Сборник произведений — страница 134 из 237

Глава 41

Сьюзи целует ее.

Губы к губам. Взасос. Жует и кусает. Скребет по коже острыми ногтями.

Уинни, Уинни, Уинни.

«Мы собирались остаться здесь навсегда. Ты чувствуешь это?»

Потом Сьюзи щелкает зубами, скусывая плоть с губ Уинни, откусывая их, словно ярко-красные жевательные конфетки, которые дети жуют на Хэллоуин. Уинни кричит; ее рот превращается в окровавленную дыру, а Сьюзи уже тянется за ее языком.

Уинни открывает глаза и прикасается языком к пересохшим, обкусанным, но вполне целым губам. Кошмар миновал.

— Чтоб твою мать, — воскликнула она и перекатилась на другой бок.

«Мы собирались остаться здесь навсегда. Ты чувствуешь это?»

— Сьюзи? — окликнула Уинни. Она села, прислушалась и задержала дыхание. — Ты здесь?

Но рядом никого. Только щебет первых утренних птиц и шуршание мышей в стенах. Далекая барабанная дробь дятла, добывающего завтрак.

Уинни облизала губы, настолько сухие и растрескавшиеся, что они начали тут же кровоточить. Она встала, надела свитер для защиты от ранней утренней прохлады и спустилась по приставной лестнице, чтобы сварить кофе. Хижина выглядела опрятной и ухоженной. Старые выцветшие индейские шпалеры с концентрическими узорами, похожими на буддийскую мандалу, некогда окружавшие постель, которую она делила со Сьюзи, канули в небытие. Она отвезла их на свалку вместе с десятком мусорных мешков, набитых старинными реликвиями: рваными теннисными туфлями, ржавыми банками со свининой и бобами, кальяном из пластикового медвежонка и высохшим аквариумом.

Она вспомнила крошечные лягушачьи скелеты, вонь смерти и разложения.

Метаморфоза, крошка. Это прекрасная вещь.

Да уж, блин, лучше не придумаешь.

Уинни непроизвольно поежилась. Прошла мимо стола с аккуратно расставленными стульями, которые выглядели так, словно вот-вот должно было начаться следующее заседание общества «Сердобольных Разоблачителей». Открывай текилу! Пора обдумать новую миссию!

На столе в консервной банке стояли полевые цветы, которые она собрала вокруг хижины. Свеча в пустой винной бутылке. Четыре галлонные канистры с водой. И записная книжка, которой она пользовалась как дневником, с ручкой наверху. Слева от записной книжки стоял бумажный пакет с завернутым верхом, какие выдают в бакалее. Она направилась туда, потом вдруг передумала и отступила.

«Еще рано», — подумала Уинни. Она откроет пакет потом, после кофе. После того как избавится от паутины ночных кошмаров, накопившейся в голове.

Женщина направилась на кухню и поставила воду для кипятка в алюминиевой кастрюльке на походную газовую плиту. Насыпала молотый кофе в одноразовый кофейный фильтр.

Открой пакет, Уинни. Посмотри, что там.

Уинни сдалась. Она опустила кофейный фильтр, подошла к пакету и открыла его дрожащими руками.

Хорошая девочка.

Глава 42

Он плывет к центру озера, обнимая безвольное тело Сьюзи. Он плывет на спине и смотрит на звезды, размышляя о небесах, о времени и пространстве и о том, не является ли он коровой на лугу, которая во сне представляет себя человеком.

Он целует волосы Сьюзи и отпускает ее. Он набил ее одежду камнями, так что она не всплывет.

Она уходит вниз, в самые глубокие и темные воды озера. Ее руки раскинуты, как у белой морской звезды. Там, под поверхностью, он все еще видит ее лицо.

Она открывает глаза и что-то говорит ему под водой.

Его тело мгновенно коченеет.

Он совершил ужасную ошибку.

Это вовсе не Сьюзи, а Эмма.

Единственное слово «папа» пузырьком звука всплывает на поверхность.

Он ныряет, пытаясь достать ее, но уже слишком поздно.

Генри проснулся весь в поту (в озерной воде), судорожно хватая ртом воздух. Звонил телефон. Повернувшись на другой бок, он схватил трубку и что-то прохрипел в нее.

— Генри, ты в порядке? — спросила Уинни.

— М-м-м… — пробормотал он. — Только проснулся.

— Ты можешь сегодня приехать сюда? Мне нужно тебе кое-что показать. Я нашла это сегодня утром.

— Что это? — спросил он, закрывая глаза и представляя, как тело его дочери выносит на берег.

«Стоп, — приказал он себе. — Достаточно».

— Будет лучше, если ты сам увидишь это, — сказала Уинни.

— Тесс уезжает по делам, поэтому мне весь день придется провести с Эммой.

— Тогда возьми ее с собой, и мы устроим пикник. Она может помочь со скульптурой лося. Может быть, сходим искупаться.

Генри напрягся и жестко прикусил щеку изнутри.

— Нет, никаких купаний. Я не подпущу ее к озеру. Но мы приедем где-нибудь к ланчу. Я возьму еду для пикника.

— Отлично, — сказала она. — Тогда до встречи.

Генри повесил трубку и встал с кровати. Образы из сна все еще стояли у него перед глазами.

Папа.

— Как думаешь, тебе захочется иметь детей? — спросил Генри у Сьюзи. Они плыли к скалам на другой стороне озера. Генри считал, что верхушки скал, выглядывавшие из воды, похожи на хребет дракона, который свернулся в кольцо и дожидается своего часа.

Сьюзи рассмеялась.

— Вряд ли я стану хорошей мамочкой, — ответила она. — И у меня не было достойного образца для подражания. Не то что ты, — ведь ты родился и рос в тихом вермонтском городке с мистером и миссис Яблочный Пирог.

Генри плеснул в нее водой. Его возмущало такое представление о его жизни. Она рассматривала его как самого обычного и предсказуемого человека. Он ненавидел ее снисходительный тон и негласный намек на то, что она во всех отношениях лучше его и что ему никогда не понять ее, потому что ее семья была сумасшедшей, а его — нет.

— На самом деле, все было не так, — сказал он.

— Разумеется, так оно и было, — отозвалась Сьюзи и перевернулась на спину. — И ты осознаешь это в один прекрасный день, когда обоснуешься со своими детишками в родительском доме.

Он рассматривал облака, как будто его будущее разворачивалось на небе, где легкий бриз нагонял облачность с севера.

— Почему ты так уверена, что у меня будут дети? — спросил Генри, уже раздраженный таким оборотом разговора. Однажды он докажет, что он вовсе не такой прямолинейный и предсказуемый, как она думала. — Может, они мне и не нужны.

Сьюзи улыбнулась.

— Я думаю… думаю, есть много вещей, которые ты хочешь иметь, сам не зная о том. И есть вещи, к которым ты стремишься, но они не доставят тебе такой радости, как ты надеешься.

Теперь она скользила в воде, глядя прямо на него.

— Это неправда, — сказал Генри, с досадой качая головой.

Я буду счастлив с тобой. Он подумал об этом и даже открыл рот, чтобы произнести эти слова, но ничего не вышло.

Сьюзи рассмеялась.

— У тебя будут дети, Генри, можешь мне поверить. И только подумай, пупсик, только подумай о том, какая им выпадет удача. Хотелось бы мне сейчас иметь машину времени и перенестись в будущее. Тогда я бы похлопала этих негодников по головкам и сказала: «Бог оказал вам большую услугу, когда сделал этого парня вашим отцом. Смотрите на него, слушайте его, и все у вас будет прекрасно».

Генри смотрел, как Сьюзи набрала побольше воздуха и нырнула. Она вынырнула почти через две минуты, рядом со скалами. Казалось, она может вечно задерживать дыхание и плыть под водой быстрее, чем на поверхности.

— Смирись с этим, Генри, — сказала она, когда он наконец догнал ее и они разлеглись на скалах. — Я плаваю как долбаная субмарина.

— А как насчет меня?

— Насчет тебя. Ты немного медлительный и постоянный. Надежный. Пожалуй, ты плаваешь как авиа-носец.

Генри покачал головой:

— У тебя все разложено по полочкам, верно?

— Почти все, малыш, — сказала она, подавшись вперед так, что ее губы уперлись ему в шею. Слова щекотали его кожу, а ее дыхание было жарким ветром, заставлявшим его забыть о том, что он еще недавно злился на нее. — Почти все, — повторила она.

Глава 43

— Пожалуй, настало время для отмены операции «Воссоединение», — сказала Мэл и сдвинула солнечные очки в толстой оправе вниз по переносице.

— Что? — недоуменно спросила Эмма. — Почему?

Она прислонилась к деревянному лосю, не в силах поверить, что сама пригласила Мэл приехать сюда. Что она натворила!

После приезда Мэл только и делает, что жалуется. Я думала, что это будет бревенчатый дом; лось больше похож на искалеченную лошадь; если мы задержимся здесь, то заболеем малярией или нильской лихорадкой.

Еще середина дня, а комаров тут целая армия. Они с Мэл побрызгались растительным репеллентом от насекомых, который дала Уинни, но это не отогнало комаров, а лишь заставило их пахнуть как микстура от кашля.

— Если мы перестанем дышать, они оставят нас в покое, — сказала Мэл. — Ты ведь знаешь, именно так они нас и нашли. Каждый раз, когда мы выдыхаем воздух, то как будто звоним в колокольчик и приглашаем их на обед.

Сегодня утром Уинни позвонила отцу Эммы и пригласила их на пикник. Эмма спросила, можно ли ей привезти Мэл, и он не стал возражать.

— Мама, почему бы тебе не поехать с нами? — спросила Эмма сразу после того, как поговорила с Мэл. — Ты познакомишься с новыми кошками! Мы устроим пикник и можем взять сыр, который ты любишь, — тот, который с плесневой корочкой.

Ее мать покачала головой:

— Не сегодня, милая. Мне нужно встретиться с клиенткой, для которой я рисую картину.

— Но сегодня суббота, — жалобно протянула Эмма. — Ты же никогда не работаешь по субботам. Обычно мы отправляемся на фермерский рынок.

— Извини, — сказала ее мать. — Зато ты проведешь особенный день с Мэл и твоим папой. А завтра мы с тобой можем чем-нибудь заняться.

Даже искушение любимым сыром не подействовало.

Эмма не понимала: если ее мама дружила с Уинни, то почему бы не ухватиться за возможность встречи? Она-то думала, что мама захочет снова вернуться в хижину, посетить Уинни и увидеть старых кошек.

Котенка, которого она привезла домой вчера ночью, они назвали Тором, потому что у него на груди есть белая отметина в форме молота. Так предложила ее мама. Когда Эмма спустилась из спальни сегодня утром, она обнаружила на кухне свою маму с покупками после ранней поездки в магазин для домашних животных: кошачий корм, туалет для кошек, ошейник от блох и ярко раскрашенные фетровые мышки, набитые кошачьей мятой.

Восемь оставшихся полотен с изображением частей Фрэнсиса висели в хижине. Эмма уже стояла перед стеной, снова и снова считая до девяти, пока она рассматривала фрагменты его груди, ног и крупа, копыта и хвост. Этот лось кажется реальным. Шерсть похожа на шерсть, грубая и спутанная.

Но еще лучше — скульптура, которую они с Мэл помогали закончить. Уинни показала им, как наносить клей из баночки на холщовые полосы, а потом обертывать каркас из сбитых гвоздями веток, составлявших тело лося. Это все равно что бинтовать его. Делать мумию.

Эмме очень нравилось это занятие. Она научилась ровно и аккуратно прикреплять холщовые полосы с точно отмеренным количеством клея. Если клея слишком много и он начинал капать по краям, она отцепляла холст, вытирала клей и начинала снова. Фрэнсис заслуживал совершенства.

— Ты прирожденная художница, — сказала ей Уинни.

Мэл фыркнула.

— Нет, она просто очень щепетильная.

— Но мы не можем все бросить! — сказала Эмма своей подруге. — Уинни вернулась, мой папа приехал сюда, чтобы помочь с лосем и с хижиной, — значит, дело продвигается вперед. Теперь мы в любое время сможем приехать сюда вместе с мамой, а это место… думаю, оно волшебное. Если я смогу сделать так, чтобы они вдвоем оказались в хижине, то можно считать, что дело сделано.

Уинни и отец Эммы ушли в хижину и оставили девочек вместе с холщовыми полосами и банкой клея.

— Этот клей воняет, — пожаловалась Мэл. — И кажется, я только что нашла в нем конский волос. Его наверняка сделали на какой-то мясокостной фабрике. — Она нанесла на лося еще немного клея и добавила: — Подарочек от одного копытного для другого.

И чего она так пыжится?

— Почему ты считаешь, что нам нужно отступить? — спросила Эмма.

— Мне очень жаль говорить тебе об этом, но твой отец явно положил глаз на Уинни, — ответила Мэл, опуская свою покрытую клеем кисть и сладко потягиваясь.

— Что? Ерунда! Они старые друзья. Она собирается помочь ему и маме снова быть вместе!

Мэл покачала головой и издала жужжащий звук, как бывает на телевикторине, когда кто-то дает неправильный ответ.

— Это твои фантазии, Эмма. На самом деле Уинни собирается раз и навсегда разлучить твоих родителей. Можешь мне поверить.

— Ты ошибаешься, — ее голос задрожал. — Ты вообще ее не знаешь!

— Да, но и ты тоже, — ответила Мэл.

Мэл просто завидует, потому что Уинни не назвала ее превосходной художницей и не обещала научить ее правильно работать руками, когда плаваешь баттерфляем. Эмма знает об Уинни все, что только нужно знать: Уинни понимает насчет Дэннер, а это гораздо больше, чем можно сказать о Мэл.

Но сегодня Эмма старалась не думать о Дэннер. Подруга впервые напугала ее, когда произнесла те странные слова на дне бассейна: Все твое — мое. Было ли это какой-то загадкой? Потом был фокус, который Дэннер провернула в машине вчера ночью, создавая этот ужасный звук и запах. Позднее, когда они вернулись домой, ее отец сказал, что котенок описался на заднем сиденье. Эмма ответила, что это неправда и что она всю дорогу держала котенка на коленях. Но папа все же был прав: соседнее сиденье было совершенно мокрым.

— Пойдем, посмотрим, — сказала Мэл. Она взяла Эмму за руку и потянула ее к хижине. — Готова поспорить, сейчас они кое-чем занимаются.

— Ты такая… такая испорченная! Они просто друзья, — Эмма вырвала руку и вернулась к лосю, где она чувствовала себя под надежной защитой. Ей хотелось открыть дверцу в его груди и забраться внутрь. Пересчитать ветки, составляющие грудную клетку, вдохнуть сладковатый запах клея. Эмма была просто уверена в том, что если пересчитать каждую палочку в теле Фрэнсиса, то получится число, кратное девяти.

— Если я ошибаюсь, тогда чего ты так боишься? — спросила Мэл. — Давай посмотрим.

Мэл уже стояла сбоку от окна и заглядывала внутрь.

— Уходи оттуда! — прошипела Эмма. — Они увидят тебя!

Это невежливо.

Мэл не обернулась. Ее взгляд был сосредоточен на том, что происходит за потемневшим стеклом, словно она наблюдала за акулами в океанариуме.

Эмма наконец уступила и присоединилась к Мэл хотя бы для того, чтобы доказать, как она ошибается. Если Эмма сама не убедится, что все в порядке, то Мэл может выдумать что угодно. Она может наговорить массу ужасных и неприличных вещей о ее отце и Уинни.

— Зря я пригласила тебя сюда, — прошептала Эмма, когда подошла к окну.

Мэл неразборчиво что-то проворчала в ответ.

Эмма отвернулась от нее и заставила себя посмотреть в окно, но она сначала увидела лишь отражение Фрэнсиса за своей спиной, такое огромное, в половину окна, и ей пришлось заглянуть в лося, чтобы разглядеть фигуры внутри.

Глава 44

Клэр нагрузила сетчатую наплечную сумку ароматным хлебом, кленовым сиропом, редиской и салатом руккола. Тесс только что познакомила ее с Лизой, которая готовит козий сыр на ферме «Второй шанс».

— Очень рада знакомству, — сказала Клэр и протянула руку. Она носит свободные хлопчатобумажные бриджи, оливково-зеленую блузку, сандалии и ожерелье из ракушек каури. Соломенная шляпа с широкими полями защищает ее лицо от полуденного солнца.

— Вам нравится наш рынок? — спросила Лиза. Десять лет назад она ушла с высокой корпоративной должности в Нью-Йорке с диагнозом «множественный склероз». С тех пор болезнь почти не прогрессировала, и Лиза объясняла это тем, что она последовала за своей мечтой. Она купила землю и коз, отправилась на лето во Францию учиться изготовлению сыров и теперь живет в мире своей мечты.

— Очень нравится, — ответила Клэр. Пока она дегустировала сыры, Тесс обвела взглядом многолюдный фермерский рынок. Она увидела своего дантиста, одного из сотрудников Генри, и специалиста по холистической медицине, которого она посещала два года назад, когда испытывала постоянный упадок сил. Ей рекомендовали отказаться от молочных продуктов, белой муки и сахара; она соблюдала этот режим не более одной недели и в конце почувствовала себя еще более изнуренной и раздражительной, чем раньше.

— Жить без пиццы и мороженого — значит жить наполовину, — сказал ей Генри. В конце концов Тесс была вынуждена согласиться с ним. На другой стороне рынка рядом с татуированной женщиной, которая торговала яйцами, она заметила мужчину, который явно следил за ней. Он был одет в зеленую рубашку поло, брюки цвета хаки и солнечные очки.

«Не будь параноиком», — внушила она себе. Но разве это паранойя? Этот мужчина присматривал за ней после того, как они с Клэр появились на рынке. Она попыталась вспомнить, когда впервые увидела его. Возможно, это произошло на автостоянке возле здания суда. Значит, он последовал за ними сюда?

Клэр прикоснулась к ее локтю.

— Я выбрала сыр шеврэ со свежими травами, — сообщила она.

— Превосходно, — ответила Тесс, все еще глядя на мужчину, который повернулся спиной к ним и теперь разговаривал с татуированной женщиной.

Тесс и Клэр попрощались с Лизой и отошли от прилавка с козьим сыром, петляя между столиками под солнечными зонтами с домашними цыплятами, первыми тепличными помидорами в этом сезоне, палочками корицы и подсолнечниками в горшках. Клэр по-прежнему придерживала ее под локоть. Тесс обменивалась кивками и приветствиями со знакомыми, сияющими и радостными оттого, что она находится здесь и ходит под руку с такой элегантной женщиной.

В центре рынка на маленькой импровизированной сцене под балдахином женщина с бритой головой и розовой гитарой исполняла вариант песни Дилана «Заблудившийся в голубом».

— Я совершенно очарована этим местом, — сказала Клэр, наклоняясь к ней, чтобы Тесс могла услышать ее, когда они проходили мимо женщины, поющей со звуковым усилителем. — Не хочется уходить отсюда.

Дыхание Клэр в ухе Тесс казалось таким же теплым и шелковистым, как ее блузка. Ее сердце билось чаще, и она представляла, какой могла бы быть ее жизнь, если бы Клэр решила поселиться здесь: субботние прогулки на фермерский рынок, художественные галереи, которые они могли бы посещать, попкорн и кока-кола на фестивале зарубежных фильмов, которым она так и не смогла заинтересовать Генри.

— Насколько я вижу, вы обе нашли друг друга!

Тесс обернулась. Джулия из «Золотого Яблока» подошла к ним с блюдом гвоздик в руках.

— Определенно, это так, — сказала Клэр и слегка сжала локоть Тесс.

— Сегодня без Эммы? — спросила Джулия. Эмма обычно сопровождала Тесс во время субботних поездок на рынок. Потом они отправлялись в кафе «Бен и Джерри» за вафельными рожками.

Тесс покачала головой:

— Она поехала за город вместе с Генри.

Тесс оглянулась на татуированную продавщицу яиц и увидела, что мужчина, который следил за ней, куда-то пропал.

— Как поживает Генри? — поинтересовалась Джулия. — Я уже сто лет не видела его.

Тесс инстинктивно насторожилась.

— Прекрасно. Сейчас пик рабочего сезона, и он, как обычно, пропадает на работе.

Джулия кивнула и удобнее перехватила блюдо со срезанными цветами.

