Отрывок из книги Марты С. Пэкетт «Руки Нептуна: подлинная история нераскрытых убийств в Брайтон-Фоллс»
«Думаю, что до этих убийств мы во многих отношениях жили в эпоху невинности, — говорит преподобный Хиггинс из Первой конгрегационалистской церкви Брайтон-Фоллс. — Мы считали, что здесь не может случиться ничего дурного. Нептун что-то отнял у нас, помимо жизни этих несчастных женщин. Он отнял наше ощущение безопасности и показал нам истинный лик зла. Трудно представить, как можно вернуться к прежнему порядку вещей. Я не думаю, что Брайтон-Фоллс или кто-либо из его жителей остался таким же, как раньше».
23 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
Джордж насвистывал, обеими руками плотно обхватив рулевое колесо. Реджи изучала его руки — маленькие, даже изящные, с аккуратно подстриженными ногтями. Они выглядели гладкими, почти безволосыми, и Реджи была уверена, что они мягкие на ощупь. Она всегда представляла руки Нептуна более крупными и грубыми. Это же были руки художника или хирурга, и то обстоятельство, что они выглядели совершенно безобидными, глубоко беспокоило ее.
Она до сих пор не могла оправиться от потрясения. Джордж, помогавший ей учить алгебру и учивший кататься на велосипеде; кроткий маленький Джордж с лицом Дядюшки Мыши — он был Нептуном. Это казалось совершенно невозможным.
Реджи заставила себя повторять слова снова и снова, чтобы они дошли до ее сознания:
«Джордж — мой отец».
«Джордж — это Нептун».
«Нептун — мой отец».
Она мысленно вернулась к своей астрологической карте, к крошечному голубому трезубцу в двенадцатом доме, кусочку Нептуна, запрятанному глубоко внутри нее, который навевал кошмары и художественные видения. Теперь она понимала, что это было нечто большее, гораздо большее: половина ее ДНК, строительных кирпичиков ее личности, исходила от него.
Она изучала профиль Джорджа, подмечая черты фамильного сходства. Правда ли, что у нее такой же лоб, как у него, и его подбородок?
Возможно ли, что, помимо любви к порядку и планированию, в ее клеточном материале заложена скрытая тяга к убийству, которая до сих пор не находила возможности для проявления?
Реджи ехала на пассажирском сиденье, поставив сумку на полу между ног. Судорожно сжались мышцы живота, и Реджи сделала глубокий вдох, обдумывая свой план. Когда они приедут в полицейский участок, она выполнит вместе с Джорджем все формальные процедуры и расскажет полицейским о Стю Бэрре. Потом она найдет возможность остаться с одним из них наедине, покажет ему лебедя и скажет, что Джордж на самом деле является Нептуном. Она будет под надежной защитой всего полицейского департамента Брайтон-Фоллс. И они получат своего убийцу, только и всего. Они задержат его и будут допрашивать, пока он не признается и не расскажет им, где спрятал Тару. Это сработает. Должно сработать.
Ей нужно лишь убедиться в том, что любые подозрения, которые могли возникнуть у него, когда он увидел ее с лебедем в руке, отступили на задний план. Она облизнула губы и втайне пожелала, чтобы ей досталась хотя бы частица актерского мастерства матери.
— Не могу поверить, что это с самого начала был Стю Бэрр, — сказала Реджи. — И только подумать, он пытался убедить меня, что моя мать была Нептуном!
Она покосилась на Джорджа. Такого выражения лица, как у него, она еще никогда не видела: едва заметная улыбка и решительный, безрадостный взгляд. Реджи поняла, что он знает.
Не оставалось сомнений: Джордж видел, что она заметила трезубец. И теперь она находилась в большой, большой беде.
— Твоя мать — необыкновенная женщина, — задумчиво сказал Джордж.
— М-да. — Реджи кивнула. Ее ладони вспотели, стук сердца отдавался в горле.
Она панически огляделась по сторонам. Джордж повернул в другую сторону. Они направлялись вовсе не в центр города. Джордж повел автомобиль долгим кружным путем, ведущим к Эйрпорт-роуд.
— Разве мы не должны были повернуть налево? — Она старалась говорить спокойно и деловито. «Глупенький Джордж, ты пропустил поворот».
— Мне сначала нужно кое-что сделать. — Джордж ухмыльнулся, по-волчьи оскалив зубы. — Ты не возражаешь, правда?
Реджи с трудом сглотнула.
— Вообще-то я надеялась, что мы сразу же поедем в участок. Я думала, что чем скорее они увидят записку от Тары, тем раньше выйдут на след Стю. Так будет больше шансов спасти Тару.
— Это не займет много времени, — пообещал Джордж.
— Мой друг Лен очень скоро будет в городе, — сказала она, хватаясь за последнюю соломинку. — Он захочет знать, где я.
— М-м-м, — безразлично отозвался Джордж, глядя на дорогу перед собой.
Несколько минут они ехали в молчании. Реджи рассматривала возможность открыть дверь и выпрыгнуть на ходу, но все светофоры были зелеными, и Джордж держал высокую скорость. Последнее, чего хотела Реджи, — это раскроить себе череп или оказаться раздавленной под колесами проезжающего грузовика. Ей не хватало воздуха, и она нажала кнопку, чтобы опустить окошко, но ничего не произошло. Джордж заблокировал окна. Значит, двери тоже заблокированы? Проклятье!
— Тебе жарко, Реджи?
— Да, немного душно.
— Я включу кондиционер.
Они миновали старые амбары для хранения собранного табака. Теперь лишь немногие выращивали табак. Один амбар переоборудовали для торговли рождественскими елками, в другом продавали хризантемы. Но большинство амбаров были заброшены и стояли пустыми, с покосившимися стенами и обрывками защитных сеток, хлопавших по столбам, как призрачные флаги.
Джордж включил кондиционер в режиме холодного обдува, и покрытая потом кожа Реджи пошла мурашками. Она немного наклонилась вперед, представляя мобильный телефон в своей сумке и гадая, сможет ли незаметно нащупать его. Реджи наклонилась еще ниже и сделала вид, что чешет воображаемую царапину на ноге.
— Все в порядке, Реджи? — спросил Джордж, глядя на Реджи.
— Все хорошо, — ответила она и выпрямилась.
Она глядела через ветровое стекло прямо перед собой, но периферийным зрением наблюдала за Джорджем. Он не был крупным мужчиной, фактически он был таким же высоким, как Реджи. Он горбил плечи, и над брюками выпирал небольшой животик. Она сомневалась, что Джорджу удастся одолеть ее с помощью одной лишь грубой силы, а в салоне вроде бы не было никакого оружия. В схватке один на один у Реджи были хорошие шансы.
— Я сказал, что твоя мать — необыкновенная женщина, — произнес Джордж, когда выехал на линию обгона, чтобы оставить позади рейсовый автобус из аэропорта. — Подумай об этом: обо всем, что ей пришлось пережить, о жизнях, которые она изменила.
Она снова наклонилась почесать ногу, и ее рука скользнула по сумке. Джордж свирепо взглянул на Реджи, и она выпрямилась.
— И знаешь, что самое поразительное? Что всегда сбивало меня с толку? — Джордж говорил все громче и быстрее. Маленькая жилка у него на лбу раздулась и пульсировала.
Реджи покачала головой.
— Нет, — призналась она. — Что?
— То, что она не имела ни малейшего понятия, какой властью обладает над другими людьми. Уникальной способностью разрушать и уничтожать.
— Не вполне понимаю, что ты имеешь в виду.
Снова голодная звериная ухмылка.
— О, я думаю, ты понимаешь.
Они повернули на Эйрпорт-роуд и проехали кафе «Серебряная ложка», где когда-то работала покойная Кэндис Жаке. Реджи смотрела на здание в стиле ар-деко и видела отражение белого автофургона Джорджа на серебристом витринном стекле.
— Посмотри, что она сотворила с тобой, — сказал Джордж.
Реджи поморщилась.
— Она старалась, как могла.
— Собака была бы для тебя лучшей матерью, чем Вера, — сказал он. Жилка на его виске набухла еще сильнее, лоб покрылся потом. Он говорил быстро, выплевывая слова одно за другим. — Она забросила тебя и каждый день пила со своими хахалями. Всегда была готова потрахаться за несколько бесплатных рюмок и дешевый обед.
— Я не думаю…
— А потом, — перебил Джордж, — потом они всегда бросали ее. Они видели ее насквозь и понимали, что могут найти себе что-нибудь получше.
Они миновали бар Рейбена, перед которым стояла большая вывеска с надписью «ПРОДАЕТСЯ». Реджи вспомнила, как Сид валялся на мостовой в луже крови, и услышала голос Тары: «Беги!» Они подъехали к желтому светофору, и Реджи начала возиться с замком так незаметно, как только могла. Ее сердце дрогнуло, когда она услышала тихий щелчок, но тут Джордж ускорился и проехал на желтый свет. Они миновали аэропорт и углубились в ничейную территорию, застроенную складами, заброшенными фабриками и мотелями с почасовой оплатой. Мотель «У аэропорта» находился слева от них, по-прежнему выкрашенный в ядовито-розовый цвет.
— Выбор, — сказал Джордж. — Жизнь всегда подталкивает нас к этому, не так ли? К тому или иному выбору. Каждый из нас в ответе за свою судьбу, Реджи, сознаем мы это или нет.
— Согласна, — сказала Реджи, лихорадочно оглядываясь вокруг по мере того, как жилые постройки все больше отдалялись от них. Они переехали железнодорожные пути. Вокруг тянулись пустые участки, заросшие жестким кустарником и сухой травой.
— Ты можешь считать, что Вера была жертвой, но правда в том, что она пришла к своему теперешнему состоянию благодаря решениям, которые она принимала. Один неверный выбор за другим. Хотя было так легко остановиться и повернуть в другую сторону. Вести достойную жизнь. Именно это я ей и предлагал, а она снова и снова отвергала меня. Насмехалась надо мной.
Он скривился и облизнул губы. Фургон замедлил ход, когда они подъехали к повороту дороги. Реджи рванула дверную ручку, взмолившись о том, чтобы замок сработал. Дверь распахнулась, и Реджи прыгнула, ударилась о мостовую и покатилась, как мешок картошки, тормозя плечами и бедрами. Она услышала визг тормозов, но не стала оглядываться, а поднялась и сразу бросилась бежать. Если она успеет нырнуть в заросли кустов, у нее будет шанс. Она умела быстро бегать и привыкла к длинным дистанциям. Джордж был как минимум на двадцать лет старше нее. Если она сможет с самого начала установить достаточно большое расстояние между ними, все будет в порядке.
Она полетела на землю лицом вниз, прежде чем успела осознать, как близко он находился. Секунду-другую она лежала, оглушенная, а потом почувствовала, как вес Джорджа, придавившего ее сверху, немного сместился. Она резко выгнулась в попытке стряхнуть его, но он держался крепко. Реджи недооценила его силу. Он рывком перевернул ее на спину. Реджи лягнула его в пах, но промахнулась.
— Так не должно было случиться, — сказал он, приподнял ее за плечи, а потом изо всех сил бросил на землю. Небо за ним потемнело, весь мир потускнел, превращаясь в узкий тоннель, и Реджи видела лишь лицо Джорджа в дальнем конце, ухмыляющееся, словно зловещая луна. Потом исчезло и оно.
24 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
Реджи крутила педали своего старенького «Пежо», проезжая по городу. Солнце только всходило, окрашивая небо над аэропортом красным марсианским сиянием. Реджи казалось, будто она находится на другой планете. На дорогах почти не было автомобилей, лишь редкие автофургоны, развозившие по городу свежий хлеб, молоко и бензин. Встречались и отдельные ранние пташки, которые торопились успеть на работу в Хартфорд, пока движение не станет слишком плотным. В некоторых домах горел свет, и Реджи видела движение за окнами без занавесок: женщина готовит завтрак, мужчина в семейных трусах включает телевизор. Работающие разбрызгиватели на газонах превращали траву в сверкающее зеленое море. Уличные фонари до сих пор горели, и, когда Реджи достигла центра города, это было немного похоже на фильм про зомби, где главный герой становится одним из последних выживших. Магазины были пусты, темные окна похожи на закрытые глаза. Создавалось ощущение, что город затаил дыхание и чего-то ждет.
Реджи снова посмотрела на розовые и красные оттенки рассвета, разливавшегося над горизонтом, и вспомнила кровь Сида на мостовой вчера вечером. Она плотно зажмурилась на несколько секунд и отогнала от себя это видение.
Она кружила по центральной части города, проверяя каждую травянистую лужайку и каждую витрину. По пути Реджи миновала полицейскую машину и поняла, что копы делают то же самое. Она все быстрее крутила педали. Ей не хотелось, чтобы какой-нибудь полицейский в мундире, совершенно незнакомый человек с пистолетом и рацией на поясе, оказался тем, кто найдет Веру. Реджи должна быть первой: она снимет куртку и накроет обнаженное тело матери, прежде чем нагрянут толпы зевак и экспертов, которые будут делать снимки, копаться под ногтями у Веры и рыться в ее волосах в поисках малейших улик. Главным образом, Реджи хотела сказать «прости», она должна была это сделать. Она подвела свою мать. Если бы она была умнее, уделяла больше внимания мелочам и была лучшей дочерью, то, наверное, смогла бы вовремя найти ее.
Теперь она не только будет дочерью жертвы серийного убийцы, но и сама станет убийцей. По меньшей мере, сообщницей. Если бы она так сильно не напортачила вчера вечером и взяла под контроль свои эгоистичные чувства, то, может быть, события приняли бы другой оборот.
Не обнаружив никаких признаков своей матери в центре города, Реджи пересекла Мэйн-стрит и направилась в сторону Эйрпорт-роуд. Пока она ехала, в голове проносились видения прошлого вечера. Сид, с треском ударившийся головой о мостовую, Тара, приказывающая им бежать. Желудок болезненно сжался, когда Реджи вспомнила, как они бежали все втроем, молча и сосредоточенно, а потом повернули в разные стороны, и Тара крикнула: «Запомни: этого никогда не было».
«Запомни».
Да, это был несчастный случай, но им нельзя было убегать. Реджи знала об этом. Она понимала это с самого начала, но была слишком испуганной и потрясенной, чтобы противостоять Таре. Теперь они, возможно, числятся в розыске за убийство.
Реджи проехала мимо табачных амбаров, где мужчины только начинали выходить на работу. Один из них свистнул, когда она проезжала мимо, но это не было восхищенным посвистом, каким обычно провожают хорошеньких девушек; скорее это напоминало призыв для собаки. Реджи смотрела на дорогу перед собой и не оглядывалась назад.
Она миновала плакат с огромным лицом Кэндис Жаке. «ВЫ МЕНЯ ВИДЕЛИ?» Боже, почему никто не снимет его?
Скоро наступит очередь ее матери. Реджи представила фотографию Веры в завтрашней газете и надпись: «ВЕРА ДЮФРЕН, ЧЕТВЕРТАЯ ЖЕРТВА НЕПТУНА». И что они скажут о ней? Конечно, репортерам не понадобится много времени, чтобы докопаться до истины. Они найдут убогую комнатку в мотеле «У аэропорта». Узнают о неудачной актерской карьере. Составят список баров и мужчин, с которыми она встречалась. Найдется ли место хотя бы для упоминания о дочери? Реджи сосредоточилась, представляя завтрашнюю передовицу и пытаясь прочитать воображаемую статью, чтобы узнать, где было обнаружено тело Веры. Глупость, конечно. Как будто можно вот так просто заглянуть в будущее. Если бы Тара была здесь, она могла бы сделать вид, будто умеет это делать. Но притворство — это нечто совершенно иное… и Реджи — не Тара.
Двухполосная дорога расширилась до четырех полос, и Реджи проехала мимо «Серебряной ложки», где уже стояло полтора десятка автомобилей и подъезжали новые. Здесь движение было оживленнее: такси и рейсовые автобусы до аэропорта, путешественники, торопившиеся успеть на свой рейс. В воздухе пахло дизельными выхлопами и жареной едой. Над головой пролетел самолет, направлявшийся в какой-то далекий пункт назначения: Сан-Франсиско, Пуэрто-Рико, Рим.
Реджи пыталась представить людей в самолете, пролетавшем наверху, и какой вид открывается оттуда. Могут ли они видеть ее, одинокую девочку, проезжающую на велосипеде по асфальтовым джунглям, мимо рифленых металлических ангаров, розового придорожного мотеля и бара под названием «Взлетная полоса»? Реджи осматривала каждую автостоянку, каждую аллею и боковую дорогу. Она ехала и ехала: лодыжки болели от напряжения, пот промочил футболку и холодил кожу в раннем утреннем воздухе.
Когда Реджи доехала до бара Рейбена, то почти ожидала увидеть желтую полицейскую ленту, огораживающую место преступления и массу полицейских, пытающихся реконструировать, что произошло с Сидом. Но стоянка была пустой, а его тело исчезло. Реджи захотелось съехать с дороги и посмотреть на то место, где оно лежало. Осталось ли там пятно крови?
Но Реджи не решилась повернуть туда. Полицейские могли вести наблюдение на тот случай, если убийца по какой-то причине решит вернуться на место преступления. Все в баре Рейбена видели ее, Чарли и Тару вместе с Сидом. Полиция найдет их, это лишь вопрос времени. И что потом? Их арестуют, отвезут в центр для несовершеннолетних преступников или отправят в настоящую тюрьму? Реджи было наплевать. На самом деле это не имело значения. Они это заслужили. Отчасти она даже хотела этого: оказаться взаперти, в изоляции от остального мира.
Реджи проехала мимо аэропорта, туда, где здания попадались все реже, а четыре полосы снова превратились в две. Она миновала грунтовую дорогу, ведущую к одному из складов Джорджа. Сбоку выезжал фургон с надписью «Продукты Монахана», осуществлявший раннюю утреннюю доставку. Внезапно испугавшись, что Джордж может застигнуть ее здесь, Реджи развернула велосипед. Может быть, стоит попробовать аэропорт, поездить вокруг гаражей и автостоянок?
За спиной раздался механический щебечущий звук, и Реджи оглянулась через плечо. Это был полицейский автомобиль с включенным проблесковым маячком. Ей сделали знак съехать на обочину. Реджи остановила велосипед и увидела, как из машины выходит Стю Бэрр.
— Я искал тебя, Реджина, — сказал он.
23 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
— Мы обе мертвы, Дюфрен, — сказала Тара. Ее лицо распухло, губы слиплись от крови. Голова клонилась на грудь, как будто была слишком тяжелой для мышц шеи. Тара едва могла приоткрыть глаза.
— С тобой все в порядке? — спросила Реджи. Тупой вопрос. Она очнулась несколько секунд назад. Нептун стоял над ней, пыхтя, как паровоз, и его голос звучал укоризненно:
«Так не должно было случиться».
Джордж снял с ее глаз повязку и ушел, но Реджи чувствовала, что это ненадолго. Нужно было действовать быстро.
Бетон под ее спиной был холодным и зернистым, царапая кожу там, где задралась рубашка. Ее руки были закинуты над головой, локти на уровне ушей, запястья примотаны к трубе клейкой лентой. Труба была надежно прикреплена к гофрированной металлической стене. Реджи могла коснуться стены, когда протягивала пальцы назад. Подняв голову, она увидела, что Джордж использовал половину мотка, чтобы обмотать ее лодыжки.
Инструменты для ампутации на подносе, который он оставил, переливались и сияли в тусклом свете: единственные блестящие предметы в помещении. Поднос лежал на полу примерно в пяти футах справа, как будто искушая дотянуться до инструментов.
— У меня все отлично, бл…, — ответила Тара и сплюнула кровью. Она сидела прямо у железной трубы на другой стороне здания, примерно в двадцати футах от Реджи. Ее туловище было обернуто в несколько слоев серебристой изоленты, прикрепленной к трубе. Руки оставались свободными, но в пределах досягаемости ничего не было. Конец ее правой руки утопал в сплошной массе белых бинтов.
— Болит? — спросила Реджи, глядя на то место, где раньше находилась правая кисть Тары.
— Можно сказать и так. — Тара скривилась. — Сукин сын с прошлого вечера не давал мне морфина.
Взгляд Реджи вернулся к хирургической пиле и скальпелю, к кучке бинтов.
«Не смотри на них, — сказала она себе. — Не паникуй, просто думай».
Голова Реджи взорвалась огненной вспышкой боли, когда она попыталась оглядеться по сторонам в заброшенном складе. Саднили ободранные локти и правое бедро. Щека как будто была порвана, и кровь запеклась толстой коркой.
Реджи опустила глаза и увидела, что песочные часы, прикрепленные к ожерелью, болтаются поверх рубашки. Стекло треснуло, розовый песок сыпался наружу.
«У тебя есть одна минута на то, чтобы вызволить нас отсюда. Если ты этого не сделаешь, мы обе умрем».
— Где мы? — спросила Реджи, стараясь успокоить бешеный стук сердца.
— В аду, — мрачно ответила Тара.
Реджи вытянула ноющую шею и увидела изогнутые металлические стены, образующие полукруглую арку наверху, как будто они находились внутри огромной консервной банки, разрезанной вдоль. Здание имело примерно 40 футов в длину и 20 футов в поперечнике. Окон не было, лишь большая деревянная сдвижная дверь в дальнем конце и огромный вентилятор над ней.
— Это сборный ангар, — сказала Реджи, испытывая странное облегчение. По крайней мере, это было здание, а не пещера безумного колдуна. Так получилось, что Реджи много знала о таких конструкциях. Она училась в архитектурном колледже Род-Айленда, в том штате, где были изобретены полукруглые металлические ангары. И она досконально ознакомилась с их устройством, когда занималась дизайнерской модификацией такого ангара для пожилых супругов из Беннингтона.
— Эта конструкция получила название в честь Куонсет-Пойнт на Род-Айленде, — сказала Реджи, машинально переключившись на голос, которым она пользовалась для лекций в университете. — Они были сконструированы инженерами ВМФ в начале Второй мировой войны. Им нужно было иметь укрытие — легкое, недорогое, мобильное и пригодное для быстрой сборки с помощью ручных инструментов.
Реджи посмотрела на гофрированные металлические стены и поддерживавшие их стальные арки. Металл потемнел и местами проржавел. Это здание долго простояло на одном месте.
— Твои богатые знания впечатляют, да только от них нет никакого толку, — сказала Тара.
Но Тара ошибалась. Для Реджи это имело большой смысл. Умение разделять вещи на категории, называть их, систематизировать и выделять структурные элементы переводило восприятие, — по крайней мере, сейчас, — из царства кошмаров в реальный и осязаемый мир.
Реджи помнила статью в «Бостон Глоб», превозносившую ее работу над жилым ангаром в Беннингтоне. Там была фотография владельцев за столом на кухне: свет струился через окно, выходившее на юг, шкафчики были выкрашены в жизнерадостный лимонный цвет с ярко-синими акцентами. «Дюфрен — настоящая волшебница, — сказали они репортеру. — Она делает невозможное возможным».
Ангар, в котором Реджи находилась сейчас, вовсе не был светлым и жизнерадостным. Несколько тусклых лампочек на потолке были вделаны в древние цоколи. Сверху и сбоку от сдвижной двери в щели проникал солнечный свет, и ветер неспешно вращал вентилятор наверху, отбрасывавший движущиеся тени на грязный, потрескавшийся пол. Рядом с Тарой стоял старый деревянный стол. За ним виднелись какие-то сломанные механизмы — ржавые автомобильные оси, передняя часть грузового подъемника, система шкивов и блоков.
В разных местах валялись кучи грузовых поддонов и рассохшихся деревянных ящиков. Реджи поняла, что это ящики из-под овощей и фруктов. На ближайшем к ней стояла надпись: «ПРОДУКТ АРГЕНТИНЫ». На ящике имелась цветная этикетка с изображением темноволосой женщины, которая с соблазнительным видом держала большую, сочную грушу. Реджи посмотрела на другой ящик с изображением улыбающихся красных виноградин, которые вроде бы пели хором. Слова песни висели над ними в окружении музыкальных нот: «В АРГЕНТИНЕ ВСЕГДА ПРЕКРАСНАЯ ПОГОДА».
Реджи бросило в холодную дрожь.
Джордж привез ее мать в это самое место. Возможно, и других женщин.
Она вспомнила лица, которые видела лишь несколько часов назад на стене в доме Стю Бэрра: Андреа Макферлин, Кэндис Жаке, Энн Стикни. Все они провели последние дни своей жизни здесь, в этом грязном, холодном месте, где воняло машинным маслом и гнилыми фруктами, забытыми и испорченными вещами. Все жертвы лежали на спине под сводчатым арочным потолком, связанные и беспомощные в этой извращенной Церкви Нептуна.
Реджи подняла голову и посмотрела на Тару.
— Ты была в сознании, когда он принес тебя? Ты помнишь что-нибудь об окрестностях этого ангара?
— Нет. Но мы, должно быть, на какой-то проклятой пустоши. Сначала я кричала и кричала, но никто не пришел.
Реджи прислушалась и услышала звуки садящихся и взлетающих самолетов где-то позади себя. Она посмотрела на часы: 14.15. Солнце находилось прямо за вращающимся вентилятором. По ее догадке, они находились примерно в двух милях от аэропорта. У Джорджа имелись старые склады в самом конце Эйрпорт-роуд. Должно быть, это один из них.
— Как долго я была в отключке? — спросила Реджи.
— Недолго, пятнадцать или двадцать минут. Я услышала шум автомобиля снаружи. Пару минут спустя он принес тебя. А сколько я здесь пробыла? — поинтересовалась Тара. — Я утратила счет времени.
Реджи хотела было солгать, но не смогла.
— Сегодня четвертый день, — сказала она.
Тара свесила голову на грудь и закрыла глаза.
— Теперь уже недолго, — произнесла она спокойным, деловитым тоном.
— Как ты узнала, что это Джордж? — спросила Реджи.
— Я была не вполне уверена, — сказала Тара. — Однажды вечером Вера совершенно вышла из себя. Это было сразу же после его посещения. Она снова и снова повторяла, что она не вернется обратно, что он не сможет заставить ее. Мы полночи не спали, и я не разобрала половину того, что она сказала, но услышала достаточно, чтобы задуматься о связи между Джорджем и Нептуном. Во всяком случае, он держал ее где-то, прежде чем она оказалась в приюте для бездомных. Я отправилась к отцу Чарли, но его не было дома.
