— Положите руку в рефазный модулятор, так, чтобы локтевой сгиб проходил точно над отверстиями, — командует он.
Рефазный модулятор выглядит как абсолютно опасное дерьмо. Требуха из проводов, трубок, маленьких колбочек, посреди которого развалилось что-то шипастое, похожее на вафельницу нечто. Несмотря на все это, я послушно сую руку в металлическую вафельницу, которая немедленно ее обхватывает. Что-то тонко шипит и в мой локоть входят иглы, я еле сдерживаю крик. Матушка, пусть твоя борода всегда будет шелковистой! Мои мысли замирают на грани паники, сердце трепыхается где-то в горле.
Проходит несколько минут, пока мастер колдует над своей техникой, нажимая на серебристом пауке то одно место то другое. В повисшем молчании слышен только писк его механизмов, тонкий вой охлаждающих вентиляторов и мое шерстяное от ужаса дыхание.
— Поразительно! — колдун вертит головой в железной шапке, — ничего не понимаю.
— Что-то не так? — осторожно интересуюсь я.
В ответ он пожимает плечами и вытирает тонкую нитку слюны, потянувшуюся из уголка губы. Стресс-тест вызывает тошноту, прошу прошения, госпожа. И он с таким еще никогда не сталкивался, никак не может врубиться, потому что, все его попытки привязать идентификационные липиды к моим кровяным тельцам провалились.
— Так мы можем это порешать? — я чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. — С вашими липидами что-то не так, как я понимаю.
Сейчас, он пытается нанести связующий слой, а потом мне придется посидеть минут десять, чтобы сердце полностью прогнало препарат через мой организм, возможно, я почувствую себя дурно, но это абсолютно нормально в таких обстоятельствах. Поверхностный слой моих кровяных телец не принимает стандартные связи.
Но я его уже не слушаю, прекращаю на слове «препарат». Перед глазами колышется мутная пелена, а в ушах стоит грохот собственного сердца, сквозь который я слышу удивленный вопль мастера Гельминтаса.
— Что вы делаете, госпожа?!!! Что это?
Что вы делаете, госпожа? Сложно представить другой вопрос, почувствовав холодный металл, упертый в самое нежное между ног. Хочется улыбнуться сквозь дурноту.
— Это посох, пожалуйста, не дергайте ногами, иначе я отстрелю вам хозяйство.
— Но зачем?!! — продолжает допытываться мой собеседник.
— На случай, если вы попутаете эти ваши пропорции, и все пойдет не так. Кстати, перед тем, как потерять сознание я по любому смогу выстрелить. Инстинктивно, просекаете?
Где-то далеко за белой мутью он недовольно втягивает воздух и выражается в том ключе, что остаться без хозяйства, совершенно не входит в его планы и это излишняя предосторожность. Полная чушь, он все сделает как надо! В ответ я, пытаясь не утонуть в шуме стоящем в голове, сообщаю ему, что любая предосторожность в колдунстве не лишняя. Каждый делает свое дело: он колдует, я страхую наши договоренности.
Слышно как мастер Гельминтас рассерженно сопит и жмет кнопки. За моей спиной вздыхает очнувшийся Юсуф, который увидав картину, тут же с грохотом проваливается в обморок. На меня это не производит ровно никакого впечатления, я сама балансирую на грани беспамятства, судорожно сжимая ребристую рукоять. Держись, бедняжка принцесса, ни одно дело в этой жизни никогда не давалось тебе легко. Даже любовь. Даже это прекрасное взаимное чувство колдуна Фогеля табельный номер семнадцать тысяч четыреста сорок восемь дробь семнадцать, третий производственный сектор. Моего прекрасного болвана, который так ничего и не объяснил.
— Еще тридцать секунд, госпожа, — надтреснутый голос мастера Гельминтаса глухо звучит в моей голове. Несмотря на то, что я вижу только его мутный силуэт, становится очевидным: колдун тоже очень устал, и все его колдовство дается большим трудом.
— Тридцать? — каркающим голосом переспрашиваю я, и начинаю отсчет.
— Почти готово. Сопряжение почти установлено, если вы не возражаете, я ввел вас в реестр как Генриетту Лакс.
— Почему? — я интересуюсь только потому, что звук моего голоса помогает мне определить, что я еще в сознании.
— Просто мне нравится это имя, госпожа.
Целый перевернутый чужой мир
дата публикации:01.12.2023
Интересно, что искали те двое? Я пытаюсь связать детали, умножить два на два. Мои утренние незваные гости пытались найти какую то вещь. Что-то важное для них. Внимательно наблюдая за зарослями в ожидании движения, я одновременно складываю фрагменты непростой мозаики. Если отбросить всю чепуху, которую они наговорили, то что-то привлекло внимание ведьм из ХаЭр. Я же правильно запомнила? Ведьмы или жабы? Или у Фогеля были ведьмы, а у этих жабы? Вроде они служат одним и тем же гнусным правителям. А, блин, плевать! Если еще и об этом задумываться, то у крошки Беатрикс один путь — в сумасшедший дом. Есть же такие специально для поехавших принцесс? Где коронами царапают потолок?
Чахоточный дождь оседает микроскопическими каплями на козырьке, скатывается по нему в большие красивые сферы, балансирующие на краю. В них преломляется Нижний Город, колючки, жадно тянущие к нам ветки, мокрый бетон за оградой. В каждой капле целый перевернутый чужой мир, который мешает мне думать. Я двигаю головой, стряхивая хрустальные шарики воды, но на козырьке упорно нарастают новые.
«… поле порвало, будто кто-то пытался подключиться к транспортировочной системе» Так и запишем: тарабарщина. Что-то на колдунском. Полнейшее «уруру».
«Уруру» — это выражается мой чешуйчатый забулдыга дружок. И такое кукареканье в равной мере выражает восторг, уныние, злость или озабоченность. Идеально подходя под каждый конкретный случай. Всегда удивлялась, как Ва так точно может выражать эмоции. Спрашивать у него совсем бесполезно, бронированный кротко потупится и заявит, что его научила Матушка.
Мой скромный страшила. Неужели я смогла что-то колдануть ночью? Капельку, чуть, мизерную крошку. Сдвинула с места камень, вырвалась из череды повторяющихся событий. На ум мне приходит, что не мои же пьяные завывания послужили причиной утренних розысков, «курамы бергебей!», вовсе не они. Это коварная Штуковина. Вернее часть ее потрохов, хитро соединенных проволочками. Уже вошло в привычку, если я касаюсь ее своими браслетами, то тут же что-то происходит. Что-то. Обычно самое хреновое из всех возможных хреновых. Штуковина играет с бедняжкой Беатрикс в свои гнусные непонятные игры, факт!
Выстрел! Криса валится на бок и сучит когтистыми лапами. Вторая пытается нырнуть в заросли, но не успевает. Томашек довольно крякает. Два хвоста для жирной Сью!
— Красава, Бет! — хвалит меня тощий.
Пока он возится с тушками, засовывает в пятнистый рюкзак, я продолжаю думать. С другой стороны, все это может быть обычным совпадением, и я загоняюсь на ровном месте. Все это может быть ошибкой. Ведь я до сих пор никого не интересовала в Нижнем Городе, за исключением пары тупых отморозков, устроивших на прекрасную владелицу Мусорной Долины засаду. Тогда пришлось попотеть. И хорошо, что у них не хватило ума спрятаться получше. И не дымить сигами, чтобы скрасить ожидание. Что им от меня было нужно, я так и не узнала. Да и начхать по большому счету. Тогда я быстро сбегала за кибертраком попешек, а попавшись тем на глаза улепетывала четыре квартала, пока не навела озверевший от моей ловкости контроль на затаившихся придурков. Веселье было! Такими драками прекрасная Беатрикс всегда восхищалась. Спрятавшись за мусоркой, я, открыв рот, наблюдала за ней. Кажется, одному из патрульных сломали челюсть, а второму неплохо насовали по роже. К моему большому сожалению, подъехавшее подкрепление быстро скрутило неудачников и те убыли за облака нести мир в других миры. Добровольцы. При воспоминании об этом я ухмыляюсь, но тут же становлюсь серьезной. Потому что Манджаротти орет.
— Криса!
Ствол плавно идет от бедра, я четко понимаю куда попаду. Восемь шагов при полном отсутствии ветра. Веду смутный силуэт, автоматически учитывая упреждение. Однако натолкнувшись на сплетение колючих веток здоровенная криса визжит и разворачивается. Сжимается как пружина, а потом атакует худую ногу Томашека, которую тот удачно поставил на бордюр. Я прижимаю спусковую скобу, чувствуя мягкий толчок посоха в руку.
— Бет! — вопит лохматый. — Совсем чокнулась?!
В его штанине дыра, а крису откидывает попаданием на дорожку. Четыре хелицеры торчащие по углам пасти чуть не сомкнулись на худой лодыжке. Гражданин Манджаротти бросает пугалку и отскакивает.
— Железная задница Густава, дура! Ты чуть не отстрелила мне дрыжку!
Приходится принять придурковатый вид и хихикнуть. Ведь не могу же я показать своему компаньону, что принцесса Беатрикс, легко проделает еще одну дыру в штанине, не задев ногу? Да кучу дыр по желанию! До этого момента Томашек считал меня немножко блаженной, которой боги дали умение прилично стрелять, но не более того. Не могу же я разрушить его веру и показать, что на самом деле умеет его придурочная замарашка?
— Это случайно, — извиняюсь я, — тварь быстро прыгнула.
Отставной «доброволец» злобно сопит и исследует грязную штанину, а потом жалуется, что брюки были почти новые и дорогие. Он их брал по скидке, только потому, что они были прошлогоднего сезона. Что такое прошлогоднего сезона я в душе не грею, но как по мне, с такой прорехой на заднице и салом, художественно размазанным по ткани ни о каком «новые» и «дорогие» речи идти не может. Но я предусмотрительно держу эти наблюдения при себе. Просто грустно улыбаюсь, наблюдая как он кряхтит подбирая пугалку, вытирает пот со лба и злобно зыркает на свою прекрасную спутницу, то есть меня.
— Извини, — говорю я.
— Ладно, забей. Одной дырой больше, одной меньше, — расстроено отвечает он и предлагает передохнуть. За полдня мы прочесали значительный кусок территории парка. Начиная от карусели и заканчивая большой клумбой, на которой бурым ковром лежат остатки растительности.
Когда мы устраиваемся на бетонной ограде, долговязый вояка принимается чесать языком обо всем на свете. Это получается инстинктивно, будто как только он выпускает из рук пугалку ему до смерти необходимо снабдить меня любой ерундой, которая приходит на ум. От армейских баек до Джелинды Дори, по которой тощий сохнет. Кстати, абсолютно безнадежно. Потому что, как я понимаю, его богиня где-то там наверху, далеко над нами.