— Чего нам всем не хватает — так это хорошего отпуска. Мы с Робертом с огромным удовольствием съездили в Тоскану прошлой осенью. Вернулись домой, полные сил. Поездка сотворила настоящее чудо: мы снова почувствовали себя новобрачными.

Тесс улыбнулась. Разве не очевидно, что ее отношения с мужем оказались на мели и нуждаются в чуде для восстановления?

— Мы не такие уж путешественники, — почти извиняющимся тоном сказала она.

Тесс почувствовала мягкое, успокаивающее прикосновение пальцев Клэр к своему локтю.

— Если вы живете в таком волшебном месте, откуда может возникнуть желание уехать отсюда? — спросила Клэр.

Глава 45

— Судя по виду, это тот самый парик, — сказал Генри. Он увидел разочарование на лице Уинни. Возможно, она взяла парик и отвезла его в хижину, даже не подумав об этом. Он попытался вспомнить ее с париком в руке, когда она выходила из его дома и шла по дорожке к обочине шоссе, где оставила свой автомобиль.

Когда он оказался в хижине, то снова занервничал. Все выглядело так же, но по-другому. Теперь здесь было чисто и хорошо прибрано. Мышиный запах никуда не исчез, но остался скрытым за запахом кофе и соснового освежителя воздуха. Чем пахла хижина в то лето, когда они собрались там? Сигаретным дымом и травкой. Масляными красками и скипидаром. Порошком карри, который Сьюзи добавляла практически во все блюда, которые она готовила.

Он увидел место, где Сьюзи вырезала свои инициалы на тяжелой деревянной крышке стола, и провел пальцами по выцветшим буквам SP.

Зачем ты вернулся, пупсик? Что ты надеялся найти?

Уинни настаивала на том, что новый парик появился сегодня утром. Она проснулась и обнаружила его в бумажном пакете на столе, рядом со своим дневником.

— Это не тот же самый парик. Он новый. И он слишком большой. Я потеряла первый, и она дала мне другой.

— Она? — спросил Генри и закусил щеку изнутри.

— Она вернулась, Генри. Она оставила еще одно сообщение в моем дневнике! Смотри.

Генри посмотрел, как Уинни открыла записную книжку и стала перелистывать страницы. Он был встревожен, — не из-за возвращения Сьюзи, но из-за того, что это может оказаться непосильным испытанием для Уинни. Она ломалась прямо на глазах.

Она выглядела постаревшей и усталой по сравнению с тем, как она выглядела сутки назад, когда вытащила Эмму из бассейна. Ее лицо словно исхудало. Генри невольно осмотрел хижину и убедился в том, что у нее есть еда. Он увидел банку кофе, кашу быстрого приготовления, большой пакет с кормом для кошек.

— Вот, смотри, — она протянула записную книжку.

Генри прочитал строчки, написанные неразборчивым почерком.

«Ты берешь стеклорез и аккуратно разрезаешь зеркало пополам. Потом ставишь половинки друг напротив друга, ложишься на пол и видишь зеркальный коридор. Заползаешь в этот коридор и вылезаешь наружу».

Дыхание застряло в горле. Что за безумное совпадение?

Но, с другой стороны, возможно, что Сьюзи была права: случайных совпадений не бывает.

Генри просмотрел предыдущие страницы и вернулся к последней записи.

— Похоже на твой почерк, Уинни, — сказал он.

Она покачала головой:

— Нет, Генри. Нет, это невозможно.

Он мягко накрыл ладонью ее руку.

— Может быть, ты ходила во сне, а теперь ничего не помнишь.

Но что, если нет? Что, если кто-то оставляет ей одежду и парики, пишет сообщения в ее дневнике?

— Это она! — воскликнула Уинни. — Я знаю, что это она. Она вернулась.

Уинни начала дрожать. Генри привлек ее к себе, обнял и прошептал «ш-ш-ш, успокойся» в ее волосы.

Жуткий лопающийся звук наполнил хижину, и он отшатнулся от нее и повернулся к переднему окну, в котором появилась дыра с зубчатыми краями. Эмма смотрела на него; ее лицо было искажено от боли, с ее правой руки капала кровь.

Глава 46

— Раньше я никому не рассказывала об этом, — сказала Тесс. Ее лицо раскраснелось от вина и от возбужденной исповеди. — Мы с моими друзьями в колледже образовали нечто вроде экстремистского художественного сообщества. Мы называли себя «Сердобольными Разоблачителями».

Зеленые глаза Клэр светились от интереса. Тесс никогда не видела глаз такого оттенка. Изумрудные глаза, которые притягивают тебя и заставляют думать, что ты единственная на свете, кто имеет значение именно сейчас, потому что эти глаза — эти прекрасные глаза — смотрят прямо на тебя. Ты сказала что-то интересное. Слова, которые привлекли ее внимание. Ты хочешь, чтобы этот момент продолжался вечно. Ты хочешь, чтобы это был один из тех резиновых моментов, которые растягиваются до бесконечности, и только потом, когда все встает на место, мир кажется сирым и убогим.

Они провели день в городе и теперь обедали в маленьком кафе со столиками под открытым небом на помосте, который выходил на реку. Клэр заказала бутылку вина, и официантка принесла порезанный багет с оливковым маслом, чесноком и перечной тапенадой.

Клэр спросила Тесс насчет колледжа:

— Вы учились в Секстоне, правда? И колледж совсем недалеко отсюда?

Тесс кивнула.

— Примерно в сорока пяти минутах езды отсюда. Он небольшой и довольно модный. Там преподают альтернативное искусство и садятся в круг на семинарах. Никаких оценок и экзаменов. Вместо общежитий маленькие домики, — там были даже коттеджи для нудистов и вегетарианцев, где нужно было снимать все кожаные вещи при входе и пить кофе только со сливками, — она закатила глаза, словно не веря своим словам.

Клэр снова наполнила ее бокал. Они заказали обед, выбрав запеченных на сковородке моллюсков с жареным красным перцем. Клэр достала сигареты и предложила Тесс продолжить рассказ.

Эскизный альбом Тесс лежал на круглом столике из кованого железа, и она показала Клэр свои новые рисунки, называя людей по имени: Генри, Уинни, Спенсер и Сьюзи. Настоящие имена. Никаких выдумок. Она была похожа на учительницу, которая проводит урок, называя фрагменты вещей, показывая их и раскрывая все их тайны.

Клэр прикурила сигарету для нее, и Тесс жадно вдохнула ароматный дым.

— Прошу прощения, — окликнула официантка в дверях ресторана. — Пожалуйста, потушите сигареты. В этом штате курение в общественных местах запрещено по закону.

Клэр простонала, закатывая глаза, но сигарету погасила об изогнутую ножку стола. Тесс сделала то же самое и продолжила:

— Мы считали, что для настоящего понимания вещей их надо разбирать на части. Что настоящее искусство больше связано с разрушением, а не с созиданием.

Клэр понимающе улыбнулась. Она явно ожидала захватывающего продолжения.

— Мы совершали разные безумные вещи: уничтожили наши архивные данные в Секстоне, устроили пожар на стройплощадке, расстреляли трансформаторную подстанцию и даже однажды похитили этого парня.

Тесс понимала, что ей не следует рассказывать об этом, но она не могла остановиться. Она попалась в головокружительную ловушку этого дня. Она толкнула свой стул из кованого железа и пододвинулась поближе к Клэр, так что их бедра соприкасались, когда они рассматривали эскизы.

— На самом деле, это было глупо, — сказала Тесс. — Тогда мы слишком серьезно относились к себе. Мы слишком ревностно относились ко всему на свете.

Тесс вспомнила первое задание, которое она получила от мисс Феррис, когда училась в третьем классе и после долгих упражнений с отдельными буквами и словами наконец освоила рукописный почерк. Тогда Тесс заполнила целую страницу словами, соединенными друг с другом без пробелов, точек или запятых. В результате получилось одно головокружительное слово, рассказывавшее целую историю.

Она подумала, что этот момент похож на то слово.

— Этот рисунок показался мне самым интересным, — сказала Клэр и обвела пальцем контуры первого эскиза с лицом Сьюзи в центре плотоядного цветка. — Расскажите мне о девушке внутри цветка.

«Я не собиралась помещать ее туда. Она как будто появилась сама. И продолжает появляться: у меня во дворе, в моей студии».

— Она умерла, — сказала Тесс и потянулась к вину. Сколько бокалов она уже выпила: три, четыре? Она была уверена, что Клэр еще не закончила свой первый бокал. Тесс редко пила, не считая одного-другого пластикового стаканчика с вином на художественной выставке. Теперь она чувствовала, что изрядно напилась, и внезапно побоялась выставить себя полной дурой.

Она посмотрела на Клэр, которая явно ожидала продолжения.

— Она утонула, — сказала Тесс. — Летом, после окончания колледжа. Мы все жили вместе.

Тесс внушила себе, что она не должна больше пить. Ей нужно было закрыть рот и больше ничего не говорить. Но какое облегчение было наконец сказать правду — по крайней мере, отчасти. Она понимала, что нельзя раскрывать правду целиком, но ведь нормально пройтись по краешку, не так ли? Пофлиртовать с истиной, рассказывая полуправду и намекая на нечто большее.

— Наверно, это было ужасно для вас, — сказала Клэр и положила руку на колено Тесс, теплую и прохладную одновременно.

Тесс кивнула.

— Думаю, это было… — она поколебалась. — Думаю, именно тогда моя живопись потеряла для меня прежнее значение. Когда я утратила… — Тесс прикусила язык.

Заткнись. Просто заткнись, пока ты не наболтала лишнего.

— Страсть, — закончила Клэр и незаметно придвинулась к Тесс, удерживая руку на ее колене.

Сердце Тесс было похоже на мотылька, который летел на свет.

— Да. — Тесс не отстранилась от Клэр. Ей нравилась близость: ощущение этой женщины рядом с собой, искушение открыть рот и рассказать ей обо всем. Как легко это может быть!

— Но вы готовы вернуть ее? — спросила Клэр.

— Не знаю.

— Думаю, вам нужно изобразить нечто совершенно иное, — сказала Клэр, глядя Тесс в глаза с такой напряженностью, что Тесс едва поборола желание отвернуться от нее. — Что-то такое, к чему вы тянетесь и одновременно боитесь.

Тесс обдумала эти слова, пока Клэр наливала остатки вина в ее бокал. Тесс отпила немного и задержала вино во рту, ощущая вкус дуба, вишни и смутный металлический привкус. Последнее — это кровь из прикушенного языка.

Она так долго молчала. Так долго боялась. Она занималась боксом, чтобы ее тело стало сильным и подтянутым. Готовилась к борьбе с каким-то воображаемым врагом. Но все это время ее главным врагом была она сама. И у нее появилось глубокое и неподдельное ощущение, что эта женщина, которая сидела сейчас рядом с ней в ресторане, была способна помочь ей поднять флаг капитуляции и, возможно, даже освободить ее.

Она увидела официантку, которая вышла на открытую террасу с подносом и двумя тарелками.

— Я знаю, что мне хочется нарисовать, — сказала она, пока официантка приближалась к ним. Тесс посмотрела прямо в глаза Клэр, зеленые как полог тропического леса, когда официантка расставляла перед ними тарелки с едой.

— Дамам нужно что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, — ответила Клэр. — Еда выглядит превосходно.

Официантка удалилась быстрыми, скользящими шагами. Вокруг крыльца включились неяркие белые лампочки.

Клэр повернулась к Тесс:

— Что вы сказали?

— Вы, — сказала Тесс. Пряные, острые запахи еды внезапно вторглись в ее мозг и заставили осознать, как сильно она проголодалась. — Я хочу нарисовать вас.

Глава 47

— Не могу поверить, — сказала Тесс. — Дважды за одну неделю с ней происходят несчастные случаи, когда она находится под твоей опекой.

Генри показалось или Тесс немного пьяна? У нее немного заплетался язык, и она слегка покачивалась, словно змея перед броском.

Они стояли на кухне, вернувшись домой с пятиминутным интервалом.

— Мама, — протестовала Эмма, баюкая забинтованную руку. — Папа совершенно не виноват. Это я…

— Она порезала руку, когда работала со скульптурой лося, — поспешно вставил Генри. Мы обработали ранку перекисью водорода и забинтовали руку. Порез неглубокий.

Ложь давалась легко. Генри послал Эмме предостерегающий взгляд: Не говори правду. Это будет один из наших секретов.

Эмма издала слабое шипение, прислонилась к столешнице и посмотрела на забинтованную руку.

Генри продолжал думать об инциденте у окна: когда они с Уинни выбежали наружу, то сразу увидели, что у Эммы легкая травма: всего лишь тонкий порез на костяшках пальцев. Но что-то было не так. Эмма озадаченно смотрела на свою руку. Когда она наконец посмотрела на Генри, Уинни и Мэл, то спросила: «Что случилось?», как будто не помнила, как разбила окно кулаком. Как будто это сделал кто-то другой.

— Может быть, Дэннер заставила ее сделать это, — с отвращением сказала Мэл и закатила глаза.

— Я не хочу, чтобы ты и дальше возил Эмму в хижину, — сказала Тесс.

— Мама!

— Думаю, ты слишком остро реагируешь, — ответил Генри. Он не раз слышал от нее эту фразу и теперь как-то странно было повторять ее. С другой стороны, он был совершенно трезвый, а у нее заплетался язык, и она не могла мыслить рационально.

Тесс резко покачала головой:

— Это нехорошее место, и мне с самого начала не следовало соглашаться. Иди в свою комнату, Эмма. Мне нужно поговорить с твоим отцом.

Эмма топнула ногой, простонала и закатила глаза.

— Ты вечно посылаешь меня в мою комнату! Сама порезала эту дурацкую руку. И ты не можешь запретить мне ездить в хижину! Это нечестно!

Тесс не стала ввязываться в спор, а молча указала подбородком в сторону лестницы. Когда Эмма не двинулась с места, Тесс раздраженно вздохнула и сказала:

— Ну пожалуйста, Эмма!

— Прекрасно, — прошипела девочка. Они увидели, как она направилась в прихожую и что-то прошептала перед картиной лося, прежде чем подняться наверх.

— Не хочешь рассказать мне, что случилось в хижине? — спросила Тесс, как только они остались наедине.

— Что? Ничего. Я взял с собой Эмму и Мэл. Они работали со скульптурой лося и играли с кошками. Мне кажется, что Эмме полезно бывать в лесу. Если она будет проводить там больше времени, у нее может появиться интерес к живописи, — он почувствовал, что начинает запинаться, как будто говорит неправду. — Тебе нужно поехать с нами, посмотреть на работу Уинни.

Тесс передернула плечами.

— Думаю, нам следует держаться подальше от этого места, — сказала она. — И прежде всего Эмме. Не знаю и не хочу знать, что происходит между тобой и Уинни, но Эмма не должна в этом участвовать.

— Но Уинни очень нравится Эмма, — возразил Генри.

Уинни олицетворяет их прошлое, их общую правду. Ему нравилось ее общество, потому что с ней он вспоминал, кем был раньше. Храбрым Генри. Сильным Генри. Скульптором и мечтателем. Когда он с Уинни, они открыто могли говорить о Сьюзи и о том лете.

— Ты вообще слушаешь меня? — спросила Тесс и сделала шаг вперед, немного пошатываясь.

Нет, Генри не слушал. Он пропустил ее последние слова.

— Фотография Сьюзи… Это ты взял ее из грота?

— Нет, — ответил он, не вполне понимая, когда она переключилась на другую тему.

— Тебе не кажется немного подозрительным, что сразу же после того, как Уинни появилась в городе, стали происходить странные события: слова на деревьях, оставленный нож, а теперь фотография, украденная из грота?

Генри покачал головой:

— Она спасла жизнь Эмме, Тесс.

— Да, я помню. Твоей заслуги в этом нет. Но что она делала здесь? Просто гуляла по чужому участку и случайно проходила мимо бассейна, когда Эмма застряла в трубе?

Ее лицо сердито было нахмурено, словно у принцессы из мультфильма, нос обгорел на солнце.

— Думаю, если ты приедешь в хижину вместе с нами, сядешь и поговоришь с Уинни…

Тесс покачала головой:

— Эта тема закрыта. Больше никаких хижин для Эммы. Если она так чертовски привязалась к ней, то Уинни сама может приехать сюда. Но только если я буду рядом.

— Она не преступница, — сказал Генри.

Тесс закусила губу и со свистом втянула воздух.

— Нет, она преступница. Мы все преступники, Генри. Разве ты забыл?

Глава 48

Она приседала, подскакивала и уклонялась. Совершенствует работу ног. Обход, уклон, возвращение в исходную позицию. Направо. Налево. Вперед. Назад.

В ее голове звучал голос тренера Джо: «Сначала ты должна научиться работать ногами. Это основа, на которую опирается все остальное. Если у тебя не будет хорошей стойки, с тобой покончено».

Ее кулаки врезались в грушу. Она отступала, подняв руки в защитной стойке, потом шла вперед и снова атаковала, целясь в желтый логотип Everlast.

Постоянный. Вечный.

Может ли что-то продолжаться вечно? Длиться до бесконечности?

Тесс отступила, чтобы привести в порядок свои мысли.

Сконцентрируйся, черт побери.

Она мысленно вернулась к ощущению руки Клэр на своем колене. Тепло и прохлада одновременно.

— Я буду очень рада, если вы нарисуете меня, — сказала Клэр. — Это большая честь для меня. Думаю, нам нужно приступить прямо сейчас! Я буду позировать для вас в доме. В передней гостиной, где мы вчера пили кофе, превосходное освещение, не так ли?

Тесс кивнула с набитым ртом:

— Да, превосходное. — Все было превосходным.

Она представила их в гостиной у окна, за которым летают колибри: они потягивают вино, и Тесс работает за мольбертом, переводя взгляд с натурщицы на холст.

— Если хотите, я могу позировать обнаженной, — предложила Клэр. Тесс почувствовала, что краснеет.

За прошедшие годы она рисовала сотни обнаженных тел, сначала в колледже, потом на еженедельных сеансах натурной живописи, организуемых гильдией художников.

Но это нечто другое, не так ли?

Не задавай вопросов. Сосредоточься на груше, ударах и работе ногами.

Если у тебя не будет хорошей стойки, с тобой покончено.

Снова вперед, левый кулак поднят, подбородок опущен: она выполнила хук правой. Один, два, три раза.

И эти глаза… Эти зеленые глаза.

— Прекрати, — произнесла она вслух и отступила от качающейся груши.

Да что с ней такое?

В ее голове раздался голос Клэр: Страсть.

Левой. Правой. Левой. Джеб. Хук.

Пот струился по ее лицу и шее, стекал между лопатками. Ее руки дрожали, запястья и костяшки пальцев начинали ныть.

Она не могла поверить, что так много рассказала Клэр. Раскрыла столько секретов перед почти незнакомой женщиной. В том-то и проблема, верно? Когда Тесс находилась в ее обществе, Клэр не выглядела незнакомкой. Она казалась человеком, которого Тесс знала с самого детства. Духовной подругой.

Постоянной. Вечной.

— Идиотка! — произнесла Тесс и снова стала колотить грушу, ощущая, как остатки вина выходят из ее тела через кожу. Она очищала себя.

Как она могла настолько утратить контроль над собой? Особенно теперь, когда положение стало опасным: самоубийство Спенсера, появление Уинни и частного сыщика, вынюхивающего чужие секреты. Она вела себя безрассудно в то время, когда нужно было соблюдать наибольшую осторожность.

Джеб. Джеб. Апперкот. Груша раскачивалась, цепи гремели.

Завтра она возьмет себя в руки. Первым делом она позвонит Клэр и скажет, что портрет — это плохая идея и лучше она будет по-прежнему рисовать безобидные натюрморты. Они неплохо продаются, и на данном этапе для нее этого достаточно. Она не собирается развивать свой художественный талант или разжигать пламя страсти. Вот что значит быть взрослым человеком. Зарабатывать на жизнь, следить за собой и заботиться о том, чтобы у ее дочери все было хорошо.

Вот что она скажет Клэр. Спасибо, но нет. Вежливый, аккуратный отказ. Потом она вернется к нормальной жизни. Больше никаких «резиновых» моментов, которые хочется растянуть на целую вечность.

Она снова набросилась на боксерскую грушу, но остановилась из-за жгучей боли в колене — там, где лежала рука Клэр.