— Почему к нему? Он же на пенсии.
— Я решила, что никто не знает всю подноготную этого дела лучше, чем Стю Бэрр. Думала, он знает, что нужно делать. Но… Джордж опередил меня. — Она секунду помолчала. — Наверное, это Лорен рассказала ему, как сильно расстроилась Вера и что я всю ночь просидела в ее комнате. Не знаю… Он как-то догадался, что я догадалась, возможно, с помощью гребаной психической силы серийного убийцы. Он выследил меня, набросился исподтишка и едва не задушил до смерти. Тогда я думала, что умерла, но потом очнулась здесь. Он рассказывал мне всякие вещи. Он сумасшедший, Реджи. Он безумен, как летучая мышь из ада. Из того, что они с Верой рассказали мне, выяснилось вот что. Он годами держал твою мать в какой-то маленькой арендованной комнате в Уорчестере, неподалеку от одного из его складов в том районе. Представлял ее как свою больную жену. Угрожал, что если она когда-нибудь сбежит, то он придет за тобой.
— О господи! — прошептала Реджи.
— Да. Он покупал ей еду, сигареты, выпивку. Ее не запирали, но она была слишком запугана, чтобы уйти. Он приносил ей мобильный телефон, набирал твой номер и давал послушать твой голос, когда ты отвечала. Так она могла понять, что он держит слово и что с тобой пока все в порядке. Еще это была угроза: он показывал ей, что знает, где тебя найти.
— Это была она, — сказала Реджи, вспоминая все телефонные звонки за долгие годы и странное напряженное дыхание на другом конце линии, как будто человек, который ей звонил, вот-вот собирался что-то сказать.
— Но в конце концов она сбежала? — спросила Реджи.
Тара сипло засмеялась.
— Он отпустил ее. Думаю, ему просто надоело держать ее в тайном убежище все эти годы. И, разумеется, она больше не была королевой красоты, она была больной и обезумевшей — словом, настоящей обузой. Лорен все больше нуждалась в его обществе и начала задавать вопросы о его поездках. Он сам высадил твою мать возле приюта для бездомных и заставил поклясться, что если она скажет хоть слово про него, или хотя бы кто она такая, то он придет за тобой.
Мысль о том, до каких пределов дошла мать ради того, чтобы защитить ее, ошеломила Реджи. Она не представляла, что любовь может быть такой глубокой. Вера пожертвовала собственной жизнью и рассудком, лишь бы спасти свою дочь.
Зазвонил мобильный телефон. Реджи повернулась и увидела, что ее кожаная курьерская сумка была брошена на пол в дальнем конце здания, возле сдвижной двери. Туда было не добраться.
Реджи проверила прочность клейкой ленты, связывавшей ее запястья на другом конце железной трубы. Разорвать ее не было никакой возможности. Требовалось что-то острое. Взгляд вернулся к инструментам, разложенным на металлическом подносе примерно в пяти футах от нее: скальпели, пила, пропановая горелка, металлический совок, зажимы, жгуты и бандажи. Оставить их на виду было вызывающим шагом с его стороны. Джордж сделал это ради того, чтобы напугать Реджи, создать прелюдию к тому, что ее ожидало. Но он допустил одну роковую ошибку. Если существовала какая-то область, в которой Реджи не было равных, то это геометрия, пространственные связи, визуализация радиуса круга. Реджи видела закономерности, невидимые для других людей: линии, плоскости и траектории. Она знала, что поднос с инструментами не находится вне зоны досягаемости.
Телефон перестал звонить.
Реджи начала шаркать ногами против часовой стрелки, отталкиваясь ими и приподнимая ягодицы, поворачивая связанные руки вокруг трубы. Ее тело гудело от боли. Реджи пыталась поднять голову, чтобы наблюдать за своим продвижением, но не могла этого сделать. Медленно и осторожно она продвигалась вперед.
Реджи думала о кривых и спиралях, об орбитах планет. О том, как Лен говорил ей, что Нептун находится в ее двенадцатом доме; это делало ее великим архитектором, но также могло привести на грань безумия.
Она думала о словах своей матери, что все в мире соединено невидимыми нитями, что все мы связаны друг с другом такими способами, о которых не можем даже и помыслить.
Сейчас Реджи чувствовала эти нити, связывавшие ее с матерью, с Тарой и с другими женщинами, убитыми Нептуном; с женщинами, которые смотрели на этот потолок в последние мгновения своей жизни на земле.
Движение было медленным, извилистым и судорожным, как у жука, наколотого на булавку, но в конце концов Реджи установила контакт. Ее правая нога коснулась подноса с инструментами, издавшего долгожданный металлический лязг.
— Что ты задумала, Дюфрен? — Тара снова подняла голову и смотрела на Реджи, приоткрыв один глаз. Другой совершенно заплыл.
— Делаю невозможное возможным.
— А?
— Если я смогу передвинуть поднос и послать пилу, нож или скальпель туда, куда я смогу дотянуться руками, то я разрежу ленту и освобожусь.
Тара издала шипящий звук, отдаленно похожий на смех.
— Какая ирония!
— Ты о чем? — спросила Реджи, позволив себе на секунду расслабиться.
— Мысль о том, чтобы спастись с помощью лезвия.
Реджи осторожно шевелила ногой, стараясь придвинуть к себе поднос с инструментами, дребезжавшими на бетонном полу. Она извивалась и содрогалась. Когда поднос оказался достаточно близко, она перекатилась на правый бок, и раненое бедро пронзило болью от прикосновения к жесткому бетонному полу. Она подтянула колени к груди, чтобы огородить предметы, лежавшие на подносе, и стала вращаться, как сломанная стрелка часов. Тик-так, тик-так. Она сделала почти пол-оборота и находилась в положении на 11 часов, настолько далеко, насколько это было возможно, чтобы не врезаться в стену.
Справа от нее в поле зрения появился еще один ящик из-под фруктов с надписью: «El Diablo Oranges, San Paolo, Brasil». Красный дьявол улыбался и указывал вилами в ее сторону.
«Старина Дьявол».
Реджи знала, что у нее есть только одна попытка. Она изучила траекторию, представила невидимую линию между пилой и скальпелем на подносе и своими связанными руками. Наконец Реджи набрала в грудь воздуха, и, вложив всю силу своего тела, лягнула поднос коленями, выбив оттуда инструменты. Скальпель полетел идеально, скользнув по бетону и ударившись о металлическую стену. Реджи не могла повернуться и посмотреть на него, лишь молилась о том, что сможет дотянуться. Пила тоже приблизилась — Реджи могла видеть ее, изо всех сил изогнув шею, — но казалась вне досягаемости. Реджи подтянулась к стене и начала шарить за трубой. Кончики пальцев скользнули по краю пилы, но Реджи не смогла придвинуть ее еще ближе.
— Мать твою! — прошипела она и попыталась растянуть пальцы, представляя, что ее тело стало более эластичным. Это не помогло. Она оставила попытки и стала лихорадочно шарить вдоль стены прямо за спиной. Куда, к черту, подевался скальпель?
Кончики ее пальцев танцевали по полу. Наконец Реджи нащупала его: узкий цилиндр из холодного металла, зажатый между полом и стеной. Реджи перебрала пальцами и взялась за скальпель, но обнаружила, что это не тот конец, когда ощутила режущую боль от лезвия.
Вот так. Ей снова было тринадцать лет, и она сидела на чердаке вместе с Тарой, которая держала в руке бритву, влажную от крови. Реджи помнила удовольствие, смешанное с чувством вины, и невероятное облегчение, когда Тара провела острым лезвием по ее коже: момент экзальтации, когда в мире не осталось ничего, кроме нее и ее боли. Нет ничего — ни матери в плену у серийного убийцы, ни тайной любви к Чарли. Вообще ничего. Только боль и глубокое проникновение в свою сущность, в место безупречного спокойствия.
Реджи снова провела пальцами по краю скальпеля и ощутила холодный поцелуй лезвия, опустошавший ее разум, очищавший его от всего остального. Какое облегчение!
— Как там у тебя? — спросила Тара.
— Сейчас освобожу нас, — пообещала Реджи.
Она сделала глубокий вдох и липкими от крови пальцами дотянулась до ручки скальпеля. Еще немного поерзав, она смогла установить лезвие под нужным углом, чтобы разрезать ленту. Это был кропотливый процесс, даже с очень острым инструментом: неуклюжие проколы и пилящие движения вверх-вниз. В конце концов Реджи разрезала ленту и освободила руки.
Телефон зазвонил снова.
Реджи села, поползла по полу, отталкиваясь руками, и ответила на звонок.
— Реджи, — сказал Лен. — Я на месте, рядом с твоей тетей. Куда ты пропала? Мы уже собираемся звонить в полицию.
