Однажды Миртл призналась мне, что по ночам ее мучают кошмары. Она сказала, ей все время снится женщина, которую, как ей показалось, она видела в воде источника. Я сказала, что ей нужно постараться как можно скорее о ней забыть, но Миртл только покачала головой.
— Но почему? В чем дело? — удивилась я. — Ты своего добилась: твой муж поправился. Думай лучше об этом!
Но успокоить Миртл мне так и не удалось.
Впрочем, мне и самой хотелось бы поскорей забыть все, что рассказывала Миртл о поездке к источнику. Эта история крутится и крутится у меня в голове, и меня все больше пугают вечерние тени, сгущающиеся по углам комнаты, когда я долгими холодными вечерами сижу у очага. Боюсь, что со временем я сделаюсь такой же нервной, как Миртл.
Хуже всего я чувствую себя, когда остаюсь дома одна. Чтобы справиться с нервами, я включаю все лампы, ставлю на патефон, который Уилл подарил мне на прошлый день рождения, пластинку Бесси Смит и начинаю делать что-нибудь по хозяйству. Я пеку хлеб, чиню одежду, вышиваю, готовлю рагу или жаркое. Иногда, чтобы приободриться, я даже напеваю себе под нос: «Я — миссис Монро, и у меня будет ребенок! Все идет отлично. Я счастлива, счастлива, счастлива!»
Чаще всего я занимаюсь уборкой. Я мою, чищу, скоблю, и от этого мои руки становятся красными, как у прачки, а кожа трескается. Я мою полы и обметаю стены, я полирую мебель и натираю паркет. Еще никогда наш дом не был таким безупречно чистым.
И все равно, готовлю ли я тесто или опускаю щетку в ведро с мыльной водой, какая-то часть моего мозга пытается найти ответ на вопрос: действительно ли Миртл видела в бассейне Элизу Хардинг или ей только почудилось?
И каждый раз, когда я ловлю себя на этой мысли, я холодею с ног до головы, словно ледяной ветер, который стучит в окна моего дома, сумел каким-то образом прорваться в комнаты.
15 декабря 1929 г.
Сегодня у нас был первый настоящий зимний буран. Я сварила горячий шоколад, и мы с Уиллом вместе смотрели из окон, как снег заметает подъездную дорожку и ложится у стен и дверей большими сугробами, погружая дом в тишину.
— А вдруг его будет столько, что мы не сумеем выйти? — спросила я.
— Сумеем, — ответил Уилл.
— Ну а все-таки?.. Что, если снег будет идти долго-долго и наш дом заметет по самую крышу? Мы же просто не сможем открыть дверь!
Он рассмеялся:
— Тогда я выпрыгну из чердачного окна и пойду за помощью. — Он поцеловал меня в лоб. — Не волнуйся, Этель, все будет хорошо.
Я ненадолго закрыла глаза.
«Я — миссис Монро, и за окнами идет снег, но я не буду волноваться. Не буду. Не буду. Не буду».
— О чем ты думаешь, дорогая?
Я открыла глаза.
— О том, какая я счастливая.
Мы развели в камине огонь и сели играть в парчиси[10], с азартом бросая кости и передвигая фишки по игровому полю. Несмотря на то что мы недавно поужинали (на ужин было тушеное мясо, которое еще не остыло и стояло на плите), я вдруг почувствовала зверский голод. В последнее время я ела много и жадно, ела буквально все подряд. К примеру, мне могло вдруг захотеться сырого картофеля, квашеной капусты, вареной свеклы или мятного желе. Буквально вчера я поймала себя на том, что тщательно пережевываю шкурку апельсина, наслаждаясь ее ароматной горечью.
Прервав игру, я вышла на кухню, достала из овощного ящика брюкву и откусила большой кусок, даже не очистив ее от приставшей земли, которая приятно заскрипела у меня на зубах.
«Я — миссис Монро, и у меня странные вкусы».
Когда я вернулась, Уилл сидел у камина с книгой и бокалом бренди. Убедившись, что он погружен в чтение, я с самым деловым видом прошла в кладовую и, встав на маленький стул-стремянку, сдвинула в сторону банки с консервированными помидорами, кукурузой и бобами, которые мы заготовили летом. За ними, в самом дальнем углу, стояла склянка с водой, которую привезла мне Миртл. Я старалась расходовать ее очень экономно, но все когда-нибудь приходит к концу. Закончилась и волшебная вода — в банке ее оставалось буквально на один глоток. Отвернув крышку, я поднесла банку к губам и сделала этот глоток. Мой рот заполнился резким металлическим вкусом воды, и я невольно закрыла глаза от удовольствия. На те несколько секунд, пока я ощущала на языке этот вкус, я как будто перенеслась назад во времени, снова оказавшись в воде источника, которая поддерживала меня и ласкала, растворяя все мои волнения и страхи.
Чья-то рука схватила меня за талию, и я задержала дыхание, в полной уверенности, что она утащит меня в холодную глубину.
— Что это ты делаешь, Этель? — спросил Уилл.
Я открыла глаза и обнаружила, что все еще стою на стуле-стремянке, держась одной рукой за полку. В другой руке я сжимала пустую банку.
— Я… я хотела просто достать банку бобов на завтра, — сказала я и действительно сняла с полки банку консервов. Уилл помог мне спуститься со стула.
— Тебе следует быть как можно осторожнее, — ласково сказал он, коснувшись рукой моего раздувшегося живота. Он не мог не заметить пустую банку из-под воды, которую я так и не выпустила, но почему-то не задал больше ни одного вопроса.
1 января 1930 г.
Буквально накануне Нового года Феликсу внезапно стало хуже. Миртл примчалась к нам без пальто, без шапки и в домашних туфлях — просто удивительно, как она ничего себе не отморозила. Она, впрочем, не замечала ни холода, ни сосулек в волосах — Миртл была на грани истерики.
Я провела ее в гостиную, усадила у огня и закутала в толстое шерстяное одеяло.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — утешала я подругу. — Уилл знает, что нужно делать. — И, чтобы она побыстрее успокоилась и согрелась, я налила ей бокал яблочного бренди.
Пока Уилл собирал свой докторский саквояж, Миртл наклонилась ко мне и шепнула:
— У тебя не осталось той воды? Хотя бы капельки?
Ее глаза сверкали, но в глубине их таилось отчаяние. Как она сказала, ее запас воды иссяк: последние несколько глотков Феликс допил три дня назад и почти сразу перестал чувствовать собственные ноги, только на этот раз странное онемение распространилось выше. Сейчас, сказала Миртл, у него почти не действуют руки, но хуже всего было то, что и дышал Феликс лишь с огромным трудом.
— Мне очень нужна эта вода, но я никак не могу заставить себя снова отправиться туда. — Миртл плотнее закуталась в одеяло, а ее руки продолжали беспрестанно мять и скручивать край ткани. Несмотря на тепло огня и выпитое бренди, она продолжала дрожать. — Конечно, мне следовало съездить к источнику еще до того, как началась зима, но я никак ее могла справиться с собой. Я боялась… Ты даже не представляешь себе, как я боялась!
Я похлопала ее по плечу и сказала, чтобы она не волновалась и что все будет хорошо. Увы, я жестоко ошиблась.
Как сказал мне впоследствии Уилл, который сам отвез Феликса в больницу, сделать было ничего нельзя.
К утру муж Миртл умер. Врачи сказали — у него была запущенная спинальная инфекция.
Так печально начался для нас новый, одна тысяча девятьсот тридцатый год.
Уилл провел в больнице всю ночь и вернулся домой очень усталый. Глаза у него покраснели, лоб прорезали две глубокие морщины. Крепко обняв меня, он поцеловал меня в волосы.
— Откровенно говоря, Этель, — сказал он, — просто чудо, что Феликс прожил так долго и при этом ходил своими ногами, а не ездил в инвалидном кресле. Пуля в позвоночнике, осколочные ранения ноги… Они уже давно должны были свести его в могилу.
Я вышла в коридор и сняла с вешалки пальто и шляпу.
— Ты куда, Этель?
— К Миртл, естественно. Такая ужасная новость… Ее нельзя оставлять одну.
Уилл покачал головой:
— Миртл все еще в больнице. Ее накачали успокоительным.
— Тогда я поеду к ней туда…
Уилл подошел ко мне, взял у меня из рук пальто и повесил обратно на вешалку.
— Никуда ты не поедешь. Миртл на себя не похожа, ей сейчас не до визитов. А если ты увидишь ее в таком состоянии, ты и сама расстроишься.
— Но я…
— Думай о ребенке, — сказал он, прижимая ладонь к моему животу.
8 января 1930 г.
Вчера мне снова приснился бассейн. Он звал меня по имени. Его голос был ласковым, успокаивающим, словно журчание воды по камням. И знакомым.
Ты сказала, что готова отдать все, лишь бы иметь ребенка…
— Чего ты от меня хочешь? — спросила я.
Негромкое мелодичное журчание вдруг превратилось в громкий зловещий хохот, который заставил меня содрогнуться.
Глава 19
19 июня 2019 г.
Мы стояли на подъездной дорожке. Райан был одет в забрызганные краской шорты и футболку с рекламой «Гиннесса», которые он позаимствовал из чемодана моего отца. Свою намокшую одежду он затолкал в пластиковый пакет и забросил в багажник машины. Его мать уже сидела в салоне, на пассажирском сиденье. Лицо у нее было усталым.
— Если тебе что-нибудь понадобится, сразу же позвони, — сказал Райан.
Я крепко обняла его.
— Спасибо, — сказала я. — Как хорошо, что ты оказался рядом! Если бы ты его не вытащил…
— Ерунда. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Быть может, это купание научит его не подходить к воде в пьяном виде.
Я очень сомневалась, что урок пойдет впрок, но ничего не сказала.
— Поезжай осторожно. Завтра я зайду к вам в пекарню.
— Спокойной ночи. — Райан взялся за ручку водительской дверцы. — Да, хотел спросить… Что это за разноцветные отметки на стенках бассейна?
Тсс, Джекси! Ни слова!
Я подумала о тех многочисленных секретах, которые на протяжении многих лет доверяла мне Лекси. И я ни разу ее не подвела. Какая мне разница — секретом больше, секретом меньше?
— Понятия не имею.
Райан нахмурился.
— Ну, ладно, — проговорил он. — Мой телефон у тебя есть, так что в случае чего звони, я сразу приеду. Здесь всего-то пять минут на машине.
Вернувшись в дом, я увидела отца и Диану, которые на кухне пили кофе. Судя по всему, тетка была чем-то расстроена — она так яростно размешивала сахар в своей чашке, что ложечка громко звякала по фарфору. Отец мрачно уставился в стол перед собой. Он уже переоделся — на нем были шорты и футболка. На кухне царил относительный порядок — кто-то из гостей сложил грязную посуду в раковину и отнес в мусорный бак пустые банки и бутылки.