Она потянула мышцу. Ей нужно было разогреться и сделать правильную растяжку.

— Твою мать!

Потом с ней произошло то, чего она не позволяла себе уже давным-давно: она опустилась на колени и начала плакать, стараясь всхлипывать как можно тише и зарывшись лицом в теплую кожу боксерских перчаток.

Глава 49

— Мне очень жаль, что так получилось с окном, — прошептала Эмма в телефонную трубку. Она находилась в своей комнате с закрытой дверью, сидя на краю кровати. За окном она видела, как ее отец вышел из дома и вернулся в свой амбар. Его руки были засунуты в карманы, голова опущена. Эмма не сомневалась, что мама снова накричала на него. Но на этот раз она была сама виновата.

— Все нормально, — сказала Уинни. — Я закрыла окно листом пластика. В понедельник, когда откроется хозяйственный магазин, я куплю новое стекло. Его легко установить на место. Как твоя рука?

Эмма сжимала и разжимала кулак под неплотно намотанными бинтами.

— В порядке.

— Ты действительно не помнишь, как это сделала? — спросила Уинни.

— Нет, не помню.

Последнее, что помнила Эмма, — это отражение Фрэнсиса в оконном стекле. Потом все вокруг потемнело.

Мэл полагала, что она стала одержимой. Эмма только посмеялась над этим.

— Серьезно, может быть, это была Дэннер или кто-то еще, — сказала Мэл. — Может, Дэннер — это дьявол.

Эмма покачала головой и улыбнулась, вспоминая эти слова. Дэннер — дьявол? Ну-ну.

Тем не менее ее пугало то, что она ничего не помнила. Что, если ребята из школы правы и она на самом деле чокнутая? Тогда Дэннер может быть очередным симптомом; возможно, у нее расщепление личности как у Бернис из универмага «Додж».

Все твое — мое.

Может быть, это значит «Я — это ты, а ты — это я».

Она услышала в голове строчку из песни: «И все мы вместе». Музыка с какого-то компакт-диска, который слушает ее отец. Это слова из бессмысленной песенки про моржа.

— Диссоциативный эпизод, — сказала Мэл, когда они ехали домой на заднем сиденье «Блейзера». — Верный признак одержимости.

— Ну конечно, — ответила Эмма, думая о том, что ей пора немного отдохнуть от Мэл, которая по-крупному действовала ей на нервы последние несколько дней.

Эмма прижала к уху телефонную трубку.

— Вы еще здесь? — спросила она.

— Да, — ответила Уинни. — Знаешь, есть древняя китайская поговорка, которая гласит, что когда ты спасаешь человеку жизнь, то чувствуешь себя ответственным за него.

Эмма немного поразмыслила об этом и улыбнулась.

— И что? Разве это значит, что вы всегда собираетесь присматривать за мной?

Это казалось ей непонятным. Как будто Уинни ей что-то была должна, а не наоборот.

— Это значит, что я буду стараться. Это значит, что ты можешь рассчитывать на меня, если тебе захочется поговорить.

Эмма вертела телефонный провод между пальцами. Возможно, Уинни думает, что она чокнутая. Она беспокоится о том, что Эмме захочется поговорить с ней. Но, по крайней мере, она не считает, что Эмма одержима дьяволом… пока не считает.

— Моя мама не хочет, чтобы я больше приезжала в хижину.

Наступила тишина. Она услышала в трубке дыхание Уинни.

— Она не сказала почему?

— Она думает, что это опасно.

— Возможно, она передумает, — сказала Уинни.

Ну конечно. Если Эмма что-то знает о своей матери, так это то, что если она принимает решение, то до конца придерживается его.

— Моя мама всегда была такой упрямой? То есть когда вы были знакомы в колледже?

Уинни тихо рассмеялась.

— У нее всегда была сильная воля, — сказала она. — И они с твоим папой были поразительно одаренными людьми.

Эмма подумала о фотографии, которую она нашла: папа обнимает маму за плечи, они оба выглядят молодыми и счастливыми. Давным-давно.

— И они любили друг друга, да? — голос Эммы немного задрожал.

— Ну конечно, — ответила Уинни.

— Думаю, они могли бы начать снова, — сказала Эмма. — То есть мне кажется, что они все еще любят друг друга; им нужно только вспомнить, как это было. Вернее, напомнить.

— Эмма, — сказала Уинни. — Иногда, если люди расходятся, это к лучшему. Я не утверждаю, что это относится к твоим родителям. Я лишь говорю, что не стоит тешить себя безумной надеждой на то, чего может никогда не произойти. Ты понимаешь, о чем я?

— Да, — глухо ответила Эмма и закусила губу.

— В одном я уверена, — продолжила Уинни. — Они очень любят тебя, и ничто этого не изменит.

Эмма попыталась представить, как сильно они будут любить ее, если она окажется совершенно чокнутой. Как они будут ссориться и перекладывать вину друг на друга. Она собиралась соединить их, а не дать им новый повод для споров.

— Знаете, — сказала Эмма, — работа над Фрэнсисом заставила меня кое о чем задуматься. Наверное, я попробую сделать собственную скульптуру.

— Это потрясающая идея, Эмма!

Это хорошая идея, которая даже не приходила ей в голову, пока слова не сорвались с ее губ. Она полагала, что это и есть та вещь, которую называют творческим вдохновением.

Она пойдет по стопам своих родителей. Возможно, если она смастерит скульптуру, это наконец сблизит их друг с другом. Им будет о чем поговорить. Единственная проблема состояла в том, что Эмма никогда не считала себя художественно одаренной. Она больше была склонна к математике и другим наукам. Искусство всегда казалось ей таким… таким неаккуратным.

— Но я не знаю, с чего начать. То есть как мне приступить к делу. У меня нет глины и всяких инструментов.

— Используй то, что у тебя есть, — посоветовала Уинни. — Люди делают скульптуры из ткани, старых телефонов и разного мусора. Посмотри на свой дом творческим взглядом.

Эмме понравилась мысль о том, что у нее есть творческие взгляды. Это связывало ее с родителями.

— Никто не видит мир так, как ты, Эмма. Искусство — это умение делиться с миром своим личным видением. Возьми то, чего никто больше не может видеть, и надели это жизнью.

После следующих нескольких указаний от Уинни Эмма повесила трубку и прошлась по дому, собирая вещи: пластиковые мешки для мусора, старые носки, резиновые ленты и старое платье ее матери из коробки с вещами, отложенными на благотворительные цели.

Она услышала, как ее мама нападает на боксерскую грушу в подвале. Стук кожаных перчаток и бряцание цепей: звуки, издаваемые рассерженным призраком. Пол слегка дрожал у нее под ногами.

— Я живу в доме с привидениями, — сказала она, не обращаясь ни к кому в особенности.

На кухонном столе Эмма заметила цифровую фотокамеру, подаренную ее отцом на день рождения. Тихий голосок подсказал ей: Это тебе тоже понадобится.

Смешанная техника, вот как это называется. Соединение разнородных элементов в одном произведении искусства. Всю свою жизнь она слышала разговоры об искусстве от своих родителей. Она пассивно впитывала смысл цветовой палитры и словосочетания вроде «смешанной техники». Теперь было пора применить всю эту абсорбированную информацию. Она создаст нечто такое, чем они будут гордиться.

Эмма направилась в свою комнату и сложила отобранные вещи на кровати. На первый взгляд это и впрямь было случайным набором рухляди.

— Неплохое начало, чокнутая, — обратилась она к самой себе, уже понимая истину: ей не суждено было стать творческой личностью. Ей не верилось, что она даже могла подумать, будто у нее что-нибудь получится. Она аккуратна и хорошо разбирается в числах, но не более того. Она уже собиралась отправить эту кучу в глубину своего шкафа, когда снова слышит голосок: Не так быстро.

Эмма переложила предметы на кровати, обошла их вокруг, считая до девяти, подвигала вещи туда-сюда и прищурилась так сильно, что едва могла видеть, словно истинное творчество — это слепота. Потом, словно по волшебству, скульптура начала обретать форму.

Она чувствовала, действительно чувствовала это: связь с ее родителями, с Уинни и со всеми скульпторами и художниками, которые были до нее. Она как будто подключилась к центру художественных коммуникаций, и теперь ее вела и вдохновляла некая сила, намного более мощная, чем она. Сила, которая шептала ей на ухо: Достань ножницы. Принеси ведерко песка. Не бойся; я покажу тебе, что делать.

Всю свою жизнь она слышала, что настоящее творчество происходит в состоянии транса, и когда она посмотрела на часы два часа спустя, то наконец поняла, что это значит. Почти завершенная скульптура лежала на кровати, а она сама вся в клее и песке, с исколотыми пальцами из-за многочисленных ошибок в обращении со швейной иглой. Эмма, творческая личность.

— Диссоциативный эпизод, — вслух произнесла она и немного задрожала, когда вытерла песок с пальцев, отряхнула одежду и с изумлением посмотрела на свое творение, ощущая странное покалывание на коже и жужжание в ушах.

Глава 50

Тесс стояла в очереди в супермаркете, косясь на таблоиды и толстые воскресные газеты, когда заметила ирисы в цветочном отделе. Она пришла в магазин за хлебом и чаем, но нагрузила корзинку по наитию: кошачьи лакомства, коробка печенья, бальзамический уксус. На самом деле ей был не нужен хлеб и чай, но она хотела убраться из дома, пока не довела себя до безумия. Весь день она откладывала звонок Клэр и оттягивала свое желание сказать, что она не хочет писать ее портрет. Она отвлекалась то на одно, то на другое: помыла духовку, поработала с тяжелой боксерской грушей, пока костяшки пальцев не разболелись по-настоящему, навела порядок на письменном столе. Каждое дело она начинала с обещания позвонить Клэр, когда закончит. После обеда она заявила Генри и Эмме, что собирается поехать в магазин. Тесс даже спросила Эмму, не хочет ли она присоединиться к ней, но та отказалась.

— Я работаю в своей комнате, — сказала она. — Над художественным проектом.

— Потом мы можем зайти в кафе-мороженое, — сказала Тесс, полагая, что этот маленький подкуп сработает.

— Нет, спасибо, — ответила Эмма. — Мне правда хочется закончить работу. Не могу дождаться, когда вы увидите ее.

Генри взъерошил волосы дочери.

— Мы тоже, милая.

Теперь, когда Тесс направлялась от очереди на кассу с газетными стойками и шоколадками к цветочному отделу, она точно знала, что сделает. Она решила купить два букета ирисов и заехать к Клэр с одним из них, чтобы лично высказать свое мнение. Клэр заслуживает этого. Тесс представила, как привезет другой букет домой и поставит цветы на стол в своей любимой белой вазе, на самом видном месте. Каждый раз, глядя на них, она будет думать о Клэр и о том, как смело она покончила со всем этим, пока положение не стало… непоправимым.

Она несла пластиковую корзинку с зерновым хлебом, чаем «Эрл Грей», печеньем, бальзамическим уксусом, кошачьими лакомствами и двумя букетами в целлофановых обертках к очереди на кассу, ощущая в этом некую завершенность и почти что радость.

Она остановилась на гравийной дорожке и тихо пошла к крыльцу съемного дома с выцветшей серой черепицей, прижимая к груди букет ирисов и гадая о том, было ли это хорошей идеей. Потом она помедлила у входной двери и подумала, не стоит ли положить цветы и убежать.

Да что с тобой такое?

Ее ладони вспотели, пальцы скользили по прозрачной целлофановой упаковке букета.

Что ты здесь делаешь? Что ты здесь делаешь на самом деле?

Но тут, прежде чем она успела постучать или обдумать свой следующий шаг, Клэр застала ее врасплох, когда с улыбкой распахнула дверь.

— Я надеялась, что вы придете, — сказала она.

— Я… — замямлила Тесс. Сосредоточься. Скажи, что должна сказать, и убирайся отсюда. — Я должна вам кое-что сказать.

На Клэр было легкое муслиновое платье без рукавов. Ее руки были с бронзовым загаром.

— Что ж, тогда заходите. Эти цветы для меня?

Тесс кивнула и последовала за Клэр, потом протянула букет ирисов.

Они получили свое название в честь Ириды, посланницы богов, которая, как сказано в некоторых преданиях, пользовалась радугой для передачи сообщений между небом и землей. Тесс открыла рот, чтобы сказать Клэр об этом, но остановилась.

Клэр подступила к ней и потянулась за цветами, но вместо того, чтобы взять ирисы, она положила ладонь на руку Тесс, прилипшую к мокрой целлофановой обертке. Указательным пальцем Клэр погладила ее запястье как раз там, где бьется пульс.

В этот момент Тесс поняла, что все кончено. Она уже принадлежит этой женщине. Принадлежит так, как ни одному другому человеку на свете.

Все ее тело загудело и засветилось, как электрический провод под высоким напряжением.

— Что вы хотели мне сказать? — хрипло спросила Клэр с сильным европейским акцентом.

Ирида. Посланница. Радуга.

Тесс всем своим телом прижалась к Клэр и издала тихий вздох, слабое «ох», которое она не собиралась произносить. Потом она запрокинула лицо и поцеловала Клэр в губы, ощущая вкус помады, цветочных сигарет и сладких пряностей, которые она не могла никак распознать.

Глава 51

14 июля, хижина у озера

Спенсер вернулся из пустошей Мэна. Он не показывался в хижине, но последнюю неделю бродил вокруг.

Он посылает письма Уинни на адрес ее городского почтового ящика. Письма и шоколадки. Хорошие, дорогие шоколадки, а не дешевую дрянь в форме сердечек. Письма сердитые и надменные, но вместе с тем патетичные и умоляющие. Он даже попросил ее выйти замуж за него, — что за лунатик!

Уинни смеялась, когда читала нам вслух его письма, но это был какой-то странный, придушенный смех.

На прошлой неделе Уинни пропала. Она сказала, что пойдет на прогулку. Лишь потом я увидела, что бумажник Спенсера пропал. Я спросила Уинни: «Ты с кем-то встречалась во время прогулки?» Она ответила отрицательно.

Спенсер до сих пор ведет тупорылое шоу на радиостанции WSXT и каждую неделю посвящает ей песню. «Это для Вэл», — говорит он и неизменно выбирает слащавую любовную песенку. Мы слушаем в хижине и стонем от восторга. На этой неделе он поставил «Пойми меня правильно» в исполнении Элвиса Костелло, и я подумала, что мы умрем от смеха.

Когда он не ставит песни, то читает стихи или болтает всякий вздор о природе. Иногда он радует своих слушателей «духовной музыкой». Боже ты мой!

Главной темой этой недели были лоси. Он прочел статью о них в каком-то журнале о дикой природе и решил посвятить передачу «их величественной красоте и силе». Просто блевать тянет от такого возвышенного слога. Спенсер прочитал вслух большую часть статьи, процитировал всевозможные скучные факты о лосях и попросил людей звонить ему со своими «лосиными историями». Именно тогда мне пришла в голову блестящая идея. Истинное вдохновение и впрямь иногда похоже на удар долбаной молнии!

Я попросила Генри подойти к платному телефону в универсаме и позвонить на станцию. Он может говорить с густым вермонтским акцентом, прямо как его дед. Так вот, Генри рассказал историю, как несколько недель назад поздно вечером он ехал по шоссе № 2 и едва не врезался в молодого лося. Он вышел из автомобиля, чтобы посмотреть, — старый пердун всю жизнь прожил в Вермонте и ни разу не видел лося так близко. И тут этот чертов лось заговорил с ним. Когда Генри дошел до этого момента, Спенсер начал смеяться, но старина Генри осадил его: «Нет, сэр, сначала выслушайте меня. Это абсолютно серьезно. Лось раскрыл пасть и заговорил».

«Ну, и что он сказал?» — спросил Спенсер прямо в живом эфире. Мы слушали радио в хижине и покатывались со смеху.

«Он задал мне загадку».

«Какую загадку?» — спросил Спенсер.

«Ты находишься в бетонной комнате без окон и дверей. Только четыре стены. Еще есть большое зеркало и стеклорез. Как ты выберешься наружу?»

В эфире наступила тишина.

«Каков же ответ?» — наконец спросил Спенсер.

«Не могу вам сказать, сэр, — ответил старина Генри. — Но что, если однажды вы встретите этого лося? Разве он не будет разочарован, если вы уже знаете ответ на его загадку?»

Тут Генри повесил трубку. А я приступила к работе над вторым этапом операции «Что Делать Со Спенсером».

Генри закрыл дневник и посмотрел на часы: 22.30. Тесс до сих пор не вернулась домой после поездки в супермаркет три часа назад. Он звонил ей по мобильному телефону, но она не отвечала. Иногда он не понимал, зачем ей вообще нужен телефон, который почти всегда был выключен либо разряжен.

У Генри установлена старая «радионяня», поэтому он мог слышать дыхание дочери, спящей в своей комнате. Приемное устройство было спрятано у него под кроватью. Он понимает, что Эмма уже слишком взрослая для таких вещей и придет в ужас, если узнает, что он подслушивает ее во сне. Но сегодня она вела себя очень странно: осталась в своей комнате и заперла дверь, на которой повесила табличку «не беспокоить». Она вышла оттуда лишь для того, чтобы взять нитку и иголку, наполнить песком старое пластиковое ведерко и зачем-то воспользоваться домашним принтером.

Он забрался в каноэ, налил мерло в кофейную кружку и стал гадать, что происходит с Тесс. Сначала грот. Потом странный телефонный разговор, который он подслушал. А теперь она пропала. Нужно ли беспокоиться по этому поводу? Нормальный муж сейчас бы уже позвонил в полицию. Вино защипало слизистую оболочку за щеками, изжеванную еще днем.

— К черту, — сказал он и вылез из каноэ. Генри положил «радионяню» в карман легкого пиджака и направился к главному дому. Там он взял ключ от студии Тесс, лежащий в вазочке у входа, и вернулся через лужайку в свете прожекторов. Он обогнул маленький пруд с золотыми рыбками. Через потрескивающее приемное устройство в кармане он слышал, как Эмма стонет и ворочается в постели. Бетонные совы таращились на него огромными глазами, дронты как будто насмехались над ним. Прожекторы за его спиной по одному стали гаснуть.

Генри торопливо шел к студии Тесс, на ощупь вставил ключ в замок, открыл дверь и включил свет. Внутри никого не было, но он все же ощутил себя взломщиком. Он больше года не был в ее студии — с тех пор как они последний раз были «вместе». По негласному правилу, это теперь было запретное место для него. Зона, свободная от Генри, ее частный клуб. Он жалел, что не прихватил с собой вино.

На столе он увидел пустой тюбик из-под бордовой краски. И кисть, заляпанную красными пятнами.

Рядом лежал красный перочинный нож для скаутских походов, который, по словам Тесс, она нашла возле грота. Генри взял его. Большое лезвие, малое лезвие, открывалка, ложка и вилка. Потертая красная ручка. Это был нож Сьюзи или точно такой же, как был у нее. Но сначала нож принадлежал Спенсеру, не так ли? Сьюзи забрала его, когда они вывернули карманы Спенсера на обочине шоссе в штате Мэн.

Генри поднял альбом для эскизов. Под ним лежала стопка фотографий, сделанных на «Поляроиде», которые он прятал в коробке для инструментов. Значит, она тоже пробралась в его студию. Это значит, что ей известно о дневнике Сьюзи. Возможно, она даже читала его. Все еще глядя на фотографии, Генри машинально раскрыл альбом. То, что он увидел, поразило его до глубины души.

Сьюзи.

Лицо Сьюзи в центре цветка. Не одного из тех невинных фермерских цветков, которые Тесс обычно рисовала в последнее время; нет, это был плотоядный, хищный цветок с извивающимися лепестками, похожий на те, которые она рисовала в былые дни. Он захлопнул альбом, положил его на фотографии и выключил свет. Секунду-другую он стоял у двери и прислушивался. Ничего… или почти ничего. Слабый звук шагов по гравийной дорожке, петляющей в саду. И они приближались к нему.

Из его кармана через треск статики доносилось ровное дыхание спящей Эммы.

Лихорадочно оглядевшись в темной студии, он не нашел места, где можно спрятаться. Единственное, что осталось, — открыть дверь и убежать, прежде чем она заметит его.

Он медленно открыл дверь. Сердце прыгало в груди, во рту солоно от крови, вытекающей из ранок на внутренней поверхности щек. Он пригнулся и стал красться вдоль здания, как настоящий взломщик. Когда он оказался сзади, то остановился и снова прислушался. Ничего. Неужели ему почудился звук шагов?

По-прежнему нагнувшись и двигаясь перебежками, как солдат под обстрелом, Генри обогнул край скульптурного сада и вышел на подъездную дорожку, где наконец выпрямился. Ни Тесс, ни ее «Вольво». И прожекторы с датчиками движения так и не включились. Вокруг темным-темно. Он подошел к одному прожектору, закрепленному над входной дверью главного дома, подпрыгнул и попытался вручную включить его. Ничего не вышло.

— Должно быть, короткое замыкание, — вслух произнес он, полагая, что звук собственного голоса сделает предположение более рациональным.

Он пошел к амбару и проверил выключатель, который находился в полном порядке. Генри пощелкал тумблером туда-сюда. Потом вынул лист черного пластика и выглянул из окна. Света по-прежнему не было.

Генри попытался убедить себя, что нужно вернуться обратно и более тщательно проверить освещение. Но каким-то образом сама мысль об этом наполнила его ледяным холодом. Вот и вся рациональность.

— Трус, — сказал он.

Что он там обнаружит?

Перед его мысленным взором появился эскиз с изображением Сьюзи на озере, которая ушла под воду.

Он направился к сдвижной двери амбара, потом остановился и услышал у себя в голове голос Уинни: В этом хаосе есть закономерности. Случайных совпадений не бывает.

Его ладонь уперлась в дверь, но, вместо того чтобы открыть ее, он вдруг закрыл задвижку и заперся изнутри.

Наверное, он слишком много выпил. Так сказала бы Тесс. Вино заставляет его делать поспешные выводы, а не продумывать свои действия. Наверное, Тесс права. Наверное, пора окончательно отказаться от выпивки.

Он снова выглянул в окно. Там было темно, чертовски темно. Если он выйдет туда, то наверняка споткнется о какую-нибудь дрянь и сломает лодыжку, если не хуже. Нет, лучше остаться внутри. Он проверит освещение завтра, когда будет хорошо видеть, что делает.

Довольный этим планом, Генри наполнил вином кофейную кружку и снова устроился в каноэ с дневником Сьюзи.

18 июля, хижина у озера

Сегодня прекрасный денек, и мы пошли плавать нагишом. Мы с Генри устроили состязание, кто может дальше проплыть под водой. Я донырнула до самых скал и победила. Бедная Уинни вся извелась от страха: она думала, что я утонула. Мы с Генри сидели на скалах и обсуждали модели ракет, которые он строил в детстве. Я сказала, что для меня модели ракет выглядят сексуально. Он сказал: «Для тебя все выглядит сексуально» — и поцеловал меня в щеку, а потом скользнул в воду, прежде чем я успела ответить. Полагаю, это к лучшему.

Я много работала над эскизами для новой скульптуры. Но это будет больше, чем скульптура; это ключевой фрагмент нового плана, который я задумала, нашей следующей, самой крупной миссии. На самом деле это нечто похожее на охотничью засаду или на троянского коня. Я показала рисунки Генри, и он полагает, что это сработает. Потом я показала их Тесс и Уинни.

«Лось? — спросила Тесс. — Долбаный лось?»

«Думаю, это обалденно», — сказала Уинни. Она наклонилась и крепко поцеловала меня в губы.

Сейчас одиннадцать часов вечера. Я проработала весь вечер, сортируя деревяшки и вырезая куски для каркаса. В моем воображении лось начинает обретать форму. Думаю, я могла бы отдохнуть от скульптуры и написать огромную картину лося в натуральную величину, нечто вроде этюда в лосиных тонах. Так я смогу поработать с перспективой и освоить мелкие детали, прежде чем переходить к трехмерной форме. Я хочу, чтобы финальный вариант выглядел как можно более реалистично.

Это моя любимая часть проекта: самое начало. Все кажется возможным. Произведение искусства обитает во взгляде художника, прекрасное и манящее, — нечто вроде Святого Грааля, к которому нужно стремиться. Акт творения — это поиск. Но я еще не отправилась в странствие. Я до сих пор собираю материал, визуализирую конечный результат, — разумеется, великолепный и совершенный, исполненный света, который живет только в моем разуме. Мне жаль людей, не способных к творчеству. Они не знают, на что это похоже. Это как идеальная беременность.

Генри выпрямился и закрыл дневник. Из приемника «радионяни» донеслись какие-то звуки. Он пошарил в кармане пиджака и вывел звук на полную громкость.

Эмма проснулась и что-то шептала. Она с кем-то разговаривала.

Она была не одна.

Генри задержал дыхание. Он поднес приемник к уху и попытался разобрать слова за шумом статики.

«Они сгорят», — произнес голос.

Но это был не просто чей-то голос.

Это была Сьюзи. Слабый, потрескивающий шепот, но он узнал его. Генри встал на нетвердых ногах с кружкой вина в одной руке и приемником в другой. Выронив кружку, он побежал к двери, направляясь в комнату Эммы и заранее страшась того, что он увидит, когда попадет туда.

Но остановился как вкопанный, размахивая руками, словно персонаж мультфильма, который вдруг оказался на краю обрыва.

Маленький сарай на другой стороне двора, где Тесс устроила свою художественную студию и где он сам недавно побывал, был объят пламенем.

Глава 52

Тесс проснулась, совершенно дезориентированная и в полной темноте. Она была обнажена и лежала под толстым одеялом. Хлопчатобумажный пододеяльник прилип к ее потному телу, как рыхлая повязка.

Потом она вспомнила.

— Клэр?

Она потянулась к левой стороне кровати и нащупала теплую подушку, но кроме этого — лишь пустое место.

Тесс скатилась с кровати и пошарила вокруг в поисках своих вещей. Ее тело казалось жидким и бескостным. Цифровые часы запутались в ее рубашке. Она включила свет и проверила время: 00.13. Вот дерьмо! Она не могла поверить, что так крепко заснула. Как она могла? Что она скажет Генри и Эмме?

Что она натворила?

Все было так просто: поцелуй и ее готовность подняться по лестнице в спальню следом за Клэр. Это казалось таким… неизбежным. И непреодолимым.

Но, наверное, ей следовало остановиться. Хотя бы немного подумать о последствиях.

Она не из тех, кто готов прыгнуть в постель с почти незнакомым человеком. По правде говоря, единственным другим человеком, с которым она спала, кроме Генри, был ее ухажер в старшем классе средней школы.

А теперь она здесь и бродит по дому другой женщины, чувствуя себя скорее персонажем арт-хаусного кинофильма, чем самой собой.

Пробираясь в темноте, Тесс вышла из спальни, она на цыпочках прошла по ковровой дорожке в коридоре к закрытым дверям ванной и рабочего кабинета. Там она замерла и прислушалась.

— Клэр? — ее голос прозвучал не громче шепота.

Ответа не последовало. Тесс взялась за дверную ручку ванной комнаты и начала поворачивать ее, но потом поняла, что должна попасть домой. Ей нужно было уехать отсюда и все обдумать, прежде чем снова встречаться с Клэр.

Она осторожно отпустила дверную ручку и спустилась по лестнице. Гостиная и кухня были погружены в темноту.

Пошарив в своей сумочке, Тесс достала ключи, торопливо вышла на улицу и спустилась по крыльцу к своему автомобилю, где попятилась по дорожке с выключенными фарами, ощущая себя преступницей, которой едва удалось уйти.

Тесс проехала лес у дороги с северной стороны их участка, когда увидела красные огни, пляшущие в темноте.

Приток адреналина заставил ее сердце биться в два раза чаще, хотя она задержала дыхание; все ее чувства были напряжены до предела.

Покрышки «Вольво» взвизгнули, когда она свернула на подъездную дорогу и потеряла контроль на повороте, едва не врезавшись в одну из пожарных машин.

Что бы ни случилось, это я виновата, подумала она. Когда у тебя любовный роман, ты оставляешь свою семью беззащитной перед опасностью.

Она заключила быструю мысленную сделку с Богом: если все будет в порядке, то она порвет с Клэр. Она станет лучшей матерью. Она не оставит своего ребенка без защиты. Она больше не собирается убегать из дома, как влюбленный подросток, сбесившийся от избытка гормонов.

За кого она себя принимает? Как она могла забыть о своей дочери и своих обязанностях подобным образом?

— Эмма, — произнесла она, сама не сознавая этого. Имя ее дочери прозвучало как ее собственное дыхание и так же неотделимо от нее.

Пожалуйста, Господи, пусть все будет в порядке.

Она тут же убедилась, что ее молитвы были услышаны. Эмма стояла во дворе рядом с Генри в своей пижаме с лосями и держала отца за руку. Они смотрели, как пожарные из бригады добровольцев тушили из шлангов остатки ее художественной студии.

— Что случилось? — спросила Тесс, подбегая к ним. Она крепко обняла Эмму.

Генри печально посмотрел на нее. Он не выглядел рассерженным или подозрительным.

— Они считают, что пожар начался из-за свечки, — ответил он.

— Но сегодня я даже не заходила туда. И не зажигала свечку.

— Возможно, это была ваша дочь, — предположил один из пожарных. Он присоединился к их маленькому полукругу.

— Она никогда не заходит в студию, — сказала Тесс. — Она знает, что туда нельзя. Правда, Эмма?

Девочка кивнула.

Тесс снова обняла ее и крепко прижала к себе, не желая отпускать.

— Вы удивитесь, как долго может гореть простая свечка, — сказал пожарный. — Вы могли еще вчера зажечь ее.

— Я всегда осторожна, — сказала Тесс.

Теперь я буду осторожна. Моя дочь в безопасности, и я сдержу свое обещание. Я буду лучшей матерью. Никаких безумных романов или великих поисков страсти, исчезнувшей из моей жизни. Я больше не буду встречаться с Клэр.

— Мама, я задыхаюсь, — приглушенно пожаловалась Эмма.

Тесс отпустила ее.

— Извини. — Она покаянно улыбнулась Эмме и стала наблюдать за уходом пожарных, которые направились к одной из машин.

— Красивые цветы, мама, — сказала Эмма. Лишь тогда Тесс заметила, что держит в руке мятый букет ирисов.

— Я купила их сегодня вечером, — сказала она, как будто Эмма потребовала объяснений. — Подумала, что хорошо будет поставить их на столе. Может быть, нарисовать их.

Она вспомнила о таком же букете, который вручила Клэр, и как он упал на пол в прихожей, забытый сразу же после того, как начались поцелуи.

Тесс, покраснев, поднесла руку к правому плечу, где остались отметины от зубов Клэр. Теперь она какое-то время не сможет носить купальник.

— Ничего, — обратилась она к Генри. — Хорошо, что никто не пострадал. И там было мало картин — в основном краски, холсты и прочие вещи. Несколько новых эскизов. Все это можно вернуть.

Она ощутила болезненный укол, когда подумала о сгоревших эскизах. Потом она вспомнила о снимках, вынесенных из студии Генри. Проклятье!

— Дэннер говорит, что в следующий раз будет хуже, — неожиданно заявила Эмма.

— Что? — спросила Тесс.

— Она говорит, что случится что-то плохое.

— В каком смысле?

Эмма закусила губу и пожала плечами.

— Эмма, до того как я позвонил в пожарную службу, то слышал, как ты разговаривала у себя в комнате, — сказал Генри. — С кем ты разговаривала?

— С Дэннер.

— Это… это настоящая Дэннер? Другие люди могут видеть ее?

Эмма улыбнулась.

— Теперь она настоящая, — ответила девочка. — Пойдем, посмотрим.

Глава 53

Генри застыл в дверном проеме. Эмма и Тесс уже вошли в комнату. Голос Эммы звучал весело, она была исполнена радостным предвкушением.

— Вот моя скульптура, — объявила она.

Тесс издала странный клокочущий звук.

Генри пытался что-то сказать, но ему не хватило воздуха, словно его ударили под ложечку. Он даже не мог собраться с духом и войти в комнату.

Там, на кровати Эммы, лежала Сьюзи.

Сьюзи в виде большой тряпичной куклы.

Ее лицо было сделано из старой наволочки, рот вышит из красной пряжи. На ее голове водружен светлый парик; Генри был уверен, что это тот самый парик, который носила Уинни. Тот, что она оставила в ванной, да так и не нашла.

Но самая поразительная и волнующая вещь — это глаза куклы. Эмма сделала макроснимки лосиного глаза с картины в прихожей, потом распечатала их, аккуратно вырезала и пришила к белой ткани лица. Они чрезвычайно были похожи на глаза Сьюзи: темно-янтарные с золотистыми искорками. Генри почти видел, как двигаются зрачки.

Эмма одела куклу в старый сарафан Тесс из бледно-серой тисненой вискозы. На ногах черные легинсы. И, — он правда это видит? — набивные ступни привязаны к его поношенным ботинкам — тем самым, в честь которых Дэннер получила свое имя.

Он передернул плечами.

Никто не произнес ни слова.

Эмма качалась с пяток на носки, возбужденно ожидая, как они отреагируют на это.

— Это… это кто-то из наших знакомых? — наконец спросила Тесс с такой робостью, которая изумила Генри. Он задержал дыхание в ожидании ответа.

Эмма улыбнулась во весь рот.

— Это же Дэннер!

Глава 54

— Я не уверена, что ты им понравилась, — прошептала Эмма, укладываясь рядом с Дэннер и уткнувшись лицом в набитую шею из наволочки. От Дэннер пахло чистотой и свежестью, как от мешочков с кедровой пропиткой, которые ее мама кладет обычно в шкафы с бельем. Но за сладковатым смолистым ароматом скрывалось нечто отсыревшее. Легкий запах распада.

— Разве это имеет значение? — спросила Дэннер, и ее голос прозвучал громче и яснее, чем раньше.

— Но я так хотела. В том-то и был весь смысл.

По правде говоря, теперь, когда она создала скульптуру — превратила Дэннер в реальное и осязаемое существо, — Эмма чувствовала, что ее замысел был гораздо глубже, чем желание произвести впечатление на родителей. Она обнаружила, каким может быть настоящее искусство, и это оказалось гораздо важнее всего остального.

Эмма изучала свою работу в слабом красном сиянии электронных часов. Она гладила волосы Дэннер — светлый парик, который Эмма нашла в ванной в тот день, когда Уинни вытащила ее из бассейна. Она вспомнила чувство вины, когда забрала парик, но это Дэннер настояла на том, чтобы Эмма сунула его под рубашку, принесла к себе и спрятала под кроватью.

— Зачем? — спросила Эмма, когда сырой парик прижался к ее животу.

— Увидишь, — пообещала Дэннер.

Теперь Эмма понимала. Дэннер, — является ли она частью ее самой или нет, — почему-то знала, что случится в будущем.

— Теперь ты настоящая, — сказала Эмма и крепко обняла куклу.

— Я всегда была настоящей, — возразила Дэннер.

— Да, но теперь все могут видеть тебя.

Эмме казалось, что вышитый красный рот Дэннер изгибается в улыбке.

Она наклонилась и поцеловала Дэннер в щеку, холодную и влажную, совсем не похожую на наволочку.

Глава 55

— Откуда она взяла этот парик? — спросила Тесс.

Они остались одни на кухне, постаравшись убедить Эмму, что они чрезвычайно довольны ее скульптурой, но уже пора ложиться спать. Они укутали ее и выключили свет, уложив куклу Дэннер под одеяло рядом с дочерью. Ту самую куклу, поразительно похожую на Сьюзи.

Совпадение?

Случайных совпадений не бывает, пупсик.

— Это Уинни. Она оставила парик сохнуть в ванной после того, как нырнула в бассейн.

— Уинни? Ты хочешь сказать, что она носила парик, когда прыгнула в бассейн?

Генри кивнул.

— Когда она появилась… она думала, что будет проще и безопаснее выдать себя за другого человека.

Тесс не верила своим ушам.

— Значит, она была переодета как Сьюзи?

Генри снова кивнул.

— Боже! Она что, спятила?

Была ли Уинни тем призраком, которого она так боится? Той, кто раскрасила деревья и оставила нож? Той, кто наблюдала и шпионила в лесу? Это имеет свой тошнотворный смысл.

И разве Эмма не сказала им, что Уинни знает о ее скульптурном проекте? Она давала Эмме советы по телефону.

— Я слышал их в приемнике «радионяни», Тесс.

— Кого?

— Эмма с кем-то разговаривала, — ответил он. — Это была Сьюзи; во всяком случае, кто-то говорил ее голосом.

Тесс покачала головой:

— Это было десять лет назад, Генри. Как ты можешь быть уверен?

— Я помню. Я всегда бы узнал его.

Ну, разумеется. Конечно, ты бы узнал.

Тесс отвернулась.

— И что же сказал тот голос? — спросила она.

— Он сказал: «Они сгорят».

По спине Тесс пробежал холодок.

— Генри, ты думаешь…

— Да! — перебил он. — Я с самого начала говорил об этом. Думаю, Сьюзи нашла обратный путь. Иногда мне кажется… кажется, что Дэннер — это Сьюзи.

Тесс разочарованно вздохнула.

— Я не о том собиралась спросить, Генри. Я хочу знать, существует ли вероятность, что Эмма имеет какое-то отношение к пожару.

Тесс было отвратительно такое предположение; ей было противно даже думать об этом, но они должны были учитывать любые обстоятельства. Пожар не начинается сам по себе.

— Эмма? Конечно, нет! Она спала в своей постели.

— Но она не спала. Она с кем-то разговаривала насчет огня.

Генри помотал головой:

— Нет! Говорю тебе, это не она. Это был не ее голос, Тесс. В комнате был кто-то еще.

В его голосе звучало отчаяние. Он был на грани исступления.

— Ты пил сегодня вечером, Генри? — спросила она, делая вид, что не чует запах вина, исходящий от него.

— Разумеется, нет, — он посмотрел куда-то над ее плечом, когда сказал это.

Какое-то время оба молчали.

— Это был адский день, — наконец сказал Генри. — Я собираюсь поспать.

Тесс смотрела, как он выходит из кухни и идет по дорожке к амбару. Странно, что датчики движения не срабатывали и прожекторы не включались. Утром она спросит его об этом.

В суматохе пожара никто и не подумал спросить ее, где она пропадала до половины первого ночи и почему поездка в магазин за хлебом и чаем заняла около шести часов. Она взяла телефон, чтобы позвонить Клэр, потом вспомнила о своем обещании и остановилась. Больше никогда.

Вместо этого она начала прибираться на кухне. Она будет хорошей матерью, которая содержит дом в чистоте и порядке. Будет печь хлеб, собирать в саду клубнику и ревень для джема. Эмма любит пироги с джемом.

Утром, когда в голове прояснится, она попробует сложить фрагменты головоломки: Эмма и кукла Дэннер, Уинни, голоса в комнате Эммы, пожар в ее студии. Она вспомнила голос пожарного: Возможно, это была ваша дочь. Могло ли случиться такое? Или Генри прав и кто-то действительно был в комнате Эммы? Но кто? Уинни? Это Уинни устроила пожар?

Тесс была уверена в одном: теперь ей нужно лучше присматривать за Эммой. Тесс знает, что ее размолвка с Генри тяжело сказалась на их дочери, но, может быть, это событие ранило ее глубже, чем они предполагали. Возможно, пора подумать о консультации с психиатром и признать, что странные навязчивые пристрастия дочери и ее воображаемая подруга могут быть признаками болезни.

Завтра. Она все обдумает завтра. Пока что она приберется в кухне и отправится в постель.

Генри оставил свой пиджак на спинке стула возле стола. Она взяла его, чтобы отнести на вешалку у двери. От пиджака пахло дымом, а в кармане что-то гудело. Тесс запустила руку в правый карман и первым делом нашла пачку сигарет и зажигалку. Когда Генри снова начал курить?

Потом она нашла источник гула: включенный приемник старой «радионяни». Она улыбнулась при мысли о Генри в роли ответственного отца, который беспокоится за свою девятилетнюю дочь, пока она спит. Улыбка исчезла, когда она вспомнила настойчивое утверждение Генри, что он слышал в приемнике, как Эмма разговаривает со Сьюзи.

Она снова запустила руку в карман и нащупала ключ на красной ленточке. Это был ключ от ее художественной студии. Той самой студии, которая только что сгорела дотла.

Успокойся. Не делай поспешных выводов.

Возможно, он взял ключ для того, чтобы пожарные могли проникнуть в студию?

Нет. Генри сказал, что к тому времени, когда он вызвал пожарных, постройка была объята пламенем. Крыша рухнула еще до того, как приехала первая машина.

— Случайных совпадений не существует, — сказала она и провела пальцем по зубчатой бородке ключа, а потом убрала его в свой карман.

Глава 56

21 июля, хижина у озера

Лось почти закончен. Он действительно прекрасен и похож на живого. Десять футов длиной и добрых шесть футов в холке. Я начала с небольшого дощатого помоста, который стал его ногами и основанием туловища. Потом я сделала каркас из гнутых ветвей, формирующий остальную часть тела. Это было все равно что сооружать огромную клетку на столе, но у этой клетки имелась голова с ветвистыми рогами.

Сегодня мы приладили холщовую шкуру. Я считала имитацию шерсти неплохой идеей, но потом решила, что в этом нет необходимости. Мы будем пользоваться лосем в темноте, так что шерсть не имеет значения. Вместо этого Генри купил в хозяйственном магазине галлон коричневой краски. С левой стороны лосиного туловища есть дверца, и мы сделали его брюхо достаточно широким, чтобы там хватило места для одного человека, сидящего на корточках. Я оставила прорези в его шее, чтобы выглядывать наружу.

Мы знаем, что Спенсер каждую неделю ездит на велосипеде по шоссе № 2 после своего шоу на радио. Он устроил лагерь в лесу примерно в одной миле от главного кампуса. Мы следили за ним. Прятались за деревьями и смотрели, как он разогревает банки с бобами на своем жалком костерке.

Согласно плану, завтра в полночь мы поставим лося на обочине дороги. Он будет проезжать мимо. Я заберусь внутрь и загадаю ему свою загадку.

Мне почти жаль этого говнюка. Он точно будет срать кирпичами.

Генри закрыл дневник, подошел к телефону и набрал номер Уинни.

— Алло? — сонно сказала она. Он явно разбудил ее. Генри рассказал о пожаре и о кукле Дэннер.

— Думаю, это Сьюзи, — добавил он. — Сегодня я слышал ее голос, разговаривавший с Эммой.

Он был уверен, что Уинни поймет его. Она единственный человек, способный поверить ему. Независимо от мнения Тесс, Генри знал, что голос ему не послышался. Он не сумасшедший. И это была не Эмма, которая разговаривала сама с собой, как предположила Тесс. В комнате находился кто-то еще, и этот «кто-то» говорил голосом Сьюзи.

— Эмма забрала твой парик, Уинни. Должно быть, в тот день она нашла его в ванной. Она нахлобучила парик на чертову куклу. Это всего лишь большая тряпичная кукла, сделанная ребенком, но она очень похожа на Сьюзи.

Уинни слушала и приговаривала «м-м-м», показывая, что она все слышит и понимает.

— Есть еще кое-что. Перед пожаром я пробрался в студию Тесс. Она забрала фотографии, которые я унес из хижины, где мы все вместе. А в ее альбоме были образы того лета. Рисунок Сьюзи в озере, когда она уходила на дно.

На другом конце линии воцарилось молчание. Генри гадал, слышала ли Уинни его слова или незаметно заснула. Он стал кусать щеку.

— Не знаю, что бы я делал, если бы ты не вернулась, — почти шепотом продолжил Генри. — Ты — единственная, кто все понимает. И я думаю, что если…

— Генри, — перебила Уинни, судя по голосу, совершенно проснувшаяся. — Я тоже много думала. Мне претит говорить об этом, но если Сьюзи действительно вернулась, то вряд ли у нее добрые намерения. Подумай о том, что с ней случилось той ночью. Что, если она хочет отомстить? Ты помнишь, какой жестокой она бывала в прошлом, так что подумай, на что она способна теперь, когда ей на самом деле нечего терять. Я любила Сьюзи больше жизни, и ты знаешь об этом. Но думаю, что если она вернулась, то все мы находимся в страшной опасности. Нам нужно придумать, как остановить ее.

Глава 57

Было два часа ночи, и Тесс лежала в постели, ворочаясь с боку на бок и думая о событиях прошедшего дня: Клэр, пожар в студии, ключ в кармане у Генри. И кукла дочери, в которую, по заверениям Генри, каким-то образом вселилась душа Сьюзи. О господи! Что дальше?

Эмма сказала, что идея создания собственной скульптуры посетила ее после вчерашней работы над лосем. Черт бы побрал этого лося. Тесс до сих пор не верилось, что Уинни заново собрала его; что она замышляет? Не лучше ли было забыть об этом и оставить беднягу в покое, чтобы куча палок и гнилого холста мирно лежала за хижиной?

Тесс вспомнила, как он выглядел после завершения: высокий и гордый, деревянные суставы готовы к движению, холщовая шкура натянута и раскрашена заботливыми руками. Сьюзи называла его «величественным животным» в подражание словам Спенсера.

Теперь, когда он был собран заново и обернут новой шкурой, помнит ли его тело, некогда распавшееся на куски, свое прошлое воплощение?

Старая Тесс, принадлежавшая к «Сердобольным Разоблачителям», могла бы поверить, что создаваемые нами предметы обладают душой и воспоминаниями.

Помнит ли лось, как в ту ночь Сьюзи забралась внутрь, и в нем забилось живое сердце. Они находились на обочине дороги. Лося доставили в пикапе и начали аккуратно снимать общими усилиями. Тесс прищемила пальцы между его задней ногой и дверью пикапа.

— Вот тварь! — выругалась она и отпустила ногу, отчего лось опасно накренился.

— Мы его теряем! — крикнул Генри. Он стоял рядом с Тесс и держал другую ногу, упираясь грудью в лосиный зад.

— Там все в порядке? — окликнула Сьюзи. Они с Уинни находились в пикапе и направляли голову и передние ноги лося.

— Готово, — сказала Тесс, снова ухватившись за ногу ноющими пальцами. Вместе они вытащили лося и опустили его.

В это время по шоссе промчался огромный лесовоз, почти не снижая скорости. Как будто не было ничего странного в группе людей, выгружавших неподвижного лося из автомобиля и устанавливавших его на обочине, словно километровый знак или предупреждение об опасном повороте.

Генри отогнал пикап на край небольшого поля дальше по дороге. Сьюзи открыла дверцу в туловище лося и забралась внутрь. Они тихо ждали. Стрекотали сверчки; комары с тонким жужжанием садились на спину лося и улетали, сбитые с толку отсутствием крови.

Потом они услышали благую весть.

— Он едет! — громким шепотом крикнул Генри, который сидел в дозоре немного впереди. Тесс нырнула за дерево, когда увидела, как Спенсер выезжает из-за поворота на своем велосипеде с одной маленькой фарой, тускло горевшей на перекладине руля.

Сьюзи немного сместилась внутри лося.

— Спенсер, — позвала она низким рычащим голосом. — Спенсер!

Спенсер замедлил ход и наконец остановился, все еще сидя на горном велосипеде. На нем был черный шлем с прикрепленным зеркальцем заднего обзора, который делал его похожим на жука с одним усом. Он выглядел совершенно ошеломленным.

Тесс, наблюдавшая из-за дерева, закусила губу, чтобы удержаться от смеха. Она представила торжество, которое они потом устроят в хижине, как они будут хлопать друг друга по спине и спрашивать: «Ты видел его лицо?»

— У меня есть загадка для тебя, — сказала Сьюзи, и ее приглушенный голос странно и зловеще прозвучал в темноте. — Ты находишься в бетонной комнате без окон и дверей. Только четыре стены. Еще есть большое зеркало и стеклорез. Как ты выберешься наружу?

Спенсер прилип к своему велосипеду и уставился на лося, который заговорил с ним. Такие вещи случаются не каждый день.

Тесс подумала, что лось, каким бы прекрасным он ни был, не мог показаться Спенсеру настоящим даже в темноте. Но, возможно, это не имело значения. Он застыл на месте, завороженный абсурдностью зрелища перед своими глазами.

Комар опустился на руку Тесс. Опасаясь пошевелиться, она позволила ему остаться там и пить ее кровь.

— Отвечай на загадку, Спенсер! — прорычал лось.

Тот еще несколько секунд стоял в молчании, потом прыгнул в седло и схватился за руль.

— Неверный ответ! — объявил лось. — Уинни!

Из леса вышла Уинни с ружьем в руках.

Спенсер облегченно выдохнул, когда увидел ее, но потом до него дошло, что она целится из ружья ему в голову, и облегчение сменилось тревогой. Сьюзи распахнула дверцу в туловище лося и выбралась наружу.

Тесс тоже вышла из укрытия. Что еще за чертовщина? Это не было частью розыгрыша, который они задумали. Они предполагали отпустить его, сконфуженного и, может быть, слегка напуганного. Она почесала комариный укус на руке.

— Генри, отправляйся за пикапом, — велела Сьюзи. — Когда он вернется, мы загрузим Спенсера вместе с велосипедом.

Никто не двинулся с места.

— Что вы собираетесь сделать со мной? — поинтересовался Спенсер.

— Ты не нашел правильный ответ, поэтому мы похитим тебя, — объяснила Сьюзи. — И будем держать, пока не получим выкуп.

— Похоже, ты шутишь, — сказал Спенсер.

— Заткнись, — отозвалась Уинни и поднесла ствол ружья к его голове.

— Это не входило в план, — возразила Тесс и посмотрела на Сьюзи. — Мы не собирались похищать его! Ты говорила, что мы только напугаем его.

— Великое искусство — это всегда импровизация, — сказала Сьюзи.

Тесс закатила глаза и посмотрела на Генри, который стоял как вкопанный с ключами в руке.

— Скажи ей, Генри. Скажи, что это уже слишком.

Хотя бы возрази ей. Хотя бы один раз выбери меня.

Генри со свистом втянул воздух, посмотрел на землю и пошел по дороге к своему автомобилю.

Она получила ответ.

Вот дерьмо. Она была беременна и любила парня, который явно любил кого-то еще. Безнадежная ситуация.

Тесс решила, что соберет вещи и уйдет. Она не скажет Генри о своей беременности: просто расстанется с ним и сделает аборт, а потом посмотрит, может ли она еще устроиться в аспирантуру Род-Айлендской школы дизайна. Ей все опротивело, и она до смерти устала быть второй скрипкой возле всемогущей Сьюзи. Пора двигаться дальше.

Генри подогнал автомобиль задним ходом; тормозные огни горели как злобные красные глаза.

— Теперь упакуйте лося и пленника в пикап, — распорядилась Уинни. — Пора убираться отсюда, пока никого нет.

Лося снова подняли и уложили в кузов пикапа. Спенсер сидел рядом с ним и озабоченно дергал маленький разрез на его ноге. Уинни присела с ружьем в руках, наблюдая за ними и как будто ожидая, что лось и Спенсер собираются сбежать.

— Это глупо, Вэл, — сказал Спенсер.

— Ее зовут Уинни, тупица! — отрезала Сьюзи.

Генри завел двигатель. Тесс опустилась на пассажирское сиденье рядом с ним и повернулась к остальным.

— Тебе следовало разгадать долбаную загадку, — сказала Уинни, и на какое-то мгновение показалось, что она едва ли не сожалеет о случившемся. Потом она прицелилась в голову Спенсера и улыбнулась. Тесс затаила дыхание. Сьюзи поцеловала Уинни в губы, запустила руку ей под рубашку и начала ласкать ее груди, хохоча и глядя на Спенсера.

Глава 58

Часы на приборной доске показали 10:21, когда Уинни переключилась на нижнюю передачу для подъема на холм и нащупала путь среди рытвин и булыжников на своем полноприводном пикапе. Этот автомобиль мог выдержать поездку по сильно пересеченной местности, в отличие от оконного стекла, завернутого в одеяло.

Она думала о том, что слышала по телефону от Генри вчера ночью: о пожаре в студии Тесс и о кукле Эммы, как две капли воды похожей на Сьюзи. Голос Сьюзи в ее голове произнес: Случайных совпадений не бывает.

Уинни остановилась рядом с хижиной, выключила двигатель, откинула волосы со светлого парика на голове и вышла из автомобиля. Она начала распаковывать стекло и убедилась в том, что оно было доставлено в целости и сохранности. Хорошо. К ланчу стекло будет стоять на месте.

— У меня есть загадка для тебя, — донесся приглушенный, но твердый голос из-за спины.

Уинни повернулась к скульптуре лося, и все волоски на ее теле встали дыбом.

— Четверо друзей из колледжа десять лет назад образовали экстремистскую художественную группу. — Уинни замерла на месте, когда из-за лося появился мужчина. На нем были брюки цвета хаки, голубая рубашка поло и туристские ботинки. В его коротко стриженных каштановых волосах было много седины. — Само забавное, что все их архивные данные исчезли, — продолжил он. — Не осталось никаких свидетельств, что они вообще учились в Секстоне. Но это случилось не так давно. Люди помнят — другие студенты и преподаватели. Они помнят группу людей, которые называли себя «Сердобольными Разоблачителями». Я говорил с профессором Берусси, который очень хорошо помнит их. Сейчас он живет во Флориде и преподает в местном колледже. Он рассказал интересную историю о своем увольнении из Секстона.

Уинни задержала дыхание.

— В данное время мне еще больше интересно, что произошло с этими четырьмя студентами после того, как они покинули Секстон. Их предводительница как будто исчезла с лица земли после получения диплома. А десять лет спустя ее бывший любовник и один из членов группы покончил с собой после того, как получил открытку, которая, судя по всему, была отправлена одним из членов группы. Так что же происходит, Вэл? Или мне следует называть вас Уинни?

— Спасибо, лучше Уинни, — сказала она.

— Я Билл Лунд, — представился он и протянул руку.

Уинни обменялась с ним рукопожатием. Ее рука немного дрожала; оставалось лишь надеяться, что он ничего не заметил.

— Меня наняли для расследования смерти Спенсера Стайлса, — сказал Билл. — В случае самоубийства это означает расследование его прошлой жизни. Его семье нужны ответы.

Уинни кивнула.

— Как насчет этого маскарада? — спросил он.

Вот дерьмо.

— Интересный выбор — ходить по городу, переодевшись в свою бывшую любовницу.

Билл достал старый секстонский каталог с фотографией Сьюзи и деревянным великаном на обложке.

Уинни услышала тихое шипение и поняла, что это она сама втягивает воздух сквозь зубы. Она ощутила колющую боль в груди. Паника в чистом виде. Некоторые животные умирают от паники: мелкие грызуны, землеройки и мыши-полевки.

Она молчала.

— Моя работа — находить подобные вещи, — продолжил Билл Лунд. Судя по голосу, он не особенно гордился собой, а просто излагал факты. — Мне известно о вашей связи со Сьюзи. В сущности, мне известно все, чем вы занимались после того, как уехали из Вермонта тем летом. Я знаю, что вас уволили из «Севен-Элевен» за кражу лекарственных препаратов перед кассой. И я знаю насчет госпитализации.

Он медленно произнес последнее слово, выделяя каждый слог. Она вдруг поняла, что он говорит с ней как с ненормальной. С человеком, чей разум немного помутился под воздействием таблеток.

— Но я не знаю, почему вы вернулись.

Он выжидающе посмотрел на нее.

— Вряд ли это ваше дело, но я получила открытку, — ответила она, стараясь говорить ровно. — Ее отправили из Вермонта, и моя мачеха переадресовала ее мне.

Она раскрыла сумочку, достала мятую открытку и передала Лунду. Тот посмотрел на нее и кивнул.

— Я решила вернуться сюда и попытаться выяснить, что происходит. Кто мог послать эту открытку? Когда я узнала о Спенсере, для меня стало еще более важно докопаться до сути.

— И что же вы узнали? — спросил Лунд.

Уинни покачала головой:

— Пока немного. Генри и Тесс не получили открытки, и это показалось мне странным.

Билл снова кивнул, явно соглашаясь с ней.

— Но где Сьюзи? — спросил он.

Колющая боль в груди поднялась к горлу, сдавливая голосовые связки.

— Не знаю. Мы все оставались здесь еще некоторое время после окончания колледжа, а потом наши пути разошлись. Сьюзи говорила, что собирается в Калифорнию — кажется, в Сан-Франциско.

— И вы больше ничего не слышали о ней? Не пытались найти ее?

Уинни покачала головой. Нет, ничего такого не было.

Билл достал бумажник, вынул визитную карточку и что-то написал на обратной стороне, прежде чем протянуть ей.

«Билл Лунд, частные расследования». Номер мобильного телефона. На обратной стороне он написал: «Альпайн Мотор Корт, номер 7» и местный телефонный номер.

— Позвоните мне, если решите, что можете поделиться еще чем-нибудь. Я пробуду в городе еще несколько дней; нужно произвести кое-какие дополнительные изыскания.

Уинни вымученно улыбнулась.

— Разумеется… если узнаю что-то новое, — ответила она и убрала карточку, а потом посмотрела, как он пешком спускается по склону.

Он вернется, малышка.

— Знаю, — прошептала Уинни. — Я буду готова.

Глава 59

— Что случилось с твоей рукой? — спросила Эрин Леблан. Ванесса Санчес находилась рядом с ней, и они стояли за Мэл и Эммой в очереди на дневной сеанс. Кажется, что половина класса сегодня решила пойти в кино. Мэл уже полдюжины раз обозвали Капитаном Вонючкой, и она держала в руках записную книжку, заполняя страницы точками, дефисами, крестиками и ноликами.

— Давай просто уйдем отсюда, — прошептала ей Эмма. Мэл проигнорировала ее и продолжила писать в потрепанном маленьком блокноте.

— Теперь ты еще и оглохла, Дефорж? — спросила Эрин, наклоняясь совсем близко к Эмме. От нее пахло виноградной жевательной резинкой.

— На твоем месте я была бы поосторожнее, — предупредила Мэл, по-прежнему глядя в свой блокнот. — Эмма вроде бешеной собаки: нельзя угадать, что она сделает в следующий момент.

Ванесса фыркнула.

— Это точно, — сказала она.

— Я серьезно, — продолжила Мэл. — Вчера она обезумела и расколошматила оконное стекло. Вы бы только видели — повсюду кровь!

Эмма оцепенела.

— В самом деле? — поинтересовалась Ванесса, глядя на бинты, обернутые вокруг правой ладони Эммы.

— Это был несчастный случай, — сказала Эмма, отчаянно желая, чтобы очередь двигалась побыстрее. Ей хотелось попасть в кондиционированную темноту и опуститься в мягкое складное кресло с шоколадными батончиками и попкорном в руках. У нее особая манера съедать каждый батончик за девять укусов. И когда она сидит, то поджимает ноги, чтобы не касаться пола, измазанного невесть чем.

— Это демоническая одержимость, — пояснила Мэл. Эмма изогнула шею и посмотрела на буфет в следующем помещении, как будто всерьез интересовалась ценами на попкорн. Все цены заканчивались на девятку: $1.59, $4.89.

— О чем ты болтаешь, Капитан Вонючка? — спросила Ванесса.

— Я говорю, что такое иногда случается. Например, в «Изгоняющем дьявола». В одну минуту ты играешь с гадательной доской, которую нашла на чердаке, а в следующую — начинаешь говорить на древних языках и брызгаться зеленой слизью.

— Фу, гадость! — поежилась Эмма.

— И не говори.

— Выходит, Эмма, сейчас ты одержима дьяволом? — спросила Эрин.

Эмма подошла к кассе, поэтому не обращала внимания на вопрос.

— Один билет, пожалуйста, — сказала она и протянула мятую пятидолларовую бумажку в плексигласовое окошко.

— На какой фильм, милая? — спросила пожилая женщина в билетной кассе. Эмма не имела понятия. Она посмотрела на названия фильмов, но все буквы перемешались; видны были только номера.

— На час дня, — сказала Эмма и сощурилась на вывеску. — Фильм о животных.

— Нет, это не дьявол, — обратилась Мэл к другим девочкам у нее за спиной. — Она одержима Дэннер.

— Что такое дэннер? — спросила Эрин.

Кожа Эммы покрылась мурашками, как будто под ней ползали насекомые. Микроскопические насекомые, которые выглядывают из пор и ныряют обратно.

Эмма направилась к буфету, где взяла кока-колу, шоколадные батончики и попкорн без сливочного масла. Три девочки за ее спиной гадко захихикали. Эмма услышала, как одна из них назвала ее полоумной.

