— Я пойду?
— Моя госпожа, — говорю я.
— Что?
— Можешь называть меня моя госпожа, если тебя не затруднит, — беззаботно сообщаю я и делаю несколько замахов дубинкой. Нет, положительно, самое дерьмовое оружие, которое я когда-либо держала в руках. Абсолютно несбалансированное. Почувствовать приложение сил на его кончике никак не получается, ощущение будто машешь простой неудобной палкой. Как он хотел с этим выйти на охоту? В недоумении поджав губы, я осматриваю свою добычу.
— Моя госпожа, — в его голосе стоят слезы. — У меня дети.
Я сочувственно киваю, очевидно же что у этого обмылка куча детишек. Еще более очевидно, что он мне заливает, будто я наивная дурочка и только что родилась. В любой другой ситуации я бы немного отпинала его и оставила в покое, но сейчас у меня другие планы. И только я открываю рот, чтобы их ему сообщить, как над нами хлопает ставня и мстительная старушенция пытается исполнить разом все угрозы, которыми осыпала меня из-за двери. Ощущение такое, словно на бетон грохается целый дом.
БУМММММ!!!
Нас заволакивает пороховым дымом, а по всей улице мгновенно вспыхивают окна, в которых появляются любопытные головы. Надо признать, что этот самый Мистер Убивец у бабули что надо. Судя по звуку, такой может сломать ключицу отдачей и не поморщиться.
— Получила, поганка! — злорадно вопит она. Я вытягиваю руку и благодарно показываю ей средний палец, с болезненной радостью слушая, как та завывает от гнева.
— Ах ты, стерва! — из окна доносится металлический лязг и клацанье хорошо смазанного затвора.
Ну вот, начинается! И никакого покоя маленькой принцессе, все желания которой сводятся к одному — как можно быстрее убраться из этого мира, куда ее забросила коварная Штуковина. Мне приходится срочно играть отступление, пока старая карга не перезарядила свою гаубицу и не заделала в прекрасной Беатрикс дыру. Я быстро хватаю оглушенного пленного за воротник и волоку его прочь. Тот вяло трепыхается и пытается стонать, будто выстрел его достал, и он уже отдает богу душу. Матушка, да этот бедолага может растопить самое жестокое сердце! Даже Ва угостил бы его своим драгоценным с’мгончиком! Несмотря на то, что чешуйчатый жадина каких поискать и на моей памяти угощал священной гнилушкой только Фогеля и то, потому что я ему так сказала. Разжалобить здоровенного сварливого дракона, воняющего перегаром за три версты это надо уметь! Мне приходит на ум, что мой противник по дурости пошел не по той кривой дорожке и лучше для всех было бы, если он сделался попрошайкой. Недоумок просто зарыл талант в землю.
— Потерпи, дорогой, — пыхчу я под аккомпанемент самого жалобного скулежа в мире и, наконец, ныряю с добычей в проулок, между развалинами с одной стороны и халупой из кривых досок с другой. В этом прелестном месте я удобно устраиваю доходягу в куче картонных коробок и беру паузу, чтобы отдышаться.
— Ты цел?
— Да, моя госпожа.
Удивительно как быстро он усваивает уроки! Я с одобрением смотрю на него, отчего мой собеседник съеживается и просит сейчас его не убивать. Приходится поклясться бородой Матушки, что в мои планы это не входит и он нужен мне по другому поводу. Мои слова его никак не убеждают, и я в качестве жеста доброй воли возвращаю бесполезную палку, которую он считает оружием. Да! Все-таки я бесконечна добра и гуманна, как ни крути. Хотя мои жесты милосердия помогают мало, оборванец смотрит на свою дубинку как на сколопендру. Словно та сейчас свернется в тугое кольцо, а потом запулит растопырив лапки с крючьями прямо в испуганные глаза. И мне надо что-то с этим делать, иначе его оторопелый ужас порушит все мои планы, и я от него ничего не добьюсь. Поэтому я присаживаюсь рядом и дружески хлопаю по плечу, вызывая судороги от страха.
— Как тебя зовут?
— Юсуф, моя госпожа! Отпустите меня, пожалуйста! — ноет он в ответ. — Я больше никогда так не буду делать!
— Прекрасное имя, — хвалю я.
— Прекрасное, — эхом откликается Юсуф. — Отпустите?
— Не сейчас, дорогой Юсуф, — вежливо говорю я и чешу нос. Чешу, потому что задумалась и пытаюсь перевести все, что я хочу в самые несложные слова, чтобы до него дошла суть. Как бы ни хотелось этого делать, но приходится существенно упростить свой план.
Пока я излагаю свои мысли, мне хочется невоспитанно хихикнуть. Уж больно забавно выглядит этот бедолага. Глаза широко раскрыты в уголках век засохшая грязь, рот потешно раскрыт. В целом Юсуф смотрится так, будто я предлагаю ему съесть живого злобного вампкраба готового в любую секунду оторвать ему голову клешней. Матушка, да я вижу тебя насквозь, дорогой. Всю жадность и боязливость в смеси с махровой глупостью. Иногда он качает головой и говорит, что это противозаконно. Как будто, час назад это не я его поймала с дубинкой в потных руках, которой он пытался надавать бедняжке принцессе по голове. Пока мы беседовали, над нами уже поднялся дрожащий серый день, мимо дыры, в которой мы устроились, текут по своим делам прохожие. Я спокойно излагаю свой великолепный план, а мой собеседник тупит и изображает из себя не пойми что.
— И за свои услуги ты получишь два кредита, — подвожу итог я. В ответ он выражается в том ключе, что это крайне мизерная сумма за решение проблемы столь вселенского масштаба. В иные времена я бы даже не обратила внимания на его замечание и не стала торговаться, но сейчас у меня с собой только десять кредитов лохматого скряги Манджаротти, посох с тремя припасами и светлая голова. Принцесса Беатрикс крайне ограничена в ресурсах. И я отвечаю дорогому Юсуфу, что в качестве компенсации за труды могу накостылять ему совершенно бесплатно. Он колеблется пару мгновений, а потом сообщает, что знает нужного мне человека, но это будет стоить очень дорого. Он замолкает и со значением смотрит на меня, будто на этом моменте я упасть в обморок или проделать что-то в этом роде.
— Например сколько, дорогой Юсуф? — кротко, как подобает настоящей принцессе, говорю я. Положительно этот плакса скоро выведет меня из себя.
— Полноги.
— Моя госпожа, — мягко поправляю я.
— Полноги, моя госпожа, — соглашается он.
Прекрасно! Я немного размышляю, пытаясь понять что такое «полноги» на нормальном языке. А потом сдаюсь и прошу посчитать мне по текущему курсу. Ответ меня совершенно не радует. Полноги — это пятьсот кредитов, а значит в пятьдесят раз больше, чем у меня есть. Весь хитроумный план бедняжки Беатрикс основывается на куске пластика, на котором светится цифра «пятьсот». Надо признать, что сумма действительно неподъемная.
— А скажи мне, дорогой Юсуф, у кого здесь можно быстро найти эти твои «полноги»? — спрашиваю я после недолгих размышлений. — Ведь мы можем их у кого-нибудь взять на время, как считаешь?
Он смотрит на меня так, будто я только что свихнулась. А потом нагло заявляет, что не знает ни одного придурка, который добровольно отдал бы такие деньжищи.
— А не добровольно? — невинно уточняю я.
В ответ он начинает горячо доказывать, что понятия не имеет и на такое не подпишется, даже если я приставлю нож к горлу. У него детишки, слабое здоровье, кто-нибудь обязательно узнает, а он слишком молод, чтобы умереть. Все это Юсуф последовательно излагает глядя мне в глаза, будто кролик в глаза змеи, раздумывающей, не пора ли обедать. А потом замирает совершенно потный и взъерошенный. Естественно, всю эту ерунду я пропускаю мимо ушей в ожидании единственно ценной информации. Со стороны мы кажемся двумя приятелями, мирно беседующими в глухом закоулке в завале из картонных коробок.
— Клянусь, моя госпожа! Клянусь своими детьми!
— Ну, так у кого? — его воображаемые дети меня не трогают.
С отчаяньем прижав руки к груди, он последовательно проклинает свою говенную жизнь, Манапу, в которой дорого существовать, сегодняшний день, нашу встречу, свою глупость и прочие обстоятельства. Под которыми имеет ввиду планы прекрасной принцессы Беатрикс. Я хмыкаю и утешаю его тем, что не делается, все к лучшему. И что будет весело.
— В гробу я видал такое веселье, — гневно квакает Юсуф, я пожимаю плечами. Все можно устроить, дорогой мой. Он смотрит прямо мне в глаза и вздрагивает.
— Ну, так ты знаешь, у кого мы с тобой возьмем на время полноги? — я не даю сбить себя с толку. На кону слишком большая ставка. Даже не так: на кону ставка, перебить которую не может никто, потому что она не имеет цены. И это мое счастье и покой. За счастье великой Беатрикс Первой можно не глядя отдать весь этот мокрый мир с его обитателями и положить еще пару кредитов сверху.
Наконец, поганец мрачно кивает, будто соглашается с собственным смертным приговором. Он знает такое место и может меня отвести туда. Но все это очень опасно и он никогда о таком и не помышлял.
— Ты что, никогда не мародерил, дорогой Юсуф? Шутишь?
— Сегодня первый раз, моя госпожа, — признается он, — вообще-то я работаю на карусели в порту, просто у нас с мамушкой не осталось денег, чтобы заплатить хозяину за жилье.
— Первый раз, Юсуф! У тебя дети. И еще матушка? — саркастически улыбнувшись, я тыкаю его пальцем. — Наверное, старая и больная. Угадала?
Ни секунды не сомневаюсь, что он врет. Его дубинку, несмотря на ее нелепый внешний вид, я внимательно рассмотрела, все ее зарубки и царапины, пара застрявших волос, говорили о том, что она не раз была в ходу.
Мелкий мерзавец пытается утвердительно кивает и сообщает, что мамуля почти ничего не видит, и они еле сводят концу с концами. Ну-да, ну-да, сколько я такого повидала. Как только всяким придурками прилетает у них образовывается миллион проблем, которые не вывезти на своем горбу. Тут и детишки, и дурная наследственность, и родственники на последнем издыхании. И большой запас сволочей вокруг. Я кидаю очередной взгляд на дубинку Юсуфа и весело хихикаю, отчего он тяжело вздыхает.
— Я говорю правду, — говорит он. Его уши пылают, а по лицу течет пот вперемешку с грязью.
— Я тебе верю, дорогой Юсуф. Ты еле сводишь концы с концами. Мы тут с тобой немного пошалим, а потом я откланяюсь, и ты меня больше