В ближайшее время грядет жилищно-коммунальная реформа; монетизация уже проведена и после падения рубля вместе с реформой ЖЭК’ов это приведет к окончательному обнищанию народа. Одновременно проводится реформа образования и академической фундаментальной науки.
Неужели это сознательная и планомерная быдловизация общества, подобная той, которая проводилась большевиками после революции? Не хочется в это верить. Получается, что взамен мы получили только одно – свободу слова. Не мало ли?
20 марта, дача. Снял показания счетчиков – с 26 февраля по 20 марта за все вместе с отоплением (850 квтч) = 1 р. 28 × 850 =1028 руб. 25 % моей з/платы в ИМЛИ.
21 марта. Г. С. Кнабе по телефону говорил про мой роман – очень интересно (для меня). Записывал, но, боюсь, не все успел.
Начал с благодарностей; я от смущенья:
– Рад, что вам понравилось.
– Понравилось – не то слово! Это поразительная книга.
Есть два вида духовной деятельности: художественная и интеллектуально-логическая. Пушкин пишет об «Анналах» Тацита и почти в это же время – «Бориса Годунова» <…>. У вас – редкое сочетание, которого я больше нигде в современности не вижу. У вас все же художественное произведение. Но оно пронизано документальностью. Или иначе: фабула-сюжет пронизаны историко-философским ощущением нашего времени. Это ощущение подымает фабульный материал на большýю высоту.
У нас привыкли или к лаудативному <видимо, от laudamus> жанру или к отрицающему. «Голубая чашка» Гайдара замечательный рассказ, но он написан для того, чтобы кое-что утвердить и поднять. А у Ямпольского в «Московской улице» – обратная задача: показать, во что превратили Арбат. Но важна объективная картина, адекватный образ прожитого времени, и вы его даете. Философский образ времени прошит фабульными нитками, что сделано каким-то невиданным образом – я, во всяком случае, ничего подобного в современной литературе не встречал. Книга ваша не безразлична к материалу, оценка везде есть. Но автор не исходит из установки, а это разлито в материале. Пронизанность всего всем – и это очень важно.
Это – целый пласт русской жизни, данный в современном исполнении. Правда, я не знаю, надолго ли хватит тех поколений, в чей опыт входит этот материал.
Я рассказал, что говорят молодые о моем романе.
– Это очень хорошо, что им многое интересно. Один писатель – не буду называть его имени, мы оба с ним знакомы, – описал, как он конопатил лодку. И это действительно интересно!
Я кратко пересказал разговор с Фазилем и Тоней и с Аптом. Каким-то образом разговор перескочил на Германа Гессе.
– У него в романе «Игра стеклянных бус» <у нас перевели как «Игра в бисер»> философский пласт сочетается с фабульным. Об этом очень хорошо Томас Манн писал Гессе в октябре 51 г. Томас Манн говорил о себе: «Я слишком буржуа». Он жил в доме своего деда. Много у вас знакомых, которые бы жили в доме своих дедов?
– Да почитай почти что нет.
– А Манн жил. И если потом не в доме деда, то всегда в своем доме!
– А Набоков напротив: всегда в отелях.
– Вот именно! Уже разница эпох.
После лекции в Школе-студии МХАТ зашел к Смелянскому; у него К. Райкин.
Толя стал говорить, в каком восторге студенты от моих лекций, и приглашать Райкина вслушаться, т. к. в следующем году он будет начальником 1-го курса и надо, чтобы его студенты тоже слушали меня.
– Они мне рассказали, о чем вы им читаете. Это то, что нужно! И про театр пушкинского времени, и про то, как надо читать стихи и вслушиваться в текст.
Я не удержался, как обычно, и разразился небольшой лекцийкой из комментария к ЕО. Райкин тоже сказал, что это то, что нужно.
– Я им рассказываю и про некоторые режиссерские решения. См[елянски]й:
– Они, конечно, актеры…
– Кто знает! Конст[антин] Аркадьич тоже не сразу стал режиссером!
– Нет, я актер, актер…
Поговорили о необразованности актеров. Я сказал, что в свое время, поговорив с Гриценко, был потрясен.
Райкин: – Ну, Гриценко – это даже среди актеров случай почти патологический. Но в целом, конечно… Но зато они впитывают, схватывают из разговоров умных людей.
Смелянский: – Потому им и важны лекции таких людей как А. П.!
С дачи вчера в 930 вечера добирался до шоссе (такси по нашей дороге проехать не смогло) по колено в сугробах, за спиной тяжелый рюкзак, в руке – сумка с книгами, в другой с Грэем, к[ото]рый от волнения обкакался и я в темноте все это разгребал. Л.: – Архетип!
22/III. Перечитал статью Л. «О Победе, славе и чести» – уже в газете (МН, № 11, 8–24 марта). Еще больше обиделся на время наше мерзкое и вяло-болотное: не заметить такую статью!
23 марта. С Л., Маней, Женечкой вчера были во МХАТ’е на «Лес» в пост[ановке] Серебрякова[64]. Текст изменен (вместо Милонова и Бодаева – дамы, нет Карпа) и [о]современено: в современных костюмах, говорят по телефону, поют «Беловежскую пущу». Но что-то есть. Может быть, я не прав, что так стою за незыблемость текста (в шир[оком] смысле) классики? Публика, во всяком случае, была в восторге, особенно когда Алексей Буланов в финале, причесанный под Путина и с его интонацией. Л. сказала, что возвращается эзопов язык, а это – плохой знак! Есть кстати в духе Некрошюса: Счастливцев вынимает из урны окурок и прикуривает. Это уже не актеры, а зэки, да еще последнего разряда, по Солженицыну. (Гурмыжская – Тинякова, Несчастливцев – Назаров, очень похожий внешне на Меркурьева, Счастливцев – Авангард Леонтьев – вся троица хороша).
По ТВ смотрел в программе Ерофеева передачу «Первый роман», куда он меня так усиленно зазывал и отказываясь от которой я имел три длиннейших разговора с его редакторшей Леной. Разговоры дались очень тяжело. Я мотивировал тем, что не хочу быть в одной компании с Сорокиным, они уговаривали, Витя передавал через Лену, что я буду совершенно автономен и проч., а они все не хотели от меня отстать. Л. тоже не советовала участвовать.
На самом деле Витя сказал правду – все были автономны. Сорокин рассказывал, как писал свою «Очередь» – какие у его антенны и как он воспринимает действительность. О. Новикова и еще кто-то – тоже. Сам Витя сказал, что «Русская красавица», которая переведена на 34 языка, грех жаловаться, родилась из строчек «Девки спорили на даче…». Не решился (и это после своего романа «Век п…» – неуж так переменился?..) прочесть продолжение:
…У кого п… лохмаче,
Оказалася лохмаче
У хозяйки этой дачи.
«А потом ушла и дача, и девки…»
Видимо, отказался я правильно – с трудом представляю себе, как бы я рассказывал о «моем творчестве» и т. п.
Недавно Слаповский в какой-то передаче в связи с Фетом сказал про себя: «Поэту, когда он пишет «Шопот, робкое дыханье», все равно, какого он слушает соловья: парагвайского или аргентинского, в момент вдохновения это неважно – по себе знаю!» Милый Алексей Слаповский! Неужели Вы не понимаете, что разница меж Вами и Фетом больше, чем меж слоном и котом, что великий поэт – существо совсем другой породы!.. И я все бы Вам простил, извинись Вы хотя бы косвенно: я, мол, конечно, не сравниваю, но … и т. д. Но это Вам и в голову не приходит.
24 марта. В Школе-студии тоже сложности с оплатой – не хотят давать ту сумму, что обещал Смелянский.
Ради науки я всегда был на все готов и денег в ней не искал. Но, положа руку на сердце, не думал, что в 67 лет буду жить от з/ платы до з/платы, не иметь ни копейки сбережений и думать, на что купить лекарства!..
27 марта. Вчера было собрание дачного кооператива. Собираются зимой отключать свет от дач, т. к. много задолженности по электричеству. «Это что ж, – сказал я, – приехавшие зимой должны сидеть при керосиновой лампе?» Страшная советская мерзость. Все это довело меня почти что до сердечного приступа. Слаб стал, слаб! Раньше в этих случаях надевал кроссовки – и 12 км вдоль шоссе! Сейчас уж не могу, что плохо, в этом государстве хорошее здоровье надо иметь до конца. А я-то хорош! Полвека сознательной жизни в этом государстве меня, как выяснилось, не закалили. Слабак.
28 марта. С неожиданно фантастическим успехом прочел лекцию, где анализировал строфы ХХХ – XXXIV ЕО про ножки. Что значит будущие актеры – такого живого восприятия еще не встречал.
8 апреля. «Боже, как грустна наша Россия!» По «Свободе» (в связи со смертью Папы) – звонки слушателей. И чего только нет! Антисемитизм, антикатолицизм (что поляки стремятся проникнуть в Россию), ксенофобия всех видов, невежество, эгоизм («А что Папа сделал для нас» – как будто мало того, что он сделал для мира!..). И это на фоне смерти одного из величайших людей ХХ века.
11 апреля. Вчера был у Сережи Бочарова – подписывал очередное письмо (на этот раз в администрацию Швыдкого) про Словарь русских писателей наш многострадальный. Вряд ли поможет, но трепыхаться надо.
Как всегда, распив пару бутылок сухого, поговорили-повспоминали: А. А. Белкина, Натана и др. С. рассказал про одно из мероприятий по борьбе с космополитизмом: в 49 г. в 66-й аудитории (как помнится она по лекциям Бонди!) Самарин устроил заседание кафедры зарубежной л[итерату]ры, где сам был главным громильщиком космополитов (Гальпериной и др.).
Из поколения Сережи этим активно тогда занимался Лебедев, автор книги о Чаадаеве («к[ото]рую читала вся Москва» – Сережа; как же, как же…). И однажды на лавочке возле Герцена он попросил: не может ли Сережа дать ему какие-нибудь материалы (сейчас бы сказали: «компромат») на Лидию Моисеевну Поляк, к[ото]рую тоже собирались «чистить». Сережа же сказал, что может сказать о ней только хорошее, что его, Сережи, жена Ира – ученица Поляк – и тоже… и т. п. Лебедев был очень разочарован.
С. – И вот через несколько лет обсуждают его кандидатуру – на предмет приема в партию. И я выступаю и рассказываю эту историю. Получилось вроде доноса, меня это до сих пор мучит.