Как могла Мэл, которую она считала лучшей подругой, подло предать ее? Капитан Вонючка собственной персоной, которая носит фальшивые очки, сама стрижет волосы и никогда не принимает душ. Дело вовсе не в том, что другие девочки стучатся в ее дверь и умоляют ее поиграть с ними. Они с Эммой всегда были лучшими подругами: две странные девочки, обреченные держаться друг друга.

Эмма прошла по ковровой дорожке мимо туалетов в зал № 2 через двойные двери. Здесь оказалось много детей, смеющихся и жующих попкорн. Она увидела множество знакомых лиц из начальной и средней школы. Вот Дик Джарвис; его мама работает бухгалтером в компании «Дефорж».

Эмме нравилось сидеть в самом заднем ряду, но все места уже были заняты. Она нашла три свободных места в середине и быстро направилась туда, не уверенная в том, что Мэл найдет ее, и втайне надеясь на это. Она поджала ноги и опустила голову, изучая ингредиенты на упаковке шоколадного батончика: порошок какао, кукурузный сироп, пшеничная мука, крахмал, искусственные красители и вкусовые добавки. Там было написано «низкокалорийный продукт». Она вскрыла упаковку, достала первый батончик и положила в карман. Всего в упаковке было десять батончиков, и она никогда не ела первый. Несчастливое число.

Свет погас. Включился звук, потрескивающий и слишком громкий, с просьбой выключить мобильные телефоны и не разговаривать во время сеанса. Будьте тактичными, произнес мужской голос, бухающий в уши. Будьте тактичными.

— Вот ты где, — сказала Мэл и плюхнулась на сиденье рядом с ней. Эмма не ответила. Она смотрела на экран, где показывали рекламу. Что-то про роботов; выглядит неплохо, если вы любите роботов, но Эмма не из таких. Она нащупала батончик в кармане джинсов и подумала отдать его Мэл, но потом отказалась от этой мысли. Мэл запихивала в рот пригоршни попкорна и роняла зернышки на пол. Это было вульгарно и определенно нетактично.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — прошептала Мэл с набитым ртом. Эмма продолжила смотреть на экран. — Ты хочешь, чтобы здесь была она, а не я.

— Что? — спросила Эмма. — Кто?

Кино уже началось. Кто-то сзади сказал: «Ш-ш-ш!»

— Твоя глупая кукла, — ответила Мэл. — Может, вам нужно ходить на свидания, — она сунула в рот еще одну горсть попкорна.

Значит, вот в чем дело. Дэннер. Ей следовало бы догадаться. Мэл вела себя странно с тех пор, как Эмма показала ей свою скульптуру перед походом в кино.

— И что это за чертовщина? — спросила Мэл.

— Это скульптура. Произведение искусства.

— Она страшная, как смерть, Эмма. Кто это может быть?

Эмма лишь закусила губу.

— Не может быть, — Мэл покачала головой. — Ты же не могла превратить свою невидимую подругу в огромную куклу Вуду?

Эмма пожала плечами. Потом они спустились во двор, сели в мамин автомобиль и отправились в кино, не обменявшись ни словом.

Эмма раскрошила шоколадку в кармане, превращая ее в липкие кусочки.

— Прошу прощения, — сказала Ванесса и протиснулась к двум пустым сиденьям в дальнем конце ряда.

Здорово. Просто прекрасно. Эмма смотрела на красные указатели выхода слева и справа от экрана и размышляла о возможности побега.

Она не могла сосредоточиться. Так или иначе, это дурацкое кино. Животные занимаются боевыми искусствами. Панда получает удар в пах, и зал взрывается от смеха. Эмма закрыла глаза.

Кто-то ущипнул ее за руку.

— Ох! — вскрикнула она.

— Ш-ш-ш! — прошипела женщина за ее спиной.

Кожу на руке Эммы жгло огнем; это называют «крапивкой». Эмма отвернулась и покачала головой.

— Уходи, — прошептала она.

— Это ты уходи! — сказала Мэл. — Ты сама решила пойти на этот дурацкий фильм!

— Я не тебе, — прошептала Эмма.

— Если вы не утихомиритесь, то я позову сотрудника, и он выведет вас отсюда, — сказала женщина сзади.

Дэннер рассмеялась. На ней зеленый купальник Эммы, очки для плавания и резиновая шапочка ее мамы, разрисованная цветами.

Эмма подумала, что, может быть, если она не будет смотреть на Дэннер, та наконец уйдет. Она упорно стала смотреть на экран, но не понимала, что там происходит. Сплошные цвета и формы, никакого смысла. Наверное, ей нужны очки. Она вжалась в кресло и закрыла глаза.

Дэннер рядом с ней издала хлюпающий звук, словно втянула ил через соломинку. Потом раздался отвратительный клекот, и Эмма зажмурилась еще крепче и начала качаться в кресле.

Этого нет. Только не здесь.

Это твое воображение, внушала она себе.

Она вспомнила слова Дэннер: Все твое — мое.

— Если мы одно и то же, то я создала тебя и могу заставить тебя уйти, — прошептала она.

Тут ее окатил запах гнили и стоячей воды. Что-то давно мертвое, извлеченное со дна колодца: пропавший котенок, нежеланный ребенок.

Прекрати, внушила она себе. Хватит.

— Уходи, — прошептала она Дэннер. — Это больше не смешно.

— Чертовски верно, — сказала Мэл.

— Ш-ш-ш! — гневно прошипела женщина сзади.

Эмма закрыла ладонью нос и рот. У нее заурчало в животе; батончики и попкорн просились наружу. Она приоткрыла глаза, посмотрела на красное сияние указателей выхода и представила, как выходит оттуда в прохладу кирпичного переулка. Но для этого ей нужно было пройти мимо Дэннер.

Ее снова ущипнули за руку, жестоко выкручивая кожу на запястье. Она посмотрела вниз и увидела белую руку с отвисшей кожей, вцепившуюся в нее. Эмма отдернула собственную руку, но Дэннер словно прилипла к ней. Когда она потянулась к Эмме, с ее руки сползла дряблая кожа, и появилась гнилая сочащаяся плоть.

Эмма закричала и вскочила с места. Она зацепилась за ноги Мэл и упала, ударяясь лицом о спинку переднего кресла, потом оказалась на заплеванном полу, липком от пролитой содовой воды, кукурузного масла и грязи. Она снова закричала. Рука потянулась к ней и на этот раз не отпустила. Эмма крепко зажмурилась: что-то потянуло ее вверх и привлекло к себе. Она лягалась, выставляла ногти, всеми силами отбиваясь от существа, которое схватило ее. Но это была уже не Дэннер. Все твое — мое.

Она услышала голоса, которые донеслись до нее как сквозь толщу воды, ровный гул слов: родители, врач, ранена, подруга. Потом она услышала, как кто-то произнес: Дэннер. Она открыла глаза. Это Мэл склонилась над ней и держала ее за руку. Ванесса и Эрин тоже были здесь, а также сотрудник кинотеатра с фонариком в руке.

Лишь после того как ее вывели в ярко освещенный вестибюль с плакатами кинофильмов, которые будут показаны в ближайшее время, она обратила внимание на лицо Мэл. Оно было все исцарапано, как и ее рука. Одна из буфетчиц передала Мэл влажное полотенце.

Пожилая продавщица билетов тоже была здесь вместе с дородным мужчиной в тесном голубом костюме, который спросил имя и телефонный номер Эммы. Она как будто застряла под водой, и все остальные столпились наверху и смотрели на нее. Слова доносились до нее с большой задержкой. Она была уверена, что если откроет рот, то оттуда выйдут лишь маленькие пузырьки, но никаких звуков.

— Эмма Дефорж, — сказала Эрин. — Я не знаю ее номер, но она живет в Лэнгли у шоссе номер два. Она чокнутая, совершенно серьезно.

— Боже мой! — воскликнула Ванесса. — Она описалась!

Нет, хотелось объяснить Эмме. Я просто промокла от воды. Оттого, что я под водой.

Мужчина в голубом костюме легко похлопал Эмму по руке, почти не прикасаясь к ней.

— У тебя бывали припадки, милая?

Эмма потрясла головой.

— Не беспокойся, я позвоню твоим родителям, — заверил он и ушел в служебное помещение в глубине вестибюля. Ей хотелось попросить, чтобы он не делал этого, хотелось пойти за ним и сказать: «Понимаете, мои родители находятся в размолвке, и если вы позвоните им, если они все узнают, это может оказаться последней соломинкой. Пожалуйста, не надо — сейчас им не нужно тревожиться еще и о чокнутой дочери».

Но он ушел и закрыл дверь за собой. Пожилая женщина и буфетчица с жалостью посмотрели на нее. Эрин и Ванесса перешептывались и качали головами. Ванесса достала из сумочки мобильный телефон, набрала номер и сказала:

— Привет, я в кино, и ты не поверишь, что сейчас произошло…

Эмма посмотрела на Мэл и на неровные красные царапины, покрывающие ее лицо и руки. Потом она посмотрела на собственные пальцы и увидела кровь под аккуратно подстриженными ногтями.

— Дай-ка я догадаюсь, — сказала Мэл и отступила от Эммы. Ее лицо было искажено от страха и отвращения. — Дэннер сделала это с тобой, да?

Глава 60

— Какова была роль Спенсера в вашей группе? — спросил Билл.

Они сидели за столом на кухне. Тесс сделала кофе и достала какие-то причудливые европейские печенюшки из синей жестяной коробки, которую она взяла вчера в супермаркете перед тем, как увидела цветы. Перед ее решением встретиться с Клэр.

Прекрати. Не думай об этом. Сосредоточься.

Она решила, что будет лучше не рассматривать Билла как судебного следователя, а относиться к нему как к обычному гостю.

— Со сливками? — спросила она и взяла маленький фаянсовый кувшинчик. Он покачал головой.

Когда Билл неожиданно появился после того, как она отвезла девочек в кино, Тесс мгновенно узнала в нем мужчину, который следил за ней в субботу на фермерском рынке. Если он продолжал наблюдать за ней в городе, то у него есть основания полагать, будто она что-то скрывает. А если он посетил колледж, то неизвестно, как много ему удалось узнать. Он называл их «группой», но пока не упоминал о «Сердобольных Разоблачителях», что казалось Тесс хорошим признаком.

— На самом деле Спенсер не был настоящим членом группы, — сказала Тесс, вспоминая слова Сьюзи: Ложь действует лучше всего, если в нее вплетены частицы правды. — Он держался на заднем плане и не был ключевым игроком.

Билл написал в своем блокноте «не ключевой игрок» и сосредоточенно кивнул. Тесс посмотрела на часы: 13:15. Она добавила в свой кофе ложку сахара, хотя обычно не использовала сахар. Ей нужно было чем-то занять руки. Она слишком долго размешивала напиток, ложка звякала о тяжелую чашку.

— Насколько я понимаю, вчера ночью у вас случился небольшой пожар, — сказал Билл, отрываясь от своих записей. У него были бледно-голубые глаза, как весеннее небо.

Его вопрос выбил ее из колеи. Она к такому не привыкла.

— Моя студия сгорела дотла, — сказала Тесс. — Пожарные думают, что это из-за свечи, которую я забыла погасить.

— Значит, они не заподозрили поджог?

— Поджог? Нет, что вы. Это злосчастное стечение обстоятельств.

Билл кивнул.

— Вам известно, что все ваши прожекторы с датчиками движения разбиты?

— Простите, что? — Тесс уже поняла, что ее перехитрили. Вот так просто.

— Они разбиты. Возможно, в них стреляли или кто-то бросал камни. Кто-то, обладающий превосходным прицелом, — сказал он и выжидающе посмотрел на нее.

На ее лбу и верхней губе выступили капельки пота.

Возможно, в них стреляли. Кто-то, обладающий превосходным прицелом.

Тесс закрыла глаза и увидела, как Сьюзи уходит под воду. Генри ныряет за ней. Две секунды спустя, когда она открывает глаза, Генри уже на кухне — не мокрый, только что из воды, а одетый в рабочий комбинезон. Добрый, надежный Генри, который уезжал со своей бригадой.

— Генри… — Тесс почти задыхалась. — Генри, это Билл Лунд. Частный сыщик, которого наняла семья Спенсера.

— Мы уже знакомы, — Генри кивнул и обменялся рукопожатием с Биллом.

— Ах да, извините, — в замешательстве сказала Тесс. — Разумеется, вы знакомы.

— Так что вы сказали о роли Спенсера Стайлса среди «Сердобольных Разоблачителей»? — спросил Билл.

Тесс сделала резкий, судорожный вдох. Ну ладно, сказала она себе. Итак, он знает о Разоблачителях. Это еще не конец света.

Пока не конец.

Генри прислонился спиной к столешнице кухонной тумбы, опираясь локтями.

— Спенсер не был ключевым игроком, — сказал он.

Билл выразительно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Тесс и устроил целое представление, тщательно записывая в блокноте слова «не ключевой игрок».

— В общем-то, это была не настоящая группа, — добавил Генри.

— Как так? — спросил Билл.

— Я имею в виду «Сердобольных Разоблачителей». На самом деле, мы были просто друзьями, которые вместе занимались художественным творчеством. Никаких формальностей, никакой организации.

Билл кивнул, закрыл свой блокнот и встал.

— Спасибо за ваше время, — сказал он. — Не надо меня провожать, я знаю дорогу.

— О боже, — сердито прошептала Тесс, когда Билл ушел. — Он не поверил ни одному нашему слову! Мы пропали!

— Ты этого не знаешь, — сказал Генри.

— Проклятье! Нам нужно было лучше подготовиться.

Генри посмотрел на свои ботинки.

— Ты знаешь, что лампы разбиты? — спросила Тесс.

— Какие лампы?

— Прожекторы системы безопасности — те, что снаружи. Билл сказал, что их расстреляли или разбили камнями.

Генри заметно побледнел. Раздался телефонный звонок, и оба вздрогнули.

— Я отвечу, — сказала Тесс. Когда она потянулась к телефону, то увидела, как Генри открыл сдвижную дверь кухни и вышел во двор.

— Алло? — произнесла она.

— Миссис Дефорж? — мужской голос.

— Да.

— Меня зовут Дэвид Макаллистер, я сотрудник кинотеатра «Стар».

Тесс видела, как Генри обходит двор, разглядывая прожекторы и наклоняясь, чтобы осмотреть землю. С каждой секундой он выглядел все более испуганным.

— Боюсь, у вашей дочери возникли неприятности.

Глава 61

Он ощупывал толстые осколки разбитой лампы на дорожке и смотрел на прожектор, установленный над парадной дверью, когда увидел это. Там, в окне спальни Эммы, на него смотрела фигура со светлыми волосами. Она улыбалась и махала ему.

Его сердце подступило к горлу, перехватило дыхание, которое стало влажным и прерывистым. Он стал хватать ртом воздух. Потом посмотрел на свою руку и увидел, что слишком крепко сжал осколки стекла и поранил ладонь. Выронив стекло, он вошел в дом через парадную дверь мимо Тесс, которая уже перебросила сумку через плечо.

— Я еду за Эммой, — сказала она. — Только что позвонил сотрудник кинотеатра. Он сказал, что с ней случился… неприятный эпизод.

— Эпизод? — повторил Генри и остановился у подножия лестницы, взявшись за перила.

— Я почти ничего не знаю. Он утверждает, что сейчас с ней все хорошо, но я собираюсь забрать ее.

— Ладно, — сказал он и начал подниматься.

— Генри, ты поранил руку! — окликнула она вслед.

— Ничего страшного, — проворчал он, шагая через одну ступеньку. Входная дверь закрылась. Когда он шел по коридору, то слышал звук отъезжающего автомобиля Тесс. Свернув в ванную, он оторвал несколько футов туалетной бумаги и быстро обмотал кровоточащую руку. Пока этого хватит.

Вернувшись в коридор, он увидел, что дверь спальни Эммы закрыта, а на ручке висит табличка «Не беспокоить».

Возможно, он должен прислушаться к предупреждению.

Не беспокоить.

— К черту, — пробормотал Генри и дернул дверную ручку. Если дверь заперта, он взломает ее. Но ручка легко повернулась в его руке, обернутой в туалетную бумагу. Он прикусил левую щеку изнутри и распахнул дверь.

Когда он отпустил ручку, то увидел, что она липкая от крови. Туалетная бумага пропиталась насквозь и начала распадаться.

— Кто там? — спросил он, заглядывая внутрь, но еще не пересекая порог.

Никого. Комната была пуста.

Настольный компьютер Эммы оказался включен; по светящемуся экрану прыгали и ползали маленькие яркие существа. Фрагменты звонкой веселой мелодии, закольцованной с коротким интервалом. Одна из дурацких игр его дочери.

Генри задержал дыхание и вошел в комнату. Повернувшись направо, он заглянул в открытый шкаф. Ничего, кроме одежды на крючках и вешалках, кучки обуви и картонной коробки с заброшенными набивными зверьками и другими игрушками. Все в полном порядке, везде чисто. Даже слишком чисто.

Бесконечная музыка в компьютерной игре стала невыносимой, поэтому Генри подошел к столу и использовал мышку, чтобы закрыть ее. За этим окном работала другая программа: сетевой сайт с информацией о здоровье с раскрытой статьей о галлюцинациях. Он скользнул взглядом по статье и остановился на строчках: Пациенты, страдающие психическими расстройствами, особенно при шизофрении, часто испытывают галлюцинации. Подобные галлюцинации также могут возникать в результате стресса или нервного истощения.

Значит, Эмма думает, что она видит галлюцинации? Если да, то что именно она видит?

Отойдя от компьютера, Генри перешел к центру комнаты и осмотрел пустую, аккуратно заправленную постель. Под окном, словно только что свалившись с кровати, лицом вниз лежала кукла Дэннер.

— О господи, — прошептал он, застыв на месте.

Это кукла. Всего лишь кукла.

Полная чушь. Эта кукла разговаривает. Она может встать и помахать рукой.

В его голове снова раздался голос Тесс, ее постоянный рефрен: Ты слишком остро реагируешь, Генри.

— Ну да, — ответил он воображаемой Тесс. — Я уверен, что это лишь стресс и нервное истощение.

Каждая мышца в его теле наполнилась желанием убежать, убраться отсюда к чертовой матери. Забыть о кукле, машущей из окна. Вернуться в ванную, промыть руку и наложить настоящую повязку, оставив дверь комнаты Эммы плотно закрытой за собой.

Не беспокоить.

Но нет. Генри заставил себя шагнуть вперед. Он подтолкнул туловище куклы носком ноги. Оно было плотное и неподвижное.

Или почти неподвижное.

Генри был уверен, что ее правая рука слабо шевелилась. Кисти рук — это старые садовые перчатки Тесс с зелеными пятнами. Он немного отступил и посильнее пнул куклу в бок. Никакого движения… но черт возьми, эта штука была плотная и тяжелая.

Это лишь кукла, мысленно повторил Генри.

Он сделал глубокий вдох, опустился на колени, положил руку на плечо куклы и ощутил легкую дрожь и тихое жужжание, похожее на то, какое можно слышать у высоковольтной линии.

— Вот дрянь! — Он отдернул пальцы.

Потом снова наклонился и заставил себя прикоснуться к кукле, чтобы перекатить ее на спину. Она была плотная, как настоящий человек из плоти и крови, только еще более тяжелая. Словно мертвый груз. Наконец кукла перевернулась; ее шея изогнулась и потянула за собой голову, так что появились глаза. Но эти глаза не пялились в потолок. Они глядят прямо на Генри.

Он отпрыгнул с приглушенным вскриком.

— Папа?

Эмма вошла в комнату у него за спиной.

Генри медленно отвернулся от куклы Дэннер. Лицо его дочери покраснело и вспухло, повязка на руке размоталась.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он резким, обвиняющим тоном. Эмма испуганно отступила от него, и он смягчил голос: — Мама только что поехала за тобой.

— Уинни подвезла меня до дома.

— Уинни? Что она здесь делает?

— Я позвонила ей из кинотеатра. Она все равно была в городе по своим делам, поэтому согласилась подбросить меня.

— Твоя мама сойдет с ума от беспокойства, когда узнает, что тебя нет. Сюда звонил сотрудник кинотеатра.

Подбородок Эммы начал дрожать.

