– Старый подделала.
– Это нарушение!
– Ради такого громкого дела я куда хочешь прорвусь. Вокруг вас уже скандал. Все пишут об этом кошмаре с заложницей, ко мне обращаются с заказами на статью, а я, как рыба, выпучила глаза и молчу.
Журналистка откинула челку со лба и изобразила пучеглазую рыбину. Устинов понял, что обида девушки не столь серьезна и у него есть козыри, чтобы изменить ее отношение.
– Дело сложное, с жертвами.
– Поэтому и интересное! – Маша подошла к Головастику и коснулась пальчиками его плеча. – Пара важных деталей, а дальше я сама…
– Я дал слово не разглашать информацию. – Устинов отвернулся и демонстративно уткнулся в компьютер.
– Ну, хорошо, это правильно. Ты должен работать. – Маша переключила внимание на Маслову: – У вас тоже бывают проблемы с мужчинами?
– Были. Я замужем.
– Это что-то изменило?
– Перед свадьбой одна умная женщина, Астаховская из нашего архива, сказала мне: жена – это луч солнца, а муж – пластилин. Что захочешь, то и вылепишь.
– И как, получилось?
– Процесс продолжается.
– Можно взять любого урода и… – Луганцева покосилась на Устинова и пошевелила пальчиками, будто мяла пластилин.
– При известном старании, – заверила ее Маслова.
Женщины понимающе улыбнулись, словно состояли в тайном заговоре против общего противника. Глядя на яркую челку журналистки, Светлана вспомнила о своем никчемном конском хвосте.
– Ваш мастер специализируется только на… экстравагантных прическах? Мне бы надо что-то сделать со своими волосами. – Светлан небрежно подбросила свой хвостик.
– Стилист не проблема. Проблема найти свой имидж. Я постоянно в поиске.
– Меня устраивает офисный стиль. Может, ваш стилист мне что-нибудь подскажет?
– Организую, – пообещала журналистка. – Вот визитка с моим телефоном. Вам, наверное, лучше в выходные?
– Да.
– А что случилось с заложницей? Почему она погибла? – спросила Маша.
– Я только вчера вышла из декретного отпуска. Вот он – другое дело. – Маслова перешла на шепот и осторожно указала пальчиком на Устинова.
Журналистка метнула взгляд-молнию в спину приятеля и заговорщически подмигнула Светлане:
– Солнце и пластилин…
С этими словами она направилась к Головастику. По мере приближения к нему ее лицо становилось наивным и кротким, а голос елейным.
– Я вот о чем подумала, Миша. У нас в журнале есть рубрика «Всякая вкуснятина». Ведущая рубрики мне один рецептик подкинула – из парной телятины. И дала попробовать. М-м, пальчики оближешь! Телятиной она тоже поделилась. Вечером думаю приготовить. У тебя красное вино осталось?
– Есть бутылка «кьянти».
– То, что доктор прописал! Ты работай, мой умненький, работай. – Маша, как бы невзначай, взглянула на монитор. – Ты что, фильм качаешь?
– Мне не до фильмов. Это видеорегистратор поезда.
– Классно!
– Не просто поезда, а того, что проходил в нужном месте в нужное время.
– Как интересно!
– Еще бы! Ведь это имеет прямое отношение к нашему расследованию.
– Что ты говоришь!
– Светлана, – позвал Устинов коллегу, – кажется, о романтических поцелуйчиках наш йог не сочинял. Он был вчера в сквере у железной дороги за студенческим общежитием. Вот, посмотри видеозапись.
– Как тебе удалось подключиться? – удивилась Маслова.
– Он же Головастик. – Маша ласково потрепала приятеля по макушке. – А значит, самый умный и вообще – самый-самый.
Устинов повел головой навстречу женским рукам, невольно показывая, что эти прикосновения ему приятны.
– На современных поездах есть видеорегистраторы, – объяснил он. – И вчера две электрички зафиксировали тоскующего Ромео за общежитием. Сейчас сделаю стоп-кадры… Так. Немного укрупним. Вот!
На мониторе появились два изображения убитого горем Игоря Рощина в сквере у железной дороги.
– Обратите внимание на время: четырнадцать десять и четырнадцать двадцать четыре. – Устинов с сознанием выполненного долга откинулся на упругую спинку кресла и закинул руки за голову. – Во время штурма Рощина в здании фабрики не было. Он не мог взять выкуп.
– Ну и дела! – воскликнула Маслова. – У парня алиби, а проверяющий уже всем раструбил о поимке преступника.
26
Если начальство предоставило комфортабельный офис, надо им пользоваться. Валеев маленькими глотками потягивал кофе эспрессо, манерно оттопырив мизинец. Это была вторая чашка подряд, после которой кофе-машина потребовала засыпать новые зерна. Марат наслаждался бодрящим напитком и с затаенной улыбкой наблюдал за неуклюжими манипуляциями напарника.
Крупная фигура Вани Майорова склонилась над кофейным аппаратом. Блестящие ручки, маленькие кнопки и пластмассовые крышки выглядели особенно хрупкими, когда к ним прикасались ручищи оперативника. Майоров засыпал кофейные зерна в бункер, подставил чашку и нажал кнопку на панели управления, однако желанного урчания жерновов и шипящей струи не последовало. Дисплей выдал очередное предупреждение на английском.
– Что ей еще надо? – возмутился оперативник. – Воду налил, зерна засыпал…
– Ты забыл сказать «пожалуйста».
