Глава 83
Генри сидел на полу в своей мастерской среди опилок и обрезков: это все, что осталось от каноэ.
Он держал на коленях дневник Сьюзи. Уинни вчера отдала ему дневник перед тем, как села в свой автомобиль и уехала в Бостон.
— Сьюзи оставила его мне в тот последний день, — сказала она. — Должно быть, она забрала его из твоей студии, когда вынесла из «Блейзера» куклу Эммы.
Генри кивнул. На прошлой неделе они все расставили по полочкам. Это Сьюзи в парике и своей старой одежде бродила вокруг его дома и подожгла студию Тесс. Под видом Клэр она узнала у Тесс насчет куклы и о том, как Генри ненавидел «скульптуру» Эммы. Уинни сообщила ему, что Сьюзи как будто знала об их плане доставить лося на озеро и сжечь вместе с ее одеждой.
— Должно быть, она все это время шпионила за нами, — сказала Уинни. — Она подслушивала наши телефонные разговоры. Ей все было известно заранее. Думаю, в тот вечер она проникла в твой дом и двигала куклу, чтобы напугать тебя до такой степени, что ты захочешь сжечь куклу вместе с лосем. Потом она выкрала куклу и вернула ее вместе с Тесс, запертой внутри.
Когда Тесс сделали анализ крови в больнице, они узнали, что ей вкалывали лошадиные дозы транквилизатора, чтобы она оставалась в бессознательном состоянии внутри куклы Дэннер.
— Ветеринарные препараты, — объяснил Генри врач из отделения экстренной помощи. — Очень удачно, что ваша жена находится в превосходной физической форме; у нее могло отказать сердце. Другому человеку повезло бы меньше.
Генри до сих пор не понимал, каким образом Сьюзи удалось провернуть все это, — казалось невозможным, что она запланировала все именно так, как и произошло. Когда она только приехала в город, то не могла знать о кукле или о каноэ.
— Ты знаешь, что она говорила, — напомнила ему Уинни. — Великое искусство — это всегда импровизация.
Генри придерживал одной рукой дверь автомобиля Уинни; в другой руке он держал дневник. Он вспомнил, как Сьюзи обратилась к ним с речью из озера перед тем, как Тесс швырнула камень.
«Мы навсегда запомним это лето. Мы будем возвращаться к нему. Часть нашей души будет вечно оставаться здесь».
— Как думаешь, мы еще когда-нибудь увидим ее? — спросил Генри перед тем, как Уинни завела двигатель.
Уинни пожала плечами.
— Зависит от обстоятельств, — сказала она. — И от того, думает ли она теперь, что окончательно разобралась с нами.
Генри листал дневник. Он читал о создании Разоблачителей, — о том, как Сьюзи прикарманила ключи от его пикапа, чтобы он остался у бензоколонки в том давно прошедшем декабре. Перелистывая страницы, он видел, как Сьюзи влюбляется в Уинни, полная решимости спасти ее от ухажеров, опасной привычки резать себя и даже от нее самой. Он прочитал о том, как у Сьюзи зародилась идея свести его с Тесс и как она уговорила его пойти в надземный туннель и встретиться с будущей женой. Она сказала: «Генри, если ты хочешь доказать свою преданность мне и моему делу, отправляйся туда и постарайся сблизиться с Тесс. Это не навсегда. Просто сейчас так будет лучше».
Вчера ночью, пожелав Эмме спокойной ночи, Генри заглянул в спальню Тесс с таким же намерением. Она сидела на кровати, глядя на свой эскиз с изображением Сьюзи, и плакала.
Он молча опустился рядом с ней и положил руку ей на плечо. Она прислонилась к нему, позволила ему обнять себя. Они долго оставались в таком положении, — не говоря ни слова, но вместе. Наконец, слишком измотанные даже для того, чтобы сидеть, они улеглись на лоскутном покрывале в ее постели. Он всю ночь обнимал ее, слышал, как она засыпает, вдыхал запах ее волос и чувствовал, как поднимается и опускается ее грудь.
Утром, когда он проснулся, она уже была на кухне, откуда доносился аромат кофе. Он долго лежал, смакуя этот момент и одурачивая себя верой в то, что так было всегда, что он всегда просыпался здесь, на своей стороне кровати, а ее подушка была еще теплой.
Отчасти он снова чувствовал себя двадцатилетним, просыпавшимся в ее спальне в Секстоне и ожидавшим, когда она принесет чашку крепкого, сладкого турецкого кофе, влюбленным в жизнь, полную неизведанных возможностей.
Потом он сел, посмотрел на пол и увидел лицо на эскизе Тесс, смотревшее на него.
Сьюзи.
Сьюзи, созидательница и разрушительница. Шаманка, собиравшая волосы, кровь и кусочки душ других людей, чтобы подмешивать их в любое произведение искусства, которое она создавала. Сьюзи, издававшая белый шум, говорившая на неведомых языках.
Его Сьюзи. Их Сьюзи.
«Частица тебя навсегда останется со мной».
Он наклонился и перевернул рисунок, а потом присоединился к своей жене и дочери за завтраком.
Сегодня Генри решил сжечь дневник. Он напоследок заглянет туда, а потом разведет костерок за амбаром. Пора раз и навсегда отправить прошлое на покой, чтобы он мог сосредоточиться на перестройке своей жизни здесь и сейчас.
Генри открыл запись, которую еще не читал. Запись была датирована за неделю до предполагаемой смерти Сьюзи, за неделю до конца.
20 июля, хижина у озера
Сегодня я сказала правду Уинни. Я думала, что она придет в бешенство, но этого не случилось. Она сказала, что, когда закончится заварушка со Спенсером, последняя миссия «Сердобольных Разоблачителей», мы с ней сможем уехать отсюда и начать все по новой где-то еще.
Я немного посмеялась.
«А как насчет ребенка?» — спросила я.
«Мы оставим его. Отправимся в Сан-Франциско и родим ребенка. Это будет наша маленькая семья».
«Что насчет Генри и Тесс?»
«Мы им ничего не скажем. Им не нужно знать».
«Но Генри — отец ребенка», — возразила я.
«Нет, — ответила Уинни. — Один пьяный перепихон на пляже не делает человека отцом».
«Никто из нас не был пьян, — сказала я. — И Генри надел презерватив. Не представляю, как это случилось. Мы были осторожны».
Уинни скривилась.
«Такие вещи случаются, — сказала она. — Не важно, как это произошло, но мы должны верить, что тому была причина, верно? Нам с тобой было суждено иметь общего ребенка. Мы единственные родители, которые ему понадобятся».
Я поцеловала ее.
Теперь я не знаю, что случится, и честно говоря, все это пугает меня до усрачки.
Понимаю, что это бессмысленно и на самом деле невозможно, но иногда… иногда мне кажется, что я чувствую его внутри, наподобие маленького головастика с крошечным подобием сердца, которое принадлежит только ей одной.
Генри закрыл дневник. Его голова начала болезненно пульсировать.
«Частица тебя навсегда останется со мной».
У Сьюзи был ребенок? Ее собственный ребенок? Значит, у него есть сын или дочь где-то там, в большом мире?
Этот ребенок должен быть примерно такого же возраста, как Эмма.
Он отбросил дневник в сторону, достал из кармана мобильный телефон и набрал номер Уинни. Его направили на голосовую почту.
— Почему ты мне не сказала? — заорал он в трубку. — Сьюзи на самом деле была беременна. Это же мой ребенок! Что с ним случилось? Если ты знаешь… если она что-то сказала об этом, когда нашла тебя в хижине, то ты должна рассказать мне. Перезвони, пожалуйста.
Когда он нажал отбой, зазвонил стационарный телефон. Он вскочил и поспешно схватил трубку, установленную на стене рядом с верстаком. Может быть, это Уинни? Или даже Сьюзи, — он на долю секунды позволил себе представить, как слышит ее голос: «Хочешь познакомиться со своим ребенком, о котором ты ничего не знал?»
— Алло, — сказал Генри, едва ли не задыхаясь от предвкушения.
— Генри? Это Билл Лунд.
— Привет, Билл, — Генри со вздохом стряхнул опилки со штанов.
— Генри… Я хотел предупредить вас, чтобы вы были начеку. После того как полицейские не смогли обнаружить следов Сьюзи в ближайшей окрестности, они обыскали озеро. Ныряльщики кое-что нашли.
Генри крепче прижал телефон к уху.
— Что именно?
