Гриф. — Эта планета гораздо мягче Пирра. Только еда плохая.
Язон с нежностью посмотрел на этих двоих — избитых, но не побежденных. Он открыл было рот, но промолчал — ему, действительно, нечего было сказать.
Сложив в кожаную сумку припасы, которые могли понадобиться в пути, он достал миниатюрный передатчик и опустил его в полую рукоять боевого топора. Этот топор да еще короткий меч составляли все его вооружение. Хотя Язон и пытался освоить лук, но у него ничего не получилось.
Подъехав к месту сбора, он увидел, что собралось человек пятьдесят. Ни у кого не было с собой запасов продовольствия, видно, они не рассчитывали на долгое путешествие. Перехватив несколько враждебных взглядов, Язон понял, что он здесь единственный чужак; остальные были либо военачальники высокого ранга, либо ближайшими союзниками Темучина и членами его клана.
— Я тоже умею хранить тайну, — с заговорщицким видом шепнул Язон хмурому Аханку, но в ответ получил порцию проклятий.
Вскоре появился вождь, и отряд выступил в поход. Переход оказался трудным, и Язон порадовался, что предшествующие недели провел в седле. Вначале они двигались к подножию какого-то холма, строго на запад, но как только лагерь скрылся из глаз, и стало ясно, что их никто не видит, Темучин повернул отряд на юг и приказал ехать быстрее.
К дороге с обеих сторон подступили горы. Экспедиция двигалась от одного ущелья к другому, забираясь все выше и выше. Язон замотал рот меховой шкурой, чтобы спастись от холодного разрывающего горло воздуха, но остальных это, казалось, не беспокоило.
На заходе солнца они наскоро перекусили холодным мясом и продолжили путь. Язон про себя одобрил такую поспешность: он во время остановки чуть не примерз к земле. Теперь они ехали вереницей — такой узкой стала дорога. Время от времени Язон, как и многие другие, слезал с седла и вел моропа в поводу, чтобы хоть немного согреться. Холодный свет звездного неба освещал путь.
На одном из перевалов, посмотрев вправо, Язон увидел вдали между скал серое море. Море! Не может быть! Они же в глубине материка… И слишком высоко… Но тут он понял: это, действительно, было море… море облаков. Язон, как зачарованный, смотрел на облака, пока поворот тропы не скрыл их из вида. Дорога круто пошла вниз, и он догадался, что где-то впереди конец плоскогорья.
Здесь — у края пересекающего весь континент обрыва — кончалась территория кочевников. Вниз уходила отвесная стена, высотой около десяти километров. Здесь менялся климат: теплые ветры с юга встречались с преградой и, подымаясь вверх, собирались в облака, которые затем обрушивали на низину проливные дожди. «Интересно, — подумал Язон, — видно ли солнце под этим постоянным облачным покрывалом.» Белеющий тут и там снег свидетельствовал о том, что северные ветры изредка пробиваются сквозь преграду.
Тропа проходила через узкий перевал, и Язон увидел небольшое каменное строение, около которого стояли воины и ждали, пока проедет отряд. Путешествие явно приближалось к концу. Вскоре они остановились, и Язону приказали явиться к Темучину. Он поспешил в голову процессии.
Темучин дожевывал сушеное мясо, и Язону пришлось ждать, пока вождь промочит горло полузамерзшим ачадом. Небо на востоке побледнело, и, согласно определению кочевников, наступил рассвет — момент, когда можно отличить белую козью шерсть от черной.
— Поведешь моего моропа, — приказал Темучин, закончив трапезу.
Язон ухватил усталое животное за узду и потащил его следом за вождем. Тропа, дважды резко свернув, оборвалась у широкой площадки, дальний край которой кончался обрывом. Темучин подошел туда и глянул вниз на белую массу облаков. Внимание Язона привлекли ржавые механизмы у края пропасти.
Очень внушительно выглядела массивная А-образная рама метров восьми в длину. Вершина ее нависала над пропастью, а опоры уходили глубоко в скалу. Раму укреплял поперечный брус и подпорки, шедшие из скалы под углом в 45°. Судя по всему, сооружение выковали вручную, хотя в это трудно было поверить. Всю конструкцию покрывал толстый слой ржавчины, но местами виднелись следы смазки. С блока на конце рамы свисала толстая черная веревка, которая исчезала в пропасти.
Заинтересованный, Язон подошел поближе и принялся изучать механизм лебедки, размещенный над рамой. Механизм этот оказался довольно любопытным образчиком достижений местной инженерной мысли. Черная веревка наматывалась на большой вращающийся барабан, сидящий на железной оси толщиной с руку. Связанный со скалой четырьмя массивными кронштейнами, барабан, благодаря тому, что все давление передавалось на скалу, мог выдерживать огромную нагрузку. Он соединялся с большим зубчатым колесом, около полутора метров в диаметре, а то, в свою очередь, сцеплялось с шестеренкой поменьше, которую можно было крутить при помощи длинной деревянной рукояти.
Чтобы сообразить, для чего предназначено это сооружение, не требовалось быть Архимедом или Ньютоном. Язону оставалось только восхититься строителями подъемника. Повернувшись к Темучину, он спросил:
— Это машина для спуска вниз?
— Да, — ответил тот после короткого молчания. — И нам придется ее испробовать, другого способа попасть туда нет. Эту штуку построили люди из племени Горностаев. Они клянутся, что часто пользовались ею и рассказывают множество сказок о жизни внизу. Я не поверил бы ни единому их слову, но у них есть порох и дерево… Они будут управлять машиной, и, если что-нибудь случится, их убьют.