— Никто из нас не мог выиграть у нее в червы, — сказал он и, наклонившись вперед, добавил заговорщическим шепотом: — Но, между нами говоря, я подозреваю, что она жульничала.
Я рассмеялась:
— Это очень на нее похоже!
В результате мы с Райаном проторчали в Эджвуде до ужина. Наконец мы проводили Ширли в столовую, и Райан повез меня в маленькое кафе на Мидоу-роуд, стоявшее на самом берегу озера напротив пляжа. Там мы сели на веранде за шаткий пластиковый столик и принялись, как в детстве, уплетать жареных моллюсков и нарезанный полукруглыми дольками картофель фри, а после еды отправились пройтись вокруг озера — после весьма калорийной трапезы шестимильная прогулка была нам только на пользу. По дороге мы вспоминали Лекси и наши совместные похождения, путешествия на плотах, плавание наперегонки и прочие развлечения. Райан вспомнил, как Лекс сделала из пластиковой бочки подводную лодку, которая пошла ко дну, как только она в нее села.
— Просто чудо, что она не утонула! — Райан рассмеялся, качая головой, но тут же спохватился, поняв, что сказал что-то не то. — О господи! Извини, ладно?
Некоторое время мы оба молчали, потом я спросила:
— Ты ведь был когда-то в нее влюблен, правда?
— Влюблен? Н-нет, я бы так не сказал. Я просто… Ты же знаешь, какой она была… и тогда, и потом. Мне хотелось только быть с ней рядом, понимаешь? Как и всем нам. Мы хотели быть с Лекси, потому что с ней было интересно. Она вечно что-то придумывала, изобретала…
Я кивнула. Я отлично понимала, что он имеет в виду.
Некоторое время мы молчали, глядя на озеро. Солнце садилось, гладкая как зеркало поверхность воды вспыхнула оранжево-алым, и казалось, будто озеро объято огнем.
— Могу я тебя кое о чем спросить? — сказал он, когда мы прошли примерно половину пути вокруг озера.
— Конечно, спрашивай.
— Твоя тетя Диана… она ничего не говорила про мою маму? Про ее развод? Дело в том, что в последнее время мама ведет себя как-то странно. Она стала очень скрытной, и я просто не знаю…
— Нет, — сказала я чистую правду. — Она ничего мне не говорила. — Я подобрала камешек и, швырнув в воду, некоторое время смотрела на разбегающиеся по поверхности круги, но видела перед собой только Диану и Терри, целующихся возле бассейна. Но рассказывать об этом Райану я не собиралась ни под каким видом.
Райан продолжал пытливо смотреть на меня. Он как будто чувствовал, что я что-то скрываю, и я почла за лучшее переменить тему.
— Твоя бабушка меня немного напугала, — сказала я и с облегчением увидела, как с его лица исчезли подозрительность и сомнения.
— Давай угадаю… Она сказала тебе что-то насчет бассейна, верно?
— Абсолютно верно. То есть не совсем о бассейне. Она…
— А бабушка говорила тебе, что думала о бассейне Лекси?
— А что думала Лекси?
— Она считала, что с бассейном что-то происходит. Точнее, не с самим бассейном, а с водой.
— И что с ней происходит?
Он не ответил.
— Дело в том, что прошлой ночью я ходила к бассейну, и мне показалось… Я уронила фонарик, но он…
Райан взглянул на меня вопросительно, но я уже передумала.
— Впрочем, это неважно, — сказала я решительно. — Все это ерунда. Просто я немного испугалась.
— Что ж, я думаю, там есть чего пугаться, — серьезно проговорил Райан и, наклонившись, потер лодыжку, которую оцарапал много лет назад.
— Что ты имеешь в виду?
— Да нет, ничего особенного. — Райан потер глаза. — Извини, я немного устал, вот и несу невесть что. — Он виновато улыбнулся. — Давай лучше вернемся к машине, пока не стало слишком темно, и я отвезу тебя обратно в Ласточкино Гнездо.
Глава 24
4 мая 1930 г.
Лейнсборо, Нью-Гэмпшир
Чудесной воды с каждым днем оставалось все меньше, пока она наконец не закончилась вовсе. Вчера вечером я дала Мэгги последние несколько капель из пипетки. Она проглотила их, словно проголодавшийся птенец, и уставилась на меня широко раскрытыми глазенками.
— Все, — сказала я ей. — Лекарства больше нет, моя ласточка, но ты ведь уже выздоровела, правда? Ты снова стала здоровой и крепкой, и оно тебе больше не нужно.
В ответ Мэгги схватила меня за палец и сильно сжала, словно говоря: «Да, я снова сильная и здоровая».
А утром крошечные ноготки у нее на ногах и руках снова посинели. Мэгги с трудом дышала и не брала грудь, и я почувствовала, как мною с новой силой овладевает отчаяние.
— Нет! Нет! Нет! — повторяла я, плача и расхаживая из стороны в сторону. Схватив пустую банку, я попыталась набрать в пипетку хоть что-то, но на дне набралась всего капля воды.
Когда Уилл вернулся домой обедать, он застал меня в состоянии полной и абсолютной паники. Вне себя от тревоги и страха, я показала ему пустую банку, показала посиневшие пальчики девочки.
— Нужно немедленно ехать в Бранденбург! — заявила я. Чемодан я уже достала, и он, раскрытый, лежал на кровати. Внутрь я покидала вещи, которые могли нам пригодиться, если обстоятельства вынудят нас заночевать в чужом городе. — Я уже положила твои шерстяные брюки и ботинки, теплые вещи для Мэгги и кое-что для себя. Ты не видел фонарик? Я никак не могу его найти!
— Фонарик? — Уилл смотрел на меня, словно я сошла с ума. Так он мог бы смотреть на пьяницу, который на улице клянчит у него несколько монет на стакан джина.
— Да! Ведь когда мы доберемся туда, может быть уже темно. Пожалуйста, Уилл, поедем скорее! — Я пыталась объяснить ему все сразу, и моя речь звучала сбивчиво и бессвязно, слова превращались в кашу. Бранденбург, Миртл, источник, чудесная вода…
Он взял меня за руку.
— Я что-то ничего не понимаю, — проговорил он. — Объясни, пожалуйста, еще раз, и помедленнее. И лучше — с самого начала.
Мое сердце отчаянно стучало в груди. Я знала, что надо спешить, что у нас совсем не осталось времени, и все же я заставила себя объяснить ему все четко и последовательно. Я рассказала Уиллу о том, как Миртл ездила в Бранденбург, как она привезла оттуда банку с целебной водой и как я тайком давала эту воду дочери.
Уилл уставился на меня ошалело.
— Но ведь отель сгорел, — сказал он. — На его месте ничего не осталось, одни головешки.
— Источник сохранился, — возразила я, размахивая в воздухе пустой банкой, словно это было решающее доказательство. — И вода по-прежнему действует. Действует, Уилл! Я не могу объяснить как — я просто знаю, что она почти исцелила нашу дочь. Ты сам видел, что Мэгги окрепла и перестала задыхаться.
Он снова взял Мэгги за ручку и внимательно осмотрел синюшные ногти и фаланги пальцев.
— Все это время она была здоровым, нормальным ребенком, — сказала я. — Еще вчера вечером, когда мы ее купали, все было в порядке, правда?
Он кивнул.
— Так вот, вчера вечером, перед сном, я дала ей последние несколько капель. А сегодня… сегодня у меня уже не было воды, и посмотри, что с ней стало! Мэгги необходима эта вода, и мы должны как можно скорее отвезти ее к источнику.
Уилл посмотрел на меня, на Мэгги, снова на меня. Открыл рот. Снова закрыл.
— Я… я не… — начал он неуверенно.
Мэгги начала корчиться у меня на руках. Тяжело, с хрипом дыша, она вся выгибалась, не сводя с Уилла больших темных глаз.
— Ну, хорошо, — промолвил он наконец. — Давай закончим с вещами и скорее в путь.
Из Лейнсборо мы выехали в начале второго. Перед тем как отправиться в путь, я успела наполнить термос свежим горячим кофе и положила в корзинку несколько сэндвичей, а также печенье и яблоки. После затяжной, холодной весны сельские дороги оказались в ужасном состоянии: они стали почти непроезжими и напоминали порой настоящие реки жидкой грязи. Глубокие, заполненные водой колеи и промоины сильно мешали нашему движению, и Уилл вел «Франклин» очень осторожно, боясь застрять. Я сидела рядом с ним, держа Мэгги на коленях, и смотрела в окно. Однажды мы уже проезжали по этой дороге, но я совершенно не узнавала местности. Казалось, чем ближе мы подъезжали к Бранденбургу, тем меньше примет весны было вокруг. Земля цвета мокрой глины была совсем голой, и бредущие через поле худые коровы были забрызганы грязью по самую шею. Двигались они с явным трудом, так как при каждом шаге их копыта вязли в раскисшей почве. Коровник, к которому они направлялись, был давно не крашен и кренился набок; выглядел он заброшенным, а небольшой загон из жердей рядом почти развалился. У подножья каменных оград лежали пятна снега, словно зима только и ждала подходящего момента, чтобы вернуться.
Было уже начало седьмого, когда мы наконец добрались до Бранденбурга. На заколоченных досками воротах лесопилки висел большой плакат с надписью «закрыто». Несколько маленьких магазинов и лавчонок по сторонам главной улицы тоже не работали, и похоже, уже давно. Указатели, обозначавшие дорогу к отелю, убрали после пожара, поэтому на развилке Уилл остановился.
— Ты не помнишь, куда нужно ехать, налево или направо? — спросил он.
Я покачала головой.
— Здесь все так изменилось, — сказала я. — Кажется, направо…
Мы проехали по правой дороге несколько сот ярдов, когда я заметила примыкавший к ней узкий проселок, который выглядел смутно знакомым.
— Вон туда, — сказала я. — Если я не ошиблась, эта дорога ведет прямо к отелю.
Уилл послушно свернул, куда я показывала, но почти сразу остановил машину.
— Мы здесь не проедем, — сказал он мрачно. — Эта жидкая грязь слишком глубока. Если засядем, придется здесь ночевать. — С этими словами Уилл включил заднюю передачу и, неловко вывернув шею, стал сдавать назад, к шоссе.
Нужно было искать обходной путь, и мы решили расспросить местных жителей, но все, кто попадался нам на пути, в один голос твердили, что дорога к источнику закрыта и проехать туда невозможно. А одна пожилая женщина, подметавшая веранду своего дома, и вовсе попыталась отговорить нас от нашей затеи.
— Ходить к источнику — беду кликать, — коротко сказала она и, увидев у меня на руках Маргарет, добавила: — Разворачивайтесь-ка поскорее и езжайте туда, откуда приехали, если хотите вашему ребенку добра.