— Я надеялась, что он не дозвонится до вас. Мне не хотелось впутывать вас в это. На самом деле, ничего страшного не случилось. А Уинни… она предложила звонить ей в любое время, если мне что-то понадобится.

Генри кивнул.

— Я улажу дело с твоей мамой, — пообещал он, стараясь говорить ровно и спокойно. — Так что случилось в кинотеатре?

— Я вроде бы упала в обморок или что-то вроде того, — сказала девочка. — М-м-м… папа?

— Да? — он нервно покосился на куклу.

— У тебя из руки течет кровь, и ты уже заляпал всю комнату.

— Извини, — сказал он и посмотрел на руку, с которой свисали обрывки туалетной бумаги. — Я немного порезался во дворе.

— Тогда мы квиты, — она со слабой улыбкой подняла забинтованную руку.

— Твоя кукла, — сказал Генри, с трудом ворочая языком. — Почему она такая тяжелая?

— Это песок, — объяснила Эмма. — Я набила ее пакетами песка из моей старой песочницы.

Комната Эммы становилась темной и зыбкой. Генри слышал собственные слова в каком-то другом измерении: Нам нужно нагрузить ее, чтобы она не всплыла.

— Папа, с тобой все в порядке?

Генри не мог ответить. Он снова находился под водой. И на этот раз кукла Дэннер тонула вместе с ним.

Глава 62

Эмма стояла на четвереньках и проводила ватной палочкой, смоченной в перекиси водорода, по пятнышкам крови, которые оставил ее отец на ковре. Что он вообще делал в ее комнате? И как Дэннер оказалась на полу?

— Он не сделал тебе больно, правда? — обратилась она к Дэннер, которая снова сидела на кровати.

Кукла не ответила.

Эмма вернулась к чистке ковра. Когда перекись водорода соприкасалась с кровью, она начинала пузыриться, и пятно исчезало. Потом она отскребла остатки чистой влажной тряпочкой.

У нее гудело в голове. Даже сейчас, когда она приняла душ и переоделась, Эмма по-прежнему ощущала себя грязной. Голоса ее родителей на кухне звучали приглушенно, но достаточно отчетливо, чтобы она могла понять, о чем они спорят. Она снова и снова слышала свое имя.

Отвлекшись от Дэннер, ватных палочек, перекиси водорода и кровавых пятен, Эмма вышла в коридор и подкралась к лестнице, где начала слушать.

— Генри, я не говорю о шоковой терапии и подобных вещах, — услышала она голос своей мамы. — Речь идет только об оценке ее состояния. Мы больше не можем игнорировать ее поведение. Особенно теперь, когда оно становится… опасным.

— Эмма не представляет опасности, — возразил ее отец.

— Она напала на Мэл, Генри. Мне сказали, что у нее случилась истерика. Она кричала и каталась по полу. Ради всего святого, Генри, она обмочила трусики! Подумай, как это было унизительно для нее! Возможно, это не психиатрический случай. Может быть, это связано с неврологией, с нервными припадками или чем-то в этом роде. Ты годами закреплял ее одержимость Дэннер; но что, если Дэннер — это лишь какой-то… я не знаю… симптом?

— Ей нужен не врач, — сказал Генри.

— Тогда что ты предлагаешь? Шамана? Может быть, экзорциста? Господи, Генри, наша девочка больна! Если бы она сломала руку, то ты бы первым делом отвез ее в травмпункт. А здесь то же самое. Тебе пора всерьез отнестись к этому.

— Я очень серьезно отношусь к этому, — сказал ее отец.

— Мы уже не просто говорим о воображаемой подруге. Мы говорим о буйном поведении и о возможности того, что она устроила пожар…

— Эмма не устраивала пожар.

— Я понимаю, что ты хочешь защитить ее, Генри. Бог знает, что и я хочу того же самого. Но если она нуждается в помощи, то бездействие лишь ухудшит положение.

— Не в этом дело, — вздохнул ее отец.

— Мэл рассказала мне, что на самом деле произошло в хижине. Как ты мог солгать мне? Есть еще что-то, о чем ты не рассказал?

— Больше ничего.

— А разве тот факт, что Эмма разбила окно кулаком и заявила, что ничего не помнит об этом, вовсе не волнует тебя? Боже! Как ты мог не поделиться этим со мной? Я же ее мать, ради всего святого!

Эмма услышала звук стула, отодвигаемого на кафельном полу.

— Это был несчастный случай, — сказал ее отец.

— Мэл сказала мне, что Эмма видела тебя в окне. Тебя и Уинни. Что она видела, Генри? Что могло так вывести ее из себя, что она разбила окно?

— Ничего, — ответил ее отец тонким и напряженным голосом, как у маленького мальчика.

— И какого черта Эмма позвонила Уинни из кинотеатра, а не обратилась к нам? Хуже того, почему Уинни забрала ее, даже не посоветовавшись с нами?

— Я знаю об этом не больше твоего, Тесс. Мне очень жаль.

Молчание Тесс, затем снова звук отодвигаемого стула, звяканье чашек в раковине. Иногда, когда ее мама приходит в бешенство, она начинает прибираться и мыть посуду. Когда Тесс достает резиновые перчатки и берет флакон чистящего средства «Комет», Эмма понимает, что пора смываться отсюда.

Она отступала по коридору в свою комнату. За спиной она услышала, как ее мама сказала, что собирается на прогулку. Хлопнула входная дверь. На подъездной дорожке раздался звук включенного двигателя «Вольво».

— Мама думает, что я схожу с ума, — обратилась она к Дэннер. — Она думает, что это я подожгла ее студию.

— А ты это сделала? — спросила Дэннер.

— Конечно, нет, — Эмма покачала головой.

— Ты уверена? — спросила Дэннер.

Эмма прикусила губу и задумалась. Если бы ее рука не была порезана, она бы не поверила, что на самом деле может пробить окно. И пока она не увидела расцарапанное лицо и руку Мэл, она бы ни за что не поверила, что может так поступить со своей лучшей подругой.

— Больше не знаю, что и думать, — призналась Эмма.

Дэннер улыбнулась.

— Ну, это уже что-то.

Глава 63

Тесс не была уверена, что «Вольво» пройдет по лесовозной дороге, поэтому она остановилась у начала подъема и дальше пошла пешком. Подъем оказался более крутой и долгий, чем она помнила, но она нашла удовольствие в ноющих мышцах и затрудненном дыхании.

Тесс решила, что когда она вернется домой, то позвонит педиатру и договорится о визите вместе с Эммой. Он скажет, какие тесты нужно будет сдать и какие понадобятся оценки. Они разберутся с этим, пока не стало хуже.

И может быть, Генри прав; возможно, Эмма не имеет никакого отношения к пожару.

Она вспомнила, что сказал Билл о разбитых прожекторах: Кто-то, обладающий превосходным прицелом. Она представила, как Уинни высовывается из окна старого пикапа Генри со своей винтовкой, прицеливается и палит в какую-то невообразимо далекую мишень, но каждый раз попадает. «Единственный в мире поэт-снайпер!» — как говорила Сьюзи.

Когда Тесс поднялась на вершину холма и увидела старую хижину, а также лося, который стоял на страже, ей показалось, что она не только поднялась вверх, но и вернулась назад во времени. Ей снова двадцать два года; она любит жизнь и восхищается ее возможностями. Сейчас она распахнет дверь хижины и увидит Генри с косматыми волосами и бородой, Уинни с ружьем и Сьюзи, которая разливает текилу, хохочет и убеждает их, что единственный способ что-то полюбить — это разобрать его на части, распутать его, сломать, разорвать на куски.

Кошки окружили ее, когда она подошла к двери: это был живой, мяукающий, урчащий крепостной ров, который она должна была пересечь. Она наклонилась погладить их: маленькая Таша, Морковка и многие другие, чьи клички ей были незнакомы. Это чудо, что они выжили, но если случилось одно чудо, то почему бы не случиться другому?

Она продолжила движение вместе с кошками, которые терлись об ее ноги. Их низкое мурлыканье напомнило ей жужжащий звук, издаваемый Тесс, когда она рисовала или занималась скульптурой: белый шум.

Тесс поднялась на крыльцо и не стала стучать в дверь. Она толчком открыла ее и вошла внутрь, наполовину уверенная в том, что вернется в прошлое, если не поторопится.

То, что она увидела, заставило ее ахнуть и поверить в невероятное. Сьюзи сидела за столом и что-то писала в дневнике. Светлые волосы, шелковая блузка, армейские ботинки с высокой шнуровкой. Она изумленно вскинула голову, затем улыбнулась и подмигнула.

— Я все думала, когда ты приедешь сюда, Тесс, — сказала она.

Тесс захотелось убежать с криками, но ее удержала мысль о том, что тогда она наткнется на нечто более страшное. Вроде кошек, которые сторожат у двери, злобных животных с оскаленными клыками и пеной у рта.

Все в хижине казалось зловеще таким же, как раньше. Четыре стула расставлены вокруг стола, белые фаянсовые тарелки, украденные из кафетерия в Секстоне, сложены на полках. Даже пачка табака «Драм» лежала на столе рядом с пепельницей.

Взгляд Тесс устремился к заднему углу кухни, где стоял чудовищный аквариум, но его не оказалось. Слава богу.

Она снова услышала шум статики, но на этот раз у себя в голове; радиоприемник с настройкой, сбитой между станциями.

Ни здесь, ни там.

Ни прошлое, ни настоящее.

Тесс сделала шаг вперед, думая о том, что, если она сдвинется с места, белый шум в ее голове исчезнет.

Подойдя ближе, она увидела, что это вовсе не Сьюзи, а ее воплощение.

Уинни в маскарадном наряде.

— Я хочу, чтобы ты оставила мою семью в покое, — сказала Тесс, наконец вспоминая, зачем она пришла сюда. Ее голос прозвучал сильно и ровно, что удивило ее саму. — Если я увижу тебя на своей земле и если ты еще раз приблизишься к моей девочке, то я сама застрелю тебя. Ты поняла?

Уинни кивнула. Ее светлый парик немного сдвинулся в сторону.

— Ты выглядишь жалко, — продолжила Тесс. — Не знаю, о чем ты думала, когда посылала эти открытки и возвращалась в хижину. Что ты могла выгадать от этого?

Уинни покачала головой:

— Ты все неправильно понимаешь.

— Если я выясню, что ты имеешь отношение к пожару в моей студии или что ты приходила в спальню моей дочери той ночью…

— Нет! Тогда меня не было рядом с твоим домом, Тесс. Я никогда бы не сделала ничего подобного с тобой или с Эммой. Я обожаю Эмму!

Тесс сделала глубокий вдох и попыталась развеять белое сияние чистой ярости. Ее руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

— Только подойди к Эмме еще раз, и я убью тебя.

— Тесс, если бы ты могла на минуту присесть и послушать… Происходит нечто странное. Я думаю… думаю, что Сьюзи каким-то образом вернулась. Генри тоже так думает. И я начинаю подозревать, что отношения между Эммой и Дэннер тоже каким-то образом связаны со Сьюзи.

Жужжащий звук усилился.

Тесс разразилась презрительным смехом.

— Ну конечно, Уинни. Знаешь что? Если хотите, вы с Генри можете играть в любые игры, порожденные вашим воспаленным воображением, но оставьте в покое меня и мою дочь. Я больше не играю, понимаешь?

— Но, Тесс… говорю тебе, она вернулась! Ты должна выслушать меня, — если не ради твоего блага, то ради Эммы.

Тесс бросилась вперед, заняла стойку и вложила всю свою силу в хук справа, который попал Уинни прямо в челюсть и свалил ее со стула.

Тесс выпрямилась и разжала ноющий кулак, потрясенная своим поступком. Жужжащий звук в ее ушах превратился в смех.

Порви ее, малышка.

Уинни лежала, скорчившись на полу и закрывая руками лицо. Парик слетел и валялся рядом с ней, как парализованное животное.

Тесс стояла над ней, вся дрожа от высвободившегося напряжения.

Ты можешь разорвать это, разбить и похоронить на дне озера, но это возвращается. Нельзя сражаться со своим прошлым.

Уинни стонала у ее ног.

Тесс поспешно вышла из хижины, промчалась мимо кошек, которые как будто взывали к ней, когда она бежала вниз по склону холма. Она закрыла уши руками и помчалась еще быстрее, пока наконец не приблизилась к своему надежному и безопасному автомобилю.

Глава 64

— Что? — прокричала Мэл в телефонную трубку.

— Я достану дневник. Сегодня ночью.

Мэл рассмеялась.

— Мне наплевать на этот дурацкий дневник. Делай что хочешь.

— Извини за то, что сегодня случилось в кино, — сказала Эмма. — Я подумала…

— Что ты подумала?

— Ты не видела ничего странного? — спросила Эмма. — Не почуяла необычный запах?

Мэл раздраженно фыркнула.

— Ну конечно! Единственное, что я видела, — это как ты свалилась с кресла и стала кататься по полу, как сумасшедшая. Я пыталась поднять тебя, а ты напала на меня. Вот тогда я почуяла целую гору дерьма и поняла, что ты не более чокнутая, чем я. Ты просто хочешь привлечь к себе внимание этими мелкими трюками и думаешь, будто это поможет помирить твоих родителей.

— Что? Нет, я…

— Вот последняя срочная новость, Дефорж: твои родители больше никогда не будут вместе. Они не переносят друг друга. А если ты и дальше будешь продолжать в этом духе, то они не станут терпеть тебя!

Мэл с грохотом бросила трубку, и скрежет на линии вонзился прямо в ухо Эмме.

— Девять, — тихо прошептала она и повесила трубку. — Восемнадцать, двадцать семь, тридцать шесть…

— Перестань считать! — велел голос у нее за спиной. Эмма обернулась и посмотрела на куклу Дэннер, прислонившуюся к спинке кровати. — Неудивительно, что родители считают тебя чокнутой. Я думала, что ты хочешь помочь им. Думала, что ты была готова найти правду.

— Родители считают меня чокнутой из-за тебя! Что ты делала в кино? Ты до смерти напугала меня, Дэннер. Я думала, что ты собираешься… — она не могла сказать «убить меня», — …причинить мне вред. Надеюсь, что я действительно сумасшедшая, а ты — не более чем галлюцинация! Мне дадут какое-нибудь лекарство, и ты уйдешь навсегда; как тебе это нравится?

Дэннер рассмеялась. Звук ее смеха наполнил комнату, заставил воздух вибрировать, и каждый волосок на теле Эммы встал дыбом.

— Я так же реальна, как и ты, — сказала Дэннер. — И скоро все узнают об этом.

Глава 65

17 июня, хижина у озера

Стикер на бампере машины на автостоянке у почты. «Если что-то любишь, освободи это». Я достала мой верный маркер, вычеркнула «освободи это» и написала «разорви это на части».

Просто разорви, и все.

Генри захлопнул дневник и пошел ответить на телефонный звонок.

— Генри, это Уинни. Тесс только что была здесь.

— О боже. — Вино в кофейной чашке Генри выплеснулось через край. — Когда она уехала из дома, то была в ярости из-за того, что ты забрала Эмму из кино. Почему ты так поступила, не созвонившись с нами?

— Эмма позвонила мне на мобильный, вся в слезах и в отчаянии. Ей просто хотелось уехать оттуда. Судя по всему, это была жуткая сцена для нее, и я решила помочь ей. Так или иначе, она напала на меня, Генри.

— Кто, Эмма?

— Нет, Тесс! Она едва не вырубила меня.

— Господи, ты в порядке? — Он видел, как Тесс обрабатывает боксерскую грушу. Ему была известна сила этих ударов и необузданная ярость, на которую она способна.

— Более или менее нормально. С фингалом и распухшей челюстью, но ничего не сломано. Генри, она угрожала застрелить меня, если я снова окажусь рядом с Эммой. Она думает, что это я посылала открытки. Она также считает, что я сожгла ее студию вчера ночью.

— Господи, — бездумно повторил он.

Тесс думает, что Уинни разослала открытки. Уинни думает, что это Тесс.

У Генри так кружилась голова, что он едва мог думать. Осталось лишь держаться и делать все, что в его силах.

— А еще раньше приезжал тот сыщик, — продолжила Уинни. — Думаю, он знает больше, чем показывает. Когда он все выяснит — это лишь вопрос времени.

— Знаю, он был здесь. Мы с Тесс придерживались выбранного варианта, но он как будто знал, что мы лжем.

— Послушай, мне нужно убраться отсюда. Уехать в Бостон или еще куда-нибудь. Положение становится слишком безумным. Перед отъездом я хочу вывезти лося на озеро и сжечь. Я положу внутрь парик Сьюзи и ее одежду. Все, что осталось от того лета. Может быть… знаю, это звучит безумно, но может быть, мы должны положить туда и куклу Эммы.

Генри набрал в грудь воздух и сделал медленный выдох. Он вспомнил лицо, которое видел в окне у Эммы. Женщину со светлыми волосами, которая улыбнулась и помахала ему.

Подобные галлюцинации также могли возникнуть в результате стресса или нервного истощения.

— Эмма очень сильно привязана к этой кукле, — сказал он.

— Знаю… Я просто подумала, что раз уж кукла так похожа на Сьюзи и ты слышал, как она говорит ее голосом…

Если Эмма узнает об этом, она никогда не простит его.

Генри вспомнил, какой плотной и тяжелой была кукла Эммы.

«Это песок. Я набила ее пакетами песка из моей старой песочницы».

— У меня есть дневник Сьюзи, — сказал он Уинни. — Его мы тоже должны уничтожить. Возможно, это еще важнее, чем кукла.

— У тебя есть ее дневник?

— Да. Я забрал его, когда мы с Тесс вернулись в хижину незадолго до рождения Эммы.

Последовала долгая пауза. Генри задержал дыхание. Может быть, теперь Уинни считает его преступником?

Мы все преступники, сказала Тесс.

— Хорошо, — сказала Уинни. — Завтра вечером. Во второй половине дня мы доставим каноэ и лося на берег озера и все подготовим. Потом встретимся у озера после наступления темноты. Сразу же после того, как все закончится, я уеду в Бостон.

Генри почувствовал укол мигрени, начинающейся за левым глазом.

— Ты уверена? — спросил он.

— Насчет сожжения лося? Разумеется, это нужно сделать. Если Сьюзи действительно вернулась, тогда я думаю, это поможет ей двигаться дальше.

— Нет, — он закрыл глаз ладонью, пытаясь унять растущую боль. — Ты уверена, что должна уехать?

Доверительные беседы с Уинни, когда они делились секретами и планировали сжечь лося на озере, вернули его в те дни, когда Сьюзи планировала и осуществляла свои разоблачительные миссии. Это напоминало ему, кем он был когда-то, и заставляло его чувствовать себя по-настоящему живым. Он уже долго, очень долго не испытывал этого чувства.

— Генри… я много думала над твоими словами. О том, что сообщения от Сьюзи выглядят так, словно они написаны моим почерком. Что, если это я? Что, если я, — не представляю, каким образом, — транслирую желания и намерения Сьюзи и возвращаюсь в то время, когда мы были вместе? Я могла сделать что угодно. Отправиться куда угодно. Сегодня утром я встала и не смогла найти мои ключи. Мне пришлось пешком отправиться в город и купить стекло, чтобы починить разбитое окно. Наконец я нашла ключи в автомобиле. Они торчали в замке зажигания.

— Значит, ты оставила их там и забыла об этом, — сказал Генри.

— Нет. Я никогда не оставляю ключи в автомобиле. Так или иначе, бак опустел почти наполовину, а в пепельнице остались сигаретные окурки. Кроме той сигареты, которой ты недавно меня угостил, я не курила после окончания колледжа.

Генри обдумал ее слова.

— Ты принимаешь какие-нибудь медицинские препараты? — спросил он. — Я слышал истории о людях, которые принимали лекарства от бессонницы и поступали таким образом.

— Нет, Генри, я ничего не принимаю. Я даже больше не пью.

— Значит, ты думаешь, что могла водить автомобиль в помраченном состоянии?

— Не знаю. Но что бы ни происходило, это пугает меня до смерти. Поэтому я думаю, что мне будет лучше уехать отсюда.

— Это не похоже на тебя, Уинни. Ты никогда не убегала от опасности.

Он представил ее в образе «Сердобольного Разоблачителя»: сильная и храбрая, неустрашимая, с винтовкой в руках. Никаких компромиссов.

