Сборник произведений — страница 225 из 237

День первый

Отрывок из книги Марты С. Пэкетт «Руки Нептуна: подлинная история нераскрытых убийств в Брайтон-Фоллс»

Вера Дюфрен, последняя жертва Нептуна, была поблекшей королевой красоты с платиновыми волосами, которая носила лайковые перчатки, одну за другой курила сигареты «Винстон» и убеждала мужчин покупать ей выпивку рассказами о том, как она была девушкой с рекламы кольдкрема «Афродита». Если просмотреть старые журналы, то можно найти образец такой рекламы с ее изображением. Рекламный слоган гласил: «Относись к себе как к богине», а под ним стояла девятнадцатилетняя Вера в облегающем белом платье и с пухлыми губами, накрашенными глянцевой красной помадой.

Афродита, богиня любви и похоти, была подходящим божеством для Веры. Ее лицо всегда было идеально ухоженным, а одежда, пожалуй, слишком элегантной для баров на Эйрпорт-роуд, завсегдатаем которых теперь была тридцатитрехлетняя Вера. Она выделялась на общем фоне, как кинозвезда, и когда новый посетитель заходил в «Серебряные крылья», бар Рейбена или «Взлетную полосу», его неизбежно влекло к Вере, словно мотылька к огню.

Нептун, без сомнения, сразу же положил на нее глаз. Мы точно не знаем и можем лишь предположить, что он некоторое время наблюдал за ней, выжидал и строил планы. Был ли он одним из регулярных посетителей, которого Вера хорошо знала и могла ему доверять? Или одним из новоприбывших — красивым мужчиной, который вошел в бар, увидел ее и понял, что она должна принадлежать ему?

Среда, 20 октября 2010 года. Рокленд, штат Вермонт

Логарифмическая спираль. Вихри тропических циклонов, ястреб, кружащий над добычей, спиральные галактики, раковина наутилуса. Реджи рисовала спирали на бумаге и в своей голове, начиная с центра и закручивая витки. Она нарисовала спираль тонким маркером, вырезала ее и приклеила к кончику карандаша. При вращении рисунок производил гипнотическое впечатление, если Реджи смотрела в центр. Она изучала узор и пыталась вписать в него идеальный, крошечный передвижной дом. Что на самом деле человеку нужно для жизни? Защита от стихий. Тепло. Еда.

Добавьте к этому способность передвигаться с места на место: за считаные минуты собраться и отправиться в путь.

Следуй за своими снами.

Следуй за своим сердцем.

Беги.

Беги так быстро и далеко, как только можешь.

«Иногда я задаюсь вопросом, помнишь ли ты, как все было на самом деле».

Дерьмо собачье.

После возвращения в Вермонт Реджи с головой погрузилась в работу, изо всех сил стараясь забыть о своей матери и о «Желании Моники». Дом и рабочий кабинет на дереве всегда были для Реджи надежной гаванью — единственным местом, где она полностью владела ситуацией, и ничто не могло коснуться ее. А теперь Реджи вернулась сюда, как побитая собака, поджавшая хвост.

Трусиха несчастная.

После своего воскресного бегства она уже сто раз бралась за телефон, чтобы объяснить свой поступок и привести разумные доводы, но так и не собралась с силами для звонка. Реджи ненавидела ощущение бессилия. Она привыкла владеть собой и понимать, что нужно делать в любой ситуации. Но она убежала, как ребенок, и теперь не могла отделаться от ребяческого ощущения неуверенности и неопределенности. Оно пропитывало все вокруг и лишало ее способности сосредоточиться.

Какая дочь может бросить свою умирающую мать подобным образом?

— Им будет лучше без меня, — сказала Реджи вслух, думая о своей матери, которая лежала голой в постели и называла Тару ангелом, пока та посыпала пудрой ее сморщенную кожу.

Если они нуждались в Реджи, если они каким-то образом сожалели о ее отсутствии, то знали, где ее найти. Она ожидала, что Джордж позвонит ей, извинится за свою резкость и попросит вернуться. Или что Тара скажет: «Я думала, мы с тобой договорились, что обойдемся без выкрутасов».

Но телефон не звонил.

Реджи смотрела в центр спирали, стараясь успокоить мысли. «Сосредоточься, черт побери. Твоя работа всегда была единственным местом, где ты могла заблудиться в себе, местом, которое снова и снова спасало тебя».

Но ничего не получалось.

Реджи подняла голову и посмотрела на астрологическую карту Лена, пришпиленную к доске для объявлений над ее рабочим столом. И увидела маленький голубой трезубец Нептуна в двенадцатом доме.

«Это признак твоей острой интуиции, — сказал Лен. — А также причина твоих терзаний».

У Реджи пробежали мурашки по коже. Она посмотрела на стол, и ее взгляд упал на кофейную чашку с мелкими инструментами. Реджи прикоснулась к рукоятке канцелярского ножа, потом отвела руку в сторону.

Не в силах избавиться от беспокойства, Реджи покинула рабочий кабинет, переоделась и отправилась на пробежку: обычную пятикилометровую петлю вокруг озера. Но даже это не принесло облегчения. Реджи не могла найти правильный ритм для бега. Она перебарывала себя и тратила слишком много сил на склонах холмов; мышцы протестовали и дрожали от напряжения, так что в конце концов ей пришлось перейти на легкую трусцу. «Проклятье!» — прошептала Реджи сквозь зубы. Чувствуя себя разбитой и расстроенной, она направилась к дому и испытала мгновенное облегчение, когда увидела на подъездной дорожке автомобиль Лена.

— Ты дома, — констатировал он и смерил ее суровым взглядом серых глаз.

На Лене были забрызганные краской кархартовские брюки и рабочая рубашка из плотной хлопчатобумажной ткани. Его черные волосы с седыми прядями имели вид «только-что-из-постели», который так нравился Реджи. Она подошла ближе. От него пахло скипидаром и марихуаной.

— Извини, что не позвонила. Просто я слишком сильно выложилась, когда пыталась разобраться в этом проекте. Заходи, — добавила Реджи и открыла дверь.

Лен последовал за ней на кухню. Реджи налила себе стакан воды и залпом выпила его.

— Как оно было в Уорчестере? — спросил Лен.

— Тяжело, — ответила Реджи и рукавом утерла пот со лба. — Как выяснилось, я не особенно много смогла сделать, так что пришлось вернуться.

Она поставила стакан и пошла к Лену, думая о том, что секс может оказаться именно тем, что ей сейчас нужно, чтобы избавиться от гнетущего настроения, которое сковывало ее.

— Это плохо. — Голос Лена звучал непривычно жестко. — Когда ты вернулась?

— В воскресенье вечером, — призналась она. — Мне правда жаль, что я не позвонила. Мне нужно было после поездки привести в порядок голову, и я хотела немного продвинуться вперед с идеей спирального дома. Ты знаешь, как я не люблю, когда проект вдруг зависает в воздухе.

Она наклонилась вперед и прикоснулась к его груди, потом провела пальцами вверх по шее до того места, где начиналась жесткая щетина.

— Реджи, — тихо сказал он. — Я знаю, где ты была. Я знаю, что произошло.

— Что? — Реджи отдернула руку.

— У нас здесь тоже есть выпуски новостей. Ты правда думала, что я ничего не узнаю? Господи, да я видел твою фотографию с матерью. Это было во всех газетах: последняя жертва Нептуна спустя много лет обнаружена живой. Почему ты мне не сказала? — Его голос казался слегка придушенным, как это бывало, когда он старался обуздать свои чувства.

— Вот дерьмо. — Реджи вздохнула. — Я… Я в самом деле не знаю.

— Ну да, — презрительно бросил Лен.

— Возможно, ты прав, — сказала она. — Наверное, это потому, что мои Солнце и Луна воюют друг с другом, а Нептун в двенадцатом доме подталкивает меня к самоизоляции?

Она с надеждой взглянула на него.

— Ты ведь не веришь в это, — сказал Лен. — И даже если бы верила, то никакие запоры в твоей натальной карте не оправдывают того, что ты относишься к любимым людям, как к грязи.

Ей словно дали пощечину.

— Когда я относилась к тебе, как к грязи?

— Ты лгала мне, Реджи. Если бы я имел для тебя какое-то значение, ты рассказала бы мне о своей матери.

— Разумеется, ты много значишь для меня! Господи, Лен, как ты можешь говорить такое?

Стук сердца пробивался в горло, и слова «прости меня» застряли там, пока Реджи не проглотила их.

— Я больше так не могу, — безжизненным голосом сказал Лен и медленно попятился, словно его ноги стали чрезвычайно тяжелыми. Он вышел из дома и тихо закрыл за собой дверь.

Реджи чувствовала себя застывшей и онемевшей; холодный пот на теле бросал ее в дрожь. Что за чертовщина происходит?

— Лен! — позвала она. — Лен, подожди!

Двигатель его автомобиля заработал, и этот звук подтолкнул ее к действию. Она пробежала по комнате, распахнула дверь и кинулась на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть удаляющиеся габаритные огни его автомобиля.

— Лен! — закричала Реджи вслед, но Лен не замедлил хода. — Вот дерьмо! — снова воскликнула она и хлопнула ладонью по дверному косяку. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо! — Реджи била снова и снова, пока рука не покраснела и не разнылась.

«Тебе нужно что-нибудь острое», — услышала Реджи тихий внутренний голос.

В доме зазвонил телефон. Она поспешила на кухню, чтобы ответить на звонок, внезапно забеспокоившись, что это может быть Лорен с новостями насчет Веры: «Твоей матери вдруг стало хуже, а тебя не было рядом». Или, возможно, даже Нептун: «Я вернул ее тебе, а ты сбежала, как бесхребетная, бессердечная девчонка».

— Алло? — сказала Реджи, едва не задохнувшись и придерживая телефон возле уха болезненно пульсирующей рукой.

— Реджина?

У Реджи комок подступил к горлу. Это была Лорен. Реджи затаила дыхание и стала ждать, приготовившись к худшему.

Лорен молчала.

— С мамой все в порядке? Что-то случилось?

Реджи услышала, как тетя тяжело дышит в трубку. Каким-то образом отчаяние Лорен передалось Реджи.

— Он вернулся, — наконец сказала Лорен. — Нептун. Сегодня утром он оставил еще одну руку на крыльце полицейского участка.

— Что?

Это казалось бессмысленным. Прошло двадцать пять лет.

— Тара, — прошептала Лорен. — На этот раз он забрал Тару.

20 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

До этого Реджи лишь дважды приходилось бывать в полицейском участке. В первый раз, вскоре после того, как она потеряла ухо, Лорен оставила ее на скамье в холле с книжкой-раскраской и набором сломанных или высохших фломастеров. Когда Лорен вернулась, с Реджи была Вера, немного хромавшая и с расплывшимся макияжем.

— Вот идиоты, — фыркнула Вера. — Я подам в суд на полицию за жестокое обращение. Они не имели права задерживать меня! Если они хотя бы минуту подумали своими куриными мозгами…

Лорен убийственным взглядом заставила ее замолчать.

Потом они вернулись в «Желание Моники», не обменявшись ни словом, а на следующее утро Вера ушла еще до завтрака.

Второй раз случился во время «ознакомительного визита» во втором классе средней школы, и Реджи приложила все силы, чтобы забыть об этом. Но теперь, когда она ощущала запах натирки для пола и слушала жужжание голосов в полицейских рациях, прошлое вернулось к ней, как удар под ложечку.

Она вспомнила офицера с нежным лицом, который проводил экскурсию и напоминал ей Джон-Боя Уолтона[109]. Когда он спросил, кому хватит смелости посидеть взаперти в камере для задержанных, пока учитель отведет остальных в диспетчерскую, Реджи подняла руку, горя желанием доказать свою храбрость. Офицер запер за решеткой ее и четырех одноклассников. Там была деревянная скамья, прикрученная к стене, раковина и металлический туалет без сиденья. Внутри так сильно воняло аммиаком, что у Реджи першило в горле. Потом Джон-Бой пропал, радостно позвякивая ключами. Прошло несколько минут. Дети стали звать офицера, но он не возвращался. Реджи ужасно хотелось писать, но она не могла сидеть над сортирным сливом перед другими школьниками.

Сначала было весело. Они трясли решетку, говорили о том, как вырвутся на свободу, и поддразнивали друг друга, выдумывая преступления, совершенные плохими парнями, которых держали здесь. Но настроение постепенно изменилось, и на всех пятерых опустилось испуганное молчание. Наконец один из мальчиков произнес замогильным голосом:

— Он не вернется, да?

По телу Реджи прокатилась волна паники. Каждая мышца судорожно сжалась, и мочевой пузырь опорожнился: на передней части джинсов расплылось влажное теплое пятно.

Последовал визгливый хохот и презрительные выкрики одноклассников.

— Тебе нужно носить подгузник! — крикнула Беки Шелли, и шум наконец привлек внимание офицера. Он самодовольно улыбался, когда отпирал решетку.

— Думаете, что я забыл про вас, а? — спросил он.

Когда он увидел мокрые джинсы Реджи и лужицу на полу, то нахмурился и покачал головой.

— Бог ты мой, — пробормотал он и позвал учителя.

* * *

Когда Реджи стояла у регистрационной стойки между Тарой и Чарли, ее лицо залилось краской от старого чувства стыда. Лодыжка была перевязана эластичным бинтом, Реджи надела чистую белую блузку и коричневые летние брюки в надежде на то, что полицейские отнесутся к ней серьезнее. Реджи выпрямилась и напомнила себе, что давно не мочится в штанишки.

Визит в полицейский участок был идеей Тары. Она позвонила Чарли, потом сказала своей матери, что они собираются в центр города, пройтись по магазинам, и попросила ее подбросить их туда. Лорен куда-то запропастилась. Когда мать Тары уехала, они перешли через улицу и помогли Реджи взобраться на крыльцо полицейского участка. Снаружи стояли двое стражей порядка в мундирах, наблюдавшие за крыльцом. Левая сторона гранитных ступеней была огорожена желтой лентой как место преступления, и Реджи покосилась в ту сторону, представляя молочную картонку с рукой своей матери внутри.

Им пришлось обогнуть толпу репортеров и телеоператоров, которые стояли в приемной, деловито ожидая очередных сведений для прессы. Реджи слышала, как один из них сказал: «Им не понадобится много времени, чтобы выяснить, кому принадлежит рука. Не у многих женщин можно увидеть такие жуткие шрамы».

— Нам нужно встретиться с моим отцом, — обратился Чарли к дежурному сержанту через сдвижное окошко под табличкой «ВСЕ ПОСЕТИТЕЛИ ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ ЗДЕСЬ».

— Он занят, сынок, — отозвался дежурный сержант. Это был полицейский с румяным лицом, маленькими глазками и странным пятном белой кожи на щеке. Это от ожога, решила Реджи. Она считала себя знатоком шрамов.

— Это важно, сержант Стокс. — Чарли понизил голос. — У нас есть информация о руке.

Стокс с подозрением взглянул на Чарли.

— Какая информация?

Чарли легко хлопнул Реджи по плечу.

— Давай, расскажи ему.

Реджи оглянулась, чтобы убедиться в отсутствии репортеров поблизости. Они по-прежнему стояли плотной массой перед входом, удерживаемые офицером, который в скором времени обещал новую пресс-конференцию.

Реджи откашлялась.

— Я знаю, кто она такая. Шрамы в основном находятся между большим и указательным пальцами, верно? Это от собачьего укуса.

Сержант какое-то время смотрел на троих детей, потом повернулся, снял телефонную трубку и что-то буркнул в нее. Минуту спустя сбоку отворилась дверь, и вышел Стю Бэрр. Он всегда был дородным мужчиной, но Реджи заметила, что он еще набрал вес с тех пор, как она видела его в последний раз. Его темно-синий пиджак был застегнут на все пуговицы, но заметно выпирал посередине. Лицо было красным и опухшим, маленькие глаза с темными кругами под ними налились кровью. Волосы и усы начинали седеть.

— Детектив Бэрр! — крикнул один из репортеров, протолкавшийся мимо полицейского в холле и приближавшийся к ним. — Вы знаете, кому принадлежит рука?

Стю удостоил его презрительным взглядом.

— Если вы не можете оставаться на участке для прессы, я выпровожу вас из здания.

— Но рука… шрамы…

— Офицер Макмиллан, — позвал Стю. — Пожалуйста, проследите, чтобы этого джентльмена выдворили с территории участка.

Он посмотрел, как репортера выпроваживают за дверь, потом повернулся к детям.

— Привет, Чарли, — сказал он. Потом он посмотрел на Реджи и несколько раз моргнул. — Реджина? Приятно снова видеть тебя. — Его взгляд переместился на Тару, и Стю прищурился. — Ну здравствуй, Тара.

Тара протянула руку.

— Очень приятно, — бодро отрапортовала она. Он пожал ей руку с озадаченным и усталым видом. Тара покачала его руку вверх-вниз, словно распрямлялась на огромной пружине.

— Стокс сказал, у вас есть информация? — произнес он, отвернувшись от Тары.

— Последняя жертва, — вмешалась Тара. — Мы знаем, кто она такая. Шрамы на руке остались от старого собачьего укуса.

Ее голос подрагивал от возбуждения. Стю Бэрр не выказал никакой реакции и окинул Тару долгим взглядом, прежде чем заговорить снова.

— Так кто она? Кто эта женщина, укушенная собакой?

Тара подтолкнула Реджи, словно проверяя, не заснула ли она.

— Скажи ему, Редж. Расскажи ему обо всем.

Широкое лицо Бэрра с двойным подбородком повернулось к Реджи. Она набрала в грудь побольше воздуха и сказала:

— Думаю, это моя мать, Вера Дюфрен.

Стю Бэрр посмотрел на Реджи, потом огляделся по сторонам. Репортеры держались на расстоянии, но Стю не собирался рисковать. Он указал на скамью в дальнем конце холла, и Реджи опустилась рядом с ним. Это была та же скамья, на которой она сидела в возрасте пяти лет, а Лорен пришла в участок, чтобы забрать Веру.

— Почему ты так думаешь? — тихо спросил детектив.

— Шрамы находятся между большим и указательным пальцами, верно? Когда мне было пять лет, на меня напал огромный пес. Мама оторвала его от меня, и он покусал ей руку. После этого она не могла сгибать указательный палец. Эта собака… — Реджи подняла руку и прикоснулась к своему новому уху, ощупала шрамы за ним.

В глазах Стю Бэрра зажглось понимание, и они заблестели в тусклом свете ламп. Реджи подумала о том, видел ли он когда-нибудь руку ее матери. Она пыталась вспомнить время, когда родители Чарли жили вместе, и не могла этого сделать. Ей удавалось представить, как мама разговаривает с матерью Чарли во время редких встреч на днях рождения, но отца Чарли никогда не было рядом. И Вера, чтобы скрыть искалеченную правую руку, обычно носила перчатки, когда выходила на улицу. Люди считали это проявлением старомодной элегантности.

Стю Бэрр достал блокнот из кармана пиджака и что-то записал там.

— Когда ты последний раз видела ее? — спросил он, держа ручку над бумагой.

— Вчера, возле кегельбана. Я собиралась встретиться с ней, но проколола шину на велосипеде, а потом вывихнула лодыжку, пока бежала, и не успела к назначенному времени. Она сказала… сказала, что хочет познакомить меня с одним типом. С мужчиной, за которого она собиралась выйти замуж.

Тара ахнула.

— Ты не рассказала нам об этом!

Реджи посмотрела на Стю Бэрра.

— Но я опоздала. Когда я дошла до края автостоянки, она садилась в светло-коричневый автомобиль. Я звала ее, но она не услышала.

— Ты видела водителя?

— Нет, я была слишком далеко. Он был в бейсбольной кепке, а левая задняя фара его автомобиля была разбита.

Стю Бэрр что-то энергично записывал в своей книжке.

— Стало быть, ты не узнала этот автомобиль?

Реджи покачала головой.

— Не. Но две недели назад она встретилась в кегельбане с мужчиной и в итоге уехала вместе с ним. У него был светло-коричневый автомобиль.

— Тот же самый?

— Не могу точно сказать, но возможно.

— Конечно, это тот самый автомобиль! — взвизгнула Тара. — Как же иначе?

Реджи рассказала Стю все, что могла припомнить о человеке в кегельбане. Бэрр закрыл свою записную книжку.

— В вашем доме кто-нибудь остался? — спросил он у Реджи. — Кто-то, кто сможет позаботиться о тебе, пока мамы нет рядом?

Реджи кивнула.

— Тетя Лорен. Она живет вместе с нами.

Стю Бэрр тоже кивнул.

— Спасибо, что пришли, — сказал он и повернулся, собираясь уходить.

— Э-э-э, детектив Бэрр? — окликнула Тара. — Как вы думаете, нас можно отвезти домой? У Реджи вывихнута лодыжка. Моя мама высадила нас здесь, но она уехала на работу.

— Само собой, — сказал он. — Подождите снаружи, я пришлю машину.

Они пересекли холл, отделанный мраморной плиткой, миновали толпу репортеров и распахнули толстые стеклянные двери навстречу жаркому утру. У Реджи разболелась нога, и она сильно хромала.

Полицейский на крыльце придержал дверь для них.

— Желаю приятного дня, — сказал он. Его глаза были скрыты за зеркальными солнечными очками.

— Ты можешь поверить? — пискнула Тара. — Мы поедем домой на полицейской машине! Как думаешь, можно попросить их включить сирену с мигалкой?

Чарли закатил глаза.

— Боже мой, Тара! Тебе что, семь лет?

Реджи вприпрыжку спустилась по той стороне лестницы, которая не была отгорожена желтой лентой. Чарли придерживал ее за руку.

Они плюхнулись на скамейку внизу, и Реджи крепко закусила губу, чтобы не расплакаться.

— Так сильно болит, да? — Чарли кивком указал на ее ногу.

Реджи кивнула, вытерла глаза и повернулась к лестнице, где всего лишь несколько часов назад стояла молочная картонка с рукой ее матери. Арочный вход, который они только что покинули, охраняли двое полицейских, стоявших неподвижно, как горгульи в мундирах.

Слова «Служи и защищай», выгравированные над дверью, казались Реджи несбыточным обещанием.

20 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Когда ты последний раз видела ее? — спросила Реджи свою тетю. Они сидели за столом на кухне в «Желании Моники». Было около семи вечера. Реджи быстро собрала сумку, остановившись на кухне лишь для того, чтобы взять кофеварку и пакет молотого кофе. Реджи приехала в Брайтон-Фоллс так быстро, как смогла, помедлив лишь перед парадной дверью «Желания Моники». Здесь Реджи замерла, положив руку на дверную ручку. Ей показалось, что дом был живым, дышащим и голодным существом, которое могло проглотить ее и выплюнуть кости. Потом Реджи прикоснулась к ожерелью с песочными часами, подумала о Таре и вошла внутрь.

Теперь кофе пузырился на плите, наполняя кухню знакомым густым ароматом, неуловимо успокаивающим Реджи.

Час назад, вскоре после того как она пересекла границу штата Коннектикут, позвонил Лен и оставил голосовое сообщение. Она едва не ответила.

«Черт, Реджи, я только что узнал, что Нептун оставил очередную руку! Я у твоего дома, но он заперт. Где ты?» Его голос подрагивал от паники. Реджи понимала, что должна позвонить ему. Но в глубине души она до сих пор была возмущена тем, как бесцеремонно Лен ушел из ее дома, и теперь испытывала легкое удовлетворение при мысли о том, как он изнывает от беспокойства. Конечно, это было неправильно, но все же… Она сказала себе, что сейчас нужно заботиться о более важных вещах, чем их совместное будущее с Леном.

Последний выпуск «Брайтон Экземинер» лежал на столе между Реджи и Лорен. Заголовок гласил: «ВЕРНУЛСЯ ЛИ НЕПТУН В БРАЙТОН-ФОЛЛС?» В короткой статье были описаны обстоятельства находки на крыльце полицейского участка. Там говорилось, что полиции известно, кому принадлежит рука, но пока что они предпочитают воздержаться от комментариев. Реджи понимала, что репортерам понадобится немного времени, чтобы выяснить, кто такая Тара, и что она работает частной сиделкой у Веры Дюфрен. Тогда средства массовой информации развернутся в полную силу, а Марта Пэкетт сможет прыгнуть выше луны[110].

— В понедельник утром, — сказала Лорен, — она ушла забрать лекарства, выписанные для твоей матери, и сделать еще кое-какие дела. Но она так и не пришла в аптеку. Я уже много раз повторила это для полиции. — Она выглядела опустошенной и разминала сцепленные руки, словно перед схваткой. — Здесь был тот молодой детектив Леви. Он задавал так много вопросов, что у меня голова шла кругом. Потом поднялся наверх и обыскал комнату Тары. Все как раньше. Как в тот раз, когда твоя мать…

— Тара сказала, какими еще делами она собиралась заняться? — перебила Реджи.

— Нет, — ответила Лорен. — Но она сильно торопилась. Она выглядела очень напряженной; правда, у Веры выдалась тяжелая ночь, и Таре пришлось сидеть рядом с ней. Думаю, она почти не спала.

— Тяжелая ночь?

— Вообще-то ужасная ночь: она проснулась с криком и повторяла, что Нептун уже здесь, прямо в доме, и что он может войти через дверь в стене над ее кроватью. Я пришла и попыталась помочь, но от этого она еще больше обезумела. В конце концов Таре пришлось дать ей успокоительное. После этого они еще какое-то время не спали и перешептывались друг с другом. Я даже слышала, как бедная Тара поет для нее; думаю, это помогло Вере заснуть.

Реджи понуро сгорбила плечи. Ей не следовало уезжать. Может быть, если бы она осталась, Тару не похитили бы. Но почему Тара? Вероятно, ответ не такой уж сложный. Реджи вспомнила экземпляр книги «Руки Нептуна», которую Тара достала из своего рюкзака, и как она призналась в том, что Вера может дать ей путеводные нити, которые помогут раскрыть загадку личности Нептуна.

Что если ее желание осуществилось?

«Будь осторожна со своими желаниями». Лорен каждый раз повторяла эти слова, когда Реджи вслух высказывала свое нежелание сдавать тесты на проверку академических способностей или снова есть на ужин рыбу.

— Думаешь, мама могла что-то сказать ей? Дать ей подсказку, которая привела бы ее к Нептуну?

Лорен нахмурилась.

— Не будь смешной, Реджина. Тара — умная девушка. Я не верю, что она в одиночку могла пойти по следу убийцы.

Реджи кивнула и подумала: «Но ты не знаешь Тару так же хорошо, как я». Слежка за Нептуном была именно тем, что Тара захотела бы сделать. Но то была Тара, которую Реджи знала двадцать пять лет назад. Могла ли взрослая Тара сохранить толику былой неугомонности, чтобы решиться на такое опасное дело?

Реджи встала, взяла кофеварку и налила себе чашку эспрессо. Для Лорен она заварила чай с перечной мятой.

— Ну, хорошо, — сказала Реджи. — Во-первых, единственные люди, с которыми мы будем разговаривать, — это полицейские. Никакой прессы. Во-вторых, я думаю, нам нужно оборудовать двери хорошими замками.

— Как насчет другой сиделки для твоей матери? — спросила Лорен.

— Нет, — сказала Реджи. — Мы будем ухаживать за ней сами, пока можем. Сейчас нельзя приглашать незнакомого человека, это слишком опасно.

Лорен кивнула и посмотрела на чай, который Реджи поставила перед ней. Лорен продолжала разминать и сжимать заскорузлые, сухие руки.

— Бедная Тара, — тихо сказала она.

— Пять дней, — напомнила Реджи и отпила кофе.

— Что? — Лорен взяла свою чашку и сделала осторожный глоток.

— Если это на самом деле Нептун и если он придерживается своего обычного графика, то у меня есть пять дней, чтобы найти ее.

Если Тара могла быть смелой и неугомонной, то и Реджи сможет. Она подумала о Леви, неуклюжем молодом детективе, и поняла, что полиция не сможет спасти Тару. Это ее дело. И на этот раз Реджи не была испуганным тринадцатилетним ребенком. Да, она не работала сыщиком, но хорошо разбиралась в решении проблем, умела собирать разнородные вещи и события в одно целое и находить смысл происходящего. Если она смогла спроектировать дом, получивший архитектурную премию, разве она не сможет применить эти навыки в другой области и найти способ обезвредить этого сукиного сына, прежде чем он убьет Тару?

Лорен поперхнулась чаем.

— И как ты собираешься сделать это? — спросила она, когда перестала кашлять.

— Любыми возможными способами, — ответила Реджи. Она машинально потянулась к песочным часам, висевшим на шее, и перевернула их.

Наверху зазвенел колокольчик.

— Это твоя мать, — сказала Лорен и встала. — Тара дала ей колокольчик, чтобы она могла вызывать нас, когда ей что-нибудь понадобится.

— Я пойду. — Реджи допила свой кофе и направилась к лестнице.

* * *

— Это ты? — сказала Вера, глядя на дочь.

— Да. — Реджи прищурилась, чтобы в тусклом свете лучше видеть мать. Из радиоприемника звучала старая песня Боба Сигера. В комнате пахло лекарствами и тальковой присыпкой.

— Но они сказали, что ты уехала.

Реджи улыбнулась.

— Я вернулась.

— Где мой ангел? Та, которая поет?

— Тары здесь нет, мама.

— Где она?

— Думаю, ее забрал он, — сказала Реджи.

— Он?

— Человек, который забрал тебя. Тот, кто отрезал тебе руку. Нептун.

Вера крепко зажмурилась; мышцы ее лица начали быстро сокращаться, подчеркивая выступающие кости и придавая ему вид обтянутого кожей черепа.

— Ты знаешь, кто он такой, мама? Знаешь, куда он отвез Тару?

Вера открыла глаза, улыбнулась, и Реджи ощутила проблеск надежды.

— Ты знаешь погоду в Аргентине? — спросила она.

Реджи вздохнула.

— Нет, мам, не знаю.

— Времена года там устроены наоборот. Здесь осень, там весна. Тебе нужно лишь оглядеться вокруг и понять, что здесь все наоборот.

Реджи кивнула.

— Тебе что-нибудь нужно, мама?

— Хорошо бы немножко мороженого, — сказала Вера.

— Тогда я сейчас вернусь.

Реджи спустилась на кухню, выложила на блюдечко большую ложку шоколадного мороженого и вернулась обратно. Мать крепко спала. Реджи поставила мороженое на прикроватную тумбочку рядом с планшетом, где был нарисован график приема лекарств. Мать каждые двенадцать часов принимала морфин пролонгированного действия, каждые четыре часа — обычный морфин и каждые шесть часов — хлоразепам от беспокойства. Если она перевозбуждалась, ей можно было давать лоразепам. Судя по графику, воскресным вечером она принимала максимальную дозу всех лекарств. Неудивительно, что она не могла думать связно.

Реджи вышла из комнаты матери и направилась по коридору в комнату, которую занимала Тара. Кровать была заправлена. Пустой рюкзак валялся на стуле, и Реджи осмотрела кармашки, но ничего не нашла. Она открыла ящики шкафа, где обнаружила нижнее белье, носки, футболки, свитера и джинсы. Рыться в вещах другой женщины было неприлично, но ей отчаянно хотелось найти какую-нибудь подсказку. Аккуратные стопки, разложенные Тарой, находились в беспорядке: детектив Леви тоже провел поиски, но ничего не нашел. Казалось глупостью, что повторный осмотр может дать результаты, но Реджи внушила себе, что он мог что-то пропустить, — нечто такое, что могла обнаружить лишь родственная душа, сестра по крови.

В прикроватной тумбочке находились лишь фонарик, красная ручка и наполовину полный стакан воды.

«А чего ты ожидала? — спросила себя Реджи. — Карту острова сокровищ, ведущую в логово Нептуна?»

Если бы…

Сердце болезненно сжалось. Она посмотрела на свои часы и увидела бег секунд, а между тем Тара сидела связанной в какой-то темнице, с толстой повязкой на конце отрезанной правой кисти.

У Реджи возникло ощущение, что она попала в середину одной из старых игр Тары. «Я нахожусь в плену у серийного убийцы. У тебя есть пять дней, чтобы раскрыть загадку и найти меня». Экзамен, кошмар и жестокая шутка сплелись воедино.

— Я найду тебя, — обратилась Реджи к пустой кровати. Потом взяла стакан воды и отпила глоток, представляя губы Тары на том же месте вчера вечером.

Реджи подошла к книжным полкам и немного помедлила, прежде чем вытащить том «Войны и мира». Там, позади, она нашла спрятанную Тарой книжку «Руки Нептуна» с загнутыми уголками страниц.

— Ха! — воскликнула Реджи. Очевидно, юный детектив не счел нужным обыскать книжные полки.

Она провела пальцами по серебряному трезубцу, вытисненному на обложке, и нащупала выпуклые капли крови, стекавшие с него. Реджи засунула книгу под рубашку на тот случай, если столкнется в коридоре с Лорен, и направилась в свою комнату, по пути заглянув к Вере, которая по-прежнему спала.

Вернувшись в свою старую спальню и заперев дверь, Реджи положила книгу на кровать с аккуратно заправленным лоскутным одеялом. Потом раскрыла курьерскую сумку и достала свой альбом для эскизов и карандаши. Наконец, расправив плечи, Реджи уверенным шагом направилась к шкафу, распахнула дверь и сняла с полки старую сигарную коробку, которая вскоре присоединилась к остальным вещам на ее кровати.

Дрожащими пальцами Реджи откинула крышку с ужасным ощущением, будто только что выпустила джинна из бутылки.

20 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Ты должна что-то сказать, — предложила Тара.

Реджи, Чарли и Тара сидели в гостиной. Они слышали, как на кухне Лорен что-то напевает себе под нос, чистя рыбу к позднему обеду. Они слышали журчание воды, стук ножа по разделочной доске и скребущие звуки очищаемой чешуи. Реджи представила, как Лорен ловко вскрывает брюхо рыбины и достает внутренности пальцами, покрытыми блестящими чешуйками.