— Сначала они вытащили мусорный мешок с одеждой и личными вещами. — Билл сделал паузу, и Генри кивает, вспоминая о том, как Уинни рассказала ему про одежду, вывезенную на озеро, когда она только вернулась в хижину. Билл откашлялся и продолжил: — Потом они обнаружили останки. На дне озера, прямо посередине.
— О боже! Неужели Сьюзи не доплыла до берега? Может быть, она каким-то образом столкнулась с остатками лося?
— Нет. Кости, поднятые со дна озера, уже давно лежали там. Около десяти лет. Женщина с травмой черепа.
Генри ощутил резкий укол боли за левым глазом, свидетельствующий о приближении мигрени. Его дыхание стало мелкое и учащенное, кожа влажная и холодная.
— Не понимаю, — сказал он.
— Сегодня по факсу прислали зубную карту Сьюзи. Ее личность подтверждена, Генри. Думаю, вам понадобится адвокат.
Генри вспомнил, что он испытывал, когда плыл с телом Сьюзи на середину озера. Каким холодным и неподвижным оно было.
— Но это невозможно, — сказал он. — Сьюзи жива, и она вернулась. Вы сами ее видели. Там, в каноэ, она рассказывала мне вещи, которые могла знать только Сьюзи.
— Мы ошиблись, Генри. Не знаю, кто такая Клэр Новак, — я нигде не могу найти ее следы, — но она определенно не является Сьюзи Пирс.
Из Генри как будто выкачали весь воздух.
Он снова оказался под водой и пытался спасти свою тонущую дочь. Но на этот раз он хотя бы понимал, что это не Эмма. Это был еще не рожденный ребенок, которого носила Сьюзи, когда он доставил ее на середину озера, набив камнями ее одежду.
Глава 84
Взгляд Тесс перешел со стены на холст, когда она пыталась уловить… что именно? Определенно, это не страсть.
Ответы. Вот чего она хотела: получить ответы.
Она уже три дня работала над портретом. Не имея студии, ей приходилось довольствоваться своей спальней. Стена напротив нее была заполнена эскизами Клэр Новак: одна пара за другой, зеленые глаза Клэр следовали за ней повсюду, куда она ни направлялась. И каждый вариант ее лица задавал один и тот же невысказанный вопрос: как ты позволила так одурачить себя?
Когда она работала над эскизами, добавляя подробности по памяти, то смотрела на картину, словно в ожидании некоего знамения. Она вспоминала каждый разговор и каждую встречу, воспроизводя и фразы в поисках намеков. Конечно, Сьюзи должна была оставить намеки. Это было частью игры.
Она обнаружила, что разговаривает с портретом и просит получить ответы. Теперь, когда она внесла завершающие штрихи, — маленькие крапинки в глазах Клэр, — отступила на шаг и увидела, что образ на холсте не похож на настоящую Клэр. Это был странный сплав двух женщин: мифическое существо с поразительными зелеными глазами, светлыми волосами и сигаретой во рту.
— Тесс, — Генри ввалился в комнату с потерянным видом. Он закрыл рукой глаз, как обычно делал, когда у него болела голова. Тесс подошла к нему, деликатно убрала руку и положила пальцы ему на лоб, запуская большой палец под надбровную дугу, а затем начала медленный круговой массаж. Она знала, что нужно делать. Знала, как унять боль.
Сегодня утром, когда Тесс проснулась и увидела руку Генри, обнимавшую ее, ей показалось, что впервые за многие недели и месяцы все еще может вернуться в прежнее русло. Может быть, теперь, когда стало ясно, что она не была убийцей, а Генри не был ее сообщником, они как-то снова смогут быть вместе. Может быть, прошлое ослабит свою хватку.
Она не была идиоткой. Она не ожидала, что все будет как прежде и они заживут легко и счастливо. Но теперь, когда атмосфера перестала быть такой напряженной и гнетущей, они могли попробовать еще раз. Они даже могли обратиться за советом к владелице этой дурацкой художественной галереи и отправиться в зарубежную поездку. Они будут дегустировать вино в Провансе. Узнают друг друга с новой стороны.
Тесс улыбнулась при мысли об этом, продолжая баюкать его голову и стирать боль волшебными круговыми движениями пальцев.
— Это была не она, Тесс, — вдруг сказал он. Генри был готов разрыдаться, но сдерживался изо всех сил. Его тело дрожало и покачивалось от попыток удержаться от слез.