— Иногда ты сталкиваешься с чем-то посильнее тебя, — немного дрожащим голосом произнесла Уинни. — И тогда высшим проявлением мужества будет капитуляция.

Глава 66

Время близилось к полуночи. Тесс закончила тренировку, приняла душ и посмотрела вечерние новости, а теперь ворочалась в своей постели. Ее рука до сих пор болела от удара в челюсть Уинни. После возвращения из хижины Генри избегал ее общества. Она была уверена, что Уинни позвонила ему и рассказала о случившемся. Теперь Генри делал вид, что боится ее, как будто они непримиримые враги. Проклятье!

Тесс позвонила педиатру и договорилась, что он осмотрит Эмму завтра во второй половине дня. Она решила ничего не говорить Генри и просто взять Эмму с собой. Когда появится какой-то план, она поделится с Генри, и ему придется принять ее решение независимо от результата.

Хуже всего то обстоятельство, что, несмотря на все беспокойства и хлопоты, Тесс не могла отделаться от воспоминаний о Клэр. Ей казалось, что теперь она знает, что чувствуют наркоманы. Ей нужна была очередная доза. Все ее тело требовало этого.

Клэр. Она нуждалась в Клэр.

«Перетерпи это, — внушила она себе. — Вспомни обещание, которое ты дала».

Она медленно поднялась с кровати, посмотрела в окно на амбар Генри и увидела полоски света, проникающего из-за окон, закрытых черным пластиком. Она должна была объяснить ему, как обстоят дела. Рассказать, почему она отправилась в хижину и ударила Уинни. Заставить его понять, что за всеми недавними событиями стоит Уинни, больше просто некому.

Когда-то Генри и Тесс были союзниками. Они вдвоем выступали против всего мира. И она верила, действительно верила, что у них все будет хорошо.

Она тихо прошла по коридору, спустилась по лестнице и направилась на кухню, где собиралась заварить чай и позвонить Генри, чтобы он присоединился к ней. Когда они устроятся за столом, она скажет: «Помнишь тот сон, о котором ты рассказал в тот день, когда мы познакомились, — насчет коровы, которая паслась на лугу? Ты до сих пор думаешь об этом? Ты представляешь какую-то другую жизнь, где у нас все сложилось хорошо?»

Но Тесс поступила по-другому. Она сняла со стены беспроводной телефон и набрала номер Клэр.

— Алло? — сказала Клэр.

Тесс хотела заговорить, но она пообещала отказаться от своей любовницы. Дала обещание перед Богом. С другой стороны, разве она на самом деле верит в Бога? Сможет ли Он простить все ужасные вещи, которые она сделала?

Она дышала в микрофон, сжимая трубку в ноющей руке.

Нет, она не хотела Божьего прощения.

— Тесс, это ты? — спросила Клэр.

— Я… я не могу этого сделать, — сказала Тесс.

— Мне тебя не хватает, — сказала Клэр. — Мое тело тоскует по тебе. Ты понимаешь, что я имею в виду, Тесс?

— Что мне делать? — Тесс еще крепче схватилась за телефонную трубку.

— А чего ты хочешь, Тесс?

— Тебя, — просто ответила она. — Я хочу тебя.

— Иногда я думаю, что все имеет свою причину, — сказала Клэр. — От колибри, которая привлекает твое внимание поутру, до того, как двое почти незнакомых и совершенно разных людей оказываются вместе потом, что только вдвоем они могут спасти друг друга. Ты понимаешь, Тесс?

— Да, — прошептала она. Слезинка медленно поползла по ее щеке, словно в замедленной съемке, и упала на кафельный пол.

— Ты хочешь спастись, Тесс?

— Да, — слово прозвучало как судорожный вдох. Еще одна слезинка упала на пол.

— Тогда приезжай ко мне. Прямо сейчас.

— Но Эмма…

— Я буду ждать, Тесс. — Клэр повесила трубку.

Целую минуту Тесс стояла с телефоном в руке и слушала сигнал отбоя. Потом она позвонила в амбар.

— Это я, — сказала она, когда Генри ответил на звонок. — Послушай, мне нужно уехать. Я вернусь к завтраку. Ты можешь прийти сюда и поспать на диване — просто для того, чтобы находиться рядом с Эммой?

— Само собой.

Тесс ожидала, что Генри начнет забрасывать ее вопросами, но напоследок он лишь сказал: «Я буду через десять минут».

Глава 67

В доме было слишком тихо. Генри устроился на диване и включил телевизор. Он выбрал метеорологический канал и приглушил звук, чтобы не разбудить Эмму. В комнате оказалось довольно зябко. Он поднялся по лестнице и взял одеяло из бельевого шкафа, потом тихо прошел по коридору, чтобы посмотреть на Эмму. Приоткрыв дверь, он посмотрел на свою спящую дочь. Она была одна в постели, куклы Дэннер нигде не было видно. Слава богу. Ее глаза двигались за бледными веками, губы плотно были сжаты. Она вздохнула и задрыгала ногами под одеялом. Генри наклонился и поцеловал ее влажный лоб, потом вышел из комнаты и закрыл дверь за собой.

Генри лежал на диване, но не мог заснуть. Он постоянно слышал разные скрипы и шорохи. Обычное дело для старого дома. Мыши, а теперь еще и новый котенок Эммы. Тор, — ну что за имя для маленького блохастого котика?

Генри нашел пульт дистанционного управления и немного увеличил звук, но до него все равно доносились лишь отдельные слова: «Погодный фронт… циклонический…»

Ему следовало спросить Тесс, куда она уезжает. А где она была вчера ночью, когда ее студия сгорела дотла? Он должен был потребовать ответы. У нее любовный роман? Или нечто более зловещее?

Все мы преступники, Генри. Или ты забыл об этом?

Он услышал скрип половицы. Звук обуви, шаркающей по твердой поверхности.

Шаги. Это определенно были чьи-то шаги. Тихая шаркающая походка где-то на кухне.

Он плотно закрыл глаза и велел своему мозгу наконец отключиться и погрузиться в сон.

Снова послышались звуки из кухни: шорох и скрип.

Эмма спала наверху. Он вспомнил, что она сказала ему в ту ночь, когда случился пожар: Дэннер говорит, что в следующий раз будет хуже. Она говорит, что случится что-то плохое.

Генри медленно скатился с дивана, запутавшись ногами в одеяле словно бабочка, вылезающая из кокона. Он высвободил ноги и стал красться на кухню.

Он низко нагнулся в темноте, упираясь пальцами в прохладную и шероховатую мексиканскую плитку на полу. Ни звука. Он ясно видел раковину, плиту и холодильник. Там никого не было. Вид на другую половину кухни с обеденным столом и буфетом был загорожен стойкой для завтрака.

За его спиной диктор что-то бормотал о тропическом фронте.

Генри начал подниматься, он пошарил пальцами по стене за собой и нашел выключатель. Одним быстрым движением он включил свет.

В следующее мгновение Генри издал дикий вопль.

Там, за столом, аккуратно устроившись на стуле, сидела кукла Дэннер. Она смотрела на него и улыбалась зашитым красным ртом, безобразным, как кривой шрам.

— Папа? — донесся сверху встревоженный оклик Эммы. Проклятье! Он разбудил ее.

— Прости, милая, — закричал Генри, не сводя глаз с куклы. — Я нечаянно прищемил пальцы на ноге. Ложись спать, пожалуйста!

Какое-то время он слышал шум сливного бачка в туалете. Потом щелчок закрываемой двери в спальне Эммы.

Они с Дэннер сцепились взглядами, неподвижные, как статуи.

— Хватит с меня твоих выходок, — сказал он ей.

Генри отодвинул стул и поднял куклу под мышки, так что его руки сомкнулись у нее на груди. Она оказалась тяжелая, как мешок цемента, — по меньшей мере восемьдесят или девяносто фунтов. Чертов песок. Что за безумная идея?

Он оттащил куклу в кладовую и опустил ее там рядом с пустыми ведрами, швабрами и метлами. Пиная ее ноги, он закрыл дверь. Потом, даже сознавая, как это глупо, взял кухонный стул с высокой спинкой и заклинил им ручку кладовой.

Внутри что-то сдвинулось. Возможно, упала швабра, громко стукнувшая в дверь с внутренней стороны. Потом — тишина.

Глава 68

— Расскажи мне свой главный секрет, — сказала Клэр. — Тот, о котором ты еще никому не рассказывала.

Они лежали обнаженными в постели, и Клэр проводила пальцами по упругому животу Тесс, касаясь едва заметных послеродовых растяжек, напоминающих линии на карте.

«Кожа — это карта, — подумала Клэр. — Наше тело помнит все». Не только отметины от беременности, но бесконечные шрамы, веснушки, родинки и морщинки. Морщинки от смеха и от гнева. Крошечные волоски, которые вырастают в неположенных местах.

Тесс рассказала Клэр обо всем, что случилось за последние недели. Самоубийство Спенсера, слова на деревьях, чудесное спасение Эммы из бассейна, пожар в ее студии, необъяснимое поведение Эммы и куклу Дэннер, в которую, по словам Генри, вселился дух Сьюзи. Она рассказала и о том, как читала старый дневник Сьюзи, который Генри прятал в коробке для инструментов.

— Я расскажу тебе о том, как все закончилось у «Сердобольных Разоблачителей», — со вздохом сказала Тесс.

В самом деле? Как далеко она готова зайти?

Тесс представила, каково было бы рассказать Клэр абсолютно все. Освободиться от этого бремени. Наконец-то назвать по имени ту ужасную вещь, которую она совершила десять лет назад, тот единственный поступок, навсегда изменивший ее жизнь.

— Это случилось в тот вечер, когда я сказала Генри о том, что беременна. Я не собиралась этого делать. Наоборот, я собиралась уехать без его ведома и сделать аборт, потом попробовать устроиться в аспирантуру. Он застиг меня, когда я паковала вещи, и тогда я сказала ему правду; тогда я считала, что он заслуживает этого. Он предложил мне выйти за него замуж. Мы с ним находились на чердаке в хижине. Внизу Уинни держала Спенсера под прицелом.

Клэр кивнула. Она знала имена «ключевых игроков» и уже слышала о том, как Сьюзи решила похитить Спенсера в качестве шутки, только чтобы напугать его. Но потом шутка вдруг обернулась пугающей реальностью.

— Мы с Генри уже решили ввязаться в драку с остальными и покончить с этим, когда вдруг услышали, как Сьюзи внизу завопила, что с нее достаточно. Мы выглянули вниз и увидели, как она комкает записку с требованием выкупа. Она приказала Уинни развязать Спенсера. А Уинни не справилась с узлами, поэтому ей пришлось взять нож Сьюзи и перерезать веревки.

Нож Сьюзи. Как она могла забыть об этом? В тот последний вечер Сьюзи отдала Уинни походный нож с красной ручкой, двумя лезвиями, ложкой и вилкой, который сначала принадлежал Спенсеру. Значит, все это время нож оставался у нее. Теперь ясно, почему нож появился возле грота сразу же после того, как Уинни приехала в город.

— Когда он освободился, мы вздохнули с облегчением, — продолжила Тесс. — До тех пор, пока не обнаружили, что она не собирается отпускать его. Нет. Сьюзи заявила, что мы отведем его к озеру. Там мы застрелим его, а потом утопим.

Клэр кивнула. Она не выглядела удивленной или шокированной; она ждала, что будет дальше.

— Продолжай, — прошептала она.

— Сначала все снова подумали, что она шутит, — сказала Тесс. — Что это еще один способ запугать бедного Спенсера: похоронная процессия к озеру.

Но я не была уверена, что она шутит. Она постоянно пила, а в пьяном виде Сьюзи становилась совершенно непредсказуемой. Кроме того, она имела зуб на Спенсера. Мне кажется, Сьюзи воспринимала его как угрозу; возможно, она опасалась, что Уинни вернется к нему или чего-то еще. Она по-настоящему сильно любила Уинни. Думаю, сама Уинни даже не понимала, как сильно.

Клэр кивнула.

— У Генри была упаковка викодина, которую он стащил из медицинского шкафчика у родителей. Его отец принимал таблетки после операции на межпозвоночных дисках. Мы решили, что будет забавно однажды принять эту дурь и наблюдать за падающими звездами на озере. Я незаметно взяла четыре таблетки из его упаковки и предложила каждому из нас выпить по стаканчику текилы перед уходом.

Это был розыгрыш из настольного пособия Сьюзи: именно так она поступила со Спенсером.

Тесс поежилась от этого воспоминания. Как часто за эти годы она гадала, что могло бы случиться, если бы она не подмешала Сьюзи викодин и не использовала ее собственный фокус против нее?

— Я всего лишь хотела затормозить ее, — объяснила она. — Понимаешь, уравнять нашу скорость. Вернуть ее с небес на землю.

— Генри знал, что ты подмешала ей дозу? — спросила Клэр.

— Ты шутишь? Ничего подобного. Никто этого не видел. Я вызвалась разлить текилу, пошла на кухню и раздавила таблетки ободом консервной банки. Снаружи все кричали и смеялись. Даже Спенсер присоединился к остальным и хохотал по поводу того, как мы будем топить его.

Мы выпили по одной, потом налили еще. К тому времени, когда мы тронулись в путь, бутылка почти опустела. Становилось темно, и мы были изрядно пьяны, поскольку Сьюзи заявила, что никто не должен умирать на трезвую голову. Другие считали, что это очень забавно.

— Но ты так не думала? — спросила Клэр.

Тесс покачала головой:

— Нет, не думала. Сьюзи была наполовину безумной, понимаешь? Слишком пылкой для своего же блага. А мы потворствовали ей и никогда не сдерживали ее.

— Значит, ты подсыпала дозу в ее текилу. Что было потом?

— Сьюзи шла первой, спотыкаясь по пути. Она цитировала тот проклятый манифест, который придумала для нас. Разоблачение — свобода. Для того чтобы понять природу вещи, ее нужно разобрать на части.

Спенсер шел за Сьюзи, а за ним шла Уинни, упираясь стволом ему в спину. Мы с Генри плелись сзади и все еще спорили о том, стоит ли нам выходить друг за друга или нет.

— А в чем была заминка? — спросила Клэр. — Разве ты не любила его?

— Это он на самом деле не любил меня, — даже сейчас, после всех этих лет, Тесс поморщилась при воспоминании о душевной боли, с которой ей пришлось смириться. — Во всяком случае, не так, как он любил ее.

— Сьюзи?

Тесс кивнула. Все они были немного влюблены в Сьюзи. Даже сама Тесс, изнемогавшая от ревности. Возможно, это был некий особый вид любви.

— Когда мы вышли на берег озера, дерьмо попало в вентилятор, — вспомнила она. — Сьюзи была настроена абсолютно серьезно. Все шутки и прибаутки закончились. Она велела Уинни пристрелить Спенсера. А когда та отказалась это делать, Сьюзи отобрала ружье и заявила, что сама справится. Она уже положила палец на спусковой крючок. Если бы Генри не вцепился в нее…

Слова замерли в воздухе. Она не могла продолжать. Не могла сказать, как все закончилось.

— Расскажи последнюю часть истории, — попросила Клэр. Она легла на спину и закрыла глаза словно ребенок, которого уложили в постель.

— Я не могу.

— Это будет похоже на исповедь. В конце концов я отпущу твои грехи.

Тесс закусила губу.

— Вряд ли я могу это сделать.

Клэр погладил ее волосы и прошептала ей на ухо:

— Да, ты можешь. Прошепчи это мне, Тесс. Расскажи мне, что было дальше.

Если она расскажет, то все будет кончено. Клэр никак не сможет дать ей искупление от грехов, но, возможно… возможно, тяжесть содеянного немного уменьшится.

— Ружье выстрелило. Выстрел был оглушительным. Я повернулась посмотреть, попала ли она в Спенсера. Он сидел на корточках, закрыв глаза руками, но был совершенно цел. Она промахнулась. Потом они с Генри начали бороться за ружье. Он вырвал ружье у нее из рук, но она набросилась на него, разорвала рубашку и укусила за руку. Она совершенно взбесилась, и тогда он ударил ее в лицо прикладом ружья, а потом прицелился в нее. Прямо в грудь. И она сказала: «Ты же не хочешь убить беременную женщину? Ты убьешь собственного ребенка». Я была совершенно ошарашена, поскольку думала, что она говорит обо мне. Как будто Генри целился в меня.

Генри бросил ружье и бросился к ней. Он схватил ее за волосы и поволок к озеру.

У Тесс дрогнул голос.

— Он был сильно пьян. Мы все были пьяны.

— Продолжай, — прошептала Клэр.

— Я не могу.

Что, если это уже слишком? Разве после этого Клэр сможет смотреть на нее так же, как раньше?

— Подожди здесь, — прошептала Клэр. Она слезла с кровати и направилась в коридор. Тесс слышала, как она ходит внизу.

Если бы только Тесс не давала Сьюзи викодин. Если бы только Генри не уволок ее в озеро.

Клэр вернулась в спальню.

— Вот, выпей немножко, — сказала она и протянула бокал вина. — Это поможет тебе закончить.

Тесс поднесла бокал к губам и выпила — не глоточками, а большими глотками, обжигающими рот. Вино с привкусом сожаления, неудачи, невыразимой утраты.

Если бы только…

Клэр провела пальцами по телу Тесс и прошептала:

— Давай, расскажи мне…

Тесс допила вино и попросила снова наполнить бокал. Она тянула время, пока либо не найдет подходящий предлог для умолчания, либо не придумает другую концовку. Какую-нибудь ложь.

— Сейчас вернусь, — Клэр взяла бокал, поцеловала Тесс в ухо и провела кончиком языка по внутренним складкам ушной раковины. Тесс поежилась и закрыла глаза.

Она так устала… очень устала. Ее язык с трудом ворочался во рту. Глаза невольно закрывались, и пришло легкое забытье. Она услышала внизу какой-то треск, попыталась всплыть на поверхность и хотя бы сесть, но не смогла этого сделать. Она открыла глаза, но ее зрение было затуманено. Мир вокруг расплывался, как будто она смотрела через толстый слой вазелина.

Где Клэр? Как давно она ушла?

— Клррр… — имя прозвучало как хриплый клекот.

Какое-то движение в коридоре. Тесс попыталась сосредоточиться, держать глаза открытыми, но поняла что это бесполезно. Она сдалась и закрыла глаза.

Последнее, что она увидела, — это блондинку в свободной шелковой блузе, которая направилась к ней.

— Привет, малышка, — сказала женщина.

Глава 69

Он проснулся весь в поту и стал хватать ртом воздух; сердце гулко колотилось в груди. Его лицо было прижато к задней подушке дивана. Он перевернулся на спину и глубоко задышал.

Снова тот же сон.

Телевизор по-прежнему был включен. На экране картинки со спутников, вид на Восточное побережье из космоса.

Он потянулся к пульту дистанционного управления на столе, немного повернувшись, увидел куклу Дэннер. Она сидела в кресле-качалке в углу со скрещенными руками и ногами; она наблюдала за ним.

— Вот черт!

Генри упал с дивана и снова запутался в одеяле.

Втягивая воздух сквозь крепко стиснутые зубы, он пошел к ней и пинком сбросил ее с кресла. Она тяжело упала на пол в неестественно вывернутой позе, доступной только для бескостного существа.

Он снова наклонился, подхватил ее под мышки (почему там тепло и влажно?), обхватил ее поперек груди и поднял.

Ему показалось, или она стала еще тяжелее?

Генри кряхтя вытащил куклу из гостиной в прихожую, потом за дверь и на подъездную дорожку возле своего автомобиля. Он двигался по гравию медленной шаркающей походкой, наступая на осколки разбитого стекла от прожектора.

Он знал, что должен сделать. Знал, как раз и навсегда покончить с этим. Он запихнет куклу в лося, вывезет его на озеро и сожжет эту суку. Пусть она останется на дне озера, уже населенного призраками: обугленные тряпки и песок рядом с костями настоящей Сьюзи. Покойся с миром, мерзкая уродина.

Он открыл багажник «Блейзера» и свалил ее туда. Потом он запер двери автомобиля и нажал кнопку замка безопасности от детей. Затем спрятал ключи в карман и вернулся в дом.

Небо на востоке окрасилось в нежно-розовый свет.

«Небо алое с утра, моряку вставать пора».

Часть 5. Разоблачение =