Лорен отсутствовала весь день, и Реджи начала беспокоиться. Потом, примерно полчаса назад, Чарли и Тара заметили Лорен, выходившую из леса в огромных болотных сапогах и рыбацком жилете, с удочкой и несколькими форелями на кукане за плечом. Издалека она выглядела как странное чудище, — наполовину жаба, наполовину женщина, — хлюпавшее вверх по заболоченному берегу.

Теперь она чистила на кухне рыбу, не подозревая о последних новостях, о находке очередной руки, густо покрытой шрамами.

Тара расхаживала взад-вперед, не в силах успокоиться.

— Вера — ее сестра! Она должна знать.

— Я уже пыталась, — сказала Реджи, борясь с подступающей тошнотой. — Вчера вечером я рассказала ей, как мама села в светло-коричневый автомобиль. Она заявила, что больше не хочет слышать об этом ни слова.

— Рука со шрамами, Редж, — напомнила Тара и выразительно помахала собственной здоровой рукой с облупившимся синим маникюром. — Светло-коричневый автомобиль. Ты видела лицо отца Чарли, когда ты рассказала об этом? И слова твоей мамы насчет предстоящей женитьбы — что если Нептун заманивает женщин такими обещаниями? Тебе нужно обо всем рассказать Лорен. Скажи ей, что ты ходила в полицию, и теперь они проверяют твои показания.

— Я не могу, — пробормотала Реджи. — Она убьет меня!

— Почему? — спросил Чарли.

— Потому что. Они с мамой вроде как поссорились друг с другом. Кроме того, я обещала ей, что даже не буду выходить из дома. Если она узнает, что сегодня утром я ходила в полицейский участок…

— Но это же ее сестра! — взвизгнула Тара. Возможно, она надеялась, что Лорен услышит их, придет посмотреть, что стряслось, и узнает правду. — И Нептун может в любую минуту похитить ее саму. Разве тебе не кажется, что ей тоже нужно узнать?

Реджи покачала головой.

— Думаю, она только обрадуется.

Чарли ахнул.

— Что? Как ты можешь так говорить?

— Ты бы слышал, что она говорила позавчера ночью. Она выгнала мою маму из дома! Она ненавидит ее.

— Не верю, — заявил Чарли. — Конечно, Лорен немного странная, но она не такая.

— Это ты так думаешь, — сказала Реджи.

— Не понимаю. — Тара скорчила гримасу. — Твоя мама такая классная: как твоя тетя может ненавидеть ее?

— Не знаю, но так было всегда. Может быть, она завидует. У моей мамы есть внешность и талант, а что есть у Лорен? Куча дохлой форели и жуткий верстак в гараже, где она сидит целыми часами и готовит приманки, а чучела рыб смотрят на нее.

— Елки-палки! — Глаза Тары широко распахнулись, и она хлопнула себя по лбу. — А что если Нептун — вообще не мужчина? Может быть, это Лорен?!

Иногда Реджи просто не могла поверить измышлениям, рождавшимся в голове Тары. Ее пожилая тетя в рыбацком жилете — серийный убийца? Реджи проглотила истерический смешок.

— Ты с ума сошла! — обрушился на Тару Чарли. — Тетушка Реджи не может быть серийным убийцей.

— А ты подумай, Чарли. — Голос Тары зазвенел от возбуждения. — Она ревнивая, не выносит общества и классно владеет разделочным ножом. И ты видел те жуткие штуки, которые она хранит в гараже? Ну какой нормальный человек станет набивать чучела?

Чарли закатил глаза и откинулся на спинку дивана.

— Разве ты не говорила, что не могла найти ее сегодня утром? — Тара повернулась к Реджи. — Что ты ходила на берег и звала ее, но она не ответила? Если она на самом деле весь день рыбачила в бухте, как она могла не услышать тебя?

— Может быть, она ушла на пруд, — сказала Реджи. К горлу подкатил комок; Лорен не могла быть убийцей! Но разве не так говорили все родственники настоящих серийных убийц?

Зазвенел дверной звонок, и они услышали, как Лорен выключила воду и вышла из кухни в коридор.

— Лорен Дюфрен? — спросил мужской голос. Реджи встала и выглянула в коридор. Высокая фигура ее тети закрывала дверной проем, но перед Лорен стоял человек, которого Реджи сразу же узнала: Стю Бэрр. Живот завязался узлами. Реджи повернула голову, чтобы лучше слышать.

— Я — детектив Бэрр из полицейского департамента Брайтон-Фоллс.

— Да, разумеется. Я помню вас, Стюарт.

— Мы можем поговорить наедине?

Лорен вышла наружу и закрыла дверь.

— Это был отец Чарли, да? — прошептала Тара, обжигая своим дыханием здоровое ухо Реджи.

Реджи не могла ответить. Она застыла в молчании.

— Нужно выяснить, о чем они говорят, — сказала Тара и встала на цыпочки, чтобы выглянуть в окошко над парадной дверью. Лорен и детектив Бэрр стояли во дворе. — Давай выйдем с черного хода и прокрадемся вокруг дома. Мы можем спрятаться в кустах.

Тара потянула Реджи за рукав, но та не двинулась с места, поэтому подруга отпустила ее и побежала на кухню. Реджи посмотрела ей вслед, а потом медленно, как будто ее ноги налились свинцом, вернулась в гостиную и опустилась на диван рядом с Чарли.

— Что происходит? — спросил он.

— Твой отец здесь.

— Что?

— Он разговаривает на улице с Лорен. Тара отправилась на разведку и хочет подслушать их разговор. Наверное, думает, что он собирается арестовать Лорен или что-то в этом роде.

Так ли это? Или он привез новость о том, что полицейские опознали руку?

Чарли встал.

— Пожалуйста, не надо, — попросила Реджи. Она потянулась к его руке и крепко, пожалуй, слишком крепко сжала ее. — Думаю, нам нужно подождать здесь. Ты можешь это сделать? Можешь подождать со мной?

Чарли посмотрел на руку Реджи и кивнул. Возможно, он гадал, есть ли у него выбор.

— Реджи, ты должна кое-что знать. Я узнал это от отца, но он заставил поклясться, что я никому не скажу, потому что это конфиденциальный материал… так он выразился.

Реджи кивнула и стала ждать продолжения.

— Тару поймали, когда она два дня назад вломилась в квартиру Энн Стикни.

— Что? — Реджи представила фотографию миловидной, улыбающейся студентки колледжа, эта фотография появилась на первой полосе «Хартфорд Экземинер» после того, как нашли ее тело.

— Ее соседка по комнате вернулась домой и обнаружила Тару на кухне. Думаю, она взломала замок. Когда соседка вошла на кухню, Тара просто сидела и ела кукурузные хлопья из чашки. Они не собираются выдвигать обвинения и предавать дело огласке.

— Почему она не сказала нам? — спросила Реджи.

Чарли пожал плечами.

— С какой стати? Я хочу сказать, если тебя поймали на таком, это выглядит паршиво. Тут нечем хвастаться.

Реджи открыла рот, собираясь рассказать Чарли о кукольной туфельке, украденной Тарой из дома первой жертвы, но не смогла этого сделать. Вместо этого Реджи включила телевизор и стала смотреть автомобильные гонки, которые казались бесконечными. Она положила пульт дистанционного управления на кофейный столик и заметила английскую булавку, которая лежала рядом. Перед глазами возникла картина: она берет булавку, раскрывает ее и проводит острием по коже…

Тара вернулась через десять минут. Она схватила пульт и выключила звук. За ее спиной один из автомобилей врезался в ограждение и сразу же вспыхнул.

— Это она. — Ее глаза, обведенные размазанной черной краской для век, были широко распахнуты. — Рука принадлежит твоей маме, Редж. — Губы Тары немного подрагивали, но Реджи была уверена, что она прячет торжествующую улыбку.

Все начало вращаться у Реджи перед глазами, и она прикрыла веки.

— Почему они так уверены? — тихо и серьезно спросил Чарли.

— Отпечатки пальцев, — объяснила Тара. — Наверное, ее когда-то держали под арестом, и с тех пор ее отпечатки хранятся в архиве.

— Под арестом? — произнес Чарли.

Реджи вспомнила, как они с Лорен ходили за матерью в полицейский участок. За что тогда арестовали Веру? Реджи встала и вышла в коридор.

— Редж, — окликнула ее Тара.

— Оставь ее в покое, — сказал Чарли.

Реджи вышла на улицу как раз в тот момент, когда автомобиль Стю Бэрра выехал с подъездной дорожки. С тихим стуком захлопнулась дверь гаража: Лорен уединилась в своей рыбацкой мастерской. Реджи пошла следом и остановилась перед дверью, не вполне понимая, что будет говорить. Реджи знала одно: тетя должна повторить ей все, что сказал детектив Бэрр, и объяснить, почему полицейские хранили в архиве отпечатки пальцев Веры.

«Она моя мать, — думала Реджи. — Я имею право знать об этом».

Она положила руку на дверную ручку и уже собиралась войти, когда ее остановил странный звук. Он начался как приглушенный стон и постепенно усилился до свирепого рева раненого животного. Реджи отпустила ручку, отошла в сторону и заглянула в маленькое окно. Ее тетя согнулась пополам, сжимая кулаки и испуская громкое рычание. Когда она выпрямилась, то начала смахивать все, что лежало на верстаке: маленькие крючки, перья, леска, проволока и инструменты падали на бетонный пол. Жутко деформированное чучело форели на дальней стене наблюдало за происходящим тусклыми глазами. Реджи попятилась, потом повернулась и побежала к дому на нетвердых ногах и с рвущей болью в груди.

* * *

— Копы ни хрена не сделают, — говорила Тара, когда Реджи вернулась в гостиную. — Прости, Редж, но ты знаешь, что это правда. Если мы хотим найти твою маму, нам придется делать это самостоятельно.

— Ты права, — сказала Реджи, стараясь проглотить комок в горле. — Но как мы собираемся это сделать?

Она посмотрела на английскую булавку и ощутила покалывание на коже, как будто тело просило ее взять булавку и открыть острие.

— Нам нужно обойти все известные места, где она часто бывала. Мы пойдем в театр, где она репетировала, и найдем ее друзей и знакомых. Кто-то должен был видеть ее. Кто-то должен знать того типа, за которого она собиралась выйти замуж.

— Думаешь, мой отец и другие полицейские уже не пробовали это сделать? — спросил Чарли.

— Само собой, но прикинь, кому хочется беседовать с копами? Ты — дочь Веры. Ее друзья будут говорить с тобой. Я просто уверена, что будут. — Глаза Тары ярко блестели. Она перевернула амулет в виде песочных часов, висевший у нее на шее. — Твоя мать заслуживает наших усилий, Редж. Как и другие жертвы: Андреа, Энн, Кэндис…

Тара запустила руку в карман и что-то нащупала. Может, она по-прежнему носит с собой кукольную туфельку? Или добыла что-то новое — маленькую безделушку, подобранную в квартире Энн?

Реджи немного пугало, с какой страстью Тара относилась к происходящему. Но в глубине души она считала, что Тара права: полицейские никогда не поймают убийцу. Они трижды испытали свои силы, и все три раза закончились провалом. На этот раз будет по-другому. Теперь на кону стояла жизнь матери.

— Я не знаю, как называется театр, он находится в Нью-Хэйвене, но у режиссера есть прозвище — Кролик. Он живет где-то рядом. Иногда они уезжают оттуда в бары на Эйрпорт-роуд. У моей мамы в сумочке всегда полно бумажных спичек из этих мест, вроде «Взлетной полосы» или бара Рейбена.

Тара кивнула.

— Тогда мы начнем оттуда.

День второй

Отрывок из книги Марты С. Пэкетт «Руки Нептуна: подлинная история нераскрытых убийств в Брайтон-Фоллс»

После опознания руки Веры Дюфрен полицейские стали допрашивать ее друзей и знакомых, как бывших, так и нынешних. Их внимание сразу же сосредоточилось на сорокашестилетнем Джеймсе Яковиче, который был одним из ее временных любовников. Он также оказался мелким торговцем наркотиками, известным под прозвищем Кролик.

Недавно Якович освободился из тюрьмы, где отбывал двухлетний срок за продажу порции кокаина офицеру из отдела полиции по борьбе с наркотиками, работавшему под прикрытием. За примерное поведение Якович освободился досрочно при условии регулярно отмечаться в полиции и участвовать в программе наркологической помощи.

Двадцать первого июня, на следующий день после того, как рука Веры была обнаружена на крыльце полицейского участка, Якович был задержан и обвинен в управлении автомобилем в состоянии опьянения или наркотической интоксикации, что, по условиям его освобождения, однозначно служило обратным билетом в тюрьму. Якович водил светло-коричневый автомобиль «шевроле-импала» с разбитой задней фарой, точно такой же, какой был описан дочерью Веры Дюфрен, которая дала свидетельские показания о дне исчезновения ее матери. Схожий автомобиль был также описан коллегами Кэндис Жаке.

Полицейские задержали Яковича на сутки и подвергли допросу. В конце концов они не смогли найти веских улик, связывавших его с преступлениями Нептуна.

«У меня есть алиби, — заявил Якович, когда я в июле пришла для беседы с ним в исправительное учреждение Вест-Хиллс. Он был высоким, худым мужчиной с водянистыми карими глазами и заметно нервничал при разговоре. — В тот вечер, когда забрали Веру, я, по судебному предписанию, находился на заседании Общества анонимных наркоманов, а после этого проводил время в обществе моего поручителя. Видите ли, я находился не в лучшем состоянии, поэтому он разрешил мне переночевать у себя на диване».

А как насчет Кэндис Жаке, Энн Стикни и Андреа Макферлин? Он имел с ними какие-либо контакты?

«Все, что мне известно об этих женщинах, я прочитал в газетах. Никогда не встречался ни с кем из них».

21 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Реджи лежала на спине в темной и душной пещере. Ее руки и ноги были связаны. Где-то звенел звонок: сначала тихо, потом все громче и пронзительнее, как сигнал на железнодорожном переезде, предупреждающий о приближении поезда.

Реджи задергалась, потом кое-как села и открыла глаза. Часы показывали 8.00. Оторвав взгляд от светящихся цифр, она посмотрела на свою детскую спальню, потом на пятна сырости на потолке.

Интересно, о чем сейчас думает Тара?

В коридоре звонил колокольчик Веры.

Реджи лежала на одеяле, полностью одетая. Содержимое «коробки памяти» было разбросано вокруг: спичечные коробки, фотографии и деревянный лебедь, которого Джордж подарил Вере незадолго до ее исчезновения. Раскрытая книга «Руки Нептуна» валялась у Реджи на коленях. Должно быть, она задремала около четырех утра, когда глаза совсем устали, а мысли начали путаться.

В комнате было жарко и душно. Нужно было как-то открыть неподатливое окно. Потом она принесет инструменты и посмотрит, можно ли ослабить раму.

— Уже иду, мама! — крикнула Реджи. Она схватила книгу и засунула ее под матрас. Болела спина, а череп вибрировал от мелких деталей и имен людей, с которыми встречалась ее мать: Кролик, фотограф Сэл, мистер Голливуд, бары, которые она регулярно посещала, места, о которых Реджи не вспоминала долгие годы. Названия этих мест воскрешали в памяти запах несвежего пива и сигаретного дыма — бар Рейбена, «Взлетная полоса», «Серебряные крылья», — у нее были спичечные коробки и картонные подставки для бокалов из всех этих мест. Она подумала о баре, куда мать отвела ее в тот день, когда пес откусил ей ухо; о баре с вращающимися табуретами, где они познакомились с Боксером.

«Вы знаете, что я была девушкой с рекламы кольдкрема «Афродита»?»

«Хотите посмотреть фокус? Купите мне выпить, и я покажу вам».

Реджи ясно видела, как идеально ухоженная рука ее матери держит яйцо, полученное от бармена. Ее ногти были кроваво-красными на фоне белой скорлупы.

Реджи моргнула и провела пальцами по латексным складкам своего искусственного уха. Она остановилась у двери спальни, которая была слегка приоткрыта. Разве она не заперла дверь перед тем, как заснуть? Реджи была уверена, что сделала это. Тревога исподволь вгрызалась в ее сердце, пока она стояла, положив руку на дверную ручку.

Колокольчик зазвенел еще громче и быстрее.

— Иду! — крикнула Реджи.

Она толкнула дверь и едва не врезалась в Лорен.

— Вот черт! Ты напугала меня.

— Извини, — пробормотала Лорен, которая сама выглядела испуганной. Она была одета в старую фланелевую ночную рубашку, ее седые волосы висели спутанными прядями. — Я собиралась зайти к твоей матери.

— Я сама, — сказала Реджи. — Ты лучше иди и постарайся немного поспать.

Реджи прошла по ковровой дорожке в соседнюю спальню, где мать трясла латунным колокольчиком, держа его в левой руке.

— Доброе утро, — с улыбкой сказала Реджи, протирая заспанные глаза.

— Он здесь, — дрожащим голосом проскулила мать. Ее глаза выпучились от паники, словно у мыши, попавшей в мышеловку.

— Где? — Реджи мгновенно проснулась; волоски на коже встали дыбом от прилива адреналина.

— Под кроватью.

Реджи набрала в грудь воздуха, опустилась на четвереньки и заглянула под кровать.

— Там никого нет, мама, — сказала Реджи и почувствовала, как расслабляется ее тело.

Вера рассмеялась ужасным дребезжащим смехом.

— Старина Дьявол хочет, чтобы ты так думала. — Она заерзала на постели; ее тело под одеялом казалось невероятно маленьким.

— Давай положим подушку тебе под голову, — сказала Реджи и выпрямилась. — Так тебе неудобно лежать. Дай мне колокольчик.

Реджи взяла латунный колокольчик, но из ладони ее матери выпало что-то еще. На простыню упал скомканный кусочек бумаги.

— Что это? — спросила Реджи и вытащила бумажку из влажных складок простыни.

Это был небольшой бумажный квадратик, аккуратно сложенный в четыре раза. Реджи развернула его и обнаружила вчерашнюю статью из «Хартфорд Экземинер»: «НЕПТУН ВЕРНУЛСЯ В БРАЙТОН-ФОЛЛС?». Края были ровно обрезаны.

— Где ты это взяла? — спросила Реджи. — Лорен дала тебе это?

Реджи взглянула на статью и увидела, что в самом низу страницы кто-то приписал синей чернильной ручкой еще одно предложение, выведенное четкими печатными буквами:

«СЛЕДУЮЩЕЙ БУДЕТ РЕДЖИНА»

Реджи придушенно вскрикнула, словно обжегшись. Вера покачала головой.

— Это сделал он.

— Ради бога, мама, кто такой «он»? О ком ты говоришь?

— Жил на свете человек, скрюченные ножки, — прошептала Вера. — И гулял он целый век по скрюченной дорожке…

Реджи вибрировала от паники, как камертон. Она слышала звук крадущихся шагов в коридоре, приближавшихся к ним. Оглядевшись в поисках оружия, она взяла лампу с прикроватной тумбочки.

— Подумала, что смогу как-то помочь, — сказала Лорен и в мешковатом махровом халате вошла в комнату. — Что, свет не работает?

— Я сейчас вернусь, — сказала Реджи и поставила лампу обратно. Проскользнув мимо Лорен по коридору, Реджи спустилась на кухню с газетной вырезкой, зажатой в руке. На столе ничего не было, и Реджи пошла к мусорному ведру рядом с бачком для пищевых отходов.

— С тобой все в порядке? — спросила Лорен. Она последовала за Реджи на кухню и теперь стояла с озадаченным видом, наблюдая за тем, как Реджи роется в почтовой рекламе, бутылках из-под сока и консервных банках из-под тунца.

— Вчерашняя газета, — сказала Реджи. — Где она?

— Не знаю. Она лежала на столе. В последний раз я ее видела у тебя в руках, ты читала.

Реджи заглянула в мусорный бачок, но он был пуст.

— Ты выносила мусор?

— Там была рыба. Я не хотела, чтобы вся кухня провоняла ею.

Реджи вышла из дома, спустилась с крыльца и едва не споткнулась об утренний выпуск «Хартфорд Экземинер», завернутый в голубой пластиковый пакет и лежавший на нижней ступеньке. Реджи торопливо прошла по дорожке к высокому зеленому мусорному баку на колесиках, стоявшему возле гаража. Она откинула крышку, и там, на кипе белых пакетов, лежала вчерашняя газета с аккуратно вырезанной передовицей.

Стало быть, либо кто-то вошел в дом, вырезал статью и дал ее Вере, либо это была Лорен. А может быть, мать сама пробралась на кухню, вырезала статью и написала внизу грозные слова, словно некое пророчество.

Ни один из этих вариантов не мог принести облегчения.

Вот дерьмо!

Мысли Реджи по кругу вернулись к Лорен, и она обозвала себя идиоткой за то, что могла даже подумать о таком. Тем не менее двери были заперты, и Реджи знала, что она не давала матери газету. Но с какой стати Лорен делать это? Чтобы напугать Веру и заставить ее молчать? Это имело смысл лишь в том случае… если Лорен была Нептуном.

— Невозможно, — вслух сказала Реджи и бросила газету с вырезанной передовицей обратно в мусорный бак. Реджи снова посмотрела на вырезку с грозным предупреждением, выведенным синими чернилами:

«СЛЕДУЮЩЕЙ БУДЕТ РЕДЖИНА»

Реджи уже собиралась вернуться в дом и заварить кофе, когда услышала шум подъезжающего автомобиля. Это был темный седан, и, когда он остановился рядом с автомобилем Реджи, она узнала водителя. Детектив Леви.

— Доброе утро, — сказала Реджи, когда он вышел из машины. Она попыталась выглядеть бодрой и жизнерадостной, чтобы не выдать следы утреннего беспокойства. Газетную вырезку Реджи запихнула в передний карман джинсов.

— Я надеялся застать вас, — сказал детектив. — Вчера, когда я беседовал с вашей тетей, она сказала, что вы возвращаетесь домой.

Реджи кивнула.

— Чем могу быть полезна?

Он достал из кармана пиджака маленькую записную книжку и перелистал страницы.

— Насколько я понимаю, вы с Тарой Дикенсон были близкими подругами?

— В течение некоторого времени, пока мы были детьми.

— Но не сейчас?

— В прошлую субботу я увидела ее впервые за двадцать пять лет.

— Значит, вам ничего не известно о ее нынешних друзьях, членах семьи или партнере?

Реджи покачала головой и оглянулась на дом, где увидела Лорен, следившую за ними из окна кухни.

— Единственной родственницей, с которой я встречалась, была ее мать. Она говорила о своих тетушках и кузенах, но я не знала никого из них.

— Ее мать умерла два года назад, и мне не удалось найти других родственников.

— Вы проверяли места ее работы — больницу и хоспис? Там могут что-то знать. — Боже, какая нелепость. Она что, должна заниматься его работой?

Очевидно, детектив Леви испытывал сходные чувства, поскольку с досадой посмотрел на Реджи.

— Разумеется. Эти люди уже опрошены.

— Извините, что не могу помочь вам, — сказала Реджи.

Она потрогала клочок газеты в кармане джинсов и на мгновение задумалась, стоит ли показать его детективу. Но что хорошего это может дать? Вероятно, тогда он поместит их под постоянное наблюдение, и один из полицейских будет следовать за Реджи, куда бы она ни направлялась. Каковы тогда будут ее шансы найти Тару?

— Если не возражаете, мне нужно вернуться в дом. Моя мама проснулась, и я должна вымыть и покормить ее.

— Только один вопрос, мисс Дюфрен. Насколько я понимаю, вы с Тарой были близки, когда похитили вашу мать?

Реджи кивнула и ощутила комок в горле. Если он спросит, что произошло с их дружбой, она даст ему стандартный ответ: «Люди меняются и растут порознь, мы ходили в разные школы».

Детектив Леви откашлялся.

— Вы можете описать реакцию Тары на убийства Нептуна?

— Ее реакцию?

— Видите ли, я просмотрел старые записи и обнаружил, что Тару застигли с поличным при взломе квартиры одной из жертв, Энн Стикни. У офицеров, которые допрашивали ее, сложилось впечатление, что она была немного… э-э-э, одержима делом Нептуна.

Реджи замерла.

— Мы все были немного одержимы, детектив. Тогда городок был гораздо меньше, чем сейчас, и это было самое большое событие, которое произошло в те годы с каждым из нас.

Детектив Леви кивнул и закрыл записную книжку.

— Вы знали, что сразу же после окончания школы Тара провела некоторое время в психиатрической клинике?

— Нет, я… как я сказала, мы перестали общаться.

— По моим сведениям, ее мать обнаружила, что она пыталась отрезать себе правую руку. — Он посмотрел собеседнице в лицо, изучая ее реакцию.

Реджи закашлялась, чтобы скрыть изумленное восклицание. Татуировка с птицей на запястье у Тары — она сделала ее, чтобы скрыть шрамы!

— Прошу прощения, но мне нужно к матери, — сказала Реджи, у которой вдруг закружилась голова.

— Я скоро свяжусь с вами, — сказал детектив Леви. Он сел в свой автомобиль, завел двигатель и стал задним ходом аккуратно выезжать с дорожки.

Реджи направлялась к дому, когда услышала странный шуршащий звук где-то за спиной. Она резко обернулась, стиснув зубы и прислушиваясь изо всех сил.

Дерево. Звук доносился с дерева.

Может быть, белка, перепрыгнувшая с ветки на ветку?

Нет.

Она снова услышала это: звук какого-то предмета, скользящего по старым скрипучим доскам.

Что-то происходило в деревянном домике. Старый домик на дереве находился примерно в десяти футах от земли, и веревочная лестница слегка покачивалась, несмотря на отсутствие ветра.

Реджи прислушалась к звуку, похожему на шелест шагов.

Она повернулась к дорожке и увидела, что автомобиль детектива Леви уже исчезает из вида. Вот черт!

Затаив дыхание, она направилась к багажнику своего автомобиля, открыла его и достала самую большую отвертку из набора инструментов.

Реджи медленно прошла двадцать метров до подножия дерева, не сводя глаз с оконной рамы, за которой не угадывалось никакого движения. Ноги казались резиновыми и полыми внутри, как у куклы. Реджи стиснула в потной ладони пластиковую ручку восьмидюймовой отвертки. Сердце стучало, во рту пересохло, а когда Реджи пыталась сглотнуть, то ощущала на нёбе странный химический привкус. Веревочная лестница с подгнившими деревянными перекладинами слабо покачивалась. Сверху донесся скребущий звук, как будто что-то волокли по полу.

— Эй! — крикнула Реджи.

Ответа не последовало.

Она засунула отвертку за поясной ремень, как пиратскую абордажную саблю, и полезла наверх. Она осторожно пробовала ногой каждую перекладину и убеждалась, что может держаться за веревки на тот случай, если дерево не выдержит. Но сама веревка местами обтрепалась, и Реджи сомневалась в ее прочности.

«Глупо, глупо, глупо, — повторяла она про себя. — Что если ты упадешь и сломаешь лодыжку?»

«А что если наверху ждет Нептун с ножом в руке?»

Ее посетила абсурдная мысль: может быть, это Тара, каким-то образом сбежавшая от серийного убийцы и затаившаяся в их старом убежище? Тара, которая, по словам Леви, пыталась отрезать себе правую руку. «Не думай об этом сейчас». Реджи крепче ухватилась за веревку.

Она добралась до вершины и осторожно приподняла откидную дверь, беспокоясь о том, что может столкнуться нос к носу с бешеным енотом. Но увидела нечто иное.

Там, в трех футах перед Реджи, находилась пара мужских ботинок. Они двигались в ее сторону.

21 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Давай, залезай. Это куча дерьма, но она ездит.

«Мустанг» Сида местами проржавел, но оставался сногсшибательным автомобилем. Реджи стояла спиной к «Желанию Моники», благодарная за то, что Лорен заперлась в своей комнате на другой стороне дома. Она слегла в постель после вчерашних новостей о Вере. Реджи в последний раз нервно оглянулась на дом: она знала, что ее тетя никогда бы не одобрила поездку в среднюю школу на «мустанге».

Они еще не успели выехать на улицу, как Сид вытащил из пепельницы самокрутку с марихуаной. Он безуспешно попытался зажечь ее от автомобильного прикуривателя — прикладывая, ожидая, вынимая, глядя на холодную поверхность и бормоча «твою мать!» — ничего не получалось. Наконец он наклонился к Таре и достал зажигалку «Бик» из отделения для перчаток, набитого салфетками, пакетиками кетчупа и россыпью мелких монет. Сид закурил, как следует затянулся и выпустил дым через окошко в направлении «Желания Моники».

— Твою ж мать! — повторил он, и, судя по его тону, тому могло быть множество самых разных причин. Сид еще раз затянулся и передал «косяк» Таре, которая выпустила клуб дыма и протянула окурок Чарли. Тара сделала себе шипастую прическу в панковском стиле, и Чарли сказал, что она похожа на взбесившегося дикобраза.

— Спасибо, мне и так хорошо, — проворчал Чарли.

— Давай, умник, тебе станет еще лучше, можешь мне поверить. Все великие гитаристы сидят на наркоте, разве ты не знаешь?

Он покачал головой.

— Я же сказал, мне и так хорошо.

— Ты не настучишь на меня своему папаше, а? — поинтересовался Сид.

— Конечно, нет.

Уговорить Сида возить их на своем автомобиле, пока они будут заниматься розысками матери Реджи, было идеей Тары.

— Не люблю приносить дурные вести, но вы помните про лодыжку Реджи? — спросил вчера вечером Чарли, когда Реджи наконец согласилась приступить к поискам. — Как мы будем прочесывать бары на Эйрпорт-роуд?

— Не беспокойся, Чак, я все продумала, — сказала Тара. — Нам нужен водитель. Человек с набором из четырех колес.

Какое-то мгновение Чарли непонимающе смотрел на нее, а потом отпрянул, как будто имя промелькнуло в воздухе между ними.

— Нет! Ни хрена подобного!

— У тебя есть идея получше? — осведомилась Тара. — Брось, Чарли. Кузен Сид идеально подходит для нас. У него обалденная машина, криминальный характер, и, готова поспорить, он имеет страсть к приключениям. Плюс к тому я слышала, что у него есть фальшивое удостоверение личности. Он часто ошивается в подобных местах, и я не могу представить лучшего экскурсовода.

— Нет, — твердо сказал Чарли.

— Если ты его не попросишь, я сама это сделаю, — заявила Тара.

Чарли раздраженно вздохнул.

— Ну, давай же, Чарли. — Тара легко прижалась к нему. — Ты нам нужен, у тебя есть гены борца с преступностью.

— Иногда ты бываешь настоящей стервой, — проворчал он.

— Но это потому, что ты так любишь меня, — сказала она и поцеловала его в щеку. Чарли густо покраснел.

* * *

Тара протянула самокрутку Реджи.

— Попробуй немножко. Тебе это будет полезно: вся дурь в голове сразу уляжется.

Реджи взяла сигарету и стала осторожно попыхивать ею, пока они ехали по городу. До сих пор она никогда не курила травку и даже не пробовала обычные сигареты. Теперь Реджи сидела в теплом коконе автомобиля Сида, открыто нарушая закон, и это давало ей ощущение свободы, как будто она выскользнула из своей кожи и стала кем-то еще. Пожалуй, Реджи испытывала сходное чувство, когда держала в руке лезвие бритвы. Но когда дым попал в легкие, Реджи закашлялась и стала отплевываться.

Тара закатила глаза.

— Ты полная неофитка, — произнесла она, и Реджи захотелось сказать, чтобы она не тратила силы попусту, рисуясь перед Сидом, который все равно не мог оценить ее богатый словарный запас.

— Скажи, Тара, а когда ты куришь травку, то лучше настраиваешься на мир духов? — насмешливо спросил Чарли.

— Может быть, умник, может быть, — ответила Тара и выпустила дым в его сторону.

— О чем это вы? — поинтересовался Сид.

— Тара умеет говорить с мертвыми. Иногда они вещают через нее.

— Без дураков? — спросил Сид и повернулся к Таре, явно заинтересованный ее умением. — Как ты это делаешь?

— Не знаю. — Она прикрыла глаза, как будто задумалась о чем-то. — Это вроде того, как иметь специальную антенну…

— Значит, теперь ты насекомое? — вмешался Чарли.

— Нет, тупица, — отрезала она. — Я имела в виду радиоантенну, очень мощную, которая может принимать дальние сигналы.

— А сейчас можешь? — спросил Сид.

Она покачала головой.

— Это так не работает. Решают духи, а не я.

Чарли рассмеялся.

— В самую точку! — выдавил он.

— Моя красотка — темная колдунья, я, как слепой, бегу-бегу-бегу к ней… — запел Сид.

Вскоре они выехали на Эйрпорт-роуд, и по обе стороны дороги потянулись амбары для сушки табака с облупившейся красной краской и целые мили белых марлевых сеток с опорами в виде шестов и проводов, сложенных наподобие средневековых шатров для затенения растений. Реджи вспомнила лопнувшую шину и растянутую лодыжку. Когда показался огромный плакат с лицом официантки, Реджи отвернулась в другую сторону и задержала дыхание, как принято у детей, когда они проезжают в школьных автобусах мимо кладбища. Как будто мертвые души витали в воздухе, словно клубы дыма, и только дожидались, чтобы кто-то живой вдохнул их.

— Лучшие оберточные листья для сигар происходят отсюда, — сказал Сид. — Но работать на этих полях… нет, пошло оно все на хрен. Я как-то устроился сюда на лето со своим корешем, Джошем. Платят сущие копейки. Сорок градусов в тени под навесом, и табачный сок, такой липкий, что все волосы на руках вырваны с корнем. Серьезно, я затрахался с этой природой. — Он потер руку. — И каждый вечер кулачные бои — серьезно, все без дерьма. Здесь есть крутые ублюдки. Заключенные на дневных работах, пуэрториканцы с северной окраины Хартфорда, поденные рабочие из самых невезучих. Некоторые козлы приносят пушки прямо на работу.

— Ничего себе! — сказала Тара, округлив глаза.

— Вот именно, — кивнул Сид.

