По другую сторону орехового стола тут же, как из воздуха появилась Ирочка, застыла, участливо заморгала карими глазами. (С)
Прошло две секунды вдумчивого чтения и тут же:
Участие в глаза тут же сменилось игривостью (С)
Еще три фразы:
Почему-то виновато произнесла Ирочка (С)
Подумав, что на этом мгновенная смена настроений Ирочки закончилась, и она пришла в норму, я храбро продолжил, чтобы тут же налететь на риф:
Вдруг подала голосок Ирочка (С)
«Как же так?» — подумал я, — «Они же вели беседу, почему — ВДРУГ?»
Я готов был простить холеное и породистое лицо, тонкие пальцы поправившие очки на хорошеньком вздернутом носу, даже Дмитрия Игоревича подающего по ходу беседы гласы, как пьяный дьяк на «Иже херувимы». Но вот это ВДРУГ? Чего оно касается? Зачем оно в тексте? Ей запретили говорить? Она молчала? Впрочем, забегая вперед, подобных моментов в «Проверке на меркантильность» достаточно для того, чтобы завыть и сбежать в пампасы.
Дмитрий Игоревич провел рукой по лицу, схватил телефон и хищно улыбнулся. (С)
Я застонал.
В карих глазах Ирочки плескалась готовность выполнить любую просьбу. (С)
Я застонал повторно.
А прочитав:
И не просто погрузиться в рутину, а начать рискованный проект, сделать пар-тройку нестандартных ходов, наплевав на привычные схемы, и «стричь бонусы» под завистливые взгляды конкурентов. (С)
Я понял, что мне сейчас придется осилить «Духлесс» с Данилой Козловским, где одни холеные и породистые лица с быстрыми и умелыми тонкими пальчиками. С извивающимися от гормонального фона Ирочками, красивыми офисами и прочим шлаком, за которыми совершенно нет людей. Где все понятие о заработке и реальной жизни сосредоточенно в схемах и бонусах. Где все персонажи неизвестно когда работают, но живут непременно в лофтах и двухэтажных квартирах. А передвигаются на спортивных машинах, вроде такой:
Низкая, спортивная, без единого пятнышка. Хищно подмигнула, приняла в кожаные объятия и многообещающе заурчала. (С)
Глаза мужчины хищно прищурились (С)
Ну, почему, МНОГООБЕЩАЮЩЕ? Почему ХИЩНО? Зачем? Далее в тексте об этом не говорится. Я оторвался от экрана и показал пальцем старику за стойкой. Сейчас он принесет мне очередную кружку пива. Принесет, привычным унизительным способом, как умеют опытные владельцы баров, перелив часть пены на стол. Угощайся, мек.
Я попытался хищно прищуриться. Ни черта не получилось. Пена оказалась на столе. Один ноль в пользу заведения. «Проверка на меркантильность» раскорякой стояла в моем черепе, как плохой современный сериал. Складывалось впечатление, что это все игра, игра в Лего — пластиковые фигурки с нарисованными лицами, маленькие машинки, колесики, пластиковые стаканчики с ненастоящим алкоголем. Игра в жизнь, в которой автор, как кукловод перемещает персонажей между локациями, аккуратно сажает задницей на крепежные элементы на стульчиках или ставит рядом на пустые ступни.
Эмоции их пусты и непоследовательны, а сама идея….
На этом моменте меня прерывает Его Толстейшее Величество. Совершенно растрепанный, в неизменной потной рубашке, шортах и дурацкой кепке, он прилетает к моему столику в углу.
— Салют, чувак! Есть знакомый ветеринар? — запыхавшись, произносит он и усаживается напротив.
— Привет. Нет, а что случилось?
— Помнишь, двоюродного братца Риты?
— Какого? Который украл рентгеновский аппарат и потом облысел?
— Да не этого, — отвечает Сдобный и, обхватив лапищей мою кружку, делает основательный глоток, — того у которого шесть пальцев на ноге.
— А что с ним? — я приготовился. Любая история про многочисленную родню женушки Его Величества — упоительная сага о несчастьях, злом роке и бедах. Когда их делали, у доброго Боженьки был выходной, и все что им осталось это терпеть.
— Да, так ничего. Покусал питбуль. Он с приятелем решил вынести хату у одного шмукля, просекаешь? Ты бы видел его зад! Словно тирамисавр отгрыз половину. Джинсы стоили двадцать монет, чувак!
— Тираннозавр, — поправляю я, на что образованный Толстяк обиженно сопит. Помочь ему нечем, поэтому я просто пожимаю плечами. Он делает ручкой и исчезает. А я возвращаюсь к тексту. Он по-прежнему беспомощен, и эти пять минут ничего не поменяли.
После разговора с Ирочкой Дмитрий Игоревич едет на спортивной машине к месту, где должен испытать катарсис, падение на колени и увидеть свет. Едет на ОПЛАЧЕННЫЙ семинар, попутно размышляя, кто посмел учить его великого и ужасного вести бизнес. А затем начинается комедия положений, абсурда и полного отсутствия логики. Увидев кабинет похожий на свой:
Увидел похожий на свой кабинет и тут же почувствовал гнев и возмущение (С)
Почему? Ну, почему? Слабо шепчу я, упав на колени. Откуда гнев и возмущение? Почему не удивление?
Обежал взглядом кабинет, пытаясь найти хоть одно отличие. Придраться к каждой мелочи. (С)
Зачем? Зачем ему в этих обстоятельствах? Одни вопросы.