– Чего?
– Попроси на хорошем английском: «please». Только вежливо.
– Ты что, серьезно?
Валеев погасил улыбку и с сочувствием покачал головой:
– Да-а, запущенный случай. Учите английский, чтобы понимать технику. Поддон с отходами вытряхни. Вон тот, под чашкой.
Ваня вытащил из аппарата емкость с отработанным кофе.
– И почему всё дерьмо достается мне? Видел, как Грищук на меня посмотрел?
– Как Ленин на буржуазию.
– Вот-вот! Рощин сам нахватал синяков, а меня обвиняет в избиении.
– Наглая ложь! Ты не такой! – возмутился Валеев, но в его голосе чувствовался подвох. – Грищук изучит тело твоей Гали и убедится, что был не прав.
– Что? – Лицо Вани перекосилось.
– Обычная практика в ходе проверок. Если ты проявляешь насилие на службе, то и в быту несдержан. Грищук попросит Галю раздеться, сфотографирует ее тело и, если не обнаружит синяков…
– Да я ему ноги повыдергиваю!
Ваня бросился к выходу. Марат еле успел перехватить рассвирепевшего напарника:
– Успокойся, дурень! Нервы у тебя ни к черту. Я пошутил!
– Ну и шуточки у тебя! – Ваня грубо стряхнул руки Марата, вцепившиеся в него.
– Грищук голую Галю фотографировать не будет. Ты сделаешь это сам! И покажешь всем: вот, полюбуйтесь, я даже свою бабу пальцем не тронул.
– Валеев, да я тебя за такие советы…
– Стоп-стоп! – Марат, выставив руки перед собой, пятился под напором набычившегося Майорова. – Тебе и русский надо подучить, чтобы понимать юмор.
– Идиотские шуточки! – Ваня наконец понял, что к чему, и вернулся к кофейной машине.
Аппарат наконец выдал порцию кофе. Ваня добавил сливки и сахар, пригубил, оценил насыщенный вкус и, прихватив упаковку мини-кексов, удалился к компьютеру. Но спокойствие оперативника продолжалось недолго.
– Марат, ты посмотри, что творится! – услышал Валеев возглас напарника из-за стеклянной перегородки.
Воспаленный взгляд Майорова пожирал текст на мониторе.
– В чем дело? – нехотя поинтересовался Валеев.
– Не успел я отнести бумагу на освобождение Рощина, а тут…
Майоров возмущенно указывал на монитор растопыренной пятерней. Марат подошел и увидел на экране броский заголовок: «Следственный комитет сажает невиновных!»
– Что это? – спросил он.
– Это блог журналюги Бойцова, который раструбил об избиении Белова.
– Забей ты на этого козла.
– Легко сказать. Грищук ему верит! Я вылечу со службы из-за этой подставы!
– Служба, так ее разэтак…
Валеев вдруг осознал, что среди полицейских принято поругивать трудности службы – ненормированный график, постоянные стрессы, смертельную опасность – но вот в чем парадокс: наибольшее наказание для полицейского – быть изгнанным со службы. Оперативника потянуло на философию.
– О нашей клятой службе надо помнить всегда. Мы стоим на пороге двух миров, Ваня. Тут – теплая, ласковая Галя и локоть друга, а там, за дверью, которую ты вышибешь, за рулем авто, которое ты остановишь – другой мир, точнее его изнанка. И каждый раз, переступая невидимую черту, ты должен помнить, что можешь не вернуться. Или вляпаться в дерьмо, как с Беловым.
– Я уже вляпался по самые уши и теперь должен выкарабкиваться. Поэтому приходится почитывать сетевой дневник этого урода Бойцова.
– И что же он пишет?
– Продолжает фыркать дерьмом. Первая статейка была об избиении Белова, а теперь он втаптывает нас в грязь из-за ареста Рощина. Смотри, он заявляет, что мы прессуем невинных людей, требуем у них признания и неохотно отпускаем их даже под напором оправдательных фактов. Просто травля какая-то!
– Интересно. – Валеев пробежал глазами текст на экране, нашел упоминание об видеофиксаторе поезда. – Бойцов слово в слово повторяет то, что доложил Устинов насчет алиби Рощина. Откуда он знает?
– А вот это я и выясню. Я прижму этого писаку и всё из него вытрясу!
Майоров вскочил со стула, опрокинув недопитую чашку кофе. Брызги попали ему на брюки.
– Что за невезуха!
Марат поспешил предупредить напарника:
– Ваня, даже не дыши в его сторону! А то журналист грохнется в обморок и предъявит фотографию своей синей задницы. Не отмоешься!
– Я должен с ним поговорить.
– Если Борис Бойцов действительно существует.
– Что ты имеешь в виду? – опешил Майоров.
– У нашего Миши есть подружка Маша. Она не только журналистка, но и бой-баба. Понимаешь, о чем я толкую?
– О чем?
Валеев взял приятеля под локоть.
– Среди пишущей братии принято брать псевдонимы. А вдруг Борис Бойцов – это Маша Луганцева? Кстати, она заходила сегодня к Устинову. Умной девице ничего не стоит вытянуть информацию из влюбленного парня.
– Ты думаешь, Головастик способен на такие подлянки?
– Причем тут он? Представь себя и Галку. Она ведь может из тебя веревки вить. Если ей понадобится что-нибудь узнать, ты сам не заметишь, как выложишь всю подноготную.