купщикам. Завысил затраты. Воздух, воздух, воздух. Три-четыре переброски по счетам. Тонкий нерв движения цифр, почти ощущаемый здесь в светлом офисе укрытом грубой кирпичной кожей. Важные люди, уверенные оценивающие взгляды, словно она тоже входила в прайс, запахи дорогой парфюмерии. Никаких сомнений, что все это было настоящим.
Потом были наличные, которые считала Алина. Каждый раз, услышав стрекот счетной машинки, Олька морщилась. Через пару минут та пойдет с пакетом в его кабинет. Они запрутся и будут что-то обсуждать. Что-то важное, которое как ни напрягай слух, было не расслышать.
— Слушай, мы все в пятницу идем в «Кружку», ты с нами?
Оторвавшись от размышлений, она спросила:
— А это где?
— На Киевской.
— В принципе можно, — Олька жила недалеко. Сменив Малый Строченовский на приличную однушку за сколько-то денег. Денег, которые по-прежнему не умела считать. Почему она переехала, Олька так и не поняла. Просто собралась в один из дней и потащила сумки по новому адресу. Ей этого захотелось.
Впрочем, уютная квартирка Аллы Матвеевны тоже осталась за ней. Повинуясь странному капризу, Олька по-прежнему платила за нее, строго в определенный день. Ни раньше, ни позже. Хотя и появлялась в маленьком дворике не чаще двух раз в месяц. И самое странное, что сейчас ей хватало почти на все. Еду, нечастые развлечения, жизнь. Хватало почти на все, кроме невероятной парки «Шервино».
— После работы. Придешь?
Она кивнула. За дверью раздался стрекот. Это значило, что сегодня появится Глеб. Подмигнет ей и зайдет к себе. Потом к нему качая бедрами, заявится Алина с черным полиэтиленовым пакетом. Мысль о ней была невыносима. Сучка, с обычной странной полуулыбкой и скользящим взглядом, который никогда не останавливался на ней, Ольке.
«Сейчас красит свой свисток в ярко-красный блядский цвет, а потом будет ходить как течная кошка» — в Олькиной голове нервно завыли электрические сверчки, она поморщилась и хлебнула ледяной чай. Неожиданно ей захотелось того, чего никогда не хотелось: схватить Алину за волосы и с наслаждением навесить пощечин, чтобы стереть эту дурную самодовольную улыбку с лица.
— Реестры готовы уже, Оль? — главбухша выглядывала из кабинета, подкатившись к открытой двери на офисном кресле. За ней были видны металлические стеллажи, уставленные толстыми распадавшимися папками. Ориентироваться в них было трудно, но Олька быстро продумала себе схему. То, что не трогалось месяцами, валялось на нижних полках, более-менее нужное было расставлено на уровне глаз. А важные бумаги, сложены в красных папках в одном отделении. Папках, на которых не было ровно никаких надписей. Документы в них стремительно менялись, но Олька старалась держать в голове, где что находится в настоящий момент.
— В коробках, Евгения Евгеньевна. Только вы их не вынайте, они по дням разложены.
— Что?
— Я их вчера по дням разложила, — пояснила Олька.
— Я не про это. Нет такого слова — вынать, — ее собеседница подняла очки в тонкой золотой оправе, устроила их на коротко стриженой шевелюре и с удивлением посмотрела на нее. Никита с Денчиком фыркнули. Одарив их холодным взглядом, Олька немного покраснела.
— А какое есть, Евгения Евгеньевна?
— Вынимать, Оля.
В ответ она пожала плечами, какая разница? Ей было абсолютно все равно. Но про себя она все же поставила отметку. Как бы еще где-нибудь не ляпнуть. В любом случае, то, что реестры за две недели были сложены по дням, она втайне гордилась. В обычном главбуховом беспорядке стояло четыре увесистых коробки из-под бумаги, в которых можно было хоть что-то разобрать без опасения свихнуться. И это была только ее, Олькина заслуга.
— Спасибо, Оль, — Евгения Евгеньевна безразлично кивнула головой и уехала на своем волшебном стуле вглубь бумажной пещеры. Порядок для нее был не обязателен.
Со двора донесся шум приближающейся машины, захлебнувшийся у входа. Словно по команде из своих конурок, загородок и со второго этажа повалили люди. Все как всегда, Олька вздохнула. Она никак не могла стать своей здесь. Всегда что-то мешало, никак не клеилось, хотя она очень старалась. Не складывалось, даже несмотря на то, что Олька уже почти преодолела аллергию на утреннее метро, запах сырой резины, серые хмурые лица среди которых каждый день приходилось добираться до работы. Бесконечный круговорот суббот и воскресений, когда она могла позволить себе выспаться до обеда. Выспаться в новой съемной квартире, хозяев которой даже не знала. Они существовали где-то там в Таиланде. Изредка напоминая о себе лишь показаниями счетчиков коммуналки, которые она ежемесячно сбрасывала в ватсап.
По большому счету, новая жизнь все никак не хотела быть ее. Впрочем, как и старая. От той осталась только квартирка на Малом Строченовском и Кристина, снявшая где-то подвал и открывшая в нем БДСМ клуб.
— Давай ко мне, Ольк? Две — три тысячи в месяц легко заработаешь, если будут постоянные клиенты. Сейчас много разных придурков. Все модные. Прикинь теперь их даже пороть не надо! Шибари, знаешь такое?
Олька подозрительно косилась на моток бельевой веревки, выглядывающий из сумки подруги, и качала головой. Шибари звучало подозрительно, а боли она не любила. Ни своей, ни чужой. Кристина пожимала плечами и ломала ложкой идеальную лакированную поверхность лимонного чизкейка.
— Зря. Так-и-и-и-е чудики бывают!
Как будто их не было везде, этих чудиков и придурков. Олька слушала приближающиеся шаги Глеба. Уверенную походку настоящего мерзавца делающего добрые дела. Все было как всегда: хлопнула дверь и мгновенно образовалась суета.
— Глеб Борисыч, можно?
Он отмахнулся. Позже. Я сейчас занят. Пронесся сквозь ожидающих, успев бросить взгляд на Ольку и взмахом руки позвал Алину за собой.
Та несла черный хрустящий пакет, весь изломанный углами. Олька смотрела прямо в ее спину, в ту точку, где под полупрозрачной блузкой угадывалась застежка бюстгальтера.
«Шалава!»
«Деревня!»
Спина выражала презрение. Вынать, ага. Можно было поклясться, что Алина все слышала, несмотря на стрекот и шуршание счетной машинки, несмотря на разговоры в офисе, звонки и прочий шум.
— Оль, подпишешь у Глеба Борисыча реестры? — главбухше было лень. У нее была куча подработок, мелкие фирмочки, отчетность, еще какая-то хрень.
Поэтому часть работы та спихнула на нее. Глеб с Алиной будут шушукаться часа два, а Евгении Евгеньевне пора бежать. Ее ожидали несданная декларация, квартальный РСВ и пара запросов налоговой, потом магазин, муж, двое детей где-то там в Свиблово. Словом ждала жизнь, остававшаяся за кадром. Совершенно непонятная и непривлекательная. А вот Ольку не ждал никто.
— Хорошо, — ответила Олька.
— За шоколадку.
— Ей нельзя, у нее фигура, — глупо встрял Денчик. Евгения Евгеньевна бросила на него взгляд и старательно хихикнула. Олька хмыкнула, очевидно, что тощей как палка главбухше Ден нравился. Всякий раз, проходя мимо него, та старалась задеть его ютившегося за столиком в проходе худым бедром. Или снимала невидимые волосы с пиджака, когда они выходили курить. Или смеялась над глупыми шутками. Скрытые символы понятные Ольке, она читала их как раскрытую книгу. Скучную книгу, написанную серым языком. Двумя детьми в Свиблово, несвободой и бытом.
— Денис, поможешь? — главбухша близоруко щурила глаза. — Мне надо документы переставить.
Обычная уловка. В захламленном кабинете было слишком мало места. Слишком мало, но достаточно для того, чтобы на пару мгновений почувствовать себя свободной.
Пара мгновений. Свобода для Ольки была слишком сложным понятием, поэтому она просто хлебнула остывшего чая. Надо долить горячей воды, но вставать было лениво. Гадский Глеб. Хотя она понимала, что рассчитывать на что-то было глупо. Ну, помог он ей тогда с обувью. И что?
С другой стороны, она сейчас здесь, играет в работу, а не где-нибудь на Смоленской или Земляном валу с очередным другом. Все поменялось. Вагит в черном списке, на сайте тишина, потому что анкета уже похоронена под валом других. Может так и планировалось? Так и хотел тот, к кому она постеснялась зайти на Варварке? В таинственную тихую темень в свечных огоньках.
— Оль! С «Альянса» звонили? — Глеб выглядывал из кабинета.
— Нет, Глеб Борисович.
Он огорченно махнул рукой и скрылся. Олька вздохнула и подумала, что для него она, наверное, не более чем предмет мебели. Говорящий красивый диван с зелеными кошачьими глазами. Который только-только стал тут своим. Вписался в интерьер, сохранив хрупкий баланс между прошлой жизнью и настоящим. А ведь Глеб даже не подозревает, как нелегко ей это далось. Понимание.
Понимание того, что вообще надо делать. В этом нормальном мире. В котором по-настоящему нельзя было сойти с ума перепрыгивая из постели в постель. В котором время ничего не стоило, если это только не было временем ожидания такси или антикафе. В мире пластиковых судочков с котлетами. И единственная вещь, что связывала Олькино прошлое и настоящее — были деньги. Странная ценность, к которой она небрежно относилась. И тут и там они присутствовали. Хотя стоили, наверное, по-разному. Она пожала плечами. Раньше ей не хватало, сейчас все изменилось. Пару раз она даже пыталась выяснить, почему так. Но ничего не получилось, считать она по-прежнему ленилась. Все закончилось парой страниц в записной книжке старательно исписанных каракулями.
Сорок пять тысяч — квартира
Пятнадцать — Алла Матвеевна
Три тысячи — продукты, плюс семьсот зачеркнуто.
Знак вопроса пятьсот девяносто рублей.
Зачеркнуто — три тысячи семьсот, после чего стояла пометка «Потеряла»
Карта тройка — вопрос
Кристина кофе — тысяча
Она сдалась на третьей странице, после того как аккуратно вывела: «Сапоги». Сдалась, потому что выкинула чек. Впрочем, эту последнюю запись она обвела красивой виньеткой и поставила три восклицательных знака, потому что они были очень даже ничего. Темно- серые на белой подошве из мягкой, приятной на ощупь кожи.