— Я больше не могу, Трикси, — молит м’техник. Все ты можешь, бормочу я себе под нос и ускоряюсь. Мы пересекаем открытое пространство до пологого обрыва к реке. А потом кубарем скатываемся с него прямо к причалу. Перед тем как мы падаем вниз, я ощущаю за спиной фиолетовую вспышку и чувствую жар проносящейся мимо магии.
Мимо, старикан! Уже не сдерживаясь, я хохочу хрустальным колокольчиком, кувыркаясь по земле. Небо, Старая Земля, трава, темень, отблески факелов — все кружится в огненном танце, мелькает перед глазами, которые я боюсь закрыть. Мне, почему-то кажется, что если я прикрою веки, то умру. Умру сейчас, именно тогда, когда почувствовала капельку блаженства, такого, какого никогда не испытывала. Потому что Эразмус назвал меня по имени, это ли ни счастье для любой принцессы? Трикс! Трикс! Так он сказал. С этой мыслью я, наконец, останавливаюсь, лежу на спине и глупо улыбаюсь.
— Алло! Пехота! Подъем! — озабоченно квакает Ва. — С ума посходили! Отчаливаем, не то они нам откусят задницы. Трикси! Трикси, очнись, старушка!
Старушка? Ах ты, толстая ящерица! В беспамятстве я хватаю Фогеля, затаскиваю на плот из шести бочек, на которые прикреплен дощатый настил. Потом с помощью дракона отталкиваю его от берега. И прыгаю сама. Ва осмотрительно занимает второй и тоже отчаливает. Совсем не удивительно, что он не поплыл с нами, дракон прекрасно соображает. Во-первых, оставлять противнику средство передвижения глупо, во-вторых на его плоту все награбленное в баронстве и наша тележка. Мой храбрый дружок работает шестом как заправский моряк. Игра ему нравится, и он кукарекает от восторга. Смотри, Трикси, как я умею! Положа руку на сердце, я бронированным алкоголиком восхищаюсь. В самых тяжелых обстоятельствах он способен не унывать. Это дар божий. Иногда я об этом ему говорю, но скромный дракон отнекивается, его так научила Матушка.
Когда мы выбираемся на середину реки, я, наконец, оборачиваюсь. На берегу мечется челядь барона Понга. Вооруженные дубьем и железками изможденного вида бородачи. Плывем мы неспешно, и весь этот сброд сопровождает нас, выкрикивая проклятья. Особенно усердствует тот гнус, что подавал нам фамильную гнилушку за ужином. Мои посохи на плоту у Ва, и я целюсь в него из короткого, который всегда при мне. На секунду задерживаю дыхание, наблюдая идеальное совпадение прицельной линии, прямо по центру микроскопического лба. Боже! Я само совершенство! Жаль, что Эразмус этого не замечает.
Палец плавно давит спуск, но потом я останавливаюсь. По-моему в книге написано, что убивать человека, с которым только что познакомилась верх неприличия. Пусть он даже последний негодяй и тупица. Кроме того, осыпающий меня ругательствами слуга пока ничем не заслужил своей участи, если не брать во внимание вонь от его ног.
Гриша. Если мне не изменяет память — такое у него имя. А противник с именем становится чем-то иным, чем темным пятном на другом конце ствола. Даже Ва никогда не спрашивает рыцарей, как их зовут. Так что будем считать, что Грише крупно повезло сегодня, хоть он об этом даже не подозревает. Какая ты все-таки добрая, хвалю я себя.
— Ты только посмотри на этих беззащитных крестьян, Эразмус! — я произношу имя, немного споткнувшись.
— Я плохо вижу, — мой милый колдун так и не отдышался. Захлебывается, но старательно глядит на блуждающие на берегу факелы. Ах да, совсем забыла, что он слеп как крот и темнота совсем не то, что способствует остроте зрения.
— Они там с дубинками и прочим, — информирую я. — Прикинь, чтобы было, если мы попали к ним в лапы.
Он соглашается. Было бы неприятно, без сомнений. Передав ему шест, которым гребла, я усаживаюсь на краю плота, как в первых рядах на цирковом представлении. Противник достать нас не может, не только потому, что нечем, но и потому, что мы совершенно теряемся на темном фоне реки. Обслуга «Осторожно, заземлено» беспомощно шарахается у воды, оглашая окрестности воплями. Жаль, что в этих краях не водятся дермоны, кровожадно думаю я. Они бы поубавили их пыл.
Река неслышно несет нас на себе. Два плота один за другим. На одном мы с милым Эразмусом, на другом Ва с нашим скарбом, к которому, как я замечаю, прибавилась фамильная бочка баронов Понга. Меня душит смех. Когда он успел разуплотнить нашего дорого хозяина? Недаром мой маленький дружочек так нежно ее рассматривал! Ва замечает мой взгляд, и обнажает зубы, каждый с большой палец. Драконья улыбка может любого ввести в ступор. Любого, кроме меня.
Святая Матушка, как же здесь хорошо! Под настилом хлюпает вода, огни факелов отражаюсь на темной поверхности реки. Дует легкий ветерок несущий запах болота и цветов. Над нами перемигиваются огни других миров. Разноцветная россыпь точек. На которых в данный момент тоже что-то происходит. Может даже что-то важное. Но нам не видно, они слишком далеко. Они там, в небе — очень далеко. А мы здесь в блаженной темноте. Я расслабляюсь, прикрываю веки, из-под ресниц рассматривая изможденное воинство господина Пилли отделенное от нас широкой полосой воды. Прикрываю и тут же распахиваю в ужасе. Святая Матушка!
Картина стоит моего безотчетного страха. На берегу появляется владетель баронства на плече которого лежит мое самое ценное и самое бесполезное приобретение. Моя абсолютная страсть и тоска. Длинная зеленая труба, сестра-близнец той, что осталась в Башне. Шайтан-труба. Количество мусора, который я перерыла в поисках припасов к ней, не сосчитать. И вот она здесь, у милого старикана. Просто удивительное и невероятное совпадение.
Покрутив верньеры на боку посоха, господин Понга безо всякого промедления приникает к квадратной коробке, приляпанной к боку.
— Я вас вижу, мерзавцы! — надрывается он, — сворачивайте к берегу быстро! Иначе все для вас плохо закончится, даю слово барона «Осторожно, заземлено»!
— Хотел обидеть бедную девушку, старый ты козлина? — ангельским голосом произношу я, — зачем тебе та клетка в спальне, а?
— Девушку? Девушку? — завывает мой собеседник, на коробке появляется красный огонек. Конец Шайтан-трубы ходит ходуном. Я даже начинаю беспокоиться, что сейчас старика хватит удар. — Возвращайтесь немедленно! Мы просто поговорим, и вы отдадите то, что украли!!!
— Конечно, конечно, — вежливо соглашаюсь я, — держи, дедуля!
И встаю, чтобы меня было лучше видно, а потом вытягиваю руку, демонстрируя свой царственный средний палец.
Он издает рев, словно водяной бык которому прищемили самое нежное, и жмет на пуск. Шайтан- труба на его плече изрыгает огромный сноп пламени и искр. Всегда хотела это увидеть, но до этого момента возможности все никак не подворачивалось. И вот господин Понга познакомил меня с этим. Фантастическое зрелище! Колоссальный клуб пламени пролетает над сонной рекой, освещая все вокруг.
Магия — длинное темное копье со свистом несется к нам. Я точно знаю, где она ударит. Туда где сейчас, покрывшись каплями пота, трудится мой дорогой Эразмус. Колдун старательно отталкивается шестом от дна, направляя плот вперед.
За доли секунды, прежде чем по нам попадает, разнеся плот в щепы, я хватаю Фогеля в охапку, и прыгаю в блаженную глухую темноту. Туда, где я ничего не умею и ничего не значу. Туда, где мне конец. Просто, другого выхода нет. Все так сложилось. Я слышу полный отчаяния крик Ва. Мой бедный маленький дракончик. Надеюсь, что у старого говнюка только один припас, и он не выстрелит по второму плоту.
Вода принимает меня, обнимает холодными руками, словно мать, которая ждала меня тысячу лет. Я отталкиваю м’техника вверх. Теперь мне уже все равно, плавать я не умею. А учиться слишком поздно. Я погружаюсь все глубже и глубже, наблюдая сквозь прозрачную воду, как дрожат огоньки далеких миров. Там, на одном из них — ведьма из ХаЭр. Выкуси, дура. Милый Эразмус! Он назвал меня Трикс. Иногда мне хочется его убить, но все остальное время мое сердце тает. Серьезные серо-голубые глаза под длинными женскими ресницами, сухое тело на котором выделяется каждая мышца, веснушки на плечах. Мой милый, милый Эразмус.
В глазах темнеет, миры на ночном небе выцветают. Становятся мутными некрасивыми пятнами, крошками на безбрежной темной скатерти. Вот и все, Беатрикс. Ничего дальше. Я прикрываю веки. Вода заливается в уши, в ноздри, в глаза. Интересно, как умирают принцессы? Что там написано в книге? Есть ли там вообще про все это? Скорей всего нет. Сдается мне, что и эти дела принцессы делают без лишней суеты и с достоинством. Я расслабляюсь, давая реке проглотить меня всю без остатка. Любопытно, чтобы было если Ва не нашел меня? Если бы он прошел мимо по своим драконьим делам? Я бы не встретила Эразмуса и не спасла бы его. Время ворочается у меня в голове, идет изгибами, старательно отвечая на вопросы, которые я даже не пытаюсь задавать.
Все летит кувырком, стремительно проносится мимо меня в сладкой темной тишине. Уже и не знаю умерла я или еще нет. Я вишу в этой мутной неопределенности, в блаженном балансе между сейчас и никогда. Пока не чувствую, как кто-то хватает меня за тунику, обнимает меня и дергает. Кто-то ворочается рядом, пытается меня обнять. В ушах слышно как булькают пузырьки воздуха. Все это бесполезно, думаю я. Это уже ничего не решит. Но Фогель иного мнения, и настойчиво тянет меня наверх. Гребет единственной незанятой рукой, тормошит меня. Просыпайся, Трикси! Время умирать, еще не пришло.
Через несколько долгих мгновений мы с фырканьем вылетаем на поверхность, где я открываю глаза и упираюсь взглядом в отчаянный взгляд под женскими длинными ресницами. В панике Фогель прижимает меня к себе, сквозь мокрую тунику я чувствую, как работают его мышцы. Он смотрит на меня, пытается что-то говорить. Но я не слушаю его, чуть наклоняю голову вперед и уколовшись об его щетину трогаю своими губами его губы. М’техник резко отстраняется, ошеломленно смотрит на меня. В этот краткий миг я почти умираю, сердце пропускает пару ударов, синяк под туникой взвивается резкой болью, неужели я ошиблась? Что- то думала, что- то запланировала и ошиблась? Но потом происходит то, что я так сильно хотела. Мой милый Эразмус приникает ко мне, мы сплетаемся как водоросли под неспешным течением. Танцуем медленный танец в ленивой реке. Это лучшее что со мной случалось! Я почти ничего не чувствую, не слышу, не вижу, не думаю, не огорчаюсь, не радуюсь. Жизнь вокруг замерла: ни реки, ни неба, ни врагов, ни друзей, ни холода, ни запахов, ни звука — ничего. Единственно, что я сейчас ощущаю — его губы на моих губах. И свет. Свет рвущийся изнутри. Прямо из сердца. Свет, от которого я скоро просто взорвусь, рассыплюсь на атомы, которые потом не собрать. Никто не сможет меня собрать. Даже многомудрая матушка Ва.