Чарли раздраженно хмыкнул и отвернулся, уставившись в окошко. Вскоре дорога расширилась до четырех полос, и фермы уступили место низким торговым центрам из шлакоблочных конструкций, дешевым барам и мотелям.

— Ну что? — спросил Сид. — Мы собираемся на поиски пропавших или как?

— Мы собираемся выяснить все возможное насчет матери Реджи, — сказала Тара. — Может, нужно будет выследить кого-то из ее знакомых.

Сид кивнул, потом посмотрел на Реджи в зеркало заднего вида.

— Дело дрянь, верно? Они уверены, что это рука твоей мамы?

— Ну да, уверены, — сказал Чарли. — Мой отец сам приехал к ней домой и сказал это.

— Ну, если старина Йоги говорит, что это правда, значит, это правда.

— Йоги? — спросила Тара.

— Так его зовут остальные копы… и другие парни тоже. Разве Чарли тебе не говорил?

Тара покачала головой.

— Ну так вот, — продолжал Сид. — Йоги Бэрр говорит… — Он скорчил глупую рожу и произнес голосом медведя из мультфильмов: — Я умнее ср-рр-реднего медведя!

Тара засмеялась, и Чарли метнул ей в затылок ледяной взгляд.

— Твой отец и Йоги лучшие друзья? — спросила Тара.

— Черта с два! — отозвался Сид. — Они ссорятся и спорят по любому поводу. Они с самого детства были соперниками — сражались из-за девчонок, из-за того, кто лучше играет в футбол или чей шланг длиннее, в общем, типичная братская заваруха. Они терпеть друг друга не могут, правда, Чарли?

Чарли что-то недружелюбно буркнул.

— Продукты! — объявил Сид и быстро свернул на автостоянку перед магазином «Камберленд Фарм», взвизгнув покрышками. Они с Тарой вошли внутрь. Реджи и Чарли ждали в «мустанге». Они слышали, как наверху пролетел реактивный самолет, и видели, как его тень наверху пересекла четыре ряда движения.

— Что за козел, — сказал Чарли. — Не могу поверить, что вы курите травку вместе с ним. О чем вы только думаете?

— Тара сказала, это поможет.

— Ну и как, помогло?

Реджи пожала плечами.

— В общем-то, не уверена.

Травка не вполне замедлила ход ее мыслей, но придала им своеобразную регулярность. Одна мысль перетекала в другую, и так далее, поэтому они нанизывались, как бусины на длинную нитку. Возможно, мысли всегда были связаны подобным образом, но нужно было пыхнуть, чтобы осознать это. Реджи гадала, так ли это для остальных людей, и если да, то как переплетаются их нити и бусины при общении, цвета, формы и структуры смешиваются друг с другом, если это настоящий разговор. Ей хотелось рассказать об этом Чарли, но она не знала, с чего начать.

— У моей мамы есть теория, — сказала она. — Представь такую огромную сеть, которая соединяет всех на свете. Типа мы все связаны с серийными убийцами, и с президентами, и с теми, кто стоит за нами в очереди в бакалейной лавке.

— Похоже, твоя мама тоже курила травку, — заметил Чарли.

— Значит, ты не веришь в связи?

— Я считаю, что мы связаны с близкими и знакомыми людьми. Мы с тобой можем иметь тайную связь, но мы с президентом? Я на это не куплюсь.

— А тебе не кажется, что существует такая сеть, или тайная связь, или что угодно, по которой ты можешь передавать мысли или чувства другому человеку, не говоря ни слова?

— Господи, Реджи, и ты туда же! Еще немного, и ты будешь вызывать духов мертвых телок.

Реджи потянулась и взяла его за руку.

— Закрой глаза, — велела она. — Я посылаю тебе сообщение. — Она сосредоточилась изо всех сил, пытаясь объяснить ему все свои чувства в трех простых невысказанных словах: «Я люблю тебя». Это казалось немного банальным, но все равно очень смелым. Минуту спустя он высвободил руку.

— Ну? — спросила Реджи, исполненная неясным предвкушением. — Ты что-то разобрал?

— Да, — с серьезным видом ответил он. Реджи затаила дыхание, и он заглянул ей глубоко в глаза. — Я понял, что ты обкурилась на всю голову. Теперь я в это верю.

Он отвернулся и начал возиться с дверным замком.

— Господи, ну почему они так долго? — с преувеличенным раздражением спросил Чарли. — Нам не хватает только какого-нибудь полицейского, который подойдет поближе и немного принюхается. Тогда нам точно конец.

Сид и Тара вернулись с четырьмя банками тоника «Доктор Пеппер» и коробкой пончиков с сахарной пудрой. Сид открыл коробку и взял себе одну штуку. Он повертел пончик в руке, поднес к глазу и посмотрел через дырку.

— Ты слышала об озоновой дыре? Это просто хрень собачья. Знаешь, что ее вызвало? Гребаные дезодоранты и спрей для волос. Хлорфторкарбонаты. Мы все заболеем раком, усохнем и помрем, потому что хотим быть красивыми и хорошо пахнуть. — Сид откусил кусочек пончика. — «Это конец жизни, как мы ее знаем»[111].

Сид съел пончик в три быстрых укуса, потом схватил второй. Сахарная пудра летела, как снег, и покрывала его выцветшую черную футболку белыми пятнышками.

— Ну, Реджи, расскажи нам о твоей матери, — сказал Сид. — Например, где ты последний раз видела ее? Она оставила какие-то следы?

И Реджи, успокоенная своей теорией о бусинах на нитке и беззаботным отношением Сида к предполагаемому концу света, удивила саму себя, рассказав всю историю от начала до конца, во всяком случае, основные места. Сид внимательно слушал, поедая пончики. Он прикончил три четверти коробки до того, как Реджи закончила. Тара лишь облизывала сахарную пудру со своих, а Чарли не взял ни одного.

— В общем, не хочу обидеть дядю Йоги, но я согласен с нашей темной колдуньей: ты можешь расстаться с надеждой, что копы тебе помогут. Они так глубоко засунули головы в свои задницы, что Нептун перебьет всех девок в городе, прежде чем они поймают его. Долбаные кретины.

Чарли резко выпрямился.

— Эй! — произнес он, но Тара метнула предостерегающий взгляд в его сторону. Чарли сел и скрестил руки на груди.

Реджи потянулась к пончику и поняла, что это ее первая еда за весь день.

— У копов не хватает мозгов, чтобы справиться с чем-то, кроме повседневной рутины. Можешь мне поверить, Реджи. — Сид хлопнул ладонью по рулевому колесу. — Если хочешь выяснить, что стряслось с твоей мамой, ты должна сделать это сама. Вы, ребята, были правы, когда позвали меня. Я тот самый парень, который вам поможет.

Реджи проглотила кусок пончика. Он был сухим и шершавым и никак не хотел проходить внутрь.

— Как ты это себе представляешь? — спросил Чарли, возившийся с дверной ручкой, словно хотел немедленно выйти и отправиться домой пешком.

— Может, я ничего не знаю про Нью-Хейвен, про ихние театры и актеров. Зато я знаю места на Эйрпорт-роуд. У меня есть связи, братишка. Я знаю ребят, которые околачиваются в этих барах.

— То есть наркодилеров? — спросил Чарли.

— Деловых партнеров, — небрежно поправил Сид. — Давайте начнем со «Взлетной полосы». Тамошний вышибала — мой приятель. Так или иначе, я обещал немножко отсыпать ему сегодня вечером.

Тара посмотрела на Чарли с торжествующей улыбкой. «Я же тебе говорила!» Тот закрыл глаза и откинул голову на красную кожаную подушку.

Реджи помнила, когда она последний раз была в баре и к чему это привело. Она машинально потрогала свое новое ухо и провела пальцами по резиновым складкам.

Сид включил задний ход и быстро поехал назад, лишь на пару дюймов промахнувшись мимо бетонного столба и рассмеявшись, когда увидел его.

— Видите? — сказал Сид. — Я фартовый парень. Держитесь меня, и все будет в ажуре.

21 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Реджи едва не свалилась с веревочной лестницы, когда полезла за отверткой. Дверь над ее головой полностью распахнулась, и Реджи увидела мужчину, присевшего на корточки и улыбавшегося улыбкой Чеширского кота.

— Вам пособить? — вежливо спросил он и протянул руку.

— Чарли? — промямлила Реджи и протянула руку навстречу ему. Он втащил ее в деревянный домик.

— Боже мой, Реджи, я не верю, что это ты. Ты выглядишь потрясающе. Правда, потрясающе.

— Ты напугал меня до смерти! — Реджи преодолела остальную часть пути, засунув отвертку за пояс. Потом отряхнула колени и отступила, чтобы взглянуть на Чарли с расстояния. На нем были джинсы и пилотская куртка из коричневой кожи. Он стал выше и гораздо объемистее в талии, чем раньше. Его лицо, некогда худое и угловатое, стало широким, одутловатым и щекастым, как у мастифа. Волосы поредели, вокруг припухших глаз появились морщинки. Он стал очень похож на своего отца, если не считать больших кустистых усов. Реджи сразу же подумала: «Боже, неужели я кажусь ему такой же старой и страшной?»

— Прости, пожалуйста, — сказал Чарли, глядя на большую отвертку. — Сегодня утром я узнал в новостях о Таре. Репортеры сказали, что твоя мать вернулась домой. Я решил пойти и проверить, а заодно выяснить, известно ли тебе что-нибудь насчет Тары.

Это случилось снова: вспышка старой ревности, которую всегда испытывала Реджи, когда Чарли произносил имя Тары. Глупо было испытывать подобное чувство, особенно сейчас, когда Реджи смотрела на него и не испытывала ни капли прежнего влечения. Она даже не находила его умеренно привлекательным. Было странно думать, что перед ней мальчик, по которому она тосковала долгие годы, объект ее безусловной любви и привязанности. Вся эта ситуация казалась сплошным разочарованием.

Это был подросток, за которого Реджи много раз выходила замуж в своих девичьих фантазиях, в той параллельной вселенной, где Нептун не похищал Веру и все шло своим чередом, как должно было быть, если бы этот сумасшедший маньяк ничего не испортил.

— Значит, ты решил поискать меня в деревянном домике?

— Нет! Конечно, нет. Я отправился к тебе домой и как раз направлялся к парадному входу, когда увидел наш старый домик. Меня так и подмывало заглянуть туда.

Реджи кивнула. Ее удивляло, что она сама до сих пор противилась этому желанию. Домик на дереве обветшал и покривился, как и «Желание Моники». Доски прогибались под ногами, а крыша протекала. Пустые рамы, где должны были стоять окна, годами пропускали снег и дождь, и дерево потихоньку гнило. В углу лежала стопка настольных игр, оставленная ими: «Монополия», «Угадайка», «Жизнь» и планшетка для спиритических сеансов. Коробки выцвели и облезли, изгрызенные мышами и белками. Рядом валялась бутылка из-под кока-колы с окурками Тары. Они как будто попали в капсулу времени.

— Почему ты не ответил, когда я позвонила? — спросила Реджи.

— Наверное, ударился в панику. Я понимал, что покажусь чокнутым, и подумал, что, если выждать время, ты просто уйдешь, а потом я смогу спуститься и постучать в дверь, как обычный посетитель.

Реджи кивнула. Это звучало правдоподобно. Странно, но правдоподобно.

— Значит, это правда? — сказал Чарли. — Твоя мать вернулась? Она сейчас дома?

Реджи снова кивнула.

— Невероятно, — сказал он. Он немного сипел на вдохе, как будто болел астмой. Реджи предположила, что он просто не в форме и не привык сильно волноваться.

Чарли никогда не был силен в проявлении чувств.

— Что именно?

Чарли пихнул ногой отставшую половую доску.

— Не могу поверить, что домик до сих пор стоит. Это как путешествие в прошлое, да?

Да, в самом деле. Реджи едва ли не различала тени троих подростков, бестелесных призраков, наблюдавших за неумолимым течением времени в песочных часах Тары. «У тебя есть одна минута…»

Когда Реджи последний раз сидела здесь вместе с Чарли, ей было тринадцать лет. Это была чья-то другая жизнь: история девочки, о которой она однажды читала. Девочки, без каких-либо шансов на успех влюбленной в мальчика. Они перестали общаться вскоре после похищения матери Реджи и всего остального, что случилось в последний вечер. Даже если бы они захотели поговорить, это было запрещено.

Той осенью Лорен согласилась послать Реджи в школу Брукера и потратила большую часть семейных сбережений на четыре года дневного обучения. Но школа находилась далеко, и большинство учеников почти ничего не слышали о Нептуне или о матери Реджи. Это был рай по сравнению с той пыткой, которую Реджи пришлось бы терпеть в средней школе Брайтон-Фоллс.

Каким-то образом возвращение в домик на дереве всегда казалось неправильным, поэтому он оставался заброшенным.

Реджи подошла к спальным мешкам, прогрызенным мышами и белками, и попинала их ногами с целью убедиться, что там не угнездились семейства грызунов. Носок туфли уперся во что-то твердое. Она наклонилась, осторожно откинула изорванную ткань и подкладку и раскрыла обшарпанную акустическую гитару Чарли.

— Она до сих пор здесь! — воскликнула Реджи. — Ты так и не пришел за ней?

Чарли покачал головой.

— Это кусок дерьма по сравнению с гитарами, которые я хранил у себя дома. Кажется, я просто забыл о ней. — Он наклонился и вытащил гитару из спутанных слоев ваты. Провел рукой по корпусу, потом по грифу и широко распахнул глаза. — Будь я проклят!

— Ты до сих пор играешь? — спросила Реджи.

— Нет, давным-давно перестал. — Чарли поднес гитару к толстому животу, расположил пальцы на грифе и исполнил несколько фальшивых аккордов. Чарли покачал головой, словно до сих пор не мог поверить, и отложил инструмент в сторону. Его глаза подернулись туманной пеленой, что напомнило Реджи о том, как он раньше смотрел на Тару.

— Ну, расскажи о себе, — предложила Реджи. — Чем ты занимаешься?

— Занимаюсь недвижимостью, но это как бы случайная история. В колледже я изучал морскую биологию и какое-то время занимался исследовательской работой в Мэне, но потом меня одолела ностальгия, и я вернулся в Брайтон-Фоллс. Продавал автомобили в салоне дяди Бо, но это был полный отстой. Тогда я получил риелторский патент и обнаружил у себя талант к продаже домов. Теперь у меня свое агентство. — Чарли порылся в кармане и достал визитную карточку.

«Агентство недвижимости Бэрра. Чарльз Бэрр, сертифицированный брокер по вопросам недвижимого имущества».

— Есть семья? — спросила Реджи.

Чарли слегка поежился.

— В разводе.

— Извини.

— Не стоит, — сказал он. — Мы плохо подходили друг другу.

— А дети?

— Сын Джереми, ему шесть лет. Я навещаю его по выходным, раз в две недели. — Он пошел в другой угол, наклонился и поднял старый ржавый молоток. — У нас были такие большие планы на это место, — вздохнул Чарли, глядя на молоток.

Реджи недоуменно кивнула. Чарли положил молоток и сказал:

— Я слышал, ты стала прогрессивным архитектором.

Она снова кивнула.

— Это здорово, Реджи. А как насчет тебя: муж, дети?

Теперь настала ее очередь поежиться. Но она овладела собой и выпрямилась.

— Нет, — ответила она. — Думаю, можно сказать, что я замужем за своей работой. Хотя иногда я встречаюсь кое с кем. — Она улыбалась при этих словах, хотя ее живот завязался узлами. Вчера вечером Лен позвонил еще раз и оставил сообщение: «Я понимаю, почему ты сейчас не хочешь разговаривать со мной, но, пожалуйста, позвони и хотя бы дай знать, что с тобой все в порядке. Я правда беспокоюсь».

Чарли выразительно посмотрел на нее, словно ожидал чего-то большего. Когда объяснений не последовало, он деликатно кашлянул.

— Значит… ты думаешь, это и впрямь он?

— Кто? — На секунду ей показалось, что он имеет в виду Лена как идеального партнера для нее.

— Нептун. Как думаешь, это он или какой-то больной подражатель? Елки-палки, ведь прошло двадцать пять лет. Слишком долго для убийцы, который залег на дно.

— Не знаю, но, так или иначе, он захватил Тару.

— Еще одна странность, верно? — сказал Чарли. — Почему Тара? Зачем она ему понадобилась?

Реджи пожала плечами.

— Может быть, она что-то знала? Лорен сказала, что моя мама была сильно взволнована предыдущим вечером, и Тара всю ночь просидела рядом с ней. Думаю, мама дала ей какую-то подсказку, которую она решила исследовать и в результате подошла слишком близко к разгадке.

— Хорошая теория, — кивнул Чарли. — В ней есть смысл, особенно с учетом ее прошлого. Помнишь, как она бредила этим Нептуном? Какой одержимой она была? Как она считала своим долгом поймать его и говорила, что у остальных нет никаких шансов? — Он часто дышал и округлял губы, словно рыба, выброшенная на берег.

Реджи кивнула.

— Твой отец еще работает в полиции?

— Нет, он вышел в отставку четыре года назад. Купил старую яхту и большую часть времени возится с ней. Она стоит на верфи в Нью-Лондоне. Между нами, я думаю, что он проводит больше времени в баре, чем на яхте. — Чарли улыбнулся. — Не то чтобы он не заслужил этого. Так ведь и должно быть на пенсии, верно? Выпиваешь со старыми приятелями, сочиняешь удивительные рыбацкие истории.

Реджи улыбнулась.

— Ты ведь знаешь, что бы сказала Тара, если бы она была вместе с нами, верно? — спросил Чарли. — Готов поспорить, она сказала бы то же самое, что и раньше: копы не поймают этого парня. Если мы хотим найти ее, нужно действовать самостоятельно.

— Знаю, — сказала Реджи и прикоснулась к рубашке над ключичной костью, потрогав через ткань ожерелье Тары. — Я как раз думала об этом.

21 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Когда Реджи пришла во «Взлетную дорожку», то поняла, что оказалась в том самом месте, куда мама привезла ее перед тем как она потеряла ухо. Она узнала красные виниловые табуреты, теперь потрескавшиеся и заклеенные скотчем, унылые кабинки с левой стороны и покосившийся бильярдный стол с подложенным под ножку телефонным справочником. Она была готова поспорить, что если приподнимет стол и посмотрит на год выпуска справочника, то убедится, что он как минимум восьмилетней давности.

«Хотите посмотреть фокус? Купите мне выпить, и я покажу вам».

У Реджи перехватило дыхание; рубцовая ткань над искусственным ухом болезненно сжалась. Глядя на полированную стойку бара, она представляла правую руку своей матери, здоровую и холеную, посыпающую солью гладкую поверхность и устанавливающую яйцо в вертикальном положении.

Реджи заморгала, отгоняя видение из прошлого, и огляделась по сторонам.

Наступил вечер пятницы, и бар был наполнен людьми, спускающими недельную зарплату. В воздухе витали запахи жирной еды, сигаретного дыма и немытых тел. Пол под ногами был липким. Реджи ощутила укол страха, смешанного с тревожным предчувствием, когда вошла в это шумное прокуренное место, и задумалась о том, как события восьмилетней давности, которые развернулись здесь, привели к ее нынешнему положению.

Из музыкального автомата доносился голос Глена Кэмпбелла, напевавшего «Хрустального ковбоя». Группа одетых в кожу бородатых байкеров играла в бильярд на покосившемся столе, и один из тех, кто ожидал своей очереди, с ухмылкой косился на вошедших. Он носил черную кожаную ермолку и ковбойские краги поверх джинсов.

У дверей стоял здоровенный парень в обтягивающем клубном пиджаке. Его широкий, покатый лоб напомнил Реджи изображение неандертальца, которое она видела в книге.

— Малолеткам вход воспрещен! — рявкнул он, когда они вошли.

— Спокойно, Терри, они со мной. — Сид выступил вперед и протянул руку. Он что-то прошептал Терри, потом сунул руку в карман и достал пачку «Мальборо». Терри взял сигареты и сунул в карман пиджака, кивнув в знак благодарности.

— Так все в порядке? — спросил Сид.

Терри неразборчиво хрюкнул и пропустил их.

Следуя за Сидом, Тара, Реджи и Чарли подошли к бару, где худой седоватый мужчина протирал за стойкой бокалы. У дальнего конца стойки сутулый коротышка, похожий на майского жука, потягивал свой коктейль. Мужчина слева от них носил синюю форму сотрудника охраны аэропорта; Реджи решила, что ему немногим больше сорока лет. Его кожа выглядела так, словно большую часть жизни он провел под открытым небом. Настоящая шкура аллигатора. Реджи посмотрела направо, где человек, одетый как работник с табачных полей, что-то по-испански шептал на ухо своей соседке и поглаживал ей шею, а она смеялась. Реджи заметила, что у нее не хватает переднего зуба и кончик языка то и дело выглядывает наружу.

Реджи наклонилась вперед и уперлась руками в красный табурет — может быть, тот самый, на котором она сидела маленькой девочкой, когда мужчина с переломанным носом пообещал дать ей доллар, если она доест свой бургер. Она представила свою нынешнюю встречу с ним и подумала о том, общался ли он с тех пор с ее матерью. Может быть, тот Боксер и был Нептуном?

«Кто-нибудь говорил вам, что вы похожи на Марлона Брандо?»

Реджи рассматривала толпу, изучала грубые мужские лица. Байкер в черной ермолке откровенно пялился на нее.

Любой из этих людей может быть Нептуном, подумала она, повернувшись к тощему бармену. Любой из них.

— Если хотите заказать еду, нужно сесть за столик. — Бармен едва взглянул на них, продолжая заниматься своим делом.

— Нет, сегодня мы не будем есть, — сказал Сид. — Мы тут кое-кого ищем.

Реджи была уверена, что как только они узнают, кто она такая, то похлопают ее по спине и расскажут все, что нужно знать.

— А кто не ищет? — хихикнул коротышка.

— Разве вам уже не пора спать, детки? — вздохнул бармен. — Наверное, ваши мамы уже беспокоятся, куда вы пропали.

Он бросил взгляд на дверь, где должен был стоять вышибала, но Терри разговаривал с одним из игроков в бильярд и не заметил этого.

Чарли начал мало-помалу отступать к двери.

— Скажи им, кто ты такая, — посоветовал Сид и подтолкнул Реджи. Она положила ладони на шершавую стойку с нацарапанными инициалами давно забытых любовников или завсегдатаев, умерших от цирроза.

— Я — дочь Веры Дюфрен. Вы ее знаете?

— Все знают Веру, — произнес коротышка и гаденько засмеялся.

Тощий бармен на минуту оторвался от работы и поднял голову. Его глаза были тусклыми и водянистыми, из носа текло. Реджи улыбнулась от сознания того, что имя ее матери было входным билетом. Теперь она продвинется вперед.

— Не знал, что у Веры есть ребенок, — признался бармен.

— И я тоже, — сказал коротышка.

На какое-то время воцарилось молчание. У Реджи разгорелись щеки, и она почувствовала, как жар прострелил в ее здоровое ухо, отчего оно сделалось пунцовым.

Из музыкального автомата зазвучала песня «Америка».

Я ехал в пустыне на безымянной кобыле,

Было бы славно, если бы дожди полили…

«Взлетная дорожка» явно отставала по части музыки. Среди треков не было песен Мадонны и дуэта «Уэм».

— Она репетировала пьесу в Нью-Хэйвене, — сказала Реджи. — Мы надеялись найти кого-то из ее театральных друзей и поговорить с ними.

Бармен прищурился, глядя на нее.

— Пьесу?

— Да, в Нью-Хэйвене, — повторила Реджи.

Тот лишь покачал головой.

— Реджи сказала, что ее мать собиралась выйти замуж, — добавил Сид. — Есть идеи, кем мог быть этот счастливчик?

— Замуж? — спросил коротышка. — Вера? — Он снова затрясся от смеха. — Ну-ну!

— Копы уже были здесь и спрашивали про нее, — проворчал бармен. — У нее неприятности?

— Возможно, — сказала Тара.

— А может быть, она просто залегла на дно, — сказал коротышка. — Вера так иногда делает.

Один из байкеров, игравших в бильярд, вдруг завопил: «Дьявол!»

Реджи обернулась, высматривая материнскую версию «старины Дьявола» с рогами, копытами и вилами, но потом поняла, что речь шла просто о неудачном ударе во время игры. Байкер в черной ермолке хлопнул своего соперника по плечу и произнес:

— Пятьдесят баксов, вынь да положь!

Реджи повернулась к бару.

— А вы пробовали поискать в ее логове? — спросил мужчина в форме охранника. На его нашивке значилось имя «Дуэйн».

— Мы только что из ее дома, — сказал Сид.

Охранник улыбнулся с видом «какие же вы глупые детки» и покачал головой, словно это его не удивило.

— Не в доме, а в ее логове. Она всегда держала комнату у Алистера. Это примерно в двух милях дальше по дороге. Место называется «У аэропорта», там сдают в наем однокомнатные квартирки.

21 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Чарли и Реджи сидели друг напротив друга за столом на кухне, и между ними поднимался пар из кофейных чашек. На столе лежал утренний выпуск «Хартфорд Экземинер» с фотографией Тары на первой полосе. В нижнем левом углу поместили старую фотографию Веры. Реджи пробежала глазами статью.

— Вот дерьмо, — сказала она. — Им все известно. Здесь сказано, что Тара работала здесь, ухаживала за моей мамой.

Чарли кивнул и потянулся за кофе.

— Меня удивляет, что им понадобилось так много времени.

Реджи раздраженно сложила газету.

Чарли принес из деревянного домика свою гитару, и теперь она лежала на одном из кухонных стульев, как молчаливый и бдительный старый друг, присоединившийся к ним за кофе.

Реджи сделала себе тройной эспрессо и американо для Чарли.

— Великолепно, — сказал он, когда сделал глоток. — По-любому лучше, чем моя растворимая бурда.

— Будь осторожен, — с лукавой улыбкой предупредила Реджи. — После того как попробуешь настоящий кофе, обратного пути уже нет.

Чарли отпил еще немного и обвел взглядом кухню.

— Не могу поверить, что твоя тетя до сих пор живет здесь. Этот дом слишком велик для одного человека. Невозможно за всем уследить.

— Ну, как видишь, она не вполне справляется со всем, что тут есть.

— Как думаешь, мне стоит оставить ей визитную карточку? Будет ли она рассматривать возможность продать этот дом и переехать в более удобное место? За фермой Миллера есть новые кооперативные дома, и там попадаются действительно чудесные квартиры.

Реджи покачала головой.

— Она никогда не уедет отсюда. Она… — Реджи поискала верное слово, — …она слишком прочно связана с этим домом.

Она не могла представить свою тетю в каком-то другом месте.

Дом «Наутилус», который проектировала Реджи, был бы идеальным жильем для одного человека, который находится в движении. Лорен могла бы пересечь страну, переезжая от одного места с хорошей рыбалкой к другому. Но она никогда не пойдет на это. Она как будто стала частью своего дома: женщиной из камня и цемента, такой же холодной и непреклонной, как футовые каменные стены семейной крепости.

Как по сигналу, в кухню вошла Лорен и поставила в раковину грязную тарелку.

— Ты помнишь Чарли Бэрра? — спросила Реджи.

Лорен недоверчиво посмотрела на гостя.

— Да, конечно. Приятно снова видеть тебя, Чарльз.

— Вас тоже, мисс Дюфрен. — Чарли одарил ее лучезарной улыбкой, но выражение лица Лорен осталось неизменным.

— Как поживает твой отец? — спросила она.

— Спасибо, замечательно. Теперь, когда он вышел в отставку, то занят еще больше, чем раньше. Приобрел яхту и постоянно выходит на рыбалку.

Лорен скованно кивнула.

— А как твой дядя Бо?

Чарли уставился в пол.

— Не очень хорошо. У него рак.

— Рак? — Лорен сурово нахмурилась.

— Да, мэм. Поджелудочная железа.

— Мне очень жаль. — Выражение ее лица наконец смягчилось. — Фрэнси держится?

— Настолько хорошо, насколько возможно.

Лорен кивнула.

— Передай им мои лучшие пожелания, ладно, Чарли? — Она пустила воду в раковину и потянулась за губкой и мылом.

Вот тебе и холодность с непреклонностью. Характер Лорен явно смягчился с возрастом. Возможно, слишком многие ее сверстники становились немощными стариками, а может быть, как подозревала Реджи, тетя сочувствовала лишь умирающим людям.

— Лорен, я нашла вчерашнюю газету в мусорном баке, — сказала она. — Ты уверена, что не клала ее туда?

Лорен покачала головой.

— Я же сказала, последний раз я видела эту газету, когда ты просматривала ее. Прямо здесь, за столом. — Лорен поставила вымытую тарелку на сушильную решетку и повернулась к Реджи. — Может быть, ты сама выбросила ее в мусор и забыла об этом? — Ее голос почему-то звучал нервно.

— Может быть, — ответила Реджи и подумала: «Ничего подобного».

— Я принесла твоей матери немного овсянки, но она заснула, не доев и половины, — сказала Лорен.

Реджи кивнула.

— Можно попробовать позже. Если я тебе понадоблюсь, мы будем наверху.

Лорен неодобрительно покосилась на нее, и Реджи снова почувствовала себя школьницей, которая пытается затащить мальчика в свою спальню. Тетя снова с подозрением посмотрела на Чарли. Потом она заметила газету, раскрыла ее, увидела заголовок и фотографии и сразу же закрыла обратно.

— Это твое? — спросила она и указала на большую отвертку, которую Реджи оставила на столе рядом с газетой. Не желая признавать, что она решила воспользоваться отверткой как оружием, Реджи взяла инструмент и сказала:

— Да. У меня в комнате застряла оконная рама, и я хотела немного ослабить ее.

Лорен кивнула.

— Пошли наверх, Чарльз, — проворковала Реджи, подражая протяжному выговору Лорен. Потешаться над собственной тетей казалось глупым и мелочным, особенно после того как она стала свидетельницей доброты Лорен. «Вырасти же наконец, дура несчастная!» — подумала она.

Чарли подхватил свою гитару, уважительно кивнул Лорен и пошел следом.

— Похоже, она не слишком рада моему визиту, — шепотом заметил он, когда они поднимались по лестнице. Его голос звучал, как тихое шипение воздуха, выходящего из проколотого воздушного шарика.

— Лорен ничему особенно не радуется, — сказала Реджи. Если только не узнаёт, что кто-то скоро умрет; тогда она становится любезной и милосердной.

Они остановились у двери Веры и заглянули внутрь. Она крепко спала, изогнув шею под неудобным углом; на подбородке засохли кусочки овсянки.

— Ну и ну! — Чарли со свистом втянул воздух. — Не могу поверить, что это она.

— Какое-то безумие, правда? — спросила Реджи. — Она как будто воскресла из мертвых.

Она посмотрела на бледное, изможденное лицо матери. Вера действительно выглядела как гостья из мира мертвых, но ее визит обещал быть недолгим, и скоро она вернется туда, откуда пришла.

— Где она объявилась? — спросил Чарли.

— В больнице Уорчестера, штат Массачусетс. Последние два года до этого она периодически оставалась в приюте для бездомных. Я собиралась позвонить сотруднице социальной службы при больнице и выяснить об этом побольше. В приюте была женщина, сестра Долорес, о которой моя мама постоянно говорит. Посмотрю, можно ли будет найти ее.

— Отличный план, — сказал Чарли. — Наверное, она сможет рассказать тебе что-нибудь полезное.

Это прозвучало нескладно и напыщенно, но Реджи оценила его внимание. Приятно было иметь рядом еще одного хотя бы наполовину здравомыслящего человека.

— Пошли, — сказала она. — Я заняла свою старую комнату.

Чарли присвистнул, когда вошел внутрь.

— Все равно что оказаться в машине времени. — Он удивленно разглядывал стены, потолок и доску для объявлений. — Ничего не изменилось.

— Подожди, ты еще не видел самого интересного. — Реджи открыла дверь шкафа и показала свою старую школьную одежду, развешанную на вешалках. — Лорен не стала ничего выбрасывать. Сомневаюсь, что она вообще заходила сюда после моего отъезда.

— Боже, это свитер с подплечниками? Наверное, ты сможешь выручить неплохие деньги, если продашь это барахло на e-bay.

— Очень смешно, — сказала Реджи. — Помоги мне, ладно?

Она сунула отвертку между оконной рамой и подоконником и нажала снизу, пользуясь инструментом, как рычагом. Одновременно с этим в ее голове зазвучал голос Джорджа: «Для каждой работы есть свой инструмент». Заткнись, Джордж.

Чарли подналег на окно, пока Реджи нажимала снизу. Наконец окно поддалось и открылось.

— Воздух! — радостно воскликнула Реджи и с жадностью глотнула осеннего ветра, пахнувшего сыростью и опавшей листвой.

Оставив окно приоткрытым, Реджи опустилась на кровать и начала раскладывать содержимое «коробки памяти», разбросанное на мятом лоскутном одеяле.

— Я собрала эти вещи после исчезновения мамы. Ничего особенно полезного — спичечные коробки, которые она приносила из баров и ресторанов, короткие записки, экземпляр старой рекламы с ее участием…

— Красивая птичка, — сказал Чарли, подобравший маленького деревянного лебедя.

— Дядя Джордж вырезал ее для моей мамы. Это был подарок, сделанный прямо перед тем, как она пропала.

— А это что? — спросил Чарли, взяв вырезку с изображением Ганеши — божества со слоновьей головой.

— Ничего, — сказала Реджи. — На самом деле это глупость. Я вырезала эту картинку, когда была маленькой девочкой. Она напоминала мне об отце.

— О твоем отце?

— О том, каким я его воображала. Моя мама называла его Слоном. Это было нечто вроде семейной шутки, но для меня это было единственной ниточкой, за которую я могла ухватиться.

Реджи порылась в сигарной коробке, достала кольцо, которое положила туда вчера вечером, и показала Чарли.

— Думаю, это обручальное кольцо. Оно нашлось в потайном кармане пальто моей матери, когда я забирала ее из Уорчестера. Обрати внимание на гравировку.

