— Смотри, Мэгги, отсюда все началось. Ты началась…
«И благодаря этой воде ты не умерла», — добавила я про себя.
Постепенно мои мысли приняли иное направление. «Это судьба, — думала я. — Ведь мы можем жить только здесь и нигде больше. Придется мне спрятать мои страхи поглубже и делать вид, будто все идет так, как надо. Я должна сделать это ради Мэгги. Все, что мы с Уиллом делаем, — все ради нее, ради нашей крошки».
И, наклонившись, я снова поцеловала Мэгги. От нее пахло теплым молоком и яблоками, и, вдохнув этот запах, я почти поверила, что здесь нам ничто не угрожает.
Из дома донесся стук молотка, один рабочий что-то сказал товарищу, и оба расхохотались.
Вода в ручье громко журчала, словно тоже смеялась.
Нет, не смеялась…
Этот звук больше напоминал сдавленное хихиканье — насмешливое и злое.
— Идем, я хочу показать тебе второй этаж, — сказал Уилл. — И чердак… Я устроил для тебя в мансарде комнату для рукоделия.
— Для рукоделия? — Я снова почувствовала, как мое настроение улучшается. — Ты мне ничего про это не говорил.
— Я хотел сделать тебе сюрприз. Благодаря большому окну там довольно светло, но со временем, если захочешь, можно сделать потолочные люки. — От нетерпения Уилл буквально подпрыгивал на месте — до того ему хотелось как можно скорее показать мне светелку на чердаке.
«Ничего, все будет в порядке, — сказала я себе. — Это хороший дом, и мы еще будем в нем счастливы».
Держа Мэгги на руках, я пошла за Уиллом к двери кухни.
— Ну, что скажешь, моя ласточка? — обратилась я к дочери. — Здесь ведь хорошо, правда? Тебе нравится? Давай поднимемся наверх и посмотрим твою комнатку. Папа велел выкрасить ее в красивый желтый цвет.
Девочка зашевелилась у меня на руках и, вытянув руку, показала пальчиком куда-то мне за спину. На бассейн.
— Тетя, — сказала она, и я вздрогнула, крепче прижав дочь к себе. Медленно повернувшись, я бросила подозрительный взгляд на недостроенное патио и темный бассейн.
— Там никого нет, детка, — проговорила я внезапно пересохшим горлом. Сердце у меня билось так быстро и часто, что я испугалась, как бы оно не разорвалось.
— Тетя! — повторила Мэгги и захихикала.
— Что она говорит? — спросил Уилл, который успел войти в кухню.
— Ничего, — отозвалась я каким-то не своим голосом. — Наверное, просто играет…
— Тетя! — в третий раз выкрикнула Мэгги и снова залилась звонким, веселым смехом, продолжая показывать на бассейн. — Тетя! Тетя! Тетя!..
17 августа 1931 г.
Мои нервы натянуты до предела. Я не сплю. Я почти не ем. Каждую минуту я жду, что случится что-то ужасное.
Уилл, конечно, заметил мое состояние. Я говорю ему, что это из-за продолжающегося строительства — постоянного стука молотков, визга пил, криков и топота рабочих, которые разносят по всему дому запах пота, табачного дыма и перегара. Сухая гипсовая пыль и опилки витают в воздухе и оседают на полы, мебель, нашу одежду и постельное белье. Привезенные нами вещи так и остаются не разобранными, и из-за этого я по полдня разыскиваю самые обычные предметы: сковородку, свои любимые туфли, детские игрушки. Конечно, коробки, в которых все это лежит, можно было бы и распаковать, но это означало бы лишь увеличить хаос, в котором мы вынуждены жить. Нет уж, когда строительство будет закончено, тогда мы и наведем порядок, а пока… пока нам остается только доставать из ящиков и сундуков те предметы, которые нам абсолютно необходимы.
Но если быть до конца откровенной, на нервы мне действует вовсе не необходимость жить на строительной площадке.
Источник… Каждый день я прилагаю колоссальные усилия, чтобы не подходить к нему близко, не смотреть лишний раз в его сторону. Наверное, я поступаю глупо, по-детски: раз я тебя не вижу — значит, тебя нет, но… С другой стороны, чего я так боюсь?
— Сегодня жарко, — сказал однажды Уилл. — Почему бы тебе не искупаться? Я присмотрю за Мэгги.
— Я… я подумаю.
— За все время ты еще ни разу не искупалась.
— Ты и сам знаешь, сколько у меня было всяких дел! Я разбирала вещи, приводила в порядок кухню и комнаты, которые уже готовы. Кроме того, мне постоянно приходилось следить за Мэгги, чтобы она не путалась у рабочих под ногами, чтобы ее не придавило лестницей или не зашибло леса́ми.
Но, как бы я ни была занята, я все же заметила, что рабочие тоже избегают источника. Не раз я видела, как они поглядывают в его сторону и переговариваются вполголоса. Кажется, они считают, что вместо воды в бассейне плещется яд. Когда я ездила в город (всего два или три раза), я чувствовала, что местные жители косятся в мою сторону, обсуждают, быть может, даже осуждают. Возможно, им кажется, что я слишком хорошо одета. Что у нас слишком дорогая машина. Я для них чужая, посторонняя, но дело не только в этом. Нет, они улыбаются и разговаривают со мной очень вежливо, но стоит мне отвернуться, как я слышу за собой шепот: «Это она!.. Та самая, которая живет теперь возле источника!..» Некоторые глядят на меня со страхом, некоторые — с жалостью. Кажется, они уверены, что со мной непременно должно случиться что-то ужасное. И хорошо еще, если я просто заболею и умру.
В прошлое воскресенье я ходила в церковь. После службы меня остановила какая-то молодая женщина.
— Вы ведь живете там, наверху? У источника? Я слышала, ваш муж превратил его в плавательный бассейн.
— Совершенно верно, — сказала я и улыбнулась. — Он очень красив, и в нем приятно искупаться в жару.
При этих моих словах ее лицо странно исказилось и побледнело. Придвинувшись ко мне вплотную, она шепнула:
— Разве вы не знаете? Эта вода проклята!
Буквально позавчера у нас в Ласточкином Гнезде появился какой-то бродяга. Он попросил поесть и сказал, что ищет работу. Одежда его запылилась, и сам он был очень худым, но мне показалось, что у него доброе и честное лицо. Пока Уилл уговаривал мистера Галетти взять его подсобником, я отвела бродягу на кухню и на скорую руку приготовила ему пару сэндвичей и кофе.
— Нельзя работать на пустой желудок, — сказала я.
Бродяга — его фамилия была Бланшар — оказался очень вежливым человеком.
— Огромное спасибо, мэм, — сказал он. — Вы очень добры, и дом у вас очень красивый.
Садясь к столу, он снял шляпу, прочитал коротенькую молитву и начал есть.
— Давненько я не сталкивался с такими хорошими людьми, как вы, мэм, — с улыбкой проговорил он, покончив с первым сэндвичем. — Быть может, хотя бы теперь мне начнет везти. Вы не пожалеете, что взяли меня, — работать я умею. Я прокладывал железнодорожные пути во всех графствах Новой Англии, строил дома в Мэне, а еще раньше работал на корабельной верфи в Коннектикуте. Эти руки знают, что такое честный труд… — И он показал мне свои обветренные, мозолистые руки, покрытые желтыми пятнами от дешевых сигарет.
Когда он поел, мистер Галетти отправил его заканчивать каменную стенку возле бассейна, которую почему-то никто не хотел доделывать. Я видела, как Бланшар приготовил в ручной бетономешалке раствор и начал довольно ловко выкладывать небольшую каменную стенку по границе патио, однако не прошло и получаса, как он примчался обратно в дом еще бледнее, чем был, и с ходу заявил Галетти, что увольняется.
Мастер был в ярости.
— Ты что же это, сукин ты сын, удрать решил?! — вспылил он (я все прекрасно слышала из кухни). — Эти люди тебя подобрали, накормили, дали работу, а ты? И часа не проработал! Где же твоя благодарность?
— Я не могу… — выдавил Бланшар. — Этот бассейн…
— Что — бассейн?
— Я видел…
— Что ты мог там видеть? — рявкнул Галетти.
— Я… Простите, босс, я не могу… — И Бланшар бросился к выходу. Из окна я видела, как он бежит по подъездной дорожке к лесу, то и дело оглядываясь через плечо, словно человек, за которым кто-то гонится.
21 августа 1931 г.
В этот день вечером, примерно в начале девятого, я поднялась в детскую. Уложив Мэгги в кроватку, я села в кресло-качалку с книгой, но тут снаружи послышался какой-то шум. Громкие мужские голоса доносились от бассейна. В последние дни рабочие трудились допоздна, в том числе и по выходным: Уилл пообещал им премию, если они закончат отделку как можно скорее.
Я спустилась вниз, вышла во двор через дверь кухни — и наткнулась на Уилла.
— Что случилось? — спросила я.
— Один из рабочих свалился в бассейн, — ответил он. — Галетти вытащил его, так что все в порядке. Возвращайся в дом, Этель.
Но я не послушалась. Сделав несколько шагов, я приблизилась к группе рабочих и увидела среди них молодого маляра Брайана Смита — Смити, как прозвали его остальные, — который в мокрой одежде пятился от бассейна. Парнишку сотрясала крупная дрожь. Рядом стоял Галетти — тоже насквозь мокрый. Даже с усов у него текло.
— Пойдем в дом, — сказала я Брайану. — Я дам тебе горячего кофе и одеяло, чтобы завернуться, пока сохнет твоя одежда. Как получилось, что ты упал в воду?
— Я не падал! — стуча зубами, ответил он. — Она меня столкнула! Я подошел к краю, а она как схватит меня за ногу да как дернет!..
— Кто это — она?! — удивилась я.
— Та женщина. Которая живет в воде!
— Ты видел в бассейне женщину? — Мое сердце вдруг застучало так громко, что его, наверное, услышали все.
Брайан кивнул, и я увидела, как на его тонкой шее запрыгал острый кадык.
— Она… Она была вон там! — добавил он, показывая на черную воду.
— Я тоже видел! — подал голос еще один рабочий.
— Это была она, — прошептал еще кто-то. — Женщина из бассейна!..
— Женщина из бассейна? — повторила я дрожащим голосом. — Какая чепуха!
— Не чепуха! — возразил Брайан. — Она схватила меня и потянула в воду. Я хотел вырваться, но она не отпускала.
— Мы все ее видели, — подтвердил пожилой каменщик. Его голос показался мне визгливым, словно он был на грани истерики. — Ведь верно, ребята? — повернулся он к остальным. — Мы все ее видели и слышали ее зов!