— Кто не она? — спросила Тесс. Ее голос прозвучал безмятежно, как колыбельная, пальцы продолжали описывать ровные, неторопливые круги.
— Они нашли… останки. На дне озера. Женские останки. Травма головы. Все это время они пролежали там. Десять лет, Тесс.
— Нет, — сказала она, и слово прозвучало как слабый вздох.
— Сегодня по факсу прислали ее зубную карту. Лунд сказал, что все совпадает. Это Сьюзи.
Ее пальцы соскользнули с его лица.
— Но она… — Тесс слышала себя как будто со стороны и потянулась к плечу, где остался желтоватый синяк — еще не исчезнувший след от зубов Сьюзи.
— Все это время они пролежали там, — повторил Генри, как будто останки Сьюзи представляли нечто большее, чем она сама, когда была жива.
Тесс повернулась и посмотрела на портрет. Если Клэр — это не Сьюзи, то кто она такая?
За ее спиной Генри что-то бормотал о необходимости найти адвоката.
— И тебе нужно позвонить родителям, — сказал он. — Узнай, смогут ли они приехать и помочь нам с Эммой на какое-то время.
Тесс кивнула, не отрывая глаз от портрета.
«Расскажи мне свой величайший секрет. То, о чем больше никто не знает».
Когда приедет полиция, она уже знает, что им скажет, независимо от советов адвоката: правду. Настало время для правды.
Она держала в руке камень размером с грейпфрут. Она не сознавала, что собирается бросить его, пока не увидела, как он летит. Даже тогда она не думала о возможности, что камень может попасть в Сьюзи. Та находилась далеко, а у Тесс всегда был плохой прицел. Она просто рассердилась. Ей хотелось напугать Сьюзи, хоть раз заставить ее заткнуться, хотя бы на одну минуту.
Тесс закрыла глаза и увидела Сьюзи на склоне холма, покрытом бурой травой, с тиарой из дубовых листьев в волосах. За ней, на автостоянке и пикапом Генри с потерянными ключами, был виден знак «Тексако» — яркая белая звезда в красном круге, обозначающая их место на земле и во вселенной. Сьюзи наклонилась к ним и возбужденно прошептала: «Хотите услышать то, что навсегда изменит вашу жизнь?»
Глава 85
Уинни перекатилась на другой бок. Поезд со стуком катился по рельсам, убаюкивая ее, возвращая в сон без сновидений. На этот раз кошмары остались позади. Она подняла голову с подушки, отодвинула занавеску и увидела сияющий рассвет над полями и далекой горой. Это могло быть где угодно. По правде говоря, она утратила счет границам, которые они пересекли.
Кондуктор по интеркому сделал какое-то объявление, которое она не поняла.
— Ты проснулась, любимая? — спросила Эмбер.
Уинни повернулась и увидела, что Эмбер надела парик. Боже, как она любит, когда Эмбер надевает парик. Это дает ей внутренний толчок, от которого зудят старые шрамы.
Когда они познакомились в клинике два года назад, Уинни поняла, что ее жизнь скоро изменится. Вот человек, который понимал все, что говорила Уинни, который знал все, что она могла предложить. Загадочная женщина с ясными зелеными глазами и самыми высокими скулами, которые только видела Уинни. Она называла ее «Нефертити».
Теперь, когда Уинни гораздо ближе познакомилась с ней, называла ее «Мой маленький хамелеон», потому что Эмбер обладала поразительной способностью изменять свой облик и голос, превращаться в кого-то еще.
Сначала Уинни хотела поведать ей историю о своих шрамах. Но для того, чтобы рассказать о шрамах, ей пришлось рассказать историю Сьюзи. Историю Разоблачителей. Эмбер хотела знать все до мельчайших подробностей. Сьюзи приводила ее в восторг, даже когда Эмбер узнавала о ней из вторых рук.
Все, что они совершили вместе, началось с идеи Эмбер.
— А знаешь, — сказала она. — Мы должны найти способ, чтобы другие дорого заплатили за то, что они сделали со Сьюзи. И с ребенком.
Когда появились открытки, это показалось им невероятно удачной возможностью. Почти чудом.
Они приступили к делу без тщательно продуманного плана. Эмбер должна была играть роль Клэр Новак, — Сьюзи в ином воплощении, — а потом они каким-то образом собирались совершить акт возмездия, достойный «Сердобольных Разоблачителей» и настоящей Сьюзи. Схема вещей выстроилась превосходным образом, — лось, каноэ, кукла Эммы и соблазнение Тесс, — как будто сама Сьюзи направляла их и тянула всех остальных за невидимые кукольные ниточки.
Уинни нравилось представлять, как выглядело лицо бедной Тесс, когда Эмбер вошла в спальню, переодетая как Сьюзи и со шприцем в руке. Ей хотелось бы находиться там и видеть это вместо того, чтобы прятаться возле дома Генри и таскать проклятую куклу туда-сюда. Она присоединилась к Эмбер после того, как Генри закончил установку лося на каноэ, и попала туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эмбер вкалывает Тесс последнюю дозу транквилизатора, прежде чем зашить ее в кукле Эммы. Казалось, на мгновение Тесс пришла в себя, открыла глаза и увидела их обеих, стоявших в одинаковых светлых париках и шелковых блузках. У Тесс был крайне необычный вид человека, одновременно ошарашенного и наконец-то все осознавшего.
— Что, если она узнала меня? — спросила Уинни, когда Тесс снова отключилась.
Эмбер покачала головой:
— Если даже она и вспомнит, то все равно решит, что у нее двоилось в глазах. Кроме того, теперь это не имеет значения. Когда окажется внутри лося, все будет кончено. Теперь пойдем: нам нужно поспешить и доставить ее в амбар Генри.
— Я рада, что ты носишь парик, — сказала Уинни, проводя кончиками пальцев по бугоркам позвонков на спине Эмбер. Словно маленький поезд, который катится по рельсам, постукивая на стыках: бампити-бамп.
Эмбер повернулась к ней, и они поцеловались. Поцелуи Эмбер — это сплошной язык, жадные собачьи поцелуи.
— Какой парик? — спросила Эмбер, отрываясь от поцелуя и изображая таинственный акцент Клэр Новак.
Уинни снова подумала: Сьюзи бы это понравилось. Она бы полюбила Эмбер. Где бы она сейчас ни находилась, она довольна.
Уинни потянулась к бутылке с остатками шампанского и наполнила бокалы.
— За Сьюзи, — сказала Эмбер, как будто читая ее мысли.
— И за новых «Сердобольных Разоблачителей», — добавила Уинни.
— Давай порвем их, малышка, — прошептала Эмбер, и это так было похоже на Сьюзи, что кожа Уинни покрылась мурашками. — Разорвем их к чертям собачьим.
Глава 86
Для истинного понимания природы вещи ее нужно разобрать на части.
Так сказал ей лось Фрэнсис.
— Нет, — возразила Эмма. — Нужно соединять вещи: это единственный способ разобраться в нашем мире.
Теперь лось Фрэнсис снова был целый: все девять картин висели в прихожей их дома, занимая целую стену.
— Девять, — снова прошептала Эмма и улыбнулась, стоя в прихожей, совсем маленькая по сравнению с Фрэнсисом во всей его полноте.
Он тихо фыркнул. Это было довольное фырканье лося, который обрел целостность.
Иногда, прямо как сейчас, Эмма была уверена, что может даже чуять его — густой мускусный запах меха и навоза, запах диких и далеких мест.
Вчера она видела, как муха села на картину и проползла по всей длине его тела. Муха двигалась осторожно и тыкала хоботком, явно не понимая, пробует ли она на вкус настоящего лося или холст, покрытый краской.
У нее закружилась голова при мысли об этом.
Сегодня утром Эмма слышала приглушенные разговоры родителей на кухне. Она знала о скелете, который достали из озера. Она понимала, что это значит.
Эмма поднялась в свою комнату, заперла дверь, потом легла на кровать и плотно закрыла глаза.
— Дэннер? — окликнула она. — Что, если они заберут моих родителей?
По ее коже поползли мурашки, и она открыла глаза. На стуле у компьютера сидела Дэннер. Настоящая Дэннер — та, которую она знала всю жизнь, которая росла вместе с ней, а не какая-то глупая кукла.
— Не беспокойся, — сказала Дэннер. Кажется, что свет, падающий в окно, пронзал ее, заставлял ее сиять и переливаться. — В конце концов, мы же сестры. Мы всегда будем вместе.