Чарли поднял кольцо, чтобы лучше видеть надпись.

— Подожди. Это же…

— Тот самый день, когда рука Веры появилась на крыльце полицейского участка.

Чарли со свистом выдохнул воздух.

— Но что это значит?

Чарли внешне походил на своего отца, но явно не унаследовал логических способностей старого Йоги.

— Вероятно, именно то, что мы всегда подозревали: если мы сможем найти того парня, за которого моя мама собиралась выйти замуж, то получим убийцу.

— У тебя есть новые сведения по поводу того, кто это может быть?

— Это не новые сведения, — признала Реджи. — Скорее это новый взгляд на старые сведения.

Чарли кивнул.

— Можешь рассказать?

Реджи пошарила под матрасом и вытащила книгу «Руки Нептуна», принадлежавшую Таре.

— Смотри, Тара подчеркнула красной ручкой несколько предложений. Я нашла красную ручку в ее прикроватной тумбочке, в комнате, где Тара остановилась, так что скорее всего она сделала это недавно. Так или иначе… среди фрагментов, которые она подчеркнула, есть абзац об одном из подозреваемых по имени Джеймс Якович. Имя мне ничего не говорило, но послушай-ка это: «Их внимание сразу же сосредоточилось на сорокашестилетнем Джеймсе Яковиче, который был одним из ее временных любовников. Он также оказался мелким торговцем наркотиками, известным под прозвищем Кролик».

— Ну, хорошо, — сказал Чарли и вопросительно приподнял брови.

— Моя мама много говорила о нем. По ее словам, он был режиссером и имел многочисленные связи. Она встречалась с ним несколько лет подряд. Говорила, что он гений, но у него скверный характер и он наполовину сумасшедший.

— Ты когда-нибудь встречалась с ним?

Реджи покачала головой и вернулась к книге.

— Здесь сказано, что через два дня после того как обнаружили мамину руку, его арестовали за вождение в нетрезвом состоянии. Но знаешь, почему копы остановили его? — спросила Реджи и удивилась, что ее голос звенит от волнения.

— Почему?

— Из-за разбитой задней фары. Он водил «шевроле-импалу» с разбитой задней фарой. Я видела, как мама возле кегельбана села в точно такой же автомобиль!

— Погоди-ка… Если он имел связь с ней, отличался дурным нравом и ездил на автомобиле, по описанию совпадающим с тем, который увез Веру перед ее исчезновением, то почему копы отпустили его?

Реджи покачала головой.

— Выяснилось, что у него было отличное алиби. В ту ночь, когда пропала моя мама, он, по судебному предписанию, находился на заседании Общества анонимных наркоманов, а после этого переночевал на диване у своего поручителя. По данным полиции, этот поручитель был уважаемым членом общества, поэтому Яковича сняли с крючка. Они также не нашли никаких доказательств связи Яковича с другими жертвами убийцы.

— Господи, Реджи, а как же разбитая фара?

— Что было, то прошло. Но вчера вечером я кое-что вспомнила. Ты помнишь Кэндис Жаке, официантку?

Чарли кивнул.

— Она была второй жертвой Нептуна.

— А помнишь, я говорила, что мама однажды познакомила меня с ней? Знаешь, что Кэнди сказала в первую очередь? Она спросила маму, нет ли у нее последних новостей о Кролике.

— И что?

— А то, что, судя по всему, Кролик был их общим другом. Значит, он связан не с одной, а как минимум с двумя жертвами Нептуна!

— Думаешь, он еще здесь? — спросил Чарли.

— Есть лишь один способ выяснить это, — сказала Реджи. — Я уже проверила телефонную книгу, и он там не числится. Но я решила, что будет неплохо посетить некоторые места на Эйрпорт-роуд. Я собиралась отправиться туда и посмотреть, что можно найти.

Чарли кивнул.

— Многие из них уже закрылись, но «Взлетная полоса» до сих пор процветает. У меня назначено несколько встреч, но я могу приехать сюда к шести вечера и забрать тебя.

— Ты уверен?

— Само собой.

— Тогда в шесть часов, — сказала Реджи.

Она понимала, что они оба помнят, к чему привели поиски в барах двадцать пять лет назад. Она до сих пор ясно видела эту картину: Сид скорчился на мостовой, Тара наклонилась к нему и отдернула окровавленную руку.

Зазвонил мобильный телефон, и Реджи вздрогнула от неожиданности. Она посмотрела на экран и увидела, что звонок от Лена.

— Тебе нужно ответить? — спросил Чарли и встал. — Я могу выйти в коридор.

— Нет, — ответила Реджи. Она выключила телефон и убрала его в карман. — Я провожу тебя на улицу.

Когда они проходили мимо комнаты Веры, то увидели, что она проснулась.

— Привет, мама. Ты помнишь моего старого друга Чарли Бэрра?

Вера смотрела на Реджи, стоявшую в дверях; потом ее взгляд медленно переместился на Чарли, который стоял у нее за спиной.

Чарли протиснулся в дверь.

— Для меня большое удовольствие снова видеть вас, мисс Дюфрен, — произнес он добродушным, хорошо поставленным голосом торговца недвижимостью. Реджи увидела, как что-то изменилось в глазах Веры, словно опустилась штора, а потом в них не осталось ничего, кроме паники. Вера разинула рот и закричала.

21 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Гостиница «У аэропорта» оказалась одноэтажным рядом строительных кубиков из шлакобетона, выкрашенных розовой краской, теперь наполовину облезшей и выцветшей. Стены были запятнаны многолетними автомобильными выхлопами, пьяной мочой и бог знает чем еще. В неоновом свете уличных фонарей вокруг автостоянки здание казалось неестественно ярким.

— Уютно, — заметила Тара.

— На неделю или на час, — сказал Сид и подмигнул ей.

Чарли с надутым видом сидел сзади, рядом с Реджи.

— Думаешь, твоя мама на самом деле снимала здесь комнату? — спросила Тара, повернувшись к Реджи.

Реджи не смогла выдавить из себя хоть какой-то ответ.

— Погано, если так и есть. — Тара наклонилась вперед и закрутила прядь волос в остроконечный шип, изогнувшийся над ее левым глазом. Он был похож на рог.

Они втроем вышли из «мустанга» и направились к офису мотеля, где нажали кнопку звонка и подождали, пока в дверном проеме не возник седой пожилой мужчина, который недоверчиво уставился на них.

— Да? — Он носил коричневые брюки из полиэфирной ткани и покрытый пятнами светло-зеленый свитер. Его искусственные зубы смещались и клацали, когда он говорил. Реджи чувствовала исходивший от него слабый запах мочи.

— Я ищу свою мать, Веру Дюфрен. Она жила здесь?

Старик молчал, поочередно разглядывая каждого из них. Он играл со своими зубами, то подталкивая их вперед языком, то всасывая обратно.

— Это мои кузены, — продолжала Реджи. — Нам нужно срочно найти ее. Умер наш родственник.

Человек с искусственными зубами запустил руку под стойку, достал ключ и со стуком положил его на столик из огнеупорной пластмассы.

— Можете войти и забрать ее барахло. То, что вы не возьмете, завтра отправится на свалку. Она задолжала за две недели. Приезжала сюда и уезжала уже почитай как пять лет и никогда не забывала заплатить за неделю. На прошлой неделе позвонила: «Простите-извините, скоро приеду, заберу вещи и заплачу, как положено», — да так и не явилась. А вчера приехал сыщик и потребовал впустить его в ее комнату. Последнее, что мне нужно, — это копы, которые шныряют вокруг. Это плохо для бизнеса, знаете ли. — Старик выставил зубы и со щелчком втянул их на место, тем самым показывая, что разговор окончен.

Реджи взяла ключ, прикрепленный к оранжевой табличке с номером 8. Табличка была покрыта чем-то вроде смазки, и Реджи сообразила, что эта липкая пакость осталась от рук старика. Она вытерла табличку о джинсы, поблагодарила владельца и направилась к выходу из офиса. Остановившись в дверях, она повернулась и задала последний вопрос:

— Знаете, моя мама собиралась выйти замуж. Вы видели этого типа?

Зубы выдвинулись вперед, когда старик рассмеялся. Реджи покраснела и уставилась в пол; ее левое ухо пылало огнем.

— Здесь перебывало много мужчин, — просипел он, пытаясь отдышаться. — Трудно сосчитать, если понимаете, что я имею в виду. И у нас целая куча постояльцев. Я не слежу за всеми, кто приходит и уходит. Даже не могу точно сказать, когда Вера была здесь в последний раз.

— Но за последние несколько недель у нее не было никого… особенного?

Старик ненадолго задумался.

— Нет. Последние несколько раз, когда я ее видел, она была одна. Несколько раз на стоянку приезжал светлый автомобиль. Это все, что я могу сказать.

Реджи кивком поблагодарила его и сказала, что занесет ключ после того как все будет сделано.

* * *

Как выяснилось, ключ вообще не понадобился: дверь осталась незапертой. Реджи на всякий случай постучала, потом затаила дыхание и толкнула дверь.

Комната № 8 лежала в руинах. Вещи и предметы обстановки не то чтобы находились в полном беспорядке — по ним как будто прошелся тайфун. Ящики были выдернуты и разбросаны по полу. Вокруг валялись разбитые флаконы из-под духов, бутылки из-под джина и бренди. Матрас тоже лежал на полу. Единственный стул в комнате был опрокинут и выпотрошен, подкладка из вспененной резины вывалилась наружу. Сначала Реджи подумала, что эта комната не могла принадлежать ее матери. Но потом ее взгляд упал на белую лайковую перчатку с пятном от никотина, валявшуюся в общей куче. Запах духов «Табу» невозможно было спутать ни с чем.

— Боже милосердный! — воскликнула Тара. Она протиснулась в комнату, прошла на середину, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. — Здесь произошло нечто ужасное, — прошептала она.

— Помолчи, Христа ради, — бросил Чарли. — Почему бы тебе не втянуть свою психическую антенну?

— Пусть делает, что умеет, — сказал Сид. — Может, она… ну, не знаю, подцепит что-нибудь полезное.

Реджи сразу же пожалела о том, что они пришли сюда. Находиться в этой комнате было все равно что смотреть на фотографию обнаженной Веры и передавать картинку друзьям для хихиканья и насмешливых замечаний.

— Думаешь, это сделали копы? — спросил Сид.

— Ни в коем случае, — сказал Чарли.

Запахи пролитого спиртного и застоявшихся духов висели в воздухе, как невидимый смог. У Реджи от этой кисло-сладкой смеси кружилась голова. Она была уверена в том, что ее стошнит, бросилась в ванную и согнулась над унитазом, но ничего не вышло. Она заметила таракана, бегущего по стенке за унитазом. Раньше она не видела ничего подобного, и это оказалось просто чудовищно. Реджи едва ли не слышала, как лапки пробегают по грязному кафельному полу и царапают его, словно крошечные когти.

— С тобой все в порядке, Редж? — позвал Чарли.

— Нормально, — отозвалась она и вытерла рот тыльной стороной ладони. — Просто отлично.

Она встала и слезящимися глазами осмотрела ванную. Зеркало медицинского шкафчика было разбито, раковина полна больших серебристых осколков. Семь лет неудач для какого-нибудь бедного ублюдка. Душевая занавеска, грубо содранная с палки, лежала в ванне с пятнами плесени. На полу были разбросаны косметические принадлежности Веры: тушь для ресниц, румяна, тюбики губной помады. Реджи взяла пудреницу, открыла ее и вдохнула сладковатый тальковый запах, потом посмотрела на свое отражение в круглом зеркальце.

— Где ты? — спросила Реджи. — Что ты здесь делала?

Нет ответа. Только отражение девочки с короткими волосами и правым ухом, которое было немного бледнее, чем левое.

Она захлопнула пудреницу, распахнула разбитую дверцу шкафчика и заглянула внутрь. На полках не осталось ничего, кроме баночки аспирина и английской булавки. Реджи взяла булавку, раскрыла ее и прикоснулась острием к большому пальцу. Тут она заметила скомканное полотенце на краю ванны. Вглядевшись пристальнее, Реджи увидела расплывчатые красно-коричневые пятна.

Кровь.

Ее матери? Нептуна? Кого-то еще?

У Реджи заурчало в желудке. Не глядя, она воткнула кончик булавки в кожу большого пальца. Потом вытащила и снова воткнула.

— Редж? — окликнул Чарли. — Ты там что-то нашла?

— Ничего, — ответила Реджи, закрыла булавку и спрятала в карман.

Реджи вернулась в другую комнату, которая представляла собой спальню с крохотной кухонной нишей. Сид курил сигарету. Чарли открыл дверь миниатюрного холодильника и обнаружил внутри лишь два сморщенных лайма. В раковине стояли два немытых бокала. Тарелки были убраны в буфетный шкафчик, украшенный контактной светочувствительной бумагой с пестрым узором в духе 1970-х годов. Все тарелки были разными. Реджи узнала одну, взятую из дома: цвета слоновой кости, с изящными завитками зеленого плюща по краям.

— Телефон был вырван из стены, — сказала Тара, державшая в руке оторванные провода. Она была на взводе, возбужденная как никогда, и Реджи почти ненавидела ее за это.

Реджи подошла посмотреть на телефон. Он стоял на маленькой прикроватной тумбочке рядом с полной пепельницей. Все окурки принадлежали Вере: сигареты «Винстон» со следами красной помады на фильтре. Реджи выдвинула нижний ящик и обнаружила телефонный справочник, пачку презервативов и кусочек бумаги, исписанный почерком ее матери. Она засунула презервативы обратно, прежде чем Тара увидела их, и взяла бумажку.

На ней было написано только два слова: «Второй шанс». Слова были обведены кружком.

Значит, Вера надеялась на второй шанс в своей жизни. Она думала, что этот тип подарит ей такую возможность?

«Будем вести нормальную, спокойную жизнь».

Реджи смотрела на бумажку и думала о том, какой жестокой бывает надежда. Она прижала к бумаге большой палец и оставила слабый кровавый отпечаток.

— Что за чертовщина здесь приключилась? — поинтересовался Сид и раздавил свой окурок в пепельнице Веры.

— Не знаю, — ответила Реджи и сунула бумажную полоску в карман рядом с английской булавкой. — Но это выглядит очень плохо.

Она решила не говорить им о полотенце с пятнами крови. Ради всего святого, Тара могла взять его, обнюхать, поднести к сердцу и впасть в транс.

— Для начала я не понимаю, что она здесь делала, — сказала Тара. — У нее ведь был свой дом, верно? И всевозможные интересные знакомые из театра, у которых тоже есть свое жилье. Зачем приезжать в эту лачугу?

— Поди догадайся, — сказал Чарли, пинавший пустые бутылки, разбросанные по полу.

— Может, ей нужно было иметь место, которое бы принадлежало ей одной, понимаете? — предположила Тара. — Место, куда она могла бы приехать и собраться с мыслями.

— Фуфло, — сказал Сид и глубоко засунул руки в карманы джинсов. — Это не такое место, где собираются с мыслями, верно? Думаю, тут она встречалась с мужиками. Может, пробовала стрясти с них кое-какие деньжата.

— Что? — спросил Чарли. — Ты говоришь так, словно она…

— Моя мать — актриса, — выкрикнула Реджи, готовая на все, лишь бы он не произнес последнее слово. Если он не скажет его вслух, оно останется неправдой. А это не могло быть правдой.

Они стояли в молчании, не двигаясь и даже не глядя друг на друга. Потом Тара начала медленно обходить комнату с закрытыми глазами, раскинув руки в стороны. Она выглядела как ребенок, играющий в «прицепи хвост ослу»[112].

— Вот здесь он схватил ее, — объявила Тара. — Думаю, это случилось прямо здесь. — Она изобразила пальцами беспощадный захват, замерев в центре комнаты.

Чарли фыркнул.

— Мне больше кажется, что здесь кто-то что-то искал. Разнес все вокруг, пока старался найти. И с каждой секундой становился все более буйным.

— А я по-прежнему думаю, что это были копы, — сказал Сид.

— Ничего подобного, — возразил Чарли. — Они бы отнеслись к этой комнате как к месту преступления и действовали бы очень осторожно. Возможно, кто-то устроил разгром после их ухода. Или они обнаружили комнату в таком состоянии. Мы все равно не узнаем. Я лишь уверен, что мой отец и другие копы не сделали бы ничего подобного.

— Это был он, — сказала Тара с закрытыми глазами и вытянула руки, словно пытаясь дотянуться до чего-то невидимого. — Нептун, я это знаю. Я чувствую его здесь.

Она театрально содрогнулась.

— Ладно, допустим, это Нептун явился сюда и разнес все вдребезги, — сказала Реджи. — Что он мог искать?

Тара широко распахнула глаза, заблестевшие в тусклом свете.

— Что-то такое, что связывало ее с ним. Улики. Нептун забрал ее, а потом вернулся, чтобы убедиться, что здесь нет ничего, указывающего на связь между ними. Это абсолютно разумно!

— Исходя из предположения, что это сделал Нептун, — добавил Чарли.

— Разумеется, это был он, — сказала Тара и презрительно взглянула на него. — Кто же еще? — Она повернулась к Реджи, как будто хотела задать ей тот же вопрос.

— Кто угодно, — вздохнула Реджи, вспоминая слова старика с искусственными зубами, который говорил, что здесь перебывало много мужчин. — Это мог быть кто угодно.

— Полная хренотень, одним словом, — сказал Сид. Он прищурился и обвел взглядом комнату. — Не знаю, что тут случилось, но мне блевать хочется от этого места.

— Точно. — Тара еще раз выразительно поежилась и подошла ближе к Сиду.

Реджи вдруг поняла, что не имеет права находиться в этой комнате. Кто она такая, чтобы вламываться сюда? Она не сыщик, не супергерой. Это не телевизионное шоу и не сборник комиксов. Комната пугала ее не только потому, что все вокруг было разнесено на куски; нет, это было общее ощущение: разномастные тарелки, пустой холодильник, презервативы, таракан в ванной. Тот простой факт, что дочь вообще не знала свою мать. Реджи считала ее неуязвимой Чудо-Женщиной, девушкой с рекламы кольдкрема «Афродита», королевой школьного бала, спасительницей маленьких девочек от злых собак. Но теперь занавес раздвинулся, и открылось нечто совершенно иное.

Реджи нужно было уйти, оказаться подальше от этого кисло-сладкого алкогольного запаха. Она больше не могла видеть эту жалкую разрушенную комнатушку. Реджи повернулась и молча вышла, оставив ключ в двери, потому что не могла видеть даже лицо старика с выдвижной челюстью.

* * *

— Хочешь кое-что увидеть? — спросила Тара. Она устроилась на заднем сиденье рядом с Реджи и банками пива, которые Сид купил в «Клиффсайд Ликорс», где и глазом не повели при виде его фальшивого удостоверения личности. Чарли сидел впереди и играл роль штурмана, в то время как Сид раскурил очередной «косяк».

— Следи за дорогой, — предостерег Чарли. — Тебя заносит на встречную полосу. Похоже, ты уже изрядно устал.

— Расслабься, — сказал Сид. — Я уже говорил, что я везунчик? А этот автомобиль практически может ехать сам по себе.

Реджи была благодарна, что ни один из них больше не говорил о ее матери или о разгромленной комнате в дешевом мотеле. Тара начала болтать с Реджи сразу после отъезда, пытаясь развеселить ее — по крайней мере, так думала Реджи. По совету подруги она выпила немного пива, чтобы снять напряжение. Это прогнало мурашки на коже и воспоминание о таракане, пробегавшем по стене, о шорохе его лапок на кафеле.

Сид включил радио.

— Я люблю эту песню! — объявил он.

Это была группа «Ху» с песней «Волшебник пинбола».

— Ну? — прошептала Тара и с заговорщицким видом наклонилась к Реджи. — Хочешь посмотреть или нет?

— Ну да, — сказала Реджи и сделала еще один глоток пива.

Лицо Тары озарилось в предвкушении сюрприза. Она не могла дождаться, когда покажет это Реджи, что бы это ни было.

Тара закатала длинный, сколотый булавкой рукав своего платья и обнажила бледную кожу внутренней части предплечья. Реджи прищурилась в тусклом свете салона, чтобы разглядеть скрытое в шрамах. Странные узоры: ровные ряды маленьких белых выпуклостей рубцовой ткани в форме подковок, словно отпечатки копыт крошечного пони, поднимающиеся по синим прожилкам вен. Это не было похоже на резные линии, которые Тара оставляла на своих ногах бритвенным лезвием. Это было нечто совершенно иное.

— Эогиппус, — сказала Реджи, вспомнив маленького предка всех лошадей, о котором она узнала на уроках биологии.

— Я сделала это зажигалкой, — жарко прошептала Тара в здоровое ухо подруги.

Реджи закусила губу, изучая шрамы на мягкой и очень уязвимой коже предплечья Тары. Собственная кожа зачесалась от уже знакомого ощущения — предвкушения пореза, холодного прикосновения лезвия к плоти, прежде чем Реджи погрузит его глубже. Она подумала об английской булавке у себя в кармане и захотела открыть ее и посмотреть, насколько глубокую царапину она сможет сделать. Реджи знала, что это заставит все остальное померкнуть и отступить на задний план, и сейчас она нуждалась в этом больше, чем когда-либо раньше. Она желала этого и ненавидела себя за это желание. Все сплелось в одно большое противоречие наряду с мыслью о том, что шрамы Тары были ужасными, и одновременной завистью к ней.

Тара улыбнулась.

— Хочешь потрогать их? Я разрешаю. — Без дальнейших объяснений она взяла руку Реджи и провела ее пальцами по шрамам на своем предплечье. Когда пальцы прикоснулись к коже, Тара резко вздохнула, словно от боли, и Реджи отдернула руку, а Тара прижала ее обратно.

— Все нормально, — прошептала она, когда кончики пальцев Реджи осторожно прошлись по бугоркам и впадинкам шрамов. — Я хочу, чтобы так было.

21 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Реджи поймала себя на том, что проводит пальцами по шрамам вокруг искусственного уха; нервная привычка, от которой она вроде бы избавилась много лет назад.

— Мне ужасно жаль, что так случилось с моей мамой, — сказала она, когда они с Чарли шли через автостоянку к озаренной неоновым светом вывеске «Взлетной дорожки». Она извинилась уже несколько раз, но, сколько бы Чарли ни говорил, что все в порядке и не о чем беспокоиться, она помнила, как он с озадаченным и испуганным лицом попятился из комнаты Веры. Казалось, крики матери продолжались целую вечность, Вера хваталась за одеяло и безумно закатывала глаза. Она выбилась из сил и только хрипела, когда Реджи и Лорен удалось положить ей под язык таблетку ативана. После нескольких минут гипервентиляции и сдавленных рыданий Вера отошла ко сну. Проснувшись, она как будто не сохранила никаких воспоминаний об инциденте.

— Правда, это не проблема, — сказал Чарли. — После всего, что ей пришлось пережить, я уверен, что любой незнакомый человек пугает ее.

— Она ведет себя как ненормальная даже в периоды просветления.

Чарли кивнул.

— Тебе удалось связаться с сотрудницей социальной службы?

— Да, но она не очень-то помогла. Правда, дала название того приюта и телефонный номер. Я позвонила туда, и мне сказали, что сестра Долорес заведует приютом, но сегодня она не работает. Завтра она перезвонит мне.

Чарли снова кивнул.

— Сделаем это? — спросил он, с заметным трепетом разглядывая тускло освещенную дверь «Взлетной полосы».

Дверь была обита листовой сталью с несколькими вмятинами на ней, как будто кто-то пытался действовать тараном. Наверху имелся навес с красным неоновым самолетом; Реджи была уверена, что если бы она слишком долго смотрела на него, у нее бы случился припадок.

Вход в здание должен быть привлекательным; он должен предлагать ненавязчивое ощущение перехода из внешнего мира во внутренний. Ощущение перехода влияет на чувства человека, когда он оказывается внутри.

Единственный способ сделать вход во «Взлетную полосу» менее привлекательным — это опутать его колючей проволокой.

На правой стороне автостоянки собралась небольшая группа курильщиков. Одна из них, девушка с тонким визгливым голосом, то и дело повторяла: «Он так и не понял, что ему дало по мозгам! Говорю вам, он так и не понял, что ему врезало!»

— Давай сделаем это. — Реджи рывком распахнула тяжелую дверь и первой вошла внутрь.

Там мало что изменилось. По-прежнему было темно и воняло пивом и сигаретами, хотя курение в барах и ресторанах теперь считалось незаконным. Реджи посмотрела на бильярдный стол в центре помещения и была немного разочарована тем, что он оказался новым и не подпертым старыми телефонными справочниками. Табуреты с обивкой из красного винила теперь были обиты черным винилом. Внутри было полно народу, и Реджи показалось, что все оторвались от своих дел, чтобы поглазеть на нее и Чарли.

— Что-то я не испытываю теплых чувств, — прошептала Реджи, наклонившись к Чарли.

Он обхватил ее за талию. Реджи понимала, что это должно выглядеть как знак поддержки, но рука была просто тяжелой.

— Думаю, мы не похожи на регулярных посетителей, — тихо сказал он. От него сладко попахивало листерином[113] и лосьоном после бритья. Реджи заметила, что Чарли принял душ и побрился, прежде чем забрать ее, что казалось слишком самоуверенным и наводящим на разные мысли. Она легко отстранилась от него и направилась к бару.

Реджи помнила, как следовала за Сидом двадцать пять лет назад: его расхлябанную походку, Тару, семенившую рядом с ним. Помнила, как визит во «Взлетную полосу» привел их в жуткую комнатку мотеля «У аэропорта».

Куда он приведет их на этот раз?

Несмотря на абсурдность этой мысли, Реджи подумала, что хорошо бы развернуться и выйти, пока она еще не выяснила это. Но потом она подумала о Таре, связанной в каком-то страшном подвале и накачанной морфином, с белой повязкой на обрубке правой руки.

Но вовсе не нынешняя Тара пугала Реджи. Нет, когда она закрывала глаза, видела тринадцатилетнюю Тару с блестящими темными глазами, раздраженную и самодовольную, которая говорила: «Думаю, я пропала, если все это останется вам!»

— Я пытаюсь! — вслух сказала Реджи, хотя и не хотела этого.

— А? — произнес Чарли, державшийся у нее за спиной. Музыка была достаточно громкой, и он не расслышал.

— Ничего особенного.

За стойкой бара находился потный толстяк в обществе худой, как рельса, женщины с крашеными рыжими волосами.

— Чем могу помочь? — осведомилась женщина.

— У вас есть пиво «Бек»? — спросил Чарли.

Она нахмурилась.

— Из бутылочного только «Хайнекен».

— Тогда одну бутылку, — кивнул Чарли.

— Две бутылки, — поправила Реджи, хорошо понимавшая, что здесь не стоит спрашивать винную карту.

За стойкой бара над бутылками с крепкими напитками висел широкоэкранный телевизор. Он был настроен на кабельный канал с выключенным звуком. Реджи увидела фотографии центральной части Брайтон-Фоллс, потом «Желание Моники». У нее сперло дыхание. Видеть свой дом в новостях — все равно что переместиться назад во времени. Но теперь экран заполнило лицо Тары. Это была ужасная фотография: не совсем четкая, и Тара с легким прищуром смотрела куда-то вдаль.

Кудрявая рыжая женщина принесла им две бутылки пива и подала немытые бокалы.

— Вы знаете человека, который называет себя Кроликом? — спросил Чарли, отодвинув бокал и глотнув из зеленой бутылки. Судя по его виду, он получал удовольствие от процесса. Охота на серийного убийцу была гораздо более увлекательным занятием, чем продажа квартир и маленьких домов в фермерском стиле с переоборудованными кухнями и уютными двориками для играющих детей.

Женщина недоверчиво прищурилась.

— Вы что, копы?

Чарли рассмеялся, полез в карман и достал визитную карточку.

— Нет. Я занимаюсь недвижимостью.

Женщина взяла карточку и изучила ее.

— И что? Собираетесь продать Кролику новый дом или что-то еще?

— Или что-то еще, — с озорной улыбкой сказал Чарли. Это был совсем не тот Чарли, которого знала Реджи. В нем появилась вкрадчивая учтивость.

Реджи осторожно отхлебнула тепловатое пиво. На вкус оно было как моча старого скунса. Возможно, лучше было заказать домашнее вино из огромной бутылки с завинчивающейся крышкой.

Толстый бармен, переваливаясь, подошел к ним.

— Хватит его гнобить, Эвелин, — сказал он и посмотрел на Чарли. — Если хотите поговорить с Кроликом, вон он сидит.

Бармен кивнул, и они повернулись в указанном направлении. В отдельной кабинке сидел худой мужчина с седыми волосами и жевал бургер. Волосы падали ему на глаза, а на подбородке осталось пятно кетчупа.

— Спасибо, — сказал Чарли. Он положил на стойку бара бумажку в двадцать долларов и направился к кабинкам.

— Вот и говори об удаче, — сказала Реджи. Это было легко; слишком легко. Ей не нравилось, когда вещи вставали на место практически без усилий: это казалось подозрительным.

— Да, — согласился Чарли. — Пока дела идут неплохо, но, наверное, будет лучше, если разговор заведешь ты. Думаю, с этим типом у тебя получится лучше, чем у меня.

Реджи кивнула. Чарли пропустил ее вперед, а сам двинулся следом.

— Джеймс? — спросила Реджи, остановившись перед человеком в кабинке. — Джеймс Якович?

Он быстро взглянул на Реджи и кивнул. Его руки, сжимавшие остатки бургера, слегка дрожали. Ногти были длинными и грязными, и он так и не вытер кетчуп с подбородка. Кожа его лица была тонкой и дряблой, белки глаз казались желтоватыми. Итак, вот он, — мифический Кролик, творческий гений, театральный режиссер, человек со связями.

— Я знаю вас? — спросил он. Его голос странно поскрипывал, как будто ему было больно говорить.

— Можно сесть? — спросила Реджи, с беспокойством разглядывая испачканную кабинку.

— Это свободная страна.

Реджи опустилась на стул. Чарли остался стоять с ее стороны кабинки, чтобы не дышать в шею Яковичу.

— Моя мать — ваша старая знакомая. Ее зовут Вера Дюфрен.

Кролик откусил еще один кусок бургера и принялся жевать, медленно и неопрятно. Реджи видела, что он потерял большую часть передних зубов. Она попыталась представить его двадцать пять лет назад. Оставалось лишь гадать, был ли он привлекательным мужчиной.

— Вы слышали, что она вернулась? Она жива.

Он кивнул, дожевал свой кусок и тяжело сглотнул.

— Кажется, я слышал что-то в этом роде.

— Вы не помните, когда видели ее в последний раз? — спросила она.

Кролик ухмыльнулся.

— Я старый человек. Думаете, я помню такие давние дела?

— Понимаете, я видела маму за день до того, как ее рука появилась на крыльце полицейского участка. Она стояла возле кегельбана. И я видела, как она села в светло-коричневый автомобиль с разбитой задней фарой. Я совершенно уверена, что это был ваш автомобиль.

Он покачал головой.

— Это был не я. Уже миллион раз рассказывал копам, и они отстали от меня.

Он вернулся к своему бургеру, не обращая внимания на Реджи.

— Кролик, — тихо и задушевно произнесла Реджи. — Моя мама все время говорила про вас. Помню, как она радовалась и даже пела каждый раз, когда готовилась к встрече с вами в Нью-Хэйвене или где-то еще. Не знаю, что там происходило между вами, но в одном я уверена: она вас любила.

Кролик отложил бургер и какое-то время молча смотрел на нее. Потом откашлялся и тихо сказал:

— В тот день я и близко не подходил к кегельбану, и у меня есть свидетели, которые могут это доказать. Вера не хотела иметь со мной ничего общего. По правде говоря, мы с ней еще до моего ареста были не в ладах.

Реджи кивнула, стараясь сохранять дружелюбный вид.

— Почему?

— У нее была подруга, милая девчушка по имени Кэнди. — Кролик вытер лицо салфеткой, но лишь размазал пятно от кетчупа. — И вот как-то вечером я хорошенько развлекся с ней. — Кролик похотливо ухмыльнулся. — Сейчас в это трудно поверить, но я умел обходиться с девушками.

Реджи кивнула и подумала, что он прав: сейчас в это было трудно поверить.

— Вера по-настоящему разозлилась, когда узнала об этом. Черт, как будто мы были женаты или хотя бы собирались расписаться.

— Но вы видели мою маму после того, как вышли из тюрьмы, правильно? До того, как она пропала?

— Да. Когда меня выпустили, мы еще пару раз встречались, но потом она меня бросила. А ведь тогда я старался изо всех сил. Знаете, приводил в порядок дела, старался все начать заново. Но некоторые люди так и не получают второго шанса.

В голове у Реджи прозвучал тревожный звонок.

— Второй шанс, — повторила она. — Эти слова что-то значат для вас? Много лет назад моя мама написала их на обрывке бумаги.

Кролик рассмеялся.

— Так называлась старая программа социальной адаптации для людей, только что вышедших из тюрьмы. Им давали место для жилья, знакомили с какими-нибудь честными гражданами, вроде как здоровыми членами общества. Это называлось «стабильностью». Считалось, что эти великие образцы для подражания покажут вам, какой хорошей может быть ваша жизнь.

— И вы участвовали в этой программе? — спросила Реджи.

— Какое-то время. Я жил в доме с четырьмя другими парнями. Мы проводили собрания, имели какие-то программы и сдавали мочу на анализ, чтобы все убедились, что мы больше не употребляем…

— И вас познакомили с кем-то из здоровых членов общества? С образцом для подражания?

— Точно. Он спасал мою задницу, пока мог. Однажды у него самого была проблема с наркотой, но он полностью очистился. Он был моим поручителем в Обществе анонимных наркоманов. Жил в большом старом доме с надстройкой над гаражом: он пустил меня туда немного пожить, когда настали трудные времена. Я был там, когда пропала Вера, так что я не похищал ее. И у меня имелось доказательство… алиби, по-ихнему.

— Похоже, он много сделал для вас. Как его звали?

Кролик посмотрел на жалкие остатки своего бургера, как будто ответ заключался под коркой черствой булочки с вытекшим жиром.

— Он был автомобильным дилером. Знаете… в общем, он рекламировал свой бизнес с помощью парней, которые наряжались цыплятами.

Реджи посмотрела на Чарли, чьи глаза от изумления полезли на лоб.

— Бо, — сказал Кролик. — Его звали Бо Бэрр. Чертовски хороший парень.

День третий

Отрывок из книги Марты С. Пэкетт «Руки Нептуна: подлинная история нераскрытых убийств в Брайтон-Фоллс»

Девятнадцатого июня Вера Дюфрен собиралась встретиться со своей тринадцатилетней дочерью Реджиной Дюфрен у кегельбана на Эйрпорт-роуд. К несчастью, девочка опоздала, потому что по пути у ее велосипеда лопнула шина. Реджина подошла к автостоянке у кегельбана как раз в то время, когда ее мать садилась в светло-коричневый седан с разбитой задней фарой. Единственное, что Реджина успела заметить, — водитель носил бейсбольную кепку.

Судя по виду, Вера не сопротивлялась и не проявляла какого-либо беспокойства.

Дик Бергстром, владелец кегельбана и давний друг Веры, сообщил, что, по словам Веры, она ожидала прибытия своего знакомого, который должен был забрать ее. В ожидании его приезда она стояла на улице и курила. Бергстрому не удалось разглядеть человека, сидевшего за рулем автомобиля. Позже в тот вечер, около 22.00, Вера появилась одна в баре «Взлетная полоса». Точно не известно, приехала ли она на своей зеленой машине «шевроле-вега», или кто-то подвез ее. На следующий день полиция обнаружила ее автомобиль на долговременной стоянке у аэропорта, но не нашла никаких свидетельств того, что Вера заходила в аэропорт или регистрировалась на рейс.

Она выпила несколько коктейлей в баре и поговорила с двумя-тремя знакомыми, которые подтвердили, что она пребывала в хорошем расположении духа. Она ушла одна около полуночи. Незадолго до выхода люди видели, как она разговаривает с усатым мужчиной в черном кожаном пиджаке и бейсбольной кепке «Янкис». Когда детектива Стюарта Бэрра спросили, представляет ли мужчина в черном кожаном пиджаке интерес для полиции, он ответил: «У нас есть основания полагать, что помимо убийцы этот человек был последним, кто видел Веру Дюфрен в живых».

22 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Реджи проспала до полудня, преследуемая видением того, как она разыскивает свою мать и в конце концов оказывается в мотеле «У аэропорта». Комната была разнесена в пух и прах, но на кровати лежал пакет, завернутый в коричневую бумагу. Дрожащими пальцами Реджи открыла пакет. Внутри находилась деревянная шкатулка с этикеткой, набранной аккуратными буквами: «Второй шанс». Реджи осторожно приподняла крышку и раскрыла рот, чтобы закричать, но наружу не вышло ни звука. Перед ней лежала безжизненная миниатюрная куколка Веры, приколотая к полоске пенопласта вместе с несколькими тараканами.

— Дрянь! — взвизгнула Реджи и открыла глаза. По коже бегали мурашки. Реджи испытывала сильное желание порезать себя. Может быть, взять булавку…

Нет.

Реджи выбралась из постели и побрела по коридору, а потом по лестнице в одной футболке и тренировочных штанах. Она спустится на кухню, нальет себе соку и сделает вид, будто все в порядке. Будто ее мать не пропала, а может вернуться в любой момент. Будто она обычная девочка, не имеющая тайного желания резать себя бритвой и колоть булавкой.

У Реджи по-прежнему болела лодыжка, но теперь, когда она могла переносить вес на правую ногу, походка стала почти нормальной. Когда Реджи приблизилась к кухне, услышала голос Лорен, говорившей с кем-то. Она была рада, что Лорен уже встала. Реджи начала раздумывать о том, что предпринять, если ее тетя больше не выйдет из своей комнаты.

— Просто не могу поверить, — устало говорила Лорен. — Мне все кажется, тут какая-то ошибка…

— Отпечатки пальцев совпали, Лорен. И шрамы тоже. — Это Джордж. Его голос тоже был усталым и немного дрожал. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Я думал, это будет похоже на все предыдущие случаи…. Она пропадает на два-три дня, потом возвращается в ритме вальса, расточает улыбки и ведет себя так, как будто ничего не было.

Реджи встала на цыпочки и подошла ближе к двери.

— Это я виновата, — жалким голосом произнесла Лорен.

— Ты не должна винить себя, — сказал Джордж тихим, утешающим тоном. — Ты ничего не могла сделать.

— Если бы мы не поссорились…

— Она бы все равно ушла, — сказал Джордж. — Ты знаешь, какой была Вера. В смысле, какая она есть. Я имел в виду только это.

Реджи подошла к дверному проему и встала боком, чтобы заглянуть внутрь. Лорен сгорбилась на стуле, крепко держа кружку чая. Джордж стоял рядом, прижавшись к ней и положив руку ей на плечо.

— Наверное, это было неизбежно, — сказала Лорен и с усилием выпрямилась. Она провела рукой по волосам, которые находились в полном беспорядке, что было нехарактерно для нее. Ее глаза покраснели, щеки припухли. — Случилось что-то ужасное. Думаю, я все время знала об этом, предчувствовала это. Вера находилась на пути, который мог привести ее только к гибели. Когда умер отец, какая-то ее часть дала трещину и разбилась. Думаю, тогда я и потеряла ее. Может быть, раньше…

— Это ни к чему не приведет, — сказал Джордж, и его голос сорвался, когда он отодвинул свою чашку, едва не расплескав нетронутый чай. — Думаешь, я не делал то же самое? Я снова и снова проигрывал это у себя в голове, воображал всевозможные способы, которыми мы могли бы спасти ее. Но фантазии не приводят ни к чему хорошему, Лорен. Вера сделала свой выбор. И, может быть, этот выбор привел ее к тому, что произошло. А может быть, и нет. Может быть, это чистая случайность.

Лорен заплакала, но это были не деликатные дамские всхлипывания, а мучительные и долгие рыдания. Она прижалась головой к груди Джорджа и плакала. Джордж с пепельным лицом обнимал ее, его глаза увлажнились от слез. Потом он наклонился и поцеловал ее в макушку.

— Это кажется таким нечестным, — прошептал он Лорен в ухо. — Таким… нереальным.

Странное чувство овладело Реджи. Эти двое были не просто добрыми друзьями, утешавшими друг друга, — судя по языку жестов, здесь было замешано нечто гораздо большее. Она вспомнила, как слышала голос Джорджа в ту ночь, когда Лорен выгнала ее мать из дома, и все встало на свои места: он проводил ночь с Лорен. Должно быть, после прощания с ними он вернулся обратно, подождал, пока Реджи отправится в постель, а потом прошмыгнул в дом и поднялся к Лорен. Или, может быть, они были в гараже… там, на кожаном диване. Наверное, Вера имела в виду именно это, когда сказала, что знает о том, что творится в гараже. У Реджи свело живот от гнетущего раздражения, смешанного с отвращением.

Она помнила, как выглядела Лорен, когда Джордж подарил Вере резного лебедя. Реджи помнила ее взгляд.

Может быть, Лорен ревновала сестру к Джорджу? Реджи задумалась, могло ли это быть истинной причиной ее ссоры с Верой; Лорен не понравилось, как любовник смотрит на ее сестру. Но как далеко могла пойти Лорен ради того, чтобы защитить свои отношения с Джорджем, которым якобы угрожала Вера?

В свете своих новых открытий Реджи пристально посмотрела на тетю. В голове, как сигнал тревоги, бился один-единственный вопрос: какие еще здешние тайны остались недоступными для нее?

Лорен подняла голову, взглянула на Джорджа и сказала:

— Вчера ночью я не могла заснуть. Лежала в постели и представляла, что он мог сделать с ней…

— Я знаю, — отозвался Джордж, медленными кругами массировавший ей спину. — Не могу вынести этого ожидания, когда она лежит где-то там, связанная по рукам и ногам. Это лишь вопрос времени.

Реджи попятилась из кухни и поднялась по лестнице в носках, пропуская скрипучие ступеньки.

«Это лишь вопрос времени».

У Реджи заурчало в животе и пересохло во рту.

Джордж был прав. Самое худшее — это ожидание. Ее бесила сама мысль о том, что она должна потратить целый день, не предпринимая ничего и только сетуя на то, какой она была идиоткой, если не замечала отношений между Джорджем и Лорен. Какие еще очевидные вещи она не заметила? Какие подсказки могли привести ее к матери?

* * *

Реджи стояла в коридоре перед своей спальней. Она потянула крышку люка, ведущего на чердак, развернула деревянную лесенку и забралась наверх.

Чердак, некогда служивший для ее матери швейной комнатой, теперь превратился в некое подобие музея. Реджи включила свисающую лампочку и огляделась вокруг.

Здесь были две швейные машинки и три манекена, каждый из которых носил платье, надетое ее матерью для примерки. Безрукие и безногие, это были торсы Вериного размера, облаченные в ее одежды: загадочные оракулы, которые могли бы заговорить, если бы Реджи знала нужные слова.

Вдоль стен выстроились заброшенные рулоны ткани и коробки с обрезками. Здесь имелся рабочий стол с портновскими ножницами, линейкой, утюгом и подушечкой для иголок. Слева от стола стояло раздвижное трюмо с зеркалом в полный рост. Перед ним лежал сундук, полный старых рисунков, журналов с выкройками, фотографий из модельного портфолио Веры и ежегодных альбомов из средней школы. Реджи открыла сундук и стала разбирать эти реликвии, стараясь понять, каким человеком была ее мать до рождения дочери. Но Вера оставила мало подсказок. Там не было дневников или старых любовных писем. Ничего скандального. Ничего такого, что могло бы подсказать Реджи, кем был ее отец. Были старые театральные афиши и программы школьных пьес, где мать играла главные роли: Венди в «Питере Пэне», Энни Оукли[114] в «Энни, бери свое ружье». Реджи пролистала выпускной альбом Веры и нашла фотографию своей матери на вручении приза в номинации «Будущие знаменитости». Девушка по имени Линда написала: «Стремись к высшим целям, Вера!» Там были и другие фотографии Веры: в театральном клубе, где она полулежала на руках у других участников, и на сцене в роли леди Макбет. Реджи закрыла альбом и оставила его на коленях, пока убирала в сундук все остальное.

Она вгляделась в пыльные зеркала, изучая отражения трех безликих манекенов в одежде Веры. Когда Реджи прищуривалась, то казалось, что манекены движутся, протягивают к ней невидимые руки и тихо шепчут.

«Она где-то там. Ты должна спасти ее».

— Что, думаешь сшить себе бальное платье?

Пораженная, Реджи оторвала взгляд от зеркала и развернулась. Тара стояла совсем рядом с ней. Она так бесшумно прокралась по лестнице на чердак, что Реджи не подозревала о ее присутствии.

— Я просматривала мамины старые вещи.

— Как получилось, что ты не встретилась с нами в придорожном ресторане, Редж? Мы собирались поехать в кегельбан, поговорить с Диксом, осмотреться вокруг. Помнишь? Мы ждали тебя около двух часов. Сид должен был приступить к работе на поле для гольфа, а Чарли отправился косить газоны.

— Извините, но я просто не смогла. И вообще, я не вижу смысла во всем этом. — Реджи закусила губу и вспомнила слова Лорен: «Наверное, это было неизбежно… Случилось что-то ужасное».

Реджи вытянула палец и прикоснулась к зеркалу. Она сделала маленький кружок, который превратился в вихрь торнадо. «Некоторые вещи просто сильнее, чем мы. Сила тяготения. Рука судьбы».

Рука.

Перед мысленным взором возникла искалеченная рука Веры в молочной картонке, указывающая на дочь негнущимся пальцем.

«Ты. Твое дело — спасти меня».

В том-то и дело. Она не могла.

Она не могла, потому что была глупой, эгоистичной и больше не хотела узнавать жуткие тайны своей матери. Реджи была подлой трусихой.

— Смысл? — Тара склонила голову набок, изучая лицо Реджи в тусклом свете. — Смысл в том, что мы должны стараться, верно? Если мы прекратим поиски, то все будет кончено.

— Все и так уже кончено, — сказала Реджи.

— Если ты нашла кучу дерьма, на которую не могла смотреть, это еще не означает, что ты можешь все бросить, — сказала Тара. — Да, твоя мать снимала эту тайную комнату, околачивалась в дешевых барах и встречалась с кучей мужчин. Ну и что? Она все равно остается твоей мамой, Редж. Ты не можешь отвернуться от нее потому, что хочешь сохранить свое долбаное представление об идеальной матери.

Реджи посмотрела в зеркало. Тара стояла рядом с ней, а манекены находились за ними — странные фантомные преследователи.

— Что это? — спросила Тара и протянула руку к альбому.

— Выпускной альбом моей мамы. В сундуке полно ее старых вещей, но там нет ничего полезного. Я думала, что, если как следует поискать, там найдется что-нибудь, хотя бы маленький намек. Какая-нибудь подсказка.

Тара перелистала страницы и нашла фотографию Веры.

— Боже, она была красавицей. — Тара заглянула в альбом, потом посмотрела на Реджи. — Знаешь, а ты похожа на нее. Глаза… и форма лица.

— Я совсем не похожа на нее, — заявила Реджи.

— Но остальное — твои нос и брови — это от кого-то еще. Возможно, от твоего отца. — Тара пролистала еще несколько страниц. — Возможно, он здесь. Какая-нибудь старая школьная любовь.

Реджи покачала головой.

— Она забеременела в Нью-Йорке.

Тара облизнула губы.

— Тогда, может быть, это кто-то из ее театральной труппы. Или парень, с которым она работала. Это мог быть знаменитый актер, Редж! Может быть, поэтому твоя мама всегда была такой скрытной? — Тара быстро листала страницы, пока не нашла театральную программу пьесы «Суровое испытание». — Эй, разве это не пьеса о ведьмах из Салема?

— Думаю, да.

— Смотри, ее ставили в хартфордском театре. — Тара наморщила нос и стала загибать пальцы, считая годы с 1970 до 1985-го. — Октябрь 1970 года, заключила она.

— И что?

— А то, что твоя мама играла роль в этой пьесе в Хартфорде, а не в Нью-Йорке! Я не специалист по беременности, но думаю, это было примерно то самое время, когда она залетела с тобой.

Лицо Тары, раскрасневшееся от волнения, блестело в тусклом свете лампочки.

— Не имеет значения. — Реджи взяла у Тары программку и положила ее обратно. — Я уверена, что, кем бы он ни был, он даже не знает о моем существовании. Единственный человек, кто знает, кем был мой отец, — это моя мама, а она пропала. Мы можем сколько угодно играть в полицейских и разбойников и искать улики, но от этого ничего не изменится. Мы не можем спасти ее, Тара. Никто не может. Все это глупая, бесполезная трата времени!

Реджи повесила голову и заплакала, хотя и ненавидела себя за это. Она была ребенком и трусихой, и теперь Тара знала об этом, но Реджи даже не беспокоилась.

— Эй, — прошептала Тара и положила руку на спину Реджи. — Я знаю, каково тебе сейчас.

— Чушь собачья! — прошипела Реджи. Она приподняла голову и поглядела на их отражения в зеркале. Девчонка с худым лицом, больше похожая на парня. Она забыла надеть фальшивое ухо, и с новой короткой прической отсутствие уха бросалось в глаза, отчего она выглядела уродливо перекошенной. А Тара… Тара выглядела как прекрасная актриса, только что со съемочной площадки кинофильма о вампирах.

— Иногда нам достается слишком сильно, понимаешь? — сказала Тара. — Все эти проклятые мысли, которые кружатся в голове и не дают покоя. Люди пытаются говорить со мной, но они как будто находятся под водой и понятия не имеют, о чем речь. Я слышу голоса мертвых женщин, которые шепчут мне, а потом моя мать вопит, чтобы я убралась у себя в комнате, и говорит, что если бы я не была такой тупой и ленивой, то отец никогда бы не бросил нас. — У Тары задрожал подбородок, но она села и выпрямила спину, оказавшись еще ближе. Когда она снова заговорила, ее голос был тихим и спокойным. — Иногда мне кажется, что я взорвусь, если не смогу замедлить все эти мысли и голоса, удержать их под контролем.

Реджи смотрела на себя в зеркало, хлюпая носом; слезы и сопли капали с ее лица.

— Но я узнала секрет, — с проказливой улыбкой продолжала Тара. — Я могу остановить их прямо сейчас. Мы обе можем.

Реджи уселась перед зеркалом и посмотрела, как Тара запустила руку в свою черную сумочку и достала серебристую шкатулку, где хранилось бритвенное лезвие, завернутое в ткань, словно крошечный подарок. Тара протянула шкатулку подруге и выжидающе посмотрела на нее.

Реджи взяла бритву и быстро закатала штанину тренировочных брюк. Потом она остановилась и посмотрела на Тару.

— Это так хорошо, — сказала Тара и наклонилась вперед. Она немного дрожала, глядя на чистую кожу на икре Реджи. Тара выглядела такой поразительной, такой бледной и сияющей, словно ее собственная кожа была соткана из лунного света.

— Сделай это сама, — предложила Реджи и протянула бритву. Тара благодарно вздохнула, словно маленькая девочка, только что получившая желанный подарок на Рождество.

Она взяла бритву и поднесла лезвие к коже Реджи, драматически затягивая последний момент. Дыхание Тары участилось и стало неровным. Она медленно опустила лезвие, лаская кожу, а не прорывая ее.

— Пожалуйста, — попросила Реджи, и Тара резко вонзила бритву, заставив подругу вскрикнуть. Потом Тара издала мычащий звук и прикоснулась пальцем к раскрытому порезу, отчего Реджи болезненно поморщилась. Порез был глубоким и кровоточил сильнее, чем маленькие пробные ранки, нанесенные Реджи. Она позволила боли волной нахлынуть на себя и как будто слилась с ней.

Больше не было Нептуна, не было пропавшей матери, не было Чарли и Лорен или жуткой комнатушки в мотеле «У аэропорта».

Осталась лишь сама Реджи и Тара, чьи пальцы были липкими от ее крови; теперь обе чувствовали себя неуязвимыми.

22 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Вот черт! — воскликнула Реджи, когда лезвие канцелярского ножа впилось в кончик ее большого пальца. Кровь пролилась на кусок гипсокартона, который резала Реджи, и создала нечто вроде теста Роршаха, который сначала был похож на божью коровку, а потом, когда кровь расползлась дальше, стал напоминать омара. На долю секунды Реджи вернулась в свое старое тело и позволила себе получить извращенное наслаждение от боли, раствориться в ней с мыслью о том, что это сделает ее более могущественной.

— Идиотка, — пробормотала Реджи и направилась к кухонной раковине, чтобы промыть порез. Посмотрев в окно над раковиной, Реджи увидела передвижную станцию с тарелкой спутниковой антенны, стоявшую в начале подъездной дорожки. Оттуда шел человек с тяжелой камерой на плече. За ним следовала женщина с безупречной прической и толстым слоем косметики на лице. Журналисты продолжали приезжать, снимать дом во всех ракурсах и стучаться в дверь, которую Реджи и Лорен никогда не открывали. Телефон разрывался от звонков, но они воспользовались автоответчиком.

Реджи задернула занавеску и осмотрела большой палец.

Обычно она была осторожна и тщательно следила за безопасностью. К счастью, порез был неглубоким.

У нее до сих пор оставался шрам от бритвы Тары: тонкая линия на задней части икры. Другие люди замечали ее и иногда задавали вопросы (Реджи каждый раз говорила, что неудачно упала с велосипеда). Были и другие шрамы на руках и ногах — более тонкие и незаметные. Призрачные шрамы, которые она замечала лишь время от времени.

Реджи продолжала резать себя до окончания средней школы. Она делала это тайно, как некоторые другие девушки, нюхавшие кокаин или делавшие минет незнакомым мужчинам. Это было болезненное пристрастие почти наркотической силы. Потребность ощущать контроль, фокусировать свой разум, когда он выписывал безумные и бессмысленные петли. Лишь когда она уехала из дома, смогла прекратить это: в Род-Айленде она начала новую жизнь и чувствовала себя другим человеком, девушкой без прошлого.

И вот теперь она вернулась к тому, с чего начинала. Ее кожа зудела от старых, знакомых впечатлений, желание сделать порез было очень сильным. И канцелярский нож как раз лежал рядом. Было так просто взять его, провести лезвием по коже…

Реджи завернула кран и прижала к большому пальцу бумажное полотенце, когда в кармане ее джинсов завибрировал мобильный телефон. Она достала его: снова звонил Лен.

Реджи ответила на звонок.

— Привет, — сказала она.

— Реджи? О господи, я весь извелся от беспокойства! Почему ты не позвонила? Ты не получала мои сообщения?

— Извини, но тут все развивалось в безумном темпе. Я собиралась позвонить, но не…

— Ты вернулась домой, да? Обратно, в Брайтон-Фоллс?

— Да, — ответила она. Из ранки на большом пальце продолжала сочиться кровь. Реджи потянулась за новым бумажным полотенцем и зажала порез указательным пальцем. — Лен?

— Да?

— Я могу тебе кое-что рассказать? Что-то, о чем я никому не рассказывала?

— Ну конечно.

Реджи собралась с силами. Ей хотелось отступить и придумать какую-нибудь новую ложь, но она уже зашла слишком далеко. Если она расскажет, секрет выйдет наружу и больше не будет обладать прежней властью над ней. Может быть, тогда ее кожа перестанет зудеть, и она больше не будет с тайной тоской смотреть на лезвие канцелярского ножа.

— Когда я была девочкой, резала себя бритвой. Специально.

— Понятно, — ровным, спокойным голосом отозвался он.

— Я пользовалась опасной бритвой и никогда не резала глубоко, только для боли, чтобы пошла кровь. Я начала примерно в то время, когда заварилась эта каша с Нептуном. Когда все начало разваливаться, когда вокруг были один лишь страх и насилие. Порезы давали ощущение порядка. Спокойствия.

Лен немного помолчал.

— Выглядит совершенно разумно, — сказал он. — Конечно, все это ужасно, и мне правда жаль, что тебе пришлось столько испытать, но я понимаю. Хотя должен спросить: почему ты сейчас говоришь мне об этом?

— Потому. Я не могу сказать никому другому. В этом-то и дело. — Реджи хотелось, чтобы Лен понял это, чтобы до него на самом деле дошло, что она имеет в виду. — Ты — единственный человек, которому мне хотелось поведать свои поганые мелкие секреты. Я была не права, когда не сказала тебе, что моя мать нашлась. Теперь я это понимаю, и мне очень, очень жаль.

— Все нормально, — сказал он.

— Нет, не нормально. Я переживаю, что сделала тебе больно. Ты — мой единственный настоящий друг, Лен. Самый близкий человек на свете. Я не собираюсь делать вид, будто знаю, как определить наши отношения, но могу обещать, что всегда буду готова жить с тобой. Я люблю тебя, Лен. Своей жалкой, мелкой любовью, но я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — сказал он.

— Не могу представить, что потеряю тебя, — сказала она и закусила губу.

— Знаю, — отозвался он. — Я тоже не могу представить себя без тебя.

Они немного помолчали.

— В новостях сказали, что Нептун вернулся и что они нашли еще одну руку.

— Он забрал мою старинную подругу Тару. Моя тетя наняла ее как сиделку для ухода за мамой. Думаю, Тара что-то обнаружила, стала копать в разных местах и подошла слишком близко.

— Боже! — произнес Лен. — Думаю, мне нужно приехать. Я могу собраться за десять минут и выйти за дверь…

— Нет, — быстро перебила Реджи, глядя на пропитанное кровью бумажное полотенце. — То есть спасибо, но… нет. Не надо. Я не смогу вынести такое столкновение между своей прошлой и нынешней жизнью. И в любом случае ты ничего не сможешь поделать. Я правда в полном порядке.

— Судя по голосу, это не совсем так. — Его голос был хрипловатым и сочувственным, и Реджи вдруг захотелось оказаться в его объятиях.

— Здесь приходится нелегко, — призналась она.

Лен что-то пробормотал, соглашаясь с ней. Потом его голос зазвучал громче:

— Ты всю жизнь убегала от этого места и от всего, что там случилось.

— Но теперь я здесь, в самой гуще событий. В некотором смысле я чувствую себя так, будто никуда не уезжала. Или так, словно я шагнула назад во времени и вернулась в детство. — Она расковыряла порез на большом пальце, который открылся и начал кровоточить.

— Как это ни мучительно, я знаю, что это полезно для тебя, — сказал Лен. — Ты встретишься со своими демонами, но в итоге станешь сильнее.

Реджи вздохнула.

— Кстати, о демонах: сегодня я собираюсь встретиться со старым сукиным сыном, которого зовут Бо Бэрр. Он ухаживал за моей мамой, когда она училась в средней школе. Раньше он был автомобильным дилером и продавал «форды». Он скользкий, как угорь, настоящий мешок с дерьмом.

— Почему ты собираешься нанести ему визит?

— Потому что он был одним из последних людей, которые видели мою маму перед ее исчезновением. Нам удалось связать его с автомобилем, на котором уехала моя мама за день до пропажи. Я видела это своими глазами. Если он что-то знает, мы выясним это.

— Мы?

— Чарли подвезет меня к нему. Бо Бэрр — это его дядя.

— Минутку, тот самый Чарли? Предмет неразделенной подростковой влюбленности?

Реджи снова вздохнула. Возможно, она слишком много рассказала Лену о своем прошлом.

— Это было в другой жизни. Нам было по тринадцать лет. Теперь он скучный растолстевший мужик, который начинает лысеть и торгует недвижимостью. Но он так же сильно хочет найти Тару, как и я.

— Это полная лажа, Реджи. Ты серьезно разъезжаешь по городу в поисках серийного убийцы?

— Я буду осторожна, — сказала Реджи. — Послушай, Чарли может приехать в любую минуту. Мне нужно идти. Позвоню попозже, ладно?

— Обещаешь? — спросил он. — Потому что, если ты не позвонишь, я приеду туда.

— Обещаю, — ответила Реджи и отключилась, прежде чем он успел сказать что-либо еще.

22 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Где Лорен? — Реджи спустилась на кухню, где обнаружила Джорджа, который мыл посуду. Его одежда была мятой, глаза припухли и покраснели. Он выглядел так, словно не спал несколько дней.

— Она пошла прилечь. Твоя подруга ушла?

Реджи кивнула.

Джордж вынул затычку из раковины, и мыльная вода с журчанием устремилась в слив.

— Твоя тетя невысокого мнения о ней. Боюсь, Лорен отталкивает ее чувство стиля. Вся эта чернота, кружева и английские булавки.

Реджи пожала плечами.

— По крайней мере у Тары есть чувство стиля.

Она оставила невысказанным продолжение своих мыслей: «Не то что у Лорен с ее старым и вонючим рыбацким жилетом». Ей не хотелось ранить чувства Джорджа — он явно одобрял рыбацкий жилет, может быть, даже находил его привлекательным. Она похвалила себя за то, что вовремя остановилась. От мысли о том, что у Джорджа и Лорен есть тайная связь, Реджи начинало подташнивать.

Джордж улыбнулся.

— Вы нашли что-нибудь интересное на чердаке?

Он испытующе посмотрел на нее, и на долю секунды ей показалось, что ему все известно о бритвах и порезах. Ногу дергало от боли, и Реджи опасалась, что кровотечение возобновилось. Тара явно перестаралась. Теперь порез был накрыт марлевой подушечкой и заклеен бактерицидным пластырем, неприятно оттягивавшим зудящую кожу.

— Почти ничего, — ответила Реджи, глядя в сторону.

— Присядь-ка, — предложил Джордж и отодвинул стул от кухонного стола. Она уселась напротив него. Он долго смотрел на нее, потом поднял очки и потер лицо влажными, сморщенными от мыльной воды ладонями. Аккуратно вернув очки на место, он снова уставился на Реджи. Его глаза были большими и печальными.

— Реджи, твоя мама…

— Я знаю. Ее захватил Нептун, и полицейские нашли ее руку. Я знала еще до того, как узнала Лорен: когда услышала описание руки. Я даже ходила в полицию.

Глаза Джорджа за стеклами очков распахнулись еще сильнее.

— Вот как? Лорен знает?

Реджи покачала головой.

— Она убьет меня. Пожалуйста, не говори ей.

Джордж слабо улыбнулся.

— Значит, это будет наш секрет.

Они еще немного помолчали, шаркая ногами по полу. Реджи посмотрела вниз и увидела, что линолеум засыпан крошками.

— Реджи, — сказал Джордж. — Если тебе нужен кто-то, чтобы поговорить… о твоей маме… то есть…

— Спасибо, — сказала Реджи и встала, как будто куда-то спешила. Джордж вроде бы испытал облегчение от того, что она не собиралась немедленно воспользоваться его предложением.

— Слушай, я тут думал поехать к себе домой и поработать над шкафом для Лорен. Просто хорошо будет чем-то заняться и поработать руками, чтобы отвлечься от всего этого. Хочешь, поедем со мной? — предложил он и приподнял брови. Иногда Джордж напоминал Реджи добродушного пса, которого не могут коснуться никакие разочарования. Ей это нравилось гораздо больше, чем пронизывающий, рентгеновский взгляд, которым он недавно смотрел на нее.

Она кивнула и пошла за ним к автомобилю.

— Чудесный вечер, — сказал Джордж.

В воздухе пахло свежескошенной травой и мясом, жаренным на гриле; один из соседей устроил пикник перед домом. Аромат мяса на углях тяжелой волной нахлынул на Реджи, но почему-то вместо аппетита она почувствовала тошноту. Реджи была уверена, что за этим ароматом ощущается слабый запах ее собственной крови, сочившейся из пореза. Реджи прислонилась к автомобилю Джорджа и сделала несколько вдохов и выдохов, прежде чем сесть внутрь.

* * *

Джордж заметно продвинулся в работе над шкафом. Верх, низ и боковины были уже готовы, но лежали рядком на лоскутном одеяле, постеленном на полу подвала, в ожидании сборки.

— Хочешь увидеть что-то классное? — спросил Джордж, блеснув глазами.

— Ну конечно.

Он протянул руку к днищу шкафа: небольшой платформе из шлифованного дуба с декоративной резной лепниной по краям. Потом он надавил снизу, и платформа открылась, словно дверца.

— Это тайное отделение, — сказал он. — Оно не входило в первоначальный план; я сам добавил его. Как думаешь, ей понравится?

Реджи улыбнулась. Это и в самом деле было классно. Тем не менее ей было трудно представить, для чего Лорен может пользоваться таким тайником, разве что для самых особенных, секретных и изысканных приманок для ловли форели?

— Потрясающе, — сказала Реджи, глядя на выдвижной ящичек. — Можно задать тебе вопрос?

— Давай.

— Ты и Лорен… вы вместе?

Джордж закрыл потайную дверцу.

— В некотором смысле, — наконец ответил он, не глядя на Реджи.

— Что это значит?

— Это значит, что мы двое взрослых людей, которым приятно проводить время друг с другом.

— Но вы же не собираетесь пожениться, правда?

Джордж издал фыркающий смешок.

— Святые небеса, нет, конечно! Думаю, нас обоих устраивает наше нынешнее положение.

— Но почему вы скрываете это от других?

— То, чем мы занимаемся, не касается никого, кроме нас самих.

— А моя мама знает?

— Не уверен.

— Значит, ты ей не говорил. Ты никогда не рассказывал ей об этом?

— Нет. Почему я должен был это делать? Я не нуждаюсь в разрешении Веры на личную жизнь.

Реджи рассмеялась.

— Знаешь, она думала, что ты постоянно приезжаешь только из-за нее. Она сама так говорила. Сказала, что ты приглашал ее на свидания, но потом добавила, что ты не принадлежишь к ее типу мужчин. Она считала, что ты мрачноватый и несчастный.

Джордж немного поморгал.

— Да, я предлагал ей провести время со мной. Но это были не свидания! Мы держались как старые друзья.

— Думаю, она смотрела на это по-другому, — сказала Реджи.

Джордж вернулся к потайному отделению шкафа, открывая и закрывая его без какой-либо надобности.

— Никогда нельзя точно знать, о чем думают другие люди, верно? — спросил он.

Это еще мягко сказано.

— Пожалуй, да, — ответила Реджи.

— Окажи мне услугу, — сказал Джордж, решивший вернуться к делу. — Возьми мерную ленту, угольник и карандаш. Мы вырежем заготовки для дверей.

Реджи подошла к верстаку с аккуратными рядами инструментов и взяла 25-футовую мерную ленту, металлический угольник и плотницкий карандаш с прямоугольным грифелем.

Джордж положил шестифутовую дубовую плашку на козлы для распилки.

— Разметь на 63 и 5/8 дюйма, — попросил он. Реджи измерила доску и сделала карандашную отметку с левой стороны, потом повторила ту же операцию для правой стороны. Потом она приложила угольник и провела ровную линию, соединявшую две отметки. Реджи хотелось, чтобы все в ее жизни было бы таким же простым и разумным. Если бы только инструменты и измерения помогли найти мать… Слова Тары эхом отдавались в ее голове: «Смысл в том, что мы должны стараться, верно? Если мы прекратим поиски, то все будет кончено».

— Хорошо, — сказал Джордж. — Хочешь попилить?

Реджи кивнула и потянулась за прозрачными защитными очками.

— Джордж, — сказала она, когда надела очки. — Моя мама что-нибудь говорила тебе о новой пьесе, в которой она играла? Название театральной студии или что-то еще?

Джордж покачал головой и помедлил с ответом.

— Есть вещи, о которых ты не знаешь. Мы с Лорен считаем, что тебе пора узнать о них. После… исчезновения твоей матери… в общем, после этого много вещей должно всплыть на поверхность. И я предпочитаю, чтобы ты услышала это от меня, а не прочитала в газете.

Джордж выпрямился и повернулся к Реджи.

— Каких вещей? — спросила она.