— Слушай внимательно. Ты должен позвонить в службу 911. Скажи им, что нас с Тарой держат в старом сборном ангаре примерно в двух милях к западу от аэропорта. Ангар принадлежит фирме «Продукты Монахана». Джордж Монахан — это Нептун.
— О боже, Реджи! — произнес Лен.
— Поторопись, — сказала Тара. В ее взгляде сквозило отчаяние. — Кажется, я слышу автомобиль.
Реджи замерла и прислушалась. Да, слабое жужжание автомобильного двигателя, которое постепенно становилось громче.
— Мне пора, — сказала она.
— Я люблю тебя, Реджи, — сказал Лен.
— Я тоже люблю тебя. И мне очень жаль, Лен. Мне жаль, что я все время боялась и отталкивала тебя.
— Не время для нежностей, Редж, — перебила Тара. — Он почти здесь!
— Реджи, я… — начал Лен.
— Позвони в полицию. Скажи, чтобы поспешили изо всех сил. — Реджи повесила трубку, когда услышала хруст покрышек на гравийной дороге.
— У тебя там есть нож или что-нибудь такое? — спросила Тара.
Реджи пошарила в сумке, отодвинув деревянного лебедя и альбом с набросками спирального дома. Она взяла перьевую ручку, решив, что это лучше, чем ничего, но потом увидела на самом дне большую отвертку.
— Поспеши, — выдохнула Тара. — Он здесь.
Реджи покатила отвертку по полу.
— Это все, что у меня есть.
Тара потянулась к отвертке и спрятала ее в черном мотоциклетном ботинке. Снаружи хлопнула дверь автомобиля. Звук шагов приближался к двери.
Реджи поспешила обратно, схватила инструменты и бинты, бросила их на поднос и оттолкнула, как ей показалось, на прежнее место.
Послышался металлический лязг, Джордж отпирал дверь и убирал задвижку.
Реджи схватила скальпель, засунула его в рукав и легла на спину, вытянув руки над головой вокруг трубы и скрепив разрезанные концы клейкой ленты.
Дверь открылась, и свет хлынул внутрь, но в центре маячила огромная, длинная тень Нептуна.
— Соскучились, дамы? — громко спросил он, и эхо его голоса отразилось от стен пустого ангара, как удар грома.
24 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
— Я заглянул к тебе домой, и твоя тетя сказала, что ты уехала кататься на велосипеде.
Реджи сжимала руль велосипеда, выставленного как преграда между ней и Стю Бэрром. Он был одет в синюю спортивную куртку из полистирола, которая была слишком узкой в плечах и не застегивалась на все пуговицы. Реджи видела пистолет в кобуре, пристегнутой к его левому бедру.
— Ее уже нашли? — спросила Реджи. — Мою маму?
Стю покачал головой.
— Еще нет.
Реджи кивнула, глядя на педали и цепь своего велосипеда, на зубчатые шестеренки и передний механизм переключения передач.
— Значит, вот что ты здесь делаешь? — спросил Стю. — Ищешь свою маму?
Реджи робко пожала плечами.
— Я хотела первой найти ее, — сказала она, наконец оторвавшись от созерцания велосипеда и посмотрев ему в глаза. — Мне казалось, что она хотела бы этого.
Стю кивнул и смерил ее долгим, очень долгим взглядом.
Если он приехал не для того, чтобы рассказать о ее матери, то для того, чтобы арестовать ее за убийство Сида. Реджи ждала, думая о том, наденет ли Стю на нее наручники или позволит добровольно сесть в автомобиль. Она пыталась представить лицо Лорен, когда та включит новости и услышит: «Вчера ваша племянница со своими друзьями убила подростка». Она почти жалела Лорен, которой теперь придется жить в одиночестве в большом каменном доме, где только призраки могут составить ей компанию.
— Реджи, — наконец сказал Стю. — Я знаю, что случилось вчера вечером на автостоянке перед баром Рейбена.
— Ох, — только и сказала Реджи.
— Сегодня утром Чарли не выдержал и рассказал обо всем.
Стю погладил усы и какое-то время смотрел на нее, словно размышляя, что делать дальше.
— Вы собираетесь арестовать меня? — спросила Реджи.
Он шумно выдохнул.
— Ну, нет. Не собираюсь.
— Мы не должны были так оставлять его, — сказала Реджи, борясь с подступающими слезами. — Он лежал там, совсем мертвый. Это был несчастный случай, но мы не должны были убегать оттуда. Мне так жаль… Это я виновата, что поссорила их. Если бы я не сказала Чарли…
— Он не умер, Реджина, — перебил Стю.
Она подняла голову и вытерла глаза; в сердце встрепенулась надежда.
— Хотите сказать, с ним все в порядке?
Стю сурово посмотрел на нее. Его лицо в последнее время заметно постарело, под глазами висели темные мешки.
— Нет, — сказал он. — Он получил тяжелую травму головы. Врачи ничего не могут поделать.
— Значит, он умрет?
— Я так не думаю, но, с большой вероятностью, он больше не сможет ходить. Или говорить. Он никогда не будет прежним, Реджи. Ты это понимаешь?
Реджи часто задышала. Ей то казалось, что она вот-вот взлетит, то на нее накатывала гнетущая тяжесть.
— Это хуже, чем смерть, — пробормотала Реджи.
Стю не ответил. Некоторое время они молча глядели друг на друга. Она представила Сида на больничной койке, подключенного к капельнице и кислородному баллону, с огромной белой повязкой на голове, наподобие чалмы. Курильщик марихуаны, отправившийся в трансцендентальное путешествие, из которого никогда не вернется.
И в этом была виновата она, Реджи.
— Вот что я скажу. — Стю понизил голос и наклонился к ней. Его дыхание участилось; от него пахло застарелым потом, кофе и сигаретами. Реджи была уверена, что он не спал всю ночь и, наверное, не менял вчерашнюю одежду. — Никаких уголовных обвинений не будет. Полицейское расследование установит, что он находился на автостоянке один, когда споткнулся и неудачно упал.
— Но это же неправда! — Копы не должны были так поступать. Они ведь хорошие парни. Считается, что они раскрывают правду, а не распространяют ложь.
Стю кивнул.
— Разве недостаточно, что одна жизнь уже разрушена? — спросил он.
— Но мы все были там! — возразила Реджи. — Если бы мы не бросили его, если бы сразу же помогли ему…
Стю выставил ладони в запретительном жесте.
— Что сделано, то сделано. — Его голос был твердым и властным. — Теперь вот что мне нужно от тебя. Слушай внимательно, Реджи, потому что это важно.
Она бессильно кивнула.
— Я хочу, чтобы вы, ребята, держались подальше от Сида. И друг от друга.
— Но Чарли…
— Никаких «но». Мой сын будет жить обычной жизнью. Осенью он собирается поступить на подготовительные курсы. Он будет лезть из кожи вон, чтобы получать хорошие оценки, может, будет немного играть в футбол. Потом он поступит в хороший колледж. Я не позволю вот так испортить ему жизнь.
Последние слова Стю произнес с нажимом и расстановкой, как будто хотел, чтобы они четко врезались в память.
— Лучше всего, если вы сейчас немного отдохнете друг от друга, — продолжал он. — А с учетом того, что случилось с твоей матерью, думаю, тебе нужно некоторое время посидеть дома. Тетя Лорен нуждается в тебе.
— Она знает, что произошло с Сидом? Вы ей рассказали?
Стю покачал головой.
— Повторяю, тут нечего рассказывать. Сидни споткнулся и упал. Он был на автостоянке один. Он выпил несколько банок пива и покурил травки. Потом он зацепился за выступ на мостовой, потерял равновесие и упал на спину. Несчастный случай может произойти с каждым из нас. Ты понимаешь?
Реджи кивнула, но, по правде говоря, она ничего не понимала.
Неужели можно вот так просто перекроить прошлое? Реджи подумала о лжи, которую она годами слышала от своей матери, и о том, с каким энтузиазмом была готова поверить этим выдумкам, хотя теперь правда казалась совершенно очевидной. Разве не следовало что-то заподозрить, ведь мать ни разу не приглашала ее на постановки своих пьес и никогда не знакомила Реджи со своими эксцентричными друзьями из театра? Может быть, все это сводилось к одному: люди верят в то, во что они хотят поверить.
— И ты какое-то время не собираешься звонить Чарли или Таре, правильно? Никаких визитов и встреч, никаких телефонных звонков.
— Хорошо, — промямлила она.
— Вот и молодец, — сказал Стю. — Хочешь, подброшу тебя до дома?
— Все нормально, я сама доеду.
Она села на свой велосипед и тронулась с места.
— Реджи, — позвал Стю. Она притормозила и оглянулась на него. — Тела других жертв Нептуна были обнаружены ранним утром.
— Да, я знаю.
— Я хочу сказать… Может быть, это добрый знак, что тело твоей матери до сих пор не нашли. Возможно, на этот раз все будет по-другому.
В тот момент Реджи возненавидела его. Это казалось самой жестокой вещью на свете — выдумать надежду там, где никакой надежды не оставалось.
— Может быть, — сказала Реджи и поехала домой.
23 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
Реджи повернула голову и увидела, что Нептун несет две продуктовые сумки к маленькому деревянному столу рядом с Тарой. Насвистывая, он достал из одной сумки белую скатерть и накрыл стол. Потом выложил на скатерть тарелку, ложку, вилку, нож и поставил хрустальный бокал для вина. Джордж двигался неторопливо и методично: разгладил салфетку, выверил расстояние между тарелкой и бокалом, протер вилку, пока она не засияла. В качестве финального штриха он добавил два серебряных подсвечника с красными свечами, которые зажег спичками, вынутыми из кармана. Джордж совершенно не обращал внимания на Реджи и Тару.
Когда стол был идеально сервирован, он достал из сумки большой пластиковый контейнер и открыл его. От распространившегося запаха желудок Реджи сделал сальто-мортале, и она постаралась дышать ртом. Она — как человек, который видит ужасную аварию, но не может отвести взгляд, — завороженно смотрела, как Нептун медленно снимает крышку контейнера с отварным лобстером и гарниром. Он осторожно выложил содержимое на тарелку: красный лобстер, исходящий паром, и маленькие белые картофелины.
— Уже почти пора, любимая, — обратился Джордж к Таре. Она свесила голову на грудь и закрыла глаза. Потом он взглянул на Реджи и какое-то время изучал ее лицо. У нее не было времени аккуратно разложить инструменты и надлежащим образом прикрыть запястья. Заметил ли он это?
Нет. Он лишь улыбнулся и вернулся к лобстеру. Он вскрыл панцирь, разрезав по центру и обнажив мясо. Потом сбрызнул лобстера растопленным маслом из бутылочки. Покончив с этим, Джордж облизал пальцы, убрал емкости и отступил в сторону, чтобы полюбоваться своей работой.
— Безупречно, — сказал он и посмотрел на Тару. — Ты согласна, дорогая?
Она не подняла головы. Он обошел вокруг стола, присел перед Тарой на корточки, приподнял ей подбородок и пальцем раздвинул веки, заставив смотреть.
— Лобстеры — невероятные существа, — сообщил он. — Они умеют заново отращивать конечности, потерянные в бою.
Глаза Тары были пустыми и безжизненными, словно кукольные, но Реджи была уверена, что где-то в глубине зрачков промелькнула искорка ужаса.
— Они регулярно линяют, выращивают новый панцирь и съедают старый. — При этих словах Тара едва заметно дернулась. — В первый сезон они линяют пять-шесть раз, а в зрелом возрасте — один или два раза в год.
Нептун достал из кармана перочинный нож.
— Лобстер, — продолжал он, — это эксперт по превращениям.
Тара посмотрела прямо на Реджи и закатила глаза.
Джордж принялся аккуратно резать ленту, прикреплявшую Тару к трубе.
— Вставай, — приказал он.
— Боюсь, я не очень люблю лобстеров, — отозвалась Тара.
— Двигайся, сучка! — угрожающе произнес он, схватив ее за руки и рывком поставив на ноги. Она шаталась и раскачивалась. Он мелкими шажками подвел ее к столу и усадил на стул. Потом достал моток серебристой изоленты и примотал ее лодыжки к ножкам стула.
— Сегодня ты пообедаешь как настоящая леди, — сказал Джордж. — Сегодня ты получишь искупление.
— Спасибо, но, серьезно, я не получаю удовольствия от лобстеров, — сказала Тара. Ее голос лишь слегка дрожал.
Он отвесил ей звонкую пощечину, звук от которой эхом прокатился по ангару. У Тары из носа пошла кровь.
— Ешь. — Джордж наклонился и прошипел ей в ухо: — Начинай есть, не то я выпотрошу твою маленькую подружку Реджину прямо сейчас.
Тара взяла вилку, подцепила кусочек белого мяса, поднесла вилку ко рту и начала жевать. Масло стекало у нее по подбородку. Тара жевала довольно долго. Когда она наконец глотнула, то едва не подавилась.
— Хорошая девочка, — сказал Нептун. Теперь он был просто Нептуном, а не Джорджем, которого Реджи знала всю свою жизнь, не Джорджем, который был ее отцом. — Наслаждайся обедом, а я пока что поухаживаю за нашей новой гостьей.
Он медленно пошел к Реджи, улыбаясь и смакуя каждую секунду своего действа. Он глубоко засунул руки в карманы и не сводил глаз с ее лица. Искал ли он какие-то следы собственных черт? Испытывал ли он хотя бы малейшее сожаление от того, что собирается отрезать руку собственной дочери?
— Могу я задать вопрос? — сказала Реджи.
Нептун кивнул. Теперь он стоял рядом и по-прежнему глядел на нее. Она понимала, что в любую минуту он может обратить внимание на поднос с инструментами и заметить пропажу скальпеля. Сейчас этот скальпель, засунутый в рукав, холодил ей запястье. Нужно было лишь заставить Нептуна подойти еще ближе и застигнуть его врасплох.
— Она говорила, что выйдет замуж за тебя? Ты был тем самым кандидатом, о котором она всем рассказывала?
Он отвернулся, и его лицо исказила презрительная гримаса.
— Нет. Да, я предлагал ей это. Первый раз сразу же после того, как она сказала мне о своей беременности. Я отвел ее на обед в ее любимый ресторан, «Стейкхаус Гарри» на побережье. Мы заказали лобстера, и я попросил официанта принести бутылку шампанского. — Его взгляд был печальным и блуждал где-то далеко. — Я опустился на одно колено и протянул ей кольцо. И знаешь, что она сделала? — Нептун смерил Реджи яростным взглядом, сменившим недавнюю грусть. — Она рассмеялась! Честное слово, рассмеялась.
Реджи покачала головой. Она вспомнила, как посмеялась над пьяной идеей Лена о том, что им пора бы жить вместе. Какова мать, такова и дочь.
— Мне очень жаль, — сказала она, внезапно осознав смысл описанной сцены и ее последствия.
Нептун отвернулся от нее и смотрел, как Тара послушно запихивает в рот кусочки лобстера. По ее щекам струились слезы, но она не издавала ни звука.
— Но я не сдавался. Я много лет предлагал ей свою руку, снова и снова. Даже когда я был с Лорен, то говорил Вере, что мое предложение остается в силе. Я мог подарить ей хорошую жизнь, прекрасный дом. Быть настоящим отцом для тебя. Заботиться о вас обеих. Но она каждый раз отказывала.
— Но потом она сказала «да» кому-то другому? — предположила Реджи. Она постаралась вложить в эти слова некоторое презрение, как будто находилась на его стороне. Но она действительно понимала боль и страдания, через которые из-за ее матери пришлось пройти Джорджу.
Он повернулся к ней лицом, больше похожий на любовника с разбитым сердцем, чем на жестокого убийцу.
— Я так и не узнал, кто это был, — сказал он. — Но она была чрезвычайно взволнована. Она действительно собиралась покончить с прошлым. Постараться обрести ту нормальную, волшебную жизнь, которая всегда обходила ее стороной. Я пытался объяснить ей. Никто не мог любить ее так, как я. Я умолял ее передумать и выбрать меня вместо него.
— Это было несправедливо, — сказала Реджи. — То, что она выбрала его, а не тебя. Ты был с ней все эти годы. Ты так много сделал для нее.
Уголки его рта дернулись, затем опустились.
— Жизнь несправедлива, Реджи. Я давным-давно усвоил это. Ты тоже, не так ли?
Реджи понимала его, несмотря на чудовищную извращенность общей картины. Джордж всю свою жизнь любил Веру, прилагал все силы, чтобы завоевать ее, и год за годом терпел ее отказы. Он видел, как любимая женщина прожигает свою жизнь, пьянствует и выбирает себе в любовники одного неудачника за другим. А когда она попадала в беду, Джордж всегда был готов помочь ей. А потом, когда она наконец решила выйти замуж и завязать с прошлым, она выбрала кого-то другого. Это казалось невероятно жестоким. Что-то в Джордже надломилось, когда он узнал об этом. Ему захотелось кого-то наказать, обрушить свое возмездие на одного человека. Но он не мог заставить себя причинить вред ей… до поры до времени.
— Те, другие женщины — Кэндис, Андреа, Энн, — все они встречались с мужчинами, которые бросили маму.
— Шлюхи, — сказал он. — Поганые шлюхи. Они заслужили то, что получили. — Жилка на его виске снова раздулась и начала пульсировать.
Джордж опустился на колени и погладил волосы Реджи.
— Мне хотелось уберечь тебя от этого. Если бы только она согласилась, если бы она передумала, все бы обернулось по-другому.
Он был так близко, что она чуяла его дыхание — оно было кисловатым, с примесью ментола.
— Но почему бы просто не убить их? Зачем отрезать руки?
— Это тоже было несправедливо, верно? Прекрасная рука твоей матери была погублена, изуродована шрамами, а эти другие бабы, эти шлюхи, сохранили идеальные руки. Поэтому я забрал их ради Веры.
Нептун потянулся к пиле и любовно погладил ручку кончиками пальцев.
— Тебе известно, что в человеческой кисти есть 27 костей: 14 фаланг, 5 пястных костей и 8 запястных? — спросил он. — Великолепное инженерное решение.
Он посмотрел на правую руку Реджи. Она ждала затаив дыхание. Он взял ее руку и изогнул так, чтобы посмотреть на ладонь.
— Рука — это карта. Цыгане, греки, китайцы, египтяне, евреи — все они знали это. Они высоко чтили руки, пользовались ими для диагностики и лечения. Левая рука — это рука, с которой ты родилась. Правая рука — это рука, которую ты создала для себя. Удали правую руку, и ты сотрешь память о том, как дурно жили эти женщины, и пошлешь их в следующий мир только с изначальной, чистой рукой.
Его глаза блестели за стеклами очков в тонкой проволочной оправе.
— Я помог им преобразиться. — Его голос был твердым, но успокаивающим. — Помог им превзойти себя.
У Реджи помутилась в голове, когда на нее нахлынула волна тошноты. Если он будет говорить и дальше, если она сможет заманить его поближе, у нее появится шанс.
— Но зачем держать их в живых еще пять дней?
Он отпустил ее руку и повесил голову.
— Что бы ты обо мне ни думала, Реджи, я не убийца. Я не получаю удовольствия от этого. — Он сверкнул глазами, словно провоцируя Реджи на возражение. — Для меня это нелегко. С каждой из них я ждал и надеялся. Я давал Вере шанс спасти их. Если бы она пришла и согласилась выйти за меня, то я бы отпустил их.
— Но она так и не пришла, — сказала Реджи.
— Я был для нее всего лишь паяцем, — отозвался он, сверкая глазами. — Эти женщины умерли по ее вине.
— Понимаю, — сказала Реджи, удерживая его взгляд, когда она потянулась к скальпелю в левом рукаве и прикоснулась к нему кончиками пальцев правой руки. — Она была виновата во всем. Но все-таки когда ты забрал ее, то не стал убивать. Ты много лет сохранял ей жизнь. Ты угрожал прийти за мной, если она бросит тебя.
— У каждого из нас своя судьба, Реджи. Твоя мать была обречена быть со мной.
— Но ты отпустил ее.
Нептун напрягся.
— Теперь мне ясно, что это было ошибкой. Я решил, что ее разум улетел слишком далеко. Вся эта выпивка. Честно говоря, меня удивляло, что она вообще помнила, кем она была когда-то. И я полагал, что угрозы прийти за тобой будет достаточно, чтобы она молчала обо всем, что еще помнила.
— Ты правда собирался прийти за мной? Выследить и убить меня?
Он улыбнулся и пожал плечами, как застенчивый мальчишка.
— Говорю же, я не убийца.
— Но ведь сейчас ты собираешься убить меня. — Ее пальцы сомкнулись на ручке скальпеля.
Ближе. Реджи было нужно, чтобы Нептун подошел ближе.
Он поцокал языком.
— Боюсь, ты сама виновата. Если бы ты не нашла этого проклятого лебедя и не увидела тонкий намек, который я оставил для Веры, то самое предупреждение, которое я ей оставил ради осознания своей силы, своей способности прекратить убийства…
Реджи понизила голос почти до шепота и закрыла глаза.
— Есть еще одна вещь, которую я не понимаю.
— Какая? — спросил Нептун.
Реджи что-то неразборчиво пробормотала, и Джордж подался вперед, так что его лицо оказалось в нескольких дюймах от его лица.
Она сделала выпад, описав рукой идеальную дугу, и взрезала его шею скальпелем, ощутила удар и встречное давление, которое пошло на спад, когда она протолкнула лезвие так далеко, как только смогла.
24 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
— Мне не положено говорить с тобой, — сказала Реджи в телефонную трубку.
— Знаю, — сказала Тара. — Йоги поведал мне о договоре молчания. Только еще разок, ладно? Встретимся в деревянном домике через полчаса.
— Не знаю. Я…
— До встречи, Редж, — прощебетала Тара и повесила трубку, прежде чем Реджи успела ответить.
Реджи встала с постели и спустилась вниз. Ноги казались свинцовыми. Реджи провела кончиками пальцев по холодной, влажной каменной стене.
Лорен и Джордж были на кухне: они пили чай и ждали новостей. Но до сих пор никто не сказал ни слова о последней жертве Нептуна. Время близилось к пяти часам вечера, а тело Веры так и не нашли.
Джордж принес кастрюлю индюшачьего бульона, который сейчас закипал на плите, наполняя кухню ароматами Дня благодарения, отчего у Реджи потекли слюнки. Она ненавидела себя за это. Как она может думать о еде, когда ее мать мертва, а Сид лежит в больнице с пробитым черепом? Как она сможет есть суп из индейки, когда сама во всем виновата?
Реджи выскользнула за дверь и прошла через двор к деревянному домику. Она взобралась по качающейся веревочной лестнице, села в уголке и стала ждать. Посмотрев на «Желание Моники», Реджи увидела внизу окно своей спальни. Она видела очертания доски для объявлений со своими рисунками, свою постель с лоскутным одеялом и край шкафа. Когда Реджи прищурилась, ей показалось, что она видит тень, скользящую по комнате, — призрачную версию себя. Той Реджи, которой она была раньше. Ей невероятно хотелось вернуться в прошлое и предупредить ту девочку о том, что будет дальше: убийства, утрата матери, несчастный случай с Сидом. «Мир не такой, как ты думаешь», — сказала она себе.
— Эй, — позвала Тара, откинувшая дверцу нижнего люка. Она забралась внутрь, подползла к Реджи и села рядом с ней. — Хочешь сигарету? — Тара протянула пачку.
— Нет.
— А как насчет этого? — спросила Тара, показав серебристую коробочку с бритвой внутри.
Реджи покачала головой, подтянула колени к груди и крепко обняла их. Частица ее души жаждала этого: придумать себе наказание, почувствовать что-то иное, кроме темного груза вины.
— Ты и Чарли звонила? — спросила Реджи.
Тара ковырнула дырку в своих джинсах.
— Звонила весь день, он не берет трубку. Уверена, он дома, но не хочет отвечать.
— Если Стю узнает…
Тара кивнула.
— Он не узнает. И я больше не буду пытаться разговаривать с Чарли. Может быть, это вообще к лучшему. — Она вытряхнула сигарету из пачки.
— Так ты хотела встретиться со мной по какой-то причине? — спросила Реджи. Если Тара хочет смешать ее с грязью и напомнить, что все случилось по ее вине, лучше сразу же покончить с этим. Реджи собралась с духом, насколько это было возможно в ее состоянии, и стала ждать.
Тара закурила сигарету.
— Просто я хотела сказать, что мне очень жаль.
— Почему? Это же я все испортила и рассказала Чарли о бритве. Даже не знаю, почему я это сделала. Думаю, я…
Тара покачала головой.
— Мне на это наплевать! Ну, вообще-то, не совсем, но это не важно. Особенно по сравнению с тем, что я сделала с Сидом.
— Мы все там были, Тара. А то, что случилось с Сидом… это был несчастный случай.
— Но это я сказала, что нам нужно бежать. Если бы мы остались…
— А я разболтала твой главный секрет только потому, что ревновала. Это я довела Чарли до того, что он взбесился. Если бы я держала рот на замке, они бы и не подумали драться друг с другом, и Сид бы не…
— А знаешь, почему я велела бежать? — перебила Тара. — Потому что, когда я стояла там, глядела на Сида и не сомневалась, что он умер, я думала лишь о том, что нужно защитить вас. Что вы с Чарли не должны вот так попасть копам в руки. Но я знала, что вы оба слишком добренькие, чтобы убежать. Поэтому я заставила вас.
Реджи покачала головой.
— Ты же не тащила нас на веревке, Тара. Мы сами последовали за тобой.
Тара выдохнула облачко дыма и посмотрела, как оно поднимается к недоделанному потолку.
— У меня всегда был выбор, Тара. Резать себя бритвой, ходить по барам, бросить на мостовой Сида. Ты не заставляла меня делать все это.
Они немного помолчали, слушая пение сверчков, а потом и гулкий рокот вертолета, пролетевшего наверху, словно громадное насекомое. Тара бросила окурок в банку из-под кока-колы.
— По-прежнему никаких вестей о твоей маме?
— Ничего. В каком-то смысле так даже хуже. Я все время думаю о том, как ее тело лежит где-то и скоро все о ней забудут.
Тара кивнула.
— А потом я думаю: что если она не умерла? Но это уже полный бред. Тешить себя надеждой… это просто глупо. Мне почти хочется, чтобы они наконец нашли ее тело. Чтобы с этим было покончено, понимаешь?
— Ты знаешь старую поговорку, — сказала Тара. — «Будь осторожна в своих желаниях».
— Знаю, но…
— А знаешь, что я пожелала, когда ложилась спать вчера ночью? — спросила Тара. — Чтобы Сид не умер. Я разыграла маленькую сцену: представила, как мы вернулись на автостоянку, а он сидит там, ждет и ухмыляется с таким видом, будто думает: «Здорово я одурачил вас!» А сегодня старина Йоги приходит и говорит мне, что это правда и Сид не умер. Потом он говорит, что все равно дело дрянь, что у него повреждение мозга, и знаешь, какая глупость сразу же пришла мне в голову? Что я натворила это своим желанием, чтобы он остался жив.
— Так не бывает, — сказала Реджи. — Я хочу сказать, желания не имеют такой силы.
— Откуда ты знаешь? — спросила Тара, напряженно глядя на Реджи. В ее глазах сквозило что-то, похожее на отчаяние.
— Оттуда. Мы не можем изменять вещи своими желаниями, Тара. Мы изменяем их, когда что-то делаем. Важны наши поступки, а не наши мысли.
Тара цинично улыбнулась и достала из-под рубашки песочные часы.
— Наш мир погибнет через одну минуту. Скажи мне одну истинную вещь, пока мы не умерли. Тогда я тоже скажу.
— Я не в настроении для игр.
— Это последний раз, Реджи. Самый последний. Постарайся, ладно?
Реджи посмотрела, как сыплется розовый песок.
— Какая-то часть меня всегда ненавидела тебя, — сказала она, глядя в пол.
— Почему? — спросила Тара без тени удивления или гнева.
— Потому что тебя любит Чарли. Потому что, когда я вижу, как он смотрит на тебя, знаю, что он никогда так же не посмотрит на меня. Потому что я — это всего лишь я. А ты… ты похожа на солнце, и все вращается вокруг тебя и желает стать еще чуточку ближе.
Тара обхватила пальцами песочные часы и сильно рванула их, разорвав цепочку. Она протянула сломанное ожерелье Реджи, которая растерянно смотрела на него, не понимая, что делать дальше. Тогда Тара взяла ее за руку, разжала пальцы и положила песочные часы ей на ладонь.
— Какая-то часть меня всегда любила тебя, — сказала Тара. — Звучит иронично и бестолково, да? Чарли любит меня, ты любишь его. Ты ненавидишь меня за то, что я такая, а я всегда хотела быть похожей на тебя. Нормальной девушкой, которая рисует потрясающие картинки, у которой есть мать-красавица, похожая на кинозвезду, и которая живет в классном доме, похожем на замок. — Тара встала и пошла к люку. — Досадно, правда? Никто из нас не получает то, что хочет.
Она стояла, готовая откинуть крышку люка.
— Могу я кое-что спросить? — сказала Реджи.
Тара пожала плечами.
— Теперь песочные часы у тебя. Ты диктуешь правила.
— Это было по-настоящему? Когда голоса рассказывали тебе разные вещи? Ты действительно слышала голоса мертвых женщин?
Тара сунула палец в прореху на рукаве своей рубашки. Она казалась такой… такой несчастной и потерянной. Девочка, вырезанная из бумаги и скрепленная английскими булавками и скрепками.
— Я думала, что да, — сказала она. — Но теперь я думаю, что, наверное, это была я. Может быть, все они — это я.
Она откинула крышку люка и скользнула вниз, а Реджи осталась с маленькими песочными часами в руке и задумчиво переворачивала их, снова и снова наблюдая за тем, как уходит время.
23 октября 2010 года. Брайтон-Фоллс, штат Коннектикут
— Сука, — булькнул он, зажимая рукой глубокую рану на шее. Кровь толчками вытекала у него между пальцев. Правой рукой он потянулся в подносу с инструментами и схватил нечто похожее на ножовку, явно предназначенную для отрезания рук. Нептун нанес удар от плеча, неглубоко вонзив зубья в шею Реджи. Она закричала и стала изворачиваться, отчего полотно ножовки еще сильнее вгрызлось в кожу. Реджи обеими руками ухватилась за металлическую раму пилы и толкнула вверх, прочь от себя, пока зубья не вошли слишком глубоко. Он оторвал левую руку от своей шеи, залитой алой кровью, и попытался завладеть ножовкой, но его руки были скользкими, и Реджи вырвала инструмент. Она отшвырнула ножовку, лязгнувшую на бетонном полу, но не смогла проследить, куда она упала.
Нептун снова пошел на Реджи, на этот раз с голыми руками, и схватил ее за горло. Его пальцы были липкими и теплыми. Его сила поразила ее; ей показалось, что он раздавил ей трахею. Кровь на его руках смешалась с кровью, сочившейся у Реджи из шеи. Половина ДНК совпадала: отец и дочь.
Тогда она почувствовала его внутри себя; не спокойного, рационального человека, которого она знала всю жизнь и к которому обращалась со всеми своими бедами, а мрачного убийцу по прозвищу Нептун. Реджи была дочерью Нептуна, и в тот момент она тоже была способна на убийство.
Она пыталась ослабить хватку, хватаясь за его пальцы и запястья, но ничего не помогало. Она взбрыкнула и ударила коленями в попытке стряхнуть его с себя или хотя бы отвлечь. Кровь из его шеи текла ей на грудь, пропитывая шелковую блузку.
— Ты такая же, как твоя мать, — прохрипел он.
Реджи хотела ответить, сказать что-нибудь остроумное в качестве последнего слова, но без воздуха в сдавленной гортани это оказалось невозможно. Впервые за долгие годы ей захотелось стать такой же, как ее мать. Реджи хотела стать человеком, который любит кого-то с такой силой, что пойдет на все, лишь бы защитить его.
Она подумала о своей матери, все эти годы запертой в маленькой квартире, игравшей роль верной и счастливой жены, курившей сигарету за сигаретой, опрокидывающей стопки джина и не имеющей ничего, кроме воспоминаний и телевизора, который составлял ей компанию большую часть времени.
У Реджи кружилась голова, и все начало становиться серым и расплывчатым, как в тот раз, когда Тара душила ее. Сила утекала из ее конечностей.
Сейчас Реджи ясно видела перед собой лицо Тары и слышала ее слова: «Я — Нептун. Почему я делаю то, что делаю?»
Потом Реджи почувствовала, что поднимается вверх и оставляет свое тело. Она посмотрела вниз и увидела себя на полу: глаза панически выпучены, рот искажен гримасой боли и страха, а Нептун душит ее своими изящными руками. Но Реджи видела не только себя, а всех женщин, которых он убил. Их лица менялись, как слайды в диапроекторе — официантка Кэнди, Андреа Макферлин, Энн Стикни, — и на лице каждой из них застыло выражение ужаса.
Тогда Реджи поняла, почему он это делал. Из-за выражения их лиц в эти последние моменты, из-за ощущения власти над ними, которое он испытывал, когда их лица бледнели и увядали в его руках. В конце концов, на несколько коротких минут он получил Веру в свое полное распоряжение и отомстил за все моменты, когда она отвергала его и смеялась ему в лицо.
Когда серость начала сменяться наползающей чернотой, а сцена внизу стала более абстрактной и безличной по мере того, как чувства уплывали в безвестную даль, Реджи внезапно вернулась в свое тело и увидела Тару, стоявшую над ней. Не Тару из своего детства, а ее взрослую версию, избитую и всклокоченную, с подбородком в крови. Она стояла за Нептуном и держала что-то в левой руке, — что-то узкое, с острым металлическим наконечником. Тара замахнулась и воткнула этот предмет в спину Нептуна, сдавленно крякнув от затраченных усилий.
Реджи услышала у себя в голове голос Джорджа, не Джорджа-Нептуна, а того Джорджа, который учил ее чертить планы и чинить велосипед: «Для каждой работы есть свой инструмент».
Нептун отпустил Реджи, и воздух устремился в ее истерзанное горло. Джордж изогнулся и попытался встать, но отшатнулся назад, ослабев от потери крови. Реджи неровными глотками впитывала кислород; разум и силы возвращались к ней с каждым следующим вдохом. Нептун стоял на коленях. Одной рукой он зажимал кровоточащую шею, а другой бесцельно шарил по спине, не в силах дотянуться до отвертки, торчавшей у него между лопатками, словно ключ от сломанной заводной игрушки. Тара отступила в сторону и следила за ним сузившимися глазами. Она оскалила зубы, как будто была готова вонзить клыки ему в горло, если это будет необходимо. Реджи с трудом приняла сидячее положение и заглянула ему в глаза. Она увидела там не ужас, а изумленное недоверие. Потом его тело рухнуло вперед.
Все было кончено.