Прочитав заключительную часть, я возвращаюсь выше по тексту, потому что совсем не понимаю кто такая Даша. Найдя ее, среди вскользь упомянутых грехов холеного Дмитрия Игоревича, я устало вздыхаю.
Вообще сюжет о просветлениях законченных мерзавцев каноничен. Реализаций этой светлой по большей части идеи много. Но именно эта — плохая. В ней нет ни особой мерзости главного героя, ни его испытаний, ни его просветления. В ней нет ни добра, ни зла. Ни характеров, ни персонажей, ни обстоятельств.
Поняв, насколько я устал, я улыбаюсь убирающей со столов посуду дочке хозяина. Откинув тыльной стороной запястья волосы со лба, она мне подмигивает.
«Хочешь меня?»
Привет, рыжая, меня Максим зовут
дата публикации:22.10.2021
Мужчины все на одно лицо, Олька подцепила кусок курицы. Может и так. Ведь у нее в памяти тоже осталось лишь пара друзей. Тех, которых она не забыла спустя час. Тех, с которыми ей вдруг остро захотелось быть.
Олег с болтом в голове, с которым все было ясно. Ее первая большая ошибка. И второй, настоящего имени которого она так и не узнала. Что было очень странно, потому что друзья обычно представлялись настоящими. Почти всегда. И рассказывали про семьи и жизнь. Рассказывали ту, свою версию полуправды, которой хотели верить. Всю ту чепуху, что она обычно пропускала мимо ушей. Второй был не таким. Он ничего не рассказывал.
— Привет, рыжая, меня Максим зовут, — он улыбнулся. — А тебя?
— Олька.
Еще друзья почти никогда не целовали ее в губы. Брезговали, Олька усмехнулась. Тот второй, ее поцеловал. Обнял и поцеловал, словно они встретились после долгой разлуки. Год, два, три. Словно знал ее тысячу лет. Словно ждал только ее. Удивленно ответив ему, она растаяла, что-то почувствовала.
Все было не так как всегда. Он поцеловал ее грудь. А потом неожиданно спустился ниже, к животу. Еще ниже, что было совсем редким исключением. Олька задохнулась, подалась вперед, запустила пальцы в его волосы, прижала к себе, чувствуя уколы щетины внутренней поверхностью бедер.
Потом поднялся и, смахнув ее соки с подбородка, прижал к простыням. Поцеловал. Олька почувствовала, что падает куда-то, летит вниз мимо полок с вареньем. Как в детской книжке, которую когда-то прочла. Он любил ее долго и нежно. Не как другие. Любил, пока на нее не рухнула жужжащая тень, облила беспамятством от кончиков пальцев до затылка. Каждый мускул в теле, каждая связка напряглись и мгновенно расслабились в толчках и сладкой боли внизу живота. Накрытая большой белой волной, она лежала тяжело дыша. Сквозь затухающую пелену слушая отрывки его разговора по телефону. Неисправный динамик хрипло выдавал половину тайн.
— Будет обедать в «Белуге» на Моховой…
— Александровский сад? Понятно.
— … там. Три человека… Мы договорились, Саня? Только без твоих обычных спектаклей.
Договорились, Саня? Олька прислушалась, все было не так. Не по обычному сценарию. Почему ей вдруг стало интересно то, что никогда не интересовало? Почему? Какая разница, как его зовут, если они через час расстанутся, чтобы не встретиться никогда.
— Без этого не получится, там много народа.
— … Сань, я тебя предупредил… шума не надо… не паясничай…
— Хорошо, я буду. Дай мне пару часов.
— … думаю, проблем не будет?
— Никаких, — заверил собеседника Макс. Положив, трубку он поцеловал Ольку и нежно погладил по щеке. — Очнулась? Ты громкая девочка, оказывается.
— Сама не знала, — она пожала плечами и потянулась, — это плохо?
— Нет, — хохотнул он. — Не в этих обстоятельствах.
Олька прикрыла глаза и рассматривала его из-под ресниц. Весь какой-то жилистый, собранный, с двумя шрамами под правой ключицей. Круглыми, неправильной формы впадинами, будто кто-то вырвал кусок мяса. Кто-то нехороший. Еще один шрам тянулся чуть выше поясницы, фиолетовая толстая полоса, выпирающая над поверхностью тела с уколами швов по сторонам.
Макс или Саша? Ей вдруг захотелось подарить ему свое время. Которого вдруг оказалось слишком много для нее одной. Олька отбросила волосы с лица. Он двигался по номеру гостиницы как большой кот. Нежный, мягкий и добрый кот, который знал ее тысячу лет. И ждал только ее. Свой вопрос она так и не задала.
Зато, пока он мылся в душе, любопытная Олька заглянула в его тяжелую сумку, молния которой немного разошлась. Толстая вороненая трубка и короткий магазин, в котором тускло отсвечивали патроны. Сбоку выглядывала небрежно заткнутая во внутренний карман обшитая тканью коробка с белой надписью «Carl Zeiss».
Интересный набор, хмыкнула она, пожала плечами, а потом забралась назад, под одеяло. Может быть, будет второй раунд? Этого она тогда искренне хотела. Впервые. Нежный мягкий и добрый кот Макс. Или Саша. Разницы никакой. Ей подумалось про тысячу лет, что делают люди, встретившись через тысячу лет? Наверное, любят друг друга.
Ничего этого не случилось. Совсем ничего, и это ее расстроило. Он вышел из ванной, вытирая мокрые волосы полотенцем. Небрежно кинул его на стул и принялся одеваться. Она молча наблюдала за ним.