— Редж, твоя мать не выступала на сцене с тех пор, как забеременела тобой.

— Что? — ошеломленно пробормотала Реджи. Она уставилась на него через шероховатые пластиковые линзы защитных очков. Внезапно она почувствовала, что попала под воду и быстро тонет.

Джордж ошибался. Он не мог не ошибаться. Вера годами играла в театре, и поэтому все время была так занята.

— Но она репетировала пьесу в Нью-Хэйвене. С Кроликом…

Джордж покачал головой.

— В Нью-Хэйвене нет театра. Возможно, никакого Кролика тоже нет, а если он и существует, то работает не режиссером.

Сердце Реджи сильно стучало в груди. Ей хотелось заткнуть здоровое ухо, топнуть ногой, как малыш, который устраивает сцену, и отказаться слушать. Вместо этого она кашлянула и робко спросила:

— Но что же она делала, если не репетировала?

Джордж вернулся к верстаку, установил отрезную дисковую пилу и выровнял режущую кромку по линии, которую провела Реджи.

— Точно не знаю. Думаю, в основном пила в барах. Проводила время со своими друзьями. С бойфрендами. — Он желчно выплюнул последнее слово, его тон был таким же ханжеским и нетерпимым, как у Лорен.

— Ох, — только и сказала Реджи, как будто налетела на препятствие.

Она подумала о грязной раскуроченной комнатке в мотеле «У аэропорта», о тараканах и пачке презервативов. Дыхание стало мелким и учащенным. Слезы жгли глаза, и пластиковые стекла очков начали затуманиваться.

Все, что Реджи до сих пор знала о своей матери, было абсолютной ложью. Этой ложью ее пичкали год за годом, считая, что нужно защитить девочку от горькой правды.

— Начинай резать, Редж, — сказал Джордж.

Реджи включила пилу и повела режущий край вдоль линии, с мерным скрежетом вгрызаясь в дерево. Когда работа была закончена, Реджи выключила пилу и отступила в сторону. Она сняла очки и протерла глаза.

— Твоя мать замечательно выглядела на сцене, Реджи. Мне бы очень хотелось, чтобы ты увидела ее тогда. У нее был… эффект присутствия. Правда, это было волшебно. Мы с Лорен до сих пор говорим об этом. И о том, что могло бы случиться, если бы она продолжала выступать, если бы не оставила все на полпути.

«Ты имеешь в виду, если бы она не забеременела, — подумала Реджи. — Если бы не родилась я».

Она с каждой секундой чувствовала себя все хуже. Нога болезненно пульсировала, повязка на ощупь была влажной и липкой. Но где-то за болью на поверхность начала пробиваться другая мысль. Нечто, постепенно вызревавшее в течение всего вечера и теперь требовавшее выхода.

— Мы кое-что нашли на чердаке, — сказала Реджи. — Старую театральную программу за осень 1970 года. Она играла в пьесе «Суровое испытание» в маленьком театре в Хартфорде.

Джордж установил на козлы другую дубовую плашку для разметки. Он повернулся и безучастно посмотрел на Реджи.

— По-моему, я не видел эту постановку.

— Но все говорят, что той осенью она была в Нью-Йорке, а потом вернулась в «Желание Моники». Это тоже ложь, да?

Джордж вздохнул.

— Она была в Нью-Йорке. Уехала туда сразу после окончания средней школы. Но потом, в конце следующего года, она вернулась.

— Почему? — спросила Реджи.

Джордж снова вздохнул.

— Наверное, я могу тебе рассказать, раз уж мы сегодня вытаскиваем все скелеты из шкафа. Ее попросил вернуться Бо Бэрр. Он устроил ее в маленькой квартире, обещал развестись со своей женой и жениться на Вере.

Голос Джорджа был немного сердитым, но Реджи не могла понять, на кого направлено его недовольство.

— Бо? Дядюшка Чарли?

— Он всегда был влюблен в Веру. Еще с начальной школы. Так или иначе, совместная жизнь не удалась. Довольно скоро он бросил ее и вернулся к своей жене.

— Но, если той осенью она жила с Бо, это значит…

Джордж смотрел на нее с непроницаемым выражением лица, и она не осмелилась закончить фразу.

* * *

Реджи изо всех сил крутила педали, пока ехала к центру города, где находился дилерский автосалон Бо Бэрра. Она приехала вся в поту и запыхавшаяся; забинтованный порез на ноге жгло как огнем.

— Ты еще слишком юная, чтобы покупать автомобили, а, Реджина? — Бо скептически посмотрел на Реджи, когда она вошла в салон. Он прислонился к новенькому пикапу F-150 цвета яблока в карамели, блестевшему как новогодняя игрушка. Его костюм был пыльно-серого цвета; ткань износилась и местами засалилась. Другой продавец, сидевший за столом в углу, лишь на мгновение оторвался от документов, разложенных перед ним, и вернулся к работе.

— У меня есть несколько вопросов, — сказала Реджи. Она остановилась перед Бо, глядя, как он снисходительно, почти пренебрежительно улыбается ей сверху вниз. Эта улыбка говорила, что Реджи ничего не значит для него. Она находилась так близко, что могла слышать его дыхание, видеть волоски в носу и желтое пятно на воротнике белой рубашки. К его галстуку прилипло нечто похожее на виноградное желе. Бо облизнул губы, прикоснувшись языком к пышным усам.

— Насчет осени 1970 года, когда моя мать вернулась из Нью-Йорка.

Уголки его рта слегка дернулись, и улыбка померкла.

— Пойдем в мой офис. — Бо взмахнул длинной, тяжелой рукой. Она помнила слова своей матери о том, что в средней школе он был звездой футбола. Вера упомянула об этом, когда они увидели его по телевизору в тупой рекламе с костюмами цыплят. Он собирался стать профессиональным футболистом, но перед окончанием школы сильно повредил колено.

Реджи последовала за ним через выставочный зал, в большой кабинет с длинным зеркальным окном над помещением салона. Стол Бо был завален бумагами. Там стояли фотографии в рамках: Стю Бэрр, его жена и Сид Бэрр. Был еще один снимок — Бо и Стю на яхте, державшие огромную рыбину с длинным остроконечным рылом, наверное, марлина. Они выглядели молодыми, загорелыми и счастливыми. На заднем плане виднелись молодые женщины, возможно, их жены или подруги, с которыми они встречались еще до того, как познакомились со своими женами. Взгляд Реджи переместился на памятные таблички с надписями «Автомобильный дилер года», развешанные на стенах. Письма в рамках, где благотворительные организации благодарили Бо за неоценимую помощь в сборе средств на всевозможные цели: от лечения рака до спасения реки Коннектикут от загрязнения.

Бо уселся в мягкое кресло с подлокотниками, стоявшее за столом. Реджи осталась стоять.

— Что она сказала? — спросил Бо. Его большое, мясистое лицо заметно покраснело.

— Кто?

— Твоя мать. Что бы это ни было, ты можешь быть уверена, что в этом нет ни крупицы правды.

— Она мне ничего не рассказывала.

«Если бы, — подумала Реджи. — Если бы она достаточно доверяла мне, чтобы сказать правду. Не только она, но и Джордж, и Лорен. Они относились ко мне как к фарфоровой кукле, слишком хрупкой, чтобы выдержать вес правды».

Может быть, они были правы. Может, так оно и было.

Она уже ощущала, как образуются мелкие трещинки, которые трутся друг о друга и раскрываются в том месте, где Тара провела лезвием бритвы по ее коже. Пот, затекавший в порез, обжигал, как кислота.

— Тогда кто тебе рассказал? — нахмурился Бо.

— Не имеет значения. Важно то, что я слышала.

— И что ты слышала?

— Что моя мать вернулась из Нью-Йорка осенью 1970 года, чтобы быть вместе с вами. Что вы сняли для нее квартиру, обещали развестись с вашей женой, а потом бросили мою маму. Это правда?

Его лицо из розового стало багровым.

— Тебе лучше уйти, Реджина. Ты не имеешь права приходить сюда и разговаривать со мной таким тоном.

— Но это правда?

Он с силой провел рукой по усам, словно стряхивая хлебные крошки.

— Вы — мой отец? — резко спросила Реджи. Она не могла поверить, что сказала это вслух, но это произошло, и теперь обратного пути не было. Она наклонилась вперед и уперлась руками в край стола, пытаясь найти в его лице хоть какие-то признаки семейного сходства.

Теперь лицо Бо приобрело свекольный оттенок и взмокло от пота.

— Твой отец… — Бо запнулся.

— Мне от вас ничего не нужно. Я только хочу…

Чего она хотела на самом деле? Извинения? Какого-то объяснения, которое поможет ей понять, почему все взрослые люди в ее жизни нагромождали одну сладкую ложь на другую, наподобие тошнотворного торта, который по их замыслу должен был заставить Реджи чувствовать себя счастливой и любимой, но втайне был пропитан ядом.

— Твоим отцом мог быть кто угодно! — произнес Бо, и его слова поразили Реджи, как удар стрелы в грудь.

— Но, если моя мать жила с вами…

— Твоя мать была шлюхой, Реджина. — Он выплюнул эти слова с непередаваемым гневом и отвращением. — Разве ты до сих пор не поняла этого?

Реджи смотрела на Бо с растущим комком в горле. Она отпустила край стола и попятилась на нетвердых ногах. Боль в икре пульсировала и усиливалась с каждым ударом сердца. Реджи посмотрела вниз и увидела кровь, сочившуюся через тренировочные штаны, как несмываемое клеймо той, кем она была на самом деле: девочкой-ублюдком, которая резала себя и имела шлюху вместо матери.

— Она позволяла каждому, кто покупал ей джин, просунуть себе между ног.

Теперь уже Реджи залилась краской. У нее кружилась голова и подгибались колени. Реджи хотелось мгновенно исчезнуть, улететь облачком дыма, как это бывает с девушками на шоу иллюзионистов.

— Хочешь знать правду, юная леди? Вот тебе правда: она жила со мной, когда вернулась в первый раз, но это продолжалось недолго. Это закончилось сразу же после того, как я узнал, что ей нужно на самом деле. Что она уходит по ночам и спит с другими мужчинами. У нее это было как болезнь. Это желание, эта потребность, чтобы ее любили, чтобы ею восхищались, чтобы мужчины сражались за нее, как проклятые кобели! — Глаза Бо сверкали. — Вот что ее убило.

Реджи отступила еще на шаг и покачнулась.

— Она не умерла. Еще нет.

Бо прищурился, как будто она находилась очень далеко и приходилось прилагать усилия, чтобы разглядеть ее.

— Мне жаль тебя, Реджина. Правда, жаль. Потому что ты родилась от этой женщины, и ее кровь течет в твоих жилах. Не знаю, кто твой отец, но это не я. Она сама мне сказала.

— Она сказала, кто это был?

Боб издал глубокий, утробный смешок и покачал головой.

— Сомневаюсь, что она вообще знала, кто был твоим отцом. Это мог быть кто угодно. Один из этих актеров или водитель грузовика, который проезжал мимо. Я совсем не удивлюсь, если узнаю, что Вера спуталась с самим дьяволом, будь он проклят.

22 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Как она? — спросил Бо. Его нижняя губа немного дрожала. — Как твоя мать?

Реджи смотрела на старика, сидевшего перед ней. Трудно было представить, что это тот самый Бо Бэрр, который отчитал ее в автосалоне двадцать пять лет назад — массивный, дородный и краснолицый.

Чарли сказал, что у его дяди Бо недавно диагностировали рак поджелудочной железы и что ему давали не более полугода жизни. Даже если этот человек был убийцей в 1985 году, Реджи не верила, что сейчас ему хватило бы сил и энергии, чтобы начать заново.

Реджи казалось странным совпадение, что ее мать и Бо умирали от рака. Жизнь развела их в разные стороны, но теперь они оба были старыми и слабыми, настолько похожими, что у Реджи шли мурашки по коже.

— Странно, что вы спрашиваете об этом, — сказала Реджи. — Потому что в последний раз, когда мы говорили о моей матери, вы совсем не были озабочены ее благополучием.

Время не лечит все раны. Иногда они продолжают гноиться.

Бо кивнул и отвел глаза. У него потекло из носа, и он утерся грязной салфеткой.

— Вам известно, что я умираю? Мой племянник сказал вам?

Реджи скрипнула зубами. Она отказывалась жалеть его.

— Я сказал ей, дядя Бо, — вмешался Чарли. Он сидел рядом с Реджи на кожаном диване в домашнем кабинете Бо. Чарли надел джинсы и футболку с принтом «Роллинг Стоунз», которая выглядела совершенно новой, как будто он только что приобрел ее в музыкальном отделе торгового центра, когда зашел туда за струнами для гитары. Футболка была немного мала и подчеркивала его выпирающий живот. По пути к Бо Чарли сказал Реджи, что поставил новые струны на свою старую гитару и играл на ней до полуночи. Он даже показал покрасневшие мозолистые пальцы.

Фрэнси, жена Бо, которая встретила их у входа, сказала, что Бо уже ждет. Чарли договорился о встрече по телефону и сообщил Бо, что у них есть кое-какие вопросы.

Дом Бэрров был просторным одноэтажным особняком с изогнутой стеклянной стеной и лепными украшениями. Реджи помнила, каким огромным и причудливым он казался, когда они были детьми. Теперь лепнина выкрошилась, стеклянные панели покрылись сколами и помутнели. На заднем дворе был плавательный бассейн, который Реджи видела из окна кабинета: бетон растрескался, а внутри плескалась темно-зеленая склизкая вода. Слева от бассейна находился гараж с маленькой квартирой в жилой надстройке, где когда-то останавливался Кролик.

Бо шумно откашлялся и выплюнул в салфетку что-то серое и густое. У Реджи засосало под ложечкой.

— Чего вы хотите? — тихо спросил он. Его стол с большой крышкой из цветного стекла занимал треть комнаты. Он был покрыт грязными салфетками, заставлен чашками холодного чая, а в углу лежали две туристические брошюры из Мексики.

Реджи перешла к делу.

— Мы поговорили с Кроликом. Мы знаем, что он останавливался здесь, когда пропала моя мать. Вы были его поручителем в Обществе анонимных наркоманов и работали с ним по программе «Второй шанс». И мне совершенно точно известно, что в тот вечер моя мать села в светло-коричневый автомобиль с разбитой задней фарой. За рулем были вы?

Она боролась с искушением наклониться и как следует встряхнуть старика; снова и снова хлестать его бледное, больное лицо в стиле гангстеров 1940-х годов — «Говори, грязная крыса!» — и в конце концов выбить из него правду. Тара пребывала где-то во тьме, ожидая, когда за ней придет Нептун.

Бо вздохнул.

— Знаете, моя жена Фрэнси заслужила медаль. Она мирилась со мной все эти годы. Заботилась обо мне и о Сидни.

Реджи скривилась, когда услышала имя Сида. Был ли хотя бы один день, когда она не вспоминала о нем?

Двадцать пять лет вины смешались с кислотой в ее желудке, заставляя ерзать на кушетке в попытках устроиться поудобнее. Реджи повернулась к Чарли: тот сидел с каменным лицом. Как он справлялся все эти годы, как жил с тем, что они наделали? Сид был его двоюродным братом. Они жили в одном городе. В отличие от Реджи, Чарли никуда не убежал. Он нашел способ жить с тем, что они сделали, встречаться с этим лицом к лицу на каждом семейном собрании.

Она вспомнила свой давний сон о том, как нашла Веру размером с жучка, приколотую булавкой в коробке вместе с коллекцией тараканов. Сейчас Реджи чувствовала себя одним из этих насекомых, пойманных и помещенных под стекло.

— Но вы знаете, что говорят люди, — продолжал Бо. — Первая любовь — самая крепкая. Может быть, это правда.

Реджи ощутила прилив крови к лицу и уставилась в пол, не желая встречаться взглядом с Чарли. Хотя она больше не испытывала никаких чувств к мужчине, который сидел рядом с ней, какая-то часть ее по-прежнему тосковала по мальчику, пахнувшему свежескошенной травой и бензином.

Реджи вспомнила крошечную кукольную туфельку, которую Тара забрала из дома Андреа Макферлин и с тех пор носила с собой. Подумала о двух маленьких дочерях Андреа, теперь взрослых женщинах. Оставалось лишь гадать, научились ли они любить по-настоящему и испытывать ощущение надежности и покоя в этом мире.

— Я был безумно влюблен в Веру, — сказал Бо. — Просто безумно. Но что бы я ни делал, что бы ни давал ей… — В его глазах блеснула сталь, и Реджи мельком увидела того мужчину, каким он был раньше. — …этого было недостаточно. Вера отправилась в Нью-Йорк, а я женился на Фрэнси. Мы сделали свой выбор.

— Но вы просили ее вернуться, — сказала Реджи. — Вы сказали, что разведетесь с женой. Между вами не все было кончено.

Бо смотрел на стеклянную крышку стола.

— Это должно было кончиться.

Приходилось ли Реджи когда-нибудь любить так сильно? Чарли… но это была детская влюбленность. Честно говоря, Лен был прав: у Реджи никогда не хватало смелости любить кого-то до самого конца.

— Это были вы? — обратился Чарли к своему дяде. — Вы были Нептуном?

Лицо Бо презрительно скривилось. Он кашлял и харкал еще минуту, потом достал из коробки новую салфетку.

— Нет. Я не убийца. Я был наркоманом, я изменял своей жене, черт побери, я даже жульничал с налогами, но я никогда не поднимал руку на женщину.

— Вы брали автомобиль Кролика в тот вечер? — спросила Реджи. Она подалась вперед и затаила дыхание.

Бо медленно кивнул и опустил глаза.

— Вера позвонила мне из кегельбана. Сказала, что ее подставили и ей нужна машина. Я посоветовал ей взять чертово такси, но она сказала, что у нее осталось восемнадцать центов. В конце концов, я поехал. Я не хотел, чтобы кто-то узнал меня в ее обществе, поэтому оставил свою тачку дома и взял автомобиль Кролика. Он даже не знал об этом.

— Так что случилось? — спросил Чарли. — Что она сказала? Куда вы поехали?

— Сначала мы ездили кругами. Вера много курила и сильно нервничала. Мы миновали закусочную со сквозным проездом, взяли бургеры и кофе. Я спросил насчет парня, который ее кинул, и она ответила, что все это очень серьезно и он предложил ей выйти за него замуж. По ее словам, это был настоящий джентльмен, кто-то важный и с деньгами. Она хотела знать, могу ли я представить ее замужней женщиной.

— И что вы сказали? — спросила Реджи.

Бо презрительно фыркнул.

— Сказал правду. Ей это не понравилось.

Реджи вспомнила ту ночь, когда ее мать свернулась рядом с ней в постели. «Будем вести нормальную, спокойную жизнь. Тебе ведь это понравится, верно, милая?»

— Что произошло потом? — спросила Реджи.

— Я высадил ее у «Взлетной полосы». Хотел пойти с ней и купить ей выпить, но она отказалась. Это был последний раз, когда я видел ее.

— В полиции так ничего и не узнали? — спросил Чарли. — Даже не догадались, что в том автомобиле был ты?

Бо улыбнулся, показав пожелтевшие зубы.

— Ты же знаешь своего отца, Чарли. Он был очень хорошим, может быть, даже великим копом. Но он был верен своей семье. Он знал, что это я забрал Веру из кегельбана и отвез ее в тот вечер во «Взлетную полосу». Черт возьми, ему понадобилось немного времени, чтобы понять это. На следующее утро он уже явился ко мне с вопросами. Но он замял дело. Он знал, что я не убийца. Точно так же, как знал, что ты никому умышленно не причинишь вреда, верно, Чарли?

Чарли смотрел в пол.

Вот так. Все эти годы Реджи гадала, знал ли Бо, что на самом деле произошло в тот вечер с Сидом. У нее голова шла кругом. Неужели Стю удержал Бо от обвинений в их адрес, скрыв тот факт, что Бо сидел за рулем пресловутого светло-коричневого автомобиля?

— Люди совершают ошибки, — сказал Бо. — Твой отец понимал это. А еще он понимал, что некоторые ошибки могут разрушить целую жизнь. И, по возможности, прилагал все силы, чтобы этого не случалось.

* * *

Они оставили Бо в его кабинете и сказали, что сами найдут выход. Бо снова начал кашлять и жестом попросил их выйти, когда Фрэнси пришла с баночкой таблеток и стаканом холодной воды. Они помедлили в прихожей, разглядывая фотографии Бо, Стю, Сидни и Чарли, которые выглядели невероятно молодыми и счастливыми, словно предстоящая жизнь была сплошным замечательным приключением.

— Ты веришь ему? — спросил Чарли, проведя рукой по редеющим волосам.

— Да, верю, — ответила Реджи.

— Я тоже, — сказал он.

— Так или иначе, мы не приблизились к разгадке.

— Если она существует, — заметил Чарли. — Я хочу сказать, все это выглядит как цепь случайностей. Возможно, Нептун был не тем человеком, который хотел жениться, а просто приезжим, который в тот вечер встретился с ней в баре.

— Может быть, — с тяжким ощущением безнадежности признала Реджи. Если это случайность, у них действительно нет шансов найти путеводную нить, которая приведет к Таре до окончания срока.

Но загвоздка была в чем-то другом. Почему убийца забрал Тару? Зачем выходить из укрытия после двадцатипятилетнего перерыва и похищать другую женщину? Реджи могла предложить единственное логичное объяснение: так или иначе, Тара подошла слишком близко к разгадке.

Оставалось еще обручальное кольцо, которое сохранила Вера, с надписью «Пока смерть не разлучит нас, 20 июня 1985 года». Оно до сих пор было главной уликой, связывавшей предполагаемого жениха с Нептуном.

Они прошли по коридору мимо передней гостиной, где перед большим телевизором стояло инвалидное кресло Сида. На экране шло какое-то игровое шоу, и участники вращали большое колесо рулетки.

Реджи застыла и затаила дыхание, глядя на сгорбленные плечи Сида и на длинные волосы, по-прежнему кудрявые и нечесаные, падавшие ему на шею.

— Я хочу поздороваться с ним, — тихо сказала Реджи.

— Лучше не надо. Он не узнает тебя. Он ничего не помнит.

Значит, вот как Чарли умудрялся жить со своей виной, ходить на семейные сборища и сидеть напротив Сида за столом с индейкой в День благодарения. Он внушил себе, что Сидни ничего не помнит, как будто от этого могло исчезнуть все остальное.

Реджи все равно вошла в комнату и оставила Чарли в дверном проеме: он стоял, засунув руки в карманы кожаного пиджака.

— Привет, Сид, — сказала Реджи и уселась перед инвалидным креслом на корточки. Сид открыл глаза и смерил ее мутным взглядом. Он сгорбился в кресле, удерживаемый тканым поясом, обернутым вокруг талии. Трубка катетера, выходившая из его тренировочных штанов, тянулась к прозрачному пластиковому мешку, прикрепленному к боковине кресла. Мешок был почти наполнен темной мочой.

— Я — Реджи Дюфрен. Ты помнишь меня?

Сид дважды моргнул. На его чистую белую футболку покатились капельки слюны. Реджи положила ладонь на его руку и пожала ее. Рука была липкой и горячей.

— Если ты не помнишь, Сид, то мне очень жаль, — сказала Реджи. — Это был несчастный случай, но…

— Почему ты здесь? — спросил он. Речь стоила ему немалых усилий, и Реджи видела, как дергаются и напрягаются мышцы его лица и шеи, когда он произносил слова. Его речь была замедленной и скрипучей, как звук несмазанных дверных петель, но Реджи понимала его.

— Я только что навещала твоего отца.

— Бо-Бо. — Сид улыбнулся.

— Да, — сказала Реджи. — Твоего отца Бо. Они с моей мамой Верой были очень дружны в средней школе. В прошлой жизни, еще до того как он познакомился с твоей мамой.

Сид снова улыбнулся и повесил голову, но потом с усилием выпрямился, чтобы произнести новую фразу.

— Красивая баба, — сказал он, забрызгав слюной нижнюю губу.

— Твоя мама? Мне говорили, что она была красавицей.

Сид покачал головой.

— Не она, — медленно произнес он. — Та баба, которую украл Йоги.

* * *

Когда Реджи вошла в кухню, Лорен наливала себе чай.

— Хочешь? — спросила она и показала на вторую кружку.

— С удовольствием, — ответила Реджи. Она посмотрела, как тетя бросает в кружку пакетик «Липтона» и доливает горячую воду из чайника.

— Тебе звонила сестра Долорес. Она сказала, что уезжает с работы домой, но завтра перезвонит.

Реджи кивнула. Почему сиделка не позвонила ей на мобильный телефон? У нее были оба номера.

— Детектив Леви заезжал.

— Чего он хотел?

Лорен пожала плечами.

— Думаю, как обычно. Несколько минут он пытался поговорить с твоей матерью, но ты знаешь, как это бывает.

— О чем он ее спрашивал?

— В основном о Таре. А потом попросил сообщить ему любые сведения о Нептуне.

— Уверена, она была чрезвычайно общительна.

— По правде говоря, она спела ему песенку про торговца горячими булками.

Реджи рассмеялась.

— Значит, Чарли Бэрр подвез тебя до дома? — спросила Лорен.

— Да, — ответила Реджи и вздрогнула, когда отпила горячего чаю, который обжег ей нёбо.

— Ты часто встречаешься с ним.

— Мы старые знакомые, не более того, — сказала Реджи.

Она вспомнила футболку с принтом «Роллинг Стоунз» и свежий запах лосьона после бритья, исходивший от Чарли, когда они встретились. Неужели он надеялся превратить это в нечто большее?

Лорен кивнула и подлила молока себе в чай.

— Значит, у тебя есть мужчина, да?

— Нет, — слишком быстро ответила Реджи. — То есть да. Может быть. — Она надавила на чайный пакетик в своей чашке и повертела в пальцах этикету, прикрепленную к нитке крошечной скрепкой. Лорен улыбнулась.

— Плохо быть одной, Реджина.

Реджи кивнула. Она продолжала возиться со скрепкой и наконец раскрыла ее, но потом осознала, что делает, и убрала руку.

— Не знаю, что бы я делала без Джорджа. Он — мой спасательный трос… особенно сейчас.

Реджи сделала еще один глоток. Лорен и Джордж действительно составляли очень необычную пару, но каким-то образом идеально подходили друг другу. Оба были в каком-то смысле потерянными и неуклюжими — двое изобретательных неудачников. Джордж со своими утками, Лорен со своей рыбой. Сейчас мысль о том, что их отношения продолжались много лет, грела Реджи душу. Они никогда не помышляли о супружестве и даже жили порознь. Они изобрели свое определение романтических отношений: ужинали вместе несколько раз в неделю, Джордж возил Лорен к врачам и по магазинам, а она чинила ему одежду и заботилась о нем.

Может быть, они с Леном с годами станут жить так же? Каждый в своем отдельном пространстве, а вместе лишь тогда, когда оба испытывают потребность друг в друге?

Возможно, они с тетей были не такими уж разными.

Лорен поставила на стол свою чашку и повернулась к Реджи.

— Я рада, что ты здесь. Сама бы я не справилась со всем этим. Джордж помогает, как может, но он занят своей работой. Твое присутствие много значит для нас обоих. Джордж — мой родной человек, но ты и твоя мать… вы гораздо больше этого. Вы — кровная родня.

Лорен протянула руку, и Реджи осторожно пожала ее, ощутив ответное пожатие. Лорен кивнула.

— Спасибо.

Наверное, это были первые добрые слова, которые Реджи услышала от Лорен за долгое, очень долгое время. Но Реджи сама была виновата, разве нет? Она отгородилась от Лорен, вычеркнула ее из своей жизни и была жестока к ней с такой бездумной отрешенностью, на какую способны лишь девушки-подростки.

Внезапно Реджи почувствовала себя виноватой за мимолетные мысли о том, что Лорен может иметь какое-то отношение к Нептуну и что это она могла дать Вере вырезку с газетной статьей.

— Прости, что я так убежала на прошлой неделе, когда привезла маму домой.

Лорен кивнула.

— Я понимаю, что тебе было тяжело принять все сразу.

— И я прошу прощения за то, что после исчезновения мамы винила тебя. Ты не виновата. Просто я была в ярости и не находила себе места. Наверное, мне нужно было выплеснуть это на кого-то. Это было неправильно, что я уехала из дома и больше не возвращалась. Я просто не могла бороться с тем, что случилось. Не знала как. Это было трусливо, и теперь мне очень жаль.

Лорен наклонила голову, словно изучая носки своих туфель.

— Понимаю, — сказала она.

Они немного помолчали. Вдалеке завывала сирена.

— Сегодня я встретилась с Бо Бэрром, — призналась Реджи, радуясь тому, что может сменить тему. — Мне казалось, что он мог быть Нептуном.

— С какой стати у тебя могла возникнуть такая мысль?

— Из-за того, что я однажды узнала от Джорджа. О том, как мама в первый раз вернулась из Нью-Йорка и жила с Бо. Потом я расспросила людей и узнала, что Бо был тем человеком, который забрал ее из кегельбана в последний вечер перед ее исчезновением. Он приехал к ней на чужом автомобиле.

Лорен поджала губы.

— Твоя мать и Бо… да, это старинная история. Господи, мне было так жаль его еще тогда, когда они учились в школе. Она обходилась с ним ужасно. С ними обоими. Морочила им голову и играла с ними, как с куклами.

— С кем?

— С Бо и с его младшим братом Стюартом.

— Подожди… мама встречалась со Стю? С отцом Чарли?

Лорен пожала плечами.

— Я точно не знаю, что и когда она вытворяла с каждым из них. Но в конце концов она сбежала в Нью-Йорк и оставила их обоих с разбитым сердцем.

* * *

Реджи нашла выпускной альбом своей матери на том самом месте, где Тара оставила его много лет назад: на крышке сундука на чердаке.

Реджи как будто слышала голос Тары: «Она была красавицей. Ты похожа на нее».

Реджи взяла альбом и заглянула в трюмо. Манекены Веры маячили у нее за спиной, как старые, знакомые призраки. Теперь Реджи видела, что действительно похожа на мать. Глаза, скулы… Дочь была более темной версией матери — пресловутой черной овцой.

Реджи раскрыла альбом и перелистала его страница за страницей, читая примечания и автографы. Ближе к концу она нашла фотографию, которую пропустила раньше: Вера и темноволосый подросток с серьезным лицом, неловко обнимавшие друг друга. Вера склонила голову ему на плечо и выглядела довольной и умиротворенной. Рядом с фотографией была надпись, сделанная аккуратным мужским почерком:

«Не знать любви — твердить всем про любовь.

Путь истинной любви вовек не будет гладким.

Любовь — родня. Любовь — дьявол.

Нет другого злого духа, кроме любви[115].

— Шекспир

Всегда и навеки,

Стю»

Внезапно цифры кодового замка повернулись, и все встало на свои места.

Стю.

Стюарт Бэрр, который возглавлял расследование. Который снял с крючка своего старшего брата. Человек, который мог действовать с позиции силы.

Реджи помнила, с каким ужасом отреагировала ее мать на лицо Чарли. Разве Чарли — не точная копия своего отца?

О боже. Все выглядело логично.

Реджи достала мобильный телефон и отправила в справочный центр запрос о номере телефона Бо Бэрра. Когда пришел ответ, она быстро набрала номер. Трубку взяла Фрэнси.

— Алло?

— Миссис Бэрр, это Реджи Дюфрен. Я надеялась поговорить с вашим мужем.

— Он отдыхает. Боюсь, ваш визит сильно утомил его. Он только что принял обезболивающее.

— Пожалуйста, это займет не больше одной минуты. Я не стала бы просить, если бы это не было важно.

Фрэнсис положила трубку, и Реджи услышала приглушенные голоса. Потом в трубке прорезался сонный голос Бо:

— Алло?

— Мистер Бэрр, это Реджи Дюфрен. Недавно вы кое-что сказали, и у меня возник вопрос.

— Что за вопрос? — Его язык немного заплетался.

— Вы сказали, что ваш брат пришел к вам на следующее утро после того, как вы попрощались с Верой. Вы уверены, что дело было утром?

Он хрипло закашлялся и с трудом прочистил горло.

— Да, рано утром. Думаю, сразу же после того как они нашли руку. Он с самого начала знал, что я высадил ее возле бара. Это он сказал мне, что рука принадлежит Вере.

Реджи могла представить лишь один вариант того, каким образом Стю стало известно, что его брат подвез Веру до бара «Взлетная полоса». Реджи охватил холодный озноб. Рука, державшая мобильный телефон, задрожала.

— Спасибо, мистер Бэрр. Берегите себя.

Реджи отключилась и нащупала крошечную скрепку от пакетика с чаем, которую она, сама не зная об этом, принесла с собой наверх. Она вонзила скрепку глубоко в кожу большого пальца.

День четвертый

Отрывок из книги Марты С. Пэкетт «Руки Нептуна: подлинная история нераскрытых убийств в Брайтон-Фоллс»

Это почти клише: после того как убийца предстает перед судом, его соседи и коллеги выражают полнейшее недоумение и говорят о том, «каким хорошим парнем он был». Он каждый день ходил на работу. Регулярно подстригал газон. Всегда выглядел дружелюбным. Он легко маскировался и вписывался в любую обстановку, поэтому все считали его абсолютно нормальным.

Я совершенно уверена, что точно так же говорили бы и о Нептуне.

Он — никто, и он же — любой из нас. Человек, мимо которого вы проходите на улице и сразу забываете о нем. Вероятно, у него есть дом, и он живет один. Он умный человек. Он терпелив и методичен. Вероятно, он хорош собой и даже обаятелен — нет никаких признаков того, что хотя бы одна женщина пыталась вырваться, когда он похищал их. Они шли за убийцей добровольно и доверяли ему до самого конца.

23 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Реджи остановилась перед домом Стю Бэрра и увидела пикап, стоявший на подъездной дорожке. Реджи сначала хотела позвонить, но потом решила, что неожиданный визит может оказаться более плодотворным.

Она лишь надеялась, что Стю не приготовил для нее никаких сюрпризов, таких как коврик, пропитанный эфиром, и хирургическая пила.

«Прекрати», — подумала Реджи.

Зазвонил ее телефон. Это снова был Лен. Она ответила в надежде на то, что его голос успокоит ее дрожь и придаст силы и мужества для того, чтобы постучать в дверь Стю.

— Ты так и не позвонила, — сказал Лен.

— Извини, — быстро ответила Реджи. — События развиваются слишком бурно. Думаю, я знаю, кто такой Нептун.

— Боже! Кто?

— Отец Чарли, Стю Бэрр. — Она посмотрела через улицу на аккуратный небольшой дом в фермерском стиле и заметила внутри какое-то движение. — Он был главным следователем по делу Нептуна, а теперь выяснилось, что он встречался с моей мамой еще в средней школе. Кажется, он так и не смог отделаться от нежных чувств к ней. Думаю…

— Ты обратилась в полицию, Редж?

— Еще нет. У меня нет твердых доказательств. А поскольку он сам был полицейским, это немного осложняет дело.

— Послушай, — сказал Лен. — Я уже собираюсь к тебе.

— Что? Нет, я могу…

— Никаких возражений. Я буду на месте примерно через три часа, в зависимости от пробок. Ничего не предпринимай до моего приезда, ладно? Оставайся дома и запри все двери. Когда я приеду, мы решим, что делать дальше. Ты согласна?

— Хорошо, — отозвалась Реджи. Она подумала, что следовало бы рассердиться, но на самом деле она испытала облегчение.

— Ничего не предпринимай, Редж, — повторил он.

Она дала отбой, сосчитала до десяти, открыла дверцу автомобиля и перешла улицу. За коттеджем хорошо ухаживали: подъездная дорожка недавно была переложена, а дом выкрасили в бежевый цвет. Кусты были аккуратно подстрижены, опавшие листья собраны в кучки. Стю Бэрр не ленился после выхода на пенсию. Справа от входной двери находилась деревянная табличка с номером дома — 21. Реджи помнила, что ключ прятали в потайной нише за табличкой. Немного помедлив, Реджи нажала кнопку звонка и услышала за дверью собачий лай. Мелькнула мысль, что, возможно, будет лучше повернуться и убежать.

Но потом дверь медленно открылась, и Стю Бэрр посмотрел на Реджи. Ее поразило, как сильно он был похож на немного постаревшего Чарли. Фактически Стю можно было принять за старшего брата Чарли, а не за отца. Бульдожьи складки на щеках и валики жира на поясе бесследно исчезли. Стю был одет в футболку и спортивные шорты, обнажавшие рельефные мышцы. Седые волосы были коротко подстрижены, усы исчезли.

Правой рукой он удерживал за толстый кожаный ошейник большую немецкую овчарку. Пес продолжал лаять и рычать, тыкаясь носом в тонкую дверь-ширму.

— Чем могу помочь? — спросил Стю.

— Мистер Бэрр, я — Реджина Дюфрен. Дочь Веры.

Какое-то время он смотрел на нее через раздвижную ширму.

— Силы небесные, да, — произнес он. — Я слышал, что она вернулась домой. Заходите, пожалуйста.

Он откинул задвижку и отступил в сторону, жестом предлагая войти. Собака продолжала рваться вперед, и Реджи помедлила.

— Не беспокойтесь, он вас не тронет.

Реджи неохотно раскрыла дверь-ширму и вошла в дом, держась спиной к стене и не сводя глаз с противника. Ее тело стало жестким и холодным. Пес продолжал рычать и скалить зубы. Реджи испытала странное покалывание в рубцовой ткани вокруг искусственного уха.

Она все еще ненавидела собак. Это был единственный страх, который она так и не смогла преодолеть.

— Аполлон! — твердо сказал Стю. — Иди на место.

Пес перестал лаять, опустил уши в знак согласия и потрусил в угол гостиной. Он походил вокруг клетчатой фланелевой подстилки, а потом лег и свернулся в удивительно маленький клубок.

— Умный пес, — сказала Реджи и выпустила воздух из легких, с запозданием осознав, что все это время удерживала дыхание. Она с ног до головы покрылась холодным потом.

— Он был полицейским псом, но немного состарился, так что ему разрешили выйти в отставку вместе со мной.

— Отлично, — сказала Реджи.

— Да, мы с ним отличная компания. Могу я предложить вам кофе? Я только что заварил целый кофейник.

— С удовольствием, — сказала Реджи. Она последовала за Стю на кухню и посмотрела, как он наливает кофе.

— Со сливками и сахаром?

— Нет, спасибо. Я предпочитаю черный.

— Давайте пройдем в гостиную, там будет удобнее.

Реджи взяла чашку кофе у Бэрра и прошла за ним в гостиную, где выбрала стул, стоявший подальше от Аполлона. Пес навострил уши и уставился на гостью.

— Он вас беспокоит? — спросил Стю. — Я могу запереть его.

— Нет, все в порядке. Просто я не уверена, что понравилась ему.

Стю улыбнулся.

— Собаки чуют страх.

Реджи отпила глоток слабо заваренного горького кофе и поставила чашку на стол.

— Чарли сказал, что вы купили яхту и ремонтируете ее?

— Да, на побережье. Она довольно раздолбанная, но я приведу ее в хорошую форму. Собственно, я сегодня собирался съездить туда и кое-что покрасить.

Реджи кивнула, взяла чашку и отпила еще глоток. Стю смотрел на нее фирменным взглядом полицейского, для которого отставка была лишь формальностью. Точно так же Стю смотрел на Реджи двадцать пять лет назад, когда она пришла в полицейский участок и объяснила, что отрезанная рука со шрамами, по ее мнению, принадлежит Вере. Глаза Стю были суровыми и бдительными; они вбирали все до мелочей, но лицо оставалось бесстрастным.

— Так чем я могу помочь вам, Реджина? Полагаю, вы приехали сюда не для расспросов о моей яхте?

Реджи поставила чашку на стол и выпрямилась.

— Нет. Вы совершенно правы.

— Значит, речь идет о вашей матери?

Реджи кивнула. Стю выжидающе посмотрел на нее и спросил:

— Она что-нибудь вспомнила? Что-то важное?

Она покачала головой.

— Пока трудно сказать.

Стю отхлебнул кофе.

— Я кое-что нашла, когда разбирала вещи матери. Ее выпускной альбом из средней школы. Там была ваша с ней фотография и строки из Шекспира, написанные вами.

Стю плотно сжал зубы, но промолчал.

— Но она также увлекалась вашим братом Бо, верно?

— Это древняя история, — со вздохом сказал он.

Реджи улыбнулась.

— Но история повторяется, правда? Моя мать вернулась и какое-то время жила вместе с Бо.

— У нас с Верой все было кончено еще до того, как она вернулась из Нью-Йорка. Между нами больше не было никаких отношений.

— Значит, вы не встречались с ней перед ее исчезновением?

— Это не ваше дело, но ответ отрицательный.

— Но вы были в баре в тот вечер, не так ли? Во «Взлетной полосе»? Вы видели, как Вера вышла из автомобиля Бо, или же она сказала вам, что он подвез ее.

Стю смерил ее долгим, жестким взглядом, но потом его лицо расплылось в улыбке. Его зубы были настолько белыми и ровными, что Реджи подумала о чудесах протезирования.

— Боюсь, вы упустили свое призвание, Реджина. Вы можете быть архитектором мирового уровня, но вы стали бы чертовски хорошим сыщиком.

Значит, Стю все эти годы следил за ее успехами? Реджи подумала о загадочных телефонных звонках, которые она регулярно принимала после отъезда из дома, значит, на другом конце линии находился Стю Бэрр, дышавший в ее здоровое ухо?

Реджи посмотрела на пса, который продолжал лежать, но его уши и глаза свидетельствовали о нераздельном внимании, как и у хозяина. Она сидела рядом с дверью и не сомневалась, что может успеть туда быстрее, чем Стю, который находился в нескольких футах от нее, по другую сторону кофейного столика. Но Реджи сомневалась, что сможет обогнать пса. Она прикоснулась к мобильному телефону, лежавшему в кармане, и подумала, сможет ли набрать 911, не глядя на клавиатуру.

— Я был там в тот вечер. Это я был человеком в бейсболке «Янкис», которого видели разговаривающим с Верой.

— Почему вы не сказали об этом?

— Потому что мой визит был частью следственных действий, связанных с убийствами Нептуна.

Реджи вопросительно посмотрела на Стю. Ей не хотелось, чтобы он до конца разобрался в ее подозрениях.

— Почему Вера? Вы знали, что она станет следующей?

Он покачал головой.

— Нет. Я собирался поговорить с ней наедине, потому что она была подозреваемой.

— Подозреваемой? По какому делу?

Стю откашлялся и смерил ее долгим, серьезным взглядом.

— Я был вполне уверен, что ваша мать и была убийцей, выдававшим себя за Нептуна.

Реджи откинулась на спинку стула.

— Не может быть, чтобы вы говорили всерьез.

— Работа сыщика заключается в сборе наводящих сведений. В определении связей. В случае Нептуна все нити вели к вашей матери. Она имела общий мотив для всех трех жертв.

Реджи вспомнила слова матери о нитях и связях и о том, что все люди связаны друг с другом, понимают они это или нет.

— Но она знала только Кэнди, а остальных — нет!

— Верно. Здесь начинается настоящая детективная работа. Кэндис Жаке встречалась с Джеймсом Яковичем. В сущности, Якович бросил Веру ради Кэндис. Адреа Макферлин встречалась с мужчиной по имени Сол Росси. Это имя вам что-то говорит?

— Моя мать встречалась с типом по имени Сол. Она называла его фотографом.

Стю покачал головой.

— Сол Росси был менеджером таксомоторной компании при аэропорте. Он недолго встречался с вашей матерью. Когда он порвал с ней, стал встречаться с Андреа Макферлин. Они познакомились через брачное агентство.

— А как насчет той девушки, которая училась на кинорежиссера? — спросила Реджи.

— Здесь все еще интереснее. Энн Стикни снимала документальный фильм про сушку табака и людей, которые работали на полях. Одним из них был Уэйн Эббот.

— Никогда не слышала о нем.

— Ваша мать некоторое время встречалась с ним. Он был гораздо моложе нее. Темноволосый, очень привлекательный. Он водил минивэн «фольксваген» и рассказывал всем о своих эпизодических ролях в кино. Кстати, это полная чушь.

— Мистер Голливуд, — пробормотала Реджи себе под нос.

— Молодой Уэйн решил, что Анна будет для него более выгодной партией, поэтому он расстался с бедной Верой. Он решил, что документальный фильм Энн приблизит к реальности его вымышленный типаж кинозвезды. Но у него ничего не вышло.

У Реджи голова шла кругом.

— Значит, эти три женщины…

— …увели мужчин у Веры.

— Но это бессмысленно! — воскликнула Реджи. — Ведь она сама стала следующей жертвой.

Стю улыбнулся.

— Умный ход, не правда ли? Как еще лучше замести следы? Изобразить себя в роли последней жертвы, чье тело так и не нашли.

Реджи подалась вперед, опасно балансируя на краю стула.

— Что? Вы хотите сказать, что она отрезала себе руку? Это же безумие!

Стю пожал плечами.

— Моя теория не нашла понимания у большинства моих коллег, и, разумеется, у меня не хватало улик для ее продвижения. Но тогда она казалась разумной.

— А как теперь? Это моя мать похитила Тару и по старой памяти отсекла ей руку? Просто встала со смертного одра ради последнего захода с хирургической пилой?

— Это вряд ли, — признал Стю. — По-моему, это дело рук имитатора. Или, может быть, у Веры был сообщник. Кто-то, посвященный в ее секреты. Или, возможно, это был какой-то случайный псих, отвлекшийся от столярных работ из-за новостей о том, что последняя жертва Нептуна еще жива. Твои догадки ничем не хуже моих. Боюсь, теперь я скорее умею возиться с яхтами, чем заниматься полицейскими расследованиями, — добавил он и дернул уголком рта.

Голова Реджи начала пухнуть, когда в нее хлынул поток новой информации, закружившийся в мозгу наподобие логарифмической спирали. Но там, в самом центре, находилась одна вещь, в которой она была уверена и за которую цеплялась, как за каменный выступ в разгар шторма. Стю Бэрр ошибался.

* * *

Час спустя Реджи сидела в своем автомобиле на другой стороне улицы, в некотором отдалении от дома Стю и ждала, когда он уйдет. Она надеялась, что он не солгал, когда сказал ей, что сегодня собирается заняться покраской яхты. Пакет с покупками после быстрой поездки в продуктовый магазин лежал на сиденье рядом с Реджи. У нее не было уверенности, что Стю по-прежнему хранит ключ в тайнике за табличкой с номером дома и что она будет делать, если не найдет ключа (может быть, разобьет заднее окно?), но ей нужно было попасть в этот дом. Реджи точно не знала, что надеется найти. Тару, лежащую в подвале, связанную и с кляпом во рту? Едва ли. Нет, если Стю был Нептуном и похитил Тару, то он спрятал ее более тщательно.

Несмотря на лучшие намерения, теория Стю точила Реджи изнутри и пробивалась в мозг, словно некий червь-паразит. Оказавшись на месте, она прочно обосновалась там. Реджи была абсолютно уверена, что Стю ошибается. Вера просто не могла быть убийцей.

Но что, если…

Реджи отогнала эту мысль и вернулась к наблюдению за домом. Теперь занавески были закрыты.

Она посмотрела на свой мобильный телефон, валявшийся на соседнем сиденье, взяла его и набрала номер «Желания Моники».

— Алло? — Голос Лорен звучал немного встревоженно.

— Это я, — сказала Реджи. — Ты помнишь, мамы не было дома каждый раз, когда исчезала одна из предыдущих жертв Нептуна?

Она слышала в трубке дыхание своей тети, но ничего больше. Наконец Лорен спросила:

— Реджина, к чему это ты?

— Наверное, ни к чему. — Реджи покусала нижнюю губу, чувствуя себя идиоткой. На другой стороне улицы появился Стю Бэрр со спортивной сумкой в руке. Реджи сползла как можно ниже на своем сиденье. — Мне нужно идти, — сказала она Лорен.

Стю сел в свой автомобиль и уехал. Реджи подождала добрых десять минут на тот случай, если он что-то забыл и решит вернуться. Потом она закинула на плечо курьерскую сумку, взяла пластиковый пакет с продуктами и направилась к парадной двери. Реджи повернула табличку: ключ лежал на том самом месте, куда его клали двадцать пять лет назад.

Удача!

Реджи вернула табличку на место и отперла дверь. Перед тем как открыть створку, Реджи сунула руку в пакет и развернула один из двух говяжьих стейков на кости, купленных специально для этой цели. Потом она осторожно приоткрыла дверь.

— Аполлон! — позвала Реджи. — Где ты, мальчик?

Холодный пот бусинками выступил у нее между лопатками. Рубцовая ткань вокруг уха невыносимо зудела. Когда Реджи услышала звук когтей, клацающих по полу, то представила трехглавое чудище, стража подземного мира, который приближался к ней.

Аполлон (к счастью, у него оказалась всего лишь одна голова) трусцой выбежал в прихожую и предупреждающе зарычал. Реджи пошире распахнула дверь и бросила стейк на дорожку.

— Давай, хороший мальчик, это для тебя!

Пес нервно облизнулся.

— Давай же, — повторила Реджи и указала на дорожку.

Наконец желание отведать мяса возобладало над охранным рефлексом, и он потрусил на дорожку, постепенно набирая ход. Реджи проскользнула в дом и заперла за собой дверь. Второй стейк Реджи оставила у двери, чтобы воспользоваться им для побега.

Стю прибрался на кухне, вымыл чашки и кофейник. Там пахло отбеливателем. Слишком чисто… подозрительно чисто.

Реджи прошла в гостиную, где увидела ряды книжных полок со старыми энциклопедиями, спортивными справочниками по охоте и рыбалке, книгами о постройке яхт и учебниками по морской биологии, должно быть, принадлежавшими Чарли. Взгляд упал на старую фотографию Стю со своими боевыми друзьями во Вьетнаме: все в мундирах и поднимают оловянные кружки, на заднем плане — машина «Скорой помощи».

— Святые угодники, — пробормотала Реджи, когда очередной фрагмент головоломки встал на свое место. Она забыла, что в армии Стю служил медиком и получил соответствующую подготовку — вот откуда его умение накладывать кровоостанавливающие жгуты и давящие повязки. И разве во Вьетнаме иногда не приходилось проводить ампутации прямо на поле боя, чтобы спасти солдат? Реджи была уверена, что читала об этом в книгах о гражданской войне, а с тех пор хирургия продвинулась далеко вперед.

Реджи торопливо прошла по коридору в спальню Стю. Там стояли двуспальная кровать, аккуратно заправленная и накрытая темным покрывалом, деревянный сундук, комод и встроенный шкаф. В сундуке лежали чистые простыни и наволочки. В комоде Реджи обнаружила обычный набор: носки и трусы — в верхнем ящике, футболки — во втором ящике и несколько пар джинсов внизу. Когда она шарила в ящике с джинсами, то нащупала что-то холодное и металлическое. Еще до того, как вытащить предмет из тайника, она поняла, что это такое: какой-то пистолет. Реджи почти ничего не знала об оружии и не могла определить марку. Она засунула пистолет туда, где нашла его, между двумя нижними джинсами.

Ничего особенного, сказала она себе. Многие люди держат у себя дома огнестрельное оружие, особенно бывшие полицейские. Тем не менее это заставило ее поежиться. Но пистолет не был уликой: Нептун ни в кого не стрелял. Ей нужно было найти хирургические инструменты, бинты и повязки, пилу с мелкими зубьями для резки костей.

Реджи напомнила себе, что нужно торопиться. Кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем Аполлон перестанет грызть кость и начнет лаять, оповещая соседей о том, что в доме находится посторонний? Она проверила встроенный шкаф и нашла выглаженные рубашки и штаны, висевшие на вешалках. Пошарив рукой по верхней полке, Реджи обнаружила лишь несколько шариков от моли.

Старая спальня Чарли находилась по другую сторону коридора. Сейчас она была пуста, не считая двуспальной кровати и пустого комода. В комнате не было безделушек или рисунков на стенах. Она казалась заброшенной.

Реджи направилась по коридору в рабочий кабинет Стю, щелкая каблуками по дубовому полу. Когда Чарли жил здесь, Стю держал свой кабинет запертым. Теперь она с радостью обнаружила, что он больше не трудится это делать. Старый засов до сих пор был прикручен перед дверью, но висячий замок отсутствовал.

От того, что Реджи увидела, когда вошла в комнату, у нее мгновенно перехватило дыхание, как будто она вдруг оказалась в вакуумной камере.

В комнате царил хаос. Стены, пол и письменный стол были покрыты записками, фотографиями, полицейскими отчетами и газетными вырезками, связанными с делом Нептуна.

— Вот сукин сын, — пробормотала она.

Это было все равно что вернуться назад во времени.

К стене были приколоты полицейские фотографии каждой отрезанной руки в молочной картонке и всех трех жертв в том виде, как они были найдены: Энн Стикни на городской лужайке, Кэндис Жаке у пьедестала монумента «Знание» перед библиотекой, Андреа Макферлин у фонтана в парке Короля Филиппа. Все женщины были обнажены и лежали в неестественных, скорченных позах, с большими белыми повязками, прикрывавшими то место, где находились их правые кисти.

Реджи почувствовала, как желудочная кислота подступает к горлу, обжигая гортань. Она сильно сглотнула, пытаясь загнать ее обратно. Одно дело — читать о найденных телах, слышать их обсуждение в новостях и представлять, как они могут выглядеть. Но видеть их на самом деле и замечать мелкие подробности, такие как шрам от кесарева сечения на животе Андреа Макферлин с многочисленными следами растяжек; ухо Кэндис Жаке, разорванное в борьбе с Нептуном, который ухватился за ее сережку; мертвенный, неровный свет, от которого тело Энн Стикни казалось почти голубым, — все это оживляло убийства совершенно новым и тошнотворным способом. Это были реальные женщины, а не имена в выпусках новостей. Да, Реджи знала это и раньше, но до сих пор не понимала по-настоящему.

И там, на последней фотографии справа, была рука ее матери в молочной картонке; кожа была похожа на пластик, как будто руку вылепили из модельной глины в какой-нибудь голливудской мастерской по созданию спецэффектов. Даже сейчас негнущийся палец указывал на Реджи.

Ее ноги превратились в желе, и она ухватилась за край письменного стола Стю, а потом опустилась в мягкое офисное кресло. Сделав несколько вдохов и выдохов, она включила компьютер, но он был защищен паролем. Она попробовала «Нептун», «Аполлон», «Йоги» и «Чарли», но на этом идеи закончились, и ей пришлось выключить аппарат.

Стол был завален документами и архивными папками; они были разбросаны по крышке, а некоторые упали на пол. На многих папках стояли имена жертв и подозреваемых, написанные на ярлыках: Энн Стикни, Андреа Макферлин, Кэндис Жаке, Джеймс Якович, Сол Росси, Уэйн Эббот. Наверху лежала папка с надписью Вера Дюфрен. К ней была прикреплена записка на клейкой бумаге. Реджи взяла папку и прочитала записку.

18/10/10

Детектив Бэрр,

сомневаюсь, что вы меня помните, но меня зовут Тара Дикенсон, и мы встречались много лет назад. Я — старая подруга Чарли. Сейчас я работаю сиделкой, и недавно меня пригласили ухаживать за Верой Дюфрен. Вчера вечером Вера кое-что сказала, и у меня есть надежда, что вы поможете мне разобраться в этом. Номер моего мобильного телефона 318-15-22. Пожалуйста, позвоните, как только получите это сообщение. Если это возможно, мне хотелось бы встретиться сегодня.

— Тара

— Значит, вот как ты добрался до нее, — сказала Реджи. Он просто позвонил по указанному номеру, назначил встречу и захватил Тару. Это была улика, которую искала Реджи. Теперь она может обратиться в полицию. Но нужно соблюдать осторожность. Все копы были друзьями Стю. Может быть, обратиться в полицию штата или даже позвонить в ФБР?

Реджи посмотрела на часы. Оставалось меньше двух часов до приезда Лена. Он отправится с ней. С его помощью она сумеет сделать это.

Реджи раскрыла папку с именем своей матери. Внутри были фотографии в профиль и анфас и рапорт об аресте, произведенном 3 декабря 1976 года. Обвинения включали управление автомобилем в нетрезвом виде и нападение на офицера полиции. Согласно рапорту, когда ее остановили, она набросилась на офицера с ключами от автомобиля и разодрала ему щеку. Полицейскому наложили три шва. Веру приговорили к шести месяцам общественных работ. Был и второй рапорт со снимками, датированный 25 апреля 1981 года. Согласно этому рапорту, Веру арестовали после того, как она за сто долларов согласилась заняться сексом с полицейским, который работал под прикрытием. Реджи посмотрела на растрепанную одежду своей матери, на смазанную тушь для ресниц вокруг глаз, делавшую Веру похожей на загнанного енота. Почему она это сделала? Для чего ей так были нужны эти сто долларов?

Голову Реджи как будто зажали в тисках и постепенно сдавливали ей виски.

Пролистав полицейскую подшивку, Реджи нашла записи, сделанные Стю Бэрром после допроса Веры 15 июня 1985 года.

Мисс Дюфрен признает, что она была знакома с последней жертвой, Кэндис Жаке. Когда ей задали вопрос о характере их отношений, мисс Дюфрен заявила: мисс Жаке «была моей подругой в разных барах. Мы давно знакомы». Мисс Дюфрен отрицает какую-либо враждебность по отношению к мисс Жаке, несмотря на тот факт, что Джеймс Якович (Кролик) бросил ее ради связи с мисс Жаке. «Пусть забирает его», — заявила мисс Дюфрен.

Стю спросил ее, где она была, когда исчезла Кэндис, и она не смогла припомнить. Она отрицала знакомство с Андреа Макферлин, но призналась, что имела связь с Солом Росси, с которым Андреа встречалась перед смертью.

Реджи перескочила через несколько абзацев, когда увидела свое имя.

У мисс Дюфрен имеется единственный ребенок, Реджина Дюфрен в возрасте 13 лет. Реджина живет в семейном поместье «Желание Моники» вместе с Лорен Дюфрен, старшей сестрой Веры, которая является главным опекуном ребенка. Когда мисс Дюфрен спросили, кто был отцом Реджины, она рассмеялась и пробормотала нечто невразумительное, а потом процитировала детский стишок:

Джорджи-Порджи, холодный нос,

Девочек целует, доводит их до слез,

Когда мальчики выходят играть,

Джорджи-Порджи пора убегать.

Примечание: во время беседы мисс Дюфрен явно находилась под влиянием алкоголя, что, по моему мнению, повлияло на некоторые ее ответы.

23 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Убийца приходит сюда, — сказала Тара, как только они вошли в бар Рейбена.

Реджи как во сне шла за Сидом, Реджи и Тарой. Она не желала идти, ей хотелось остаться в своей комнате и спрятаться под бабушкиным лоскутным одеялом, но Тара уговорила ее.

— Это последний вечер, Редж. — Ее голос в телефонной трубке был окрашен нотками отчаяния. — Наш последний шанс найти твою мать. Если мы не спасем ее… — Тара не закончила, позволив Реджи сделать собственные мрачные выводы.

— Итак, вот наш план, — продолжала Тара. — Ты поднимаешь свою задницу с постели и одеваешься. Мы заберем тебя через полчаса и поедем в бар Рейбена.

Реджи ничего не сказала о своем разговоре с Джорджем и визите к Бо Бэрру, но события минувшего дня болезненно пульсировали у нее в голове, как боль в ноге от пореза Тары.

— Откуда ты знаешь, что Нептун приходит сюда? — спросил Чарли.

— От них — от Андреа, Кэнди и Энн. Они говорят, что мы на верном пути. Их голоса стали сильными и громкими. Теперь они с нами.

Тара облизнула губы. Она выглядела еще бледнее, чем обычно; девочка, сделанная из бумаги.

— Кончай заливать, — сказал Чарли.

— Остынь, братишка, — сказал Сид и положил руку ему на плечо. — Пусть наша темная колдунья занимается своим делом.

Чарли стряхнул руку Сида и оглянулся на дверь, словно размышлял о побеге. В его глазах сверкала ярость. Потом он снова посмотрел на Тару и как будто успокоился.

Бар Рейбена был вдвое меньше «Взлетной полосы». Как объяснил Сид, главным преимуществом бара была не обстановка, а еда. Здесь не было бильярдного стола, музыкальных автоматов и неоновой рекламы пива. Стены были обшиты дешевой древесно-стружечной плиткой и оклеены фотографиями, газетными вырезками и открытками. У стойки бара стояли потертые табуреты, а столики были обставлены разномастными стульями. В углу у коридора стоял игровой автомат «Пакман». Из кухни доносилась жизнерадостная музыка вместе с чудесными ароматами пряностей. На грифельной доске за стойкой бара были перечислены напитки и простое меню: гумбо, джамбалайя, красные бобы с рисом и бургер по-каджунски[116]. Внизу кто-то приписал мелкими буквами: Предсказание судьбы за 5 долларов. Спрашивайте у бара.

— Как твоя нога? — спросила Тара.

Реджи пожала плечами.

— Я порезала себе руку, перед тем как Сид забрал меня, — прошептала Тара. — Потом покажу.

Сид кивнул бармену, высокому смуглому мужчине со светлыми глазами, и направился к угловому столику. Тара села рядом с ним. На ней было черное обтягивающее трико с длинными рукавами и джинсы, в которых было больше дырок, чем ткани. Чарли надел футболку с надписью «Липкие пальчики» и джинсовую куртку.

Реджи осмотрела помещение. Люди еще не подтянулись к обеду. За столиком рядом с дверью сидела молодая пара: мужчина и женщина о чем-то разговаривали приглушенными голосами. Еще два человека сидели в противоположном конце бара: пожилая женщина в сиреневом пальто, с маленьким пуделем на коленях, и коренастый лысый мужчина в черном виниловом костюме с наброшенным на плечи длинным виниловым плащом. Реджи видела, что мужчина сильно потеет: его лицо раскраснелось, лысая макушка влажно блестела. Он барабанил пальцами по стойке бара, и на каждом пальце имелось минимум одно кольцо.

— Мистеру Винилу приходится несладко, — прошептал Чарли.

Тара закатила глаза.

— У каждого свои недостатки, — сказала она и достала из потрепанной сумочки пачку сигарет. Сид дал Таре прикурить. Он чисто вымылся, побрился, уложил прическу с муссом для волос и надел черные джинсы и футболку с черным блейзером.

Бармен подошел к их столику.

— Что будем заказывать, ребята? — поинтересовался он.

Реджи не могла определить его акцент — мелодичный, с непривычным ритмом. Его гладкая кожа имела светло-кофейный оттенок, а поразительные светло-голубые глаза напоминали аквамарин. Бармен носил на шее кожаный ремешок, на котором болталось нечто вроде сухой куриной лапки. Реджи не могла отвести глаз от этой лапки с загнутыми чешуйчатыми пальцами.

— Пиво «Бад» и бургер по-каджунски, с кровью, — сказал Сид.

— А для дамы? — спросил он, кивнув в сторону Тары.

Тара улыбнулась и облизнула губы.

— Коктейль «Лонг-Айленд» и чай со льдом, пожалуйста.

Бармен рассмеялся.

— Думаете, я поверю, что вам двадцать один год?

— Я выгляжу моложе своих лет, — сказала Тара.

Бармен посмотрел на нее, потом на остальных.

— Как насчет кувшина содовой?

— Мне кока-колу, пожалуйста, — сказал Чарли. — И бургер по-каджунски.

— Я закажу гумбо, — буркнула Тара, откинувшись на спинку стула и играя с прядью волос.

— Хороший выбор, мисс. — Бармен улыбнулся. — Это наше фирменное блюдо. А для вас, мисс? — Он посмотрел на Реджи.

— На самом деле я не… — начала она.

— Она тоже будет кушать гумбо, — перебила Тара.

Бармен повернулся и через двойную стеклянную дверь направился на кухню. Реджи вернулась к наблюдению за баром, словно ждала, что пожилая женщина или мистер Винил сделают что-то необычное, чего нельзя упустить из виду. Обменяются тайными взглядами, несколькими фразами, может быть, поцелуются. Никогда не знаешь, что может случиться.

— Так что ты думаешь? — с легким придыханием спросил Чарли. — Это был Рейбен? Следует ли нам расспросить его о Вере?

Вера. Вера из Нью-Йорка. Будущая звезда, девушка с рекламы кольдкрема «Афродита».

Шлюха по имени Вера.

— Я совершенно уверен, что это Рейбен, — сказал Сид. — Думаю, здесь и в основном готовит его мать. Она выросла в Луизиане, где-то на байю[117] или еще где. Говорят, она занимается вуду — всякие там куколки, дохлые цыплята и прочее дерьмо. Видели куриную лапку у него на шее? Жуткая хрень, да?

— Как я уже говорила, у каждого свои недостатки, — сказала Тара. — Хочешь сигарету, Реджи?

Реджи покачала головой. Сид достал сигарету из пачки и закурил.

— Ты куришь, как кинозвезда, — обратился он к Таре.

— Спасибо, дорогой. — Она выпустила дым ему в лицо, потянулась к зажигалке и стала щелкать колесиком, высекая искры.

— Чем ты вчера занималась, Редж? — спросил Чарли.

«Я позволила Таре разрезать мне ногу бритвой. Потом пошла к твоему дяде и спросила, не приходится ли он мне отцом. Я узнала, что моя мать была шлюхой».

— Ничем, — ответила Реджи и сползла пониже на стуле, желая оказаться где угодно, только не здесь.

Что если Бо солгал? Сказал все эти жуткие вещи лишь для того, чтобы скрыть правду, что он на самом деле ее отец? От этой мысли ее подташнивало. Она посмотрела на Чарли, в которого была влюблена с пятого класса. Неужели он может оказаться ее кузеном?

Кровь застучала у Реджи в висках.

— Ты как, нормально? — спросила Тара и под столом потерла лодыжку Реджи носком своей туфли.

— Отлично, — ответила Реджи и тяжело сглотнула.

Бармен вернулся с напитками. Сид задал ему вопрос, и бармен подтвердил, что его зовут Рейбен и он владеет этим заведением с 1976 года.

— Очень рада знакомству, Рейбен. — Тара с наигранной скромностью протянула ему руку. Высокий мужчина ответил легким пожатием. — Мне интересно, сможете ли вы помочь нам? Видите ли, моя подруга Реджи — дочь Веры Дюфрен. Мы слышали, что Вера проводит здесь много времени.

— Не могу сказать, что знаю ее, — отозвался Рейбен. На его лице появилось непроницаемое выражение.

— В самом деле? — спросила Тара.

— Не думаю, что знаю кого-то с таким именем, — сказал Рейбен.

— Рост примерно пять футов и пять дюймов, платиновая блондинка, носит много косметики, — четко доложил Чарли, подражая своему отцу. — Она актриса и бывшая модель.

«Вы знаете, что я была девушкой с рекламы кольдкрема «Афродита»?»

«Хотите посмотреть фокус? Купите мне выпить, и я покажу вам».

Рейбен покачал головой.

— Понятия не имею. Ваша еда будет готова очень скоро.

Вернувшись за стойку бара, он заново наполнил бокал мистера Винила и сказал ему что-то такое, отчего тот развернулся на табурете и посмотрел на их столик. Его глаза были слишком маленькими для широкого, плоского лица, влажная кожа блестела под лампами над стойкой.

Реджи настороженно повернулась к Чарли и прошептала:

— Мне здесь не нравится. Я хочу домой.

Тот кивнул.

— Понимаю, мне тоже не нравится. Но лучше останемся и поедим, ладно?

Он придвинулся ближе и положил руку ей на плечо. От этого по ее телу растеклось блаженное тепло, но потом она поняла, что он так поступил лишь потому, что Тара прильнула к Сиду.

— Сплошная дрянь, — пробормотала Реджи, имея в виду все сразу: исчезновение матери, свои сегодняшние открытия, фальшивое поведение Чарли, обнявшего ее в жалкой попытке пробудить ревность Тары, и тот факт, что она разрешила Таре порезать себя бритвой.

— Добро пожаловать в реальный мир, малышка, — протянула Тара, игравшая с песочными часами на своем ожерелье.

— Не знаю, зачем мы вообще пришли сюда, — сказал Чарли. — Только впустую тратим время. Этот Рейбен даже не знает Веру.

— Господи, да он явно врет, — возразила Тара.

— Это тебе тоже мертвые женщины сказали? — ощетинился Чарли.

— Нет, — ответила Тара. — Я просто вижу это.

— Я согласен с Тарой, — поддакнул Сид.

— Ну, конечно, — с горечью сказал Чарли.

— Мне нужно в туалет, — сказала Реджи и встала. Ее колени казались резиновыми, порез на ноге ужасно болел.

— Хочешь, пойду с тобой? — предложила Тара.

Боже, Реджи что, шесть лет? Неужели она выглядит такой жалкой в глазах друзей?

— Нет, спасибо. Все в порядке.

— Уверена? — спросила Тара. Правой рукой она приоткрыла свою сумочку, чтобы Реджи могла увидеть серебристую коробочку с бритвенным лезвием внутри.

Тара выводила ситуацию на новый уровень, предлагая заняться их тайной забавой в общественном месте и показывая замаскированную бритву перед мальчиками, которые не обращали на это внимания. Кожа Реджи нестерпимо зачесалась, пока она смотрела на бритву. Реджи чувствовала, как общий секрет тихо пульсирует между ними и свербит, как зубная боль. Это обостряло ощущения, но каким-то образом умаляло тайну, которая становилась похожей на сочное, блестящее яблоко с пятнышком гнили, незаметным для посторонних.

— Нет, спасибо, — повторила Реджи и отвернулась от разочарованного лица Тары.

По пути мимо бара Реджи через стеклянные двери заглянула в кухню. Она увидела Рейбена, стоявшего за разделочным столом и выкладывавшего ощипанных цыплят. Рейбен поймал ее взгляд, улыбнулся долгой, медленной улыбкой, а потом поднял огромный мясницкий нож и опустил его, одним быстрым ударом мастерски разрезав птицу пополам вдоль грудины.

23 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Где Джордж? — спросила Реджи у Лорен. Она нашла свою тетю в ванной наверху, споласкивающей судно Веры. Реджи встала в дверях с курьерской сумкой, переброшенной через плечо. Внутри лежали папка с полицейским досье Веры и записка Тары, адресованная Стю Бэрру.

По пути домой все обрело новый смысл: неустанное внимание Джорджа, который покупал ей подарки и помогал оплачивать учебу. Мать всегда говорила, что они с Джорджем когда-то состояли в близких отношениях. Может быть, Лорен ничего не знала?

— Думаю, сегодня он работает у себя дома. Он что-то говорил о поездке на склад в Брэттлборо, но я точно не знаю, будет ли это завтра или сегодня вечером.

— Лорен, можно провести несколько минут наедине с мамой?

Она скептически посмотрела на Реджи.

— Разумеется. Но я только что дала ей ативан, и она может быть сонной.

Реджи обнаружила свою мать закутанной в простыни и одеяла; ее лицо было бледным как мел. Реджи подумала о том, что недавно слышала от Стю, и попыталась представить Веру в качестве убийцы. Ей захотелось истерически рассмеяться.

— Эй, — сказала Реджи, осторожно устроившись на краю кровати и прикоснувшись к плечу матери.

— «Эй» — для лошадей, — откликнулась Вера.

Реджи улыбнулась.

— Лошади едят овес, а девочки — овсянку, — продолжила она.

— А ягнятки щиплют травку, — закончила Вера.

— Мама?

Вера приоткрыла глаза и посмотрела на нее.

— Что ты можешь рассказать мне про Стю Бэрра?

Вера улыбнулась и запела:

— Если в лес пойдешь сегодня, ждет тебя сюрприз.

Если в лес пойдешь сегодня, лучше притворись.

Будет там полно медведей,

потому что мишка Тедди

собирает всех соседей на пикни-иик!

Реджи наклонилась и прошептала в ухо матери:

— Стю Бэрр — это Нептун?

Вера рассмеялась.

— Ты можешь сказать мне, мама?

Вера закрыла глаза; казалось, она вот-вот заснет.

— У меня есть еще один стишок, — сказала Реджи и погладила мать по щеке, которая на ощупь была сухой и пергаментной. — «Джорджи-Порджи, холодный нос»…

Вера открыла глаза, но ничего не сказала.

— «Девочек целует»… — продолжила Реджи.

— «Доводит их до слез», — сказала мать.

— Я помню, мама. Все, что ты говорила о Джордже. О том, как он любил тебя, но не мог получить. Я помню, что ты говорила про Джорджа и его уток, как ты постоянно дразнила его и говорила, что, когда взрослый мужчина тратит свободное время на изготовление дурацких деревянных уток, это выглядит неестественно.

Вера улыбнулась. Ее губы были сухими и потрескавшимися.

— Однажды ты спросила его: «Почему ты ни разу не смастерил утку для меня, Джордж?» Поэтому через несколько дней он вручил тебе коробку. Ты открыла ее и достала чудесного лебедя, вырезанного из дерева. Ты сказала ему: «Это не похоже на тех уток, которых я видела». А он сказал: «Да, это гадкий утенок. Всю свою жизнь он сравнивает себя с другими, считает себя отверженным, а потом вырастает и понимает, что на самом деле он — прекрасный лебедь».

У Реджи навернулись слезы на глаза, пока она рассказывала эту историю и вспоминала, как Джордж смотрел на мать, когда она держала резного лебедя так осторожно, словно он был сделан из стекла. Маленький деревянный лебедь, которого Реджи убрала в свою «коробку памяти» и хранила там долгие годы после того, как все объявили ее мать погибшей.

— Джордж — мой отец, да?

Вера смотрела на простыни, как будто ответ мог находиться где-то там.

— Пожалуйста, мама, — взмолилась Реджи.

— Мне холодно, — сказала Вера.

— Я дам тебе еще одно одеяло. — Реджи встала и пошла к шкафу.

— Если здесь холодно, то в Аргентине жарко, — сказала Вера.

— Ну, я не думаю, что мы скоро отправимся туда, — сказала Реджи и набросила еще одно одеяло поверх остальных.

— О, это не так далеко, — пробормотала Вера и закрыла глаза. — Там живет Ева Перрон. И там выращивают самые замечательные груши.

— Чудесно, — сказала Реджи. Она подоткнула края одеяла и посмотрела, как ее мать отходит ко сну.

* * *

Реджи тихо вышла из комнаты и направилась по коридору в свою спальню. Она взяла из шкафа «коробку памяти» и достала деревянного лебедя. Подарок Джорджа для Веры. Она провела пальцами по изящным резным перьям, по гладкому изгибу длинной шеи. Лебедь был вырезан из мягкого дерева, скорее всего из сосны. Реджи осторожно убрала лебедя в курьерскую сумку. Оставалось лишь надеяться, что документов, которые лежали внутри, будет достаточно для спасения Тары. Наступил последний день, и время быстро истекало. Реджи уже в сотый раз посмотрела на часы: оставался еще час до приезда Лена. Следует ли ей подождать и отправиться в участок вместе с ним? Она достала телефон и набрала номер Лена, но аппарат автоматически переключился на голосовую почту.

— Это я, — сказала Реджи. — Просто хотела узнать расчетное время прибытия. Позвони мне, как доедешь до города, и я продиктую тебе, как и куда ехать.

Лен мог находиться где угодно, но ей была дорога каждая секунда. Чем скорее она передаст сведения в полицию, тем выше будут шансы найти Тару живой. А если они не поверят ей и даже откажутся слушать, то она позвонит Чарли и выяснит, где Стю держит свою яхту. Они с Леном поедут на побережье, найдут Стю и будут следить за ним, пока он не приведет их к Таре. Это был не самый замечательный план, но все же лучше, чем ничего.

Реджи убрала телефон в сумку и ощутила на шее дуновение холодного ветра через щель в окне, которое осталось приоткрытым. Реджи закрыла его. Ее отвертка все еще лежала на подоконнике. Реджи положила ее в сумку, чтобы убрать в коробку с инструментами, когда вернется к своему автомобилю.

— Все в порядке? — спросила Лорен, когда Реджи спустилась вниз и прошла на кухню.

— Все хорошо. Мама спит.

— Пожалуй, я приготовлю ланч для нас, — сказала Лорен.

— Спасибо, но на меня не рассчитывай, — отозвалась Реджи. — Мне нужно бежать и сделать еще несколько дел.

— Неужели у тебя не найдется времени перекусить?

Реджи покачала головой.

— Может быть, позже, когда вернусь.

Зазвонил телефон. Лорен ответила на звонок, потом сказала: «Минутку, пожалуйста» и передала трубку Реджи.

— Алло?

— Мисс Дюфрен, это сестра Долорес из приюта «Наш дом» в Уорчестере. Мне сказали, что вы пытались связаться со мной. — Голос был низким и спокойным, с легким пришепетыванием.

— Да, — сказала Реджи. — Большое спасибо, что перезвонили.

— Как себя чувствует ваша мать? — спросила сестра Долорес.

— Пока все в порядке. Настолько в порядке, насколько можно было ожидать. После приезда домой она довольно часто говорила про вас. Судя по всему, у нее сложилось очень высокое мнение о вас, и я благодарна за это. За то, что вы были рядом, когда нас не было.

— М-м-м, — понимающе протянула сестра Долорес. — Я молилась за нее. Вы ей скажете, хорошо?

— Обязательно. Сестра, я надеялась, что вы сможете немного больше рассказать о моей матери.

— Например?

— Например, как она оказалась у вас? Говорила ли она что-нибудь о своем прошлом?

Сестра Долорес помолчала несколько секунд.

— Мисс Дюфрен, — наконец сказала она. — Я руковожу приютом, рассчитанным на сотню коек. Занимаюсь этим уже более двадцати лет. Я научилась не совать нос в чужие дела. Люди, которым мы помогаем, прожили не самую счастливую жизнь. Если они хотят, чтобы я узнала, какие обстоятельства привели их в «Наш дом», то рассказывают мне… в свое время.

— Моя мать то приходила к вам, то уходила, и так продолжалось в течение двух лет, верно? И, судя по всему, вас она считала лучшим человеком на свете. Она должна была что-то сказать.

— Конечно, она говорила массу всяких вещей. Например, что ее зовут Ивонна и что она была актрисой.

— Она никогда не рассказывала о том, как потеряла руку? О Нептуне?

— Ничего. То же самое я сказала детективу, который приехал сюда: она почти ничего не говорила о том, откуда пришла к нам. Могло показаться, будто она упала с ясного неба.

— Детектив из Брайтон-Фоллс? — спросила Реджи. — Молодой человек по имени Эдвард Леви?

— Нет, нет. Это был пожилой мужчина, очень приятный. Боюсь, я совсем не смогла помочь ему, но он не расстроился, хотя потратил целый день на поездку к нам. Его звали детектив Бэрр. Полагаю, вам известно это имя?

— Да, — выдавила Реджи. У нее внезапно пересохло в горле.

— Чрезвычайно приятный джентльмен. Жаль, что я не смогла рассказать ему побольше.

23 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

Чарли поджидал Реджи в коридоре перед женским туалетом, разглядывая открытки и фотокарточки на стенах.

«Привет из Рино. Газуй по шоссе № 66! Привет от кафе «Дорожная добыча».

Реджи едва не столкнулась с ним.

— Что такое? — спросила она.

— Я надеялся, что ты поговоришь с Тарой. Скажи ей, чтобы она сбавила обороты… с Сидом.

Реджи заглянула Чарли за спину, где Сид и Тара коротали время за столиком. Она практически уселась к нему на колени и целовала его. Она лизала его рот, словно дружелюбная собачка. Реджи снова затошнило, но она не могла оторвать взгляда от них.

— Почему я должна это делать?

Сид начал хватать Тару за грудь, а она отталкивала его руку, а потом что-то сказала, и он засмеялся. Они вернулись к поцелуям.

— Потому что. — Чарли был в ярости и отчаянии. — Он ей не пара, и ты это знаешь.

— Может быть, она хочет именно этого, — сказала Реджи. — Считает себя крутой и хочет выглядеть крутой.

— Но Таре на самом деле это не нравится, — проскулил Чарли. — На самом деле она совершенно нормальная. Вся эта крутизна и психические фокусы… она просто играет.

Реджи все это надоело до тошноты. Все, что люди знали (или думали, что знают) о других людях. Может быть, каждый имел тайную жизнь, а не только Вера? Реджи внезапно возненавидела происходящее вокруг. Ей хотелось, чтобы люди стали такими же прозрачными, как аквариумы, без всякой мути, без дезориентации. Без лжи и притворства. Никаких тайных комнат или вранья о проклятых театральных постановках, которых даже не существует.

Но больше всего, прямо сейчас, Реджи раздражало то обстоятельство, что весь мир как будто вращался вокруг Тары, с ее прихотями и предсказаниями, не говоря уже о том, что ее собственная мать находилась в плену у какого-то убийцы и психопата.

— Знаешь, Тара режет себя бритвой, — сказала Реджи ядовитым тоном, которого даже не ожидала от себя.

— А?

— И жжет себя зажигалкой. У нее на руках и ногах полно шрамов. Она гораздо более психованная, чем ты думаешь.

«И я тоже», — добавила она про себя.

Чарли ошалело уставился на нее, и она продолжила:

— Можешь поверить, Чарли, ты ей безразличен. И ты ни черта не сможешь с этим поделать.

Его глаза сверкнули.

— Ты этого не знаешь! — отрезал он. Он двинулся прочь, но она поймала его за руку.

— Чарли, — тихо и умоляюще пробормотала Реджи. — Извини.

Чарли посмотрел на нее и открыл рот, собираясь что-то сказать, но затем передумал. Он презрительно стряхнул ее руку, набрал в грудь побольше воздуха и широкими шагами направился к столу.

Вот скотство. Теперь еще и это. Может быть, это свойство Реджи унаследовала от матери: уникальную способность отталкивать людей, которые для тебя дороже остальных?

* * *

Реджи возила ложкой в своем супе, почти не вникая в нелепый разговор между Тарой и Сидом. Ей хотелось лишь одного: поскорее убраться отсюда, прийти домой, положить подушку на голову и остаться в таком положении на несколько дней. Реджи не собиралась вставать завтра утром, поскольку знала, что произойдет, когда она это сделает: она включит новости и узнает, что обнаружено тело ее матери. Копы, репортеры и горожане соберутся вокруг обнаженного тела Веры, будут качать головами и щелкать языками.

«Плохо, очень плохо. Настоящий позор. Такая красивая женщина».

Решение Реджи, как и всегда, было чисто оборонительным — запереться в своей комнате, закутаться в одеяло и проделать старый детский фокус под названием: «Если я тебя не вижу, то и ты меня не видишь».

— Я не сказал «всю сосиску», а лишь «часть сосиски», — говорил Сид. — Это, понимаешь, совсем другое дело.

Чарли разъяренно посмотрел на своего двоюродного брата.

Тара залилась смехом.

— Думаю, это как-то слабо связано с завтраком.

— Не совсем, — сказал Сид. — Мы же говорим о польской колбасе.

— Фу! — фыркнула Тара. — Я ненавижу полукопченую колбасу.

Сид наклонился, что-то прошептал ей в ухо, и Тара снова фыркнула.

— Только без кислой капусты! — хохотнула она.

Господи. Неужели эти люди ничего не понимают? Мать Реджи сидит в какой-то пыточной камере вместе с серийным убийцей и, возможно, ест последнее в своей жизни блюдо из лобстера. Реджи помешала суп, обнаружила там креветку и с отвращением отложила ложку.

Реджи слышала голос своей матери: «Все дело в связях. Есть большая сеть, которая связывает нас всех — тебя, меня, президента и того парня, который изготовил проклятую атомную бомбу. Разве ты ее не чувствуешь?»

— Эй! — раздался у Реджи над ухом раздраженный голос Чарли. — Кто-нибудь есть дома?

— А что? — пробормотала она.

— Я спросил, готова ли ты убраться отсюда, — сказал он.

— Определенно готова. — Она отодвинула свою тарелку.

— А мне не кажется, что она уже хочет уходить, — сказала Тара и взяла Реджи за руку. — Правда, Реджи?

Чарли злобно уставился на Тару.

— Почему тебе обязательно нужно быть специалисткой во всем? — спросил он. — Теперь ты долбаная специалистка по желаниям Реджи?

— Никогда не называла себя специалисткой, — парировала Тара. — Просто я думала…

— Может быть, тебе пора держать свои идиотские мысли при себе? Потому что я, например, давно устал постоянно слушать их.

— Расслабься, чувак, — сказал Сид.

— Ни хрена не «расслабься»! — вызверился Чарли. Он перешел на крик, и некоторые обедающие уже смотрели на них. — Ты уже так расслабился, что почти не видишь дорогу перед собой. И ты болван, если думаешь, что получил славный кусок задницы, ведь ты и понятия не имеешь, насколько она чокнутая!

— С меня хватит, — сказал Сид и встал.

— Почему бы тебе не показать нам свои руки, Тара? — спросил Чарли. Он тоже встал и угрожающе наклонился над ней, тяжело дыша.

Тара недоверчиво посмотрела на него. Потом она повернулась и пронзила Реджи огненным взглядом темных глаз. Послание было ясным: «Ты предала меня».

Реджи затаила дыхание в ожидании того, что Тара отплатит ей той же монетой и откроет всю правду про нее. «Раз уж речь зашла об этом, то почему бы не взглянуть на ноги Реджи?» Но Тара лишь молчала и сверкала глазами. Это было хуже, чем разгласить чужой секрет. Сердце Реджи как будто окатили ледяной водой.

Чарли потянулся к рукаву Тары, и она отпрянула. Сид перехватил запястье Чарли и крепко сжал. Он сшиб бокал со стола, и тот разбился.

— Какие-то проблемы, ребята? — спросил Рейбен. Он подошел очень быстро и теперь стоял прямо за Сидом.

— Нет, — сказал Сид. Он отпустил руку Чарли и уселся обратно. — Никаких проблем, правда, кузен?

— Рад слышать. — Рейбен кивнул. — Почему бы вам не закончить обед и не поехать домой?

Он еще недолго смотрел на них, потом повернулся и ушел за стойку бара.

— Давайте убираться отсюда, — сказал Сид и бросил деньги и счет, оставленный на столе.

Никто не двинулся с места. Тара гневно смотрела на Реджи. Чарли гневно смотрел на Тару. А Реджи смотрела на осколки стекла и тающие кубики льда на полу.

— Пошли, пока они не вышибли отсюда наши задницы, — сказал Сид. Реджи встала, и Тара с Чарли последовали за ней.

* * *

Фонари на автостоянке были выключены. Ребята немного постояли, пока глаза приспосабливались к темноте, и направились к автомобилю Сида.

— В общем, я не думаю, что скоро смогу засветиться здесь, — сказал Сид.

— Это ты виноват! — рявкнула Тара на Чарли. — Если бы не закатил там мерзкую сцену…

— Ну да, вини меня во всем, — сказал Чарли. — Ты режешь и пилишь себя, вламываешься в квартиры мертвых женщин, а теперь еще и превращаешься в законченную шлюху. Ты не медиум, Тара. Ты настоящая психопатка!

Сид рванулся вперед, ухватил Чарли за ворот футболки и развернул лицом к себе.

— Достаточно, Чарли.

Чарли толкнул Сида обеими руками в грудь, отчего Сид попятился и повалился спиной на асфальт.

— Господи! — воскликнул Сид и начал подниматься. Чарли набросился на него, и они оба принялись кататься по автостоянке. Сид пытался стряхнуть Чарли и уклониться от его пинков и ударов.

Тара ринулась вперед и ухватила Чарли за воротник.

— Слезь с него! — завопила она.

Чарли качнулся назад; Тара потеряла равновесие и тоже упала на асфальт.

— Придурок! — взвизгнула она.

Реджи помогла ей встать, но Тара быстро стряхнула ее руки.

— Какого хера ты сделала? — спросила она. — Что ты ему сказала?

— Прости, — пробормотала Реджи.

Тара яростно тряхнула головой.

— Ты все испортила! — яростно прошипела она.

Сид и Чарли кое-как встали, цепляясь друг за друга. Чарли был меньше Сида, но его движения казались более выверенными и целенаправленными, чем у противника, который двигался, как медлительное долговязое пугало.

Чарли схватил Сида за горло, и тот тщетно пытался разжать его пальцы. Тара прыгнула и впилась ногтями в руки Чарли.

— Отпусти его! — Она стояла возле Сида.

Реджи оцепенела. Она знала, что ей нужно что-то предпринять, но не понимала, что именно. Сид издавал жуткие квохчущие звуки. Реджи подошла к Чарли и увидела на его руках кровоточащие царапины, оставшиеся от ногтей Тары.

— Пожалуйста, Чарли, — сказала она. — Ты не такой.

Чарли недоуменно посмотрел на свои руки, сомкнутые на горле Сида, как будто они ему не принадлежали, и отпустил его. Сид захрипел, пытаясь глотнуть воздуха и хватаясь руками за помятое горло.

Реджи наклонилась к Чарли и прикоснулась к его кровоточащей руке.

— Это я виновата, — сказала Реджи. — Мне не следовало говорить такие вещи о Таре. Я просто взбесилась. Я ревновала, и… — Она запнулась и поняла, что если сейчас не скажет эти слова, то не скажет никогда.

«Я люблю тебя».

Она мысленно выкрикнула эти слова, но когда она открыла рот, то наружу вырвалось лишь убогое: «Мне очень жаль».

— Отстань от меня! — выкрикнул Чарли и оттолкнул ее. — Отстаньте, все вы! Просто оставьте меня в покое!

Они застыли, глядя друг на друга широко распахнутыми глазами.

— Пошли все вон отсюда! — заорал Чарли. Он снова рванулся вперед и обеими руками толкнул Сида. Тот зацепился за отставленную ногу Тары и опрокинулся назад, болтая ногами. Его голова с тошнотворным треском ударилась о мостовую.

Какую-то секунду никто не двигался. Время остановилось. Реджи как будто оказалась где-то далеко и рассматривала сцену, запечатленную на фотографии. Там был Чарли с вытянутыми руками, словно чудовище Франкенштейна. Тара стояла боком, твердо упираясь ногой, через которую перелетел Сид, и взгляд Реджи был устремлен на Чарли в тщетной попытке повернуть время назад.

— Сид? — позвала Тара. — О господи, Сид! — Она опустилась на четвереньки и заглянула ему в лицо.

Чарли нервно переминался с ноги на ногу.

— С ним все в порядке, — сказал он.

Тара подняла голову.

— Нет! Ни хрена не в порядке! Он ударился затылком. Здесь много крови.

Реджи присела на корточки и осмотрела Сида, скорчившегося в тусклом свете на мостовой. Его глаза были открыты, и темная лужица крови собиралась вокруг головы. Реджи поднесла руку к его рту и ноздрям.

— Ребята, кажется, он вообще не дышит. Думаю, ему совсем плохо. — Ее голос звучал визгливо и пронзительно.

Все это сотворила она. Ее любовь к Чарли, ее ревность. Если бы Реджи не рассказала ему о Таре, то они с Сидом не стали бы драться. И Сид бы не лежал перед ними на асфальте.

Пятнышко гнили глубоко внутри нее начало расползаться в стороны.

— Он умер! — простонала Тара, глядя на Чарли. — Он ни хрена не дышит, и убил его ты!

— Заткнись, мать твою! — завопил Чарли. Он качался из стороны в сторону. — Я думал… вот дерьмо! Это был несчастный случай! — Он лягнул Сида и крикнул: — Вставай!

— Нам нужна помощь, — сказала Реджи. Она выпрямилась и медленно попятилась к двери бара Рейбена.

— Нет! — Тара прыгнула из сидячего положения, крепко схватила ее за руку и потянула назад. — Уже слишком поздно. Нам нужно убраться отсюда. Прямо сейчас.

Фары автомобиля, свернувшего на стоянку, осветили ужасную сцену: Реджи смотрела на лицо Сида, бледное и окаменевшее, с лужицей крови, собравшейся вокруг его головы, как темное гало. Автомобиль постоял несколько секунд с работающим двигателем и ярким светом, направленным ей в лицо. Реджи не видела, кто сидел внутри.

— Беги! — взвизгнула Тара и потащила Реджи за собой. Они побежали вместе с Чарли. Реджи обернулась через плечо и увидела, как автомобиль сдал назад, развернулся и выехал с автостоянки, скрипнув покрышками.

Это был светло-коричневый седан, и внутри не было никого, кроме водителя.

23 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут

— Реджи, — сказал Джордж, когда встретил ее у двери. — Все в порядке?

— Можно войти? — спросила Реджи.

— Разумеется. — Он отступил в сторону, и она вошла в дом.

— Проходи в мой кабинет, — сказал Джордж и направился дальше по коридору.

Джордж уселся за тяжелым деревянным столом, а Реджи устроилась на мягком стуле напротив него. После хаоса, царившего в кабинете Стю Бэрра, кабинет Джорджа выглядел почти как монашеская келья. Деревянные половицы были чистыми и блестящими, книги аккуратными рядами выстроились на нескольких полках, встроенных в стену. Лампа с зеленым абажуром освещала стол, который был пустым, если не считать нескольких накладных, с которыми работал Джордж. Ощущение порядка успокаивало Реджи и заставляло верить, что все еще может повернуться к лучшему.

— С твоей мамой все в порядке? — спросил Джордж. Он снял очки и положил их на крышку стола. Даже его очки были совершенно чистыми, с аккуратными стальными ободками.

— У нее все хорошо. С учетом ее состояния, сам понимаешь.

Он удовлетворенно кивнул.

— Жаль, что в последнее время от меня не было особого толку. Я с головой ушел в работу. Мы потеряли одного из крупных поставщиков и столкнулись с определенными препятствиями в сооружении нового склада в Брэттлборо.

— Все нормально, мы справляемся. Послушай, Джордж, я хочу попросить об одной услуге.

— Давай.

— Я надеялась, что ты съездишь вместе со мной в полицейский участок.

— В участок?

— Думаю, я знаю, кто такой Нептун. У меня есть доказательства, но боюсь, они мне не поверят. Особенно этот молодой сыщик, Эдвард Леви. Мне нужна любая помощь, какую я могу получить. Мой друг Лен едет сюда из Вермонта, но я не хочу больше ждать.

Глаза Джорджа казались огромными.

— Ты знаешь, кто такой Нептун?

Реджи кивнула.

— Что тебе известно о Стю Бэрре?

— Об этом детективе?

— Он ухаживал за моей мамой в школе… и потом, — сказала она.

— Да, я помню, — сказал Джордж. — Она встречалась и с его братом Бо. Насколько я помню, там все немного запуталось.

— Я думаю, что Стю Бэрр может быть Нептуном, — сказала Реджи.

— Что? — Он подался вперед и наклонился к Реджи так близко, как это было возможно через стол.

Она запустила руку в свою курьерскую сумку и достала полицейское досье Веры и записку от Тары, адресованную Стю.

— Он был мужчиной в бейсболке «Янкис», который разговаривал с ней в баре в тот вечер. По его словам, он допрашивал ее и предполагал, что она сама может оказаться Нептуном.

Джордж покачал головой.

— Это нелепо.

— Что если Стю был тем самым человеком, который обещал жениться на ней? Что если он заманивал этих женщин любыми извращенными способами, какие только можно придумать?

Джордж откинулся назад и прикрыл лицо руками.

— Бог ты мой, — сказал он. — Только представьте! Он находился в идеальном положении, чтобы совершить эти преступления и выйти сухим из воды. Он возглавлял расследование! Никто не понимал, как можно оставлять руки на крыльце полицейского участка и не попасться с поличным. Но все видели, как Стю Бэрр заходит туда и выходит обратно.

Реджи кивнула.

— Мне нужно обратиться в полицию и показать им записку от Тары. Но я беспокоилась, ведь все копы хорошо знают Стю. Они будут горой стоять за него, может быть, даже откажутся рассматривать улики.

— Я поеду с тобой, — сказал Джордж. — Понадобится немало убеждения, но сегодня последний день, Редж. Если он действует по той же схеме, то сегодня ночью он убьет ее, а утром выставит напоказ ее тело.

Реджи закрыла глаза и попыталась отогнать образ Тары, — обнаженной, лежащей на каком-нибудь поле, покрытом утренней росой, с перевязанным обрубком запястья.

— Я знаю. Спасибо, что согласился поехать со мной. Что бы ни случилось, вместе нам будет легче.

— Это не проблема. — Джордж встал.

— Подожди, — сказала Реджи. — Перед уходом я хотела задать еще один вопрос.

— Хорошо. — Джордж опустился в кресло. Он выглядел немного встревоженным.

«Просто спроси», — сказала себе Реджи. Лучше покончить с этим. Точно знать, что было на самом деле.

— Вы с моей матерью когда-то были вместе, правда? До того, как ты увлекся Лорен.

— Реджи, — вздохнул он. — Мы уже обсуждали все это, правда? И я сказал тебе…

— Ты сказал то, что счел нужным. В детстве и ранней юности ты изо всех сил старался защитить меня от правды. Вы с Лорен создали целый вымышленный мир, скрывая, кем была моя мать и куда она отправлялась, когда ее не было дома. Думаю, ты и теперь кое-что скрываешь от меня.

— Например?

— Ты мой отец, Джордж?

Он резко отвернулся, словно получил пощечину. Секунду спустя он овладел собой и повернулся к Реджи, но только смотрел на нее.

— Пожалуйста, Джордж. Не надо больше тайн.

Он устало кивнул.

— Она никогда не хотела, чтобы ты знала об этом. Твоя мать говорила, что я могу сколько угодно принимать участие в твоей жизни как друг семьи, но не должен говорить тебе правду. Полагаю, она думала, что для тебя будет лучше представлять разных людей, которые годились бы тебе в отцы, чем столкнуться с потрясением, получив отца в моем лице.

Реджи закусила губу, вспоминая то, что Вера говорила о Джордже: она называла его неудачником и насмехалась над его утками.

— Лорен знает?

— Нет… Ну, может быть. Думаю, она догадывается, но она никогда не спрашивала. Ей известно о моем романе с твоей матерью, вот такие дела. — Он посмотрел на свои ботинки.

Запутанный клубок тайн, в котором они все существовали до сих пор, стал настоящим шоком для Реджи. Оставалось лишь гадать, что делать дальше. Ей казалось, будто она попала в бездарный телефильм из тех, какие показывают в дневное время: дочь узнает, что человек, который был значимой фигурой в ее жизни, на самом деле является ее отцом. Реджи едва ли не слышала слащавую музыку, подводящую к кульминационному моменту. Здесь она должна была сказать нечто трогательное, исполненное глубокого смысла, нечто такое, что должно закончиться слезливыми объятиями.

Ее разум отключился; все вращалось слишком быстро, и было невозможно ухватиться за любую мысль или идею, чтобы произнести ее вслух.

Джордж нерешительно улыбнулся и встал.

— Нам лучше поторопиться. Я только возьму пальто и выключу свет. Буду через минуту.

Назад, в реальный мир.

Реджи откинулась на спинку стула. Скоро все закончится. Осталось лишь убедить полицейских, чтобы они проверили Стю и обыскали его яхту. Может быть, именно там он и держит Тару.

Реджи убрала в сумку полицейское досье Веры и записку Тары. На самом дне лежал лебедь Джорджа.

Джордж. Ее отец. К этому еще надо будет привыкнуть, но в глубине души Реджи знала, что это правда. Она чувствовала это как часть его личности внутри себя — логичную, практическую часть. Реджи понимала генетическое происхождение своей любви к порядку, к планам и чертежам, к умению видеть красоту и огромные возможности в обычном куске дерева.

Реджи достала из сумки деревянную утку и провела пальцами по резным перьям.

«Это гадкий утенок. Всю свою жизнь он сравнивает себя с другими, считает себя отверженным, а потом вырастает и понимает, что на самом деле он — прекрасный лебедь».

Это была не только история ее матери, но и ее собственная история, не так ли?

Реджи повернула птицу в руке, разглядывая искусно вырезанные перекрестные желобки на перьях. Она представила Джорджа, склонившегося над верстаком с резцом в руке и кропотливо выводившего каждую деталь.

Но там, в центре лебединой груди, прямо над несуществующим деревянным сердцем, находилось нечто чужеродное.

Не перья и не инициалы, оставленные мастером.

Нет. Там, скрытое в узорных линиях, находилось тайное послание. Предупреждение. Признание.

Крошечный резной трезубец.

— Вот дерьмо! — сдавленно прошептала Реджи. Мощный прилив адреналина хлестнул по ее нервам, как сотня чашек эспрессо, все чувства обострились до предела.

Дрожащими пальцами Реджи провела по трезубцу. Мысли взрывались у нее в голове, но одна четкая и ясная команда заглушала все остальное.

«Беги! Немедленно убирайся отсюда!»

— Ты готова?

Реджи вздрогнула. Джордж стоял прямо за ней, в дверном проеме, с улыбкой на лице. Его взгляд остановился на лебеде, которого Реджи держала в руке, и улыбка изменилась, хотя почти незаметно.

— Само собой! — чересчур бодрым тоном отозвалась Реджи. Проклятие, нужно контролировать свои чувства. — Помнишь его? — спросила она и протянула лебедя, не желая навлекать подозрения. — По-моему, однажды ты подарил его маме. Недавно я нашла его в своем шкафу в «Желании Моники». Он очень красивый.

Она постаралась сказать это как можно ровнее и положила лебедя в свою сумку. Джордж кивнул, внимательно глядя на Реджи.

— Поедем в моем автомобиле, — спокойно сказал он.

— Я могу ехать за тобой, — предложила Реджи, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Джордж вынул из кармана ключи и открыл переднюю дверь.

— Ну, нет, — сказал он. — Я настаиваю.

Часть III