Когда мы касаемся ногами дна, волшебство исчезает. Последние его искры угасают в речных тенях. Я инстинктивно оглядываюсь, вдали виден плот Ва с сиротливой фигуркой дракона на нем, чуть ближе догорают остатки нашего. А на том берегу по-прежнему суетятся факелы и доносятся бесполезные команды.
— Идем, Эразмус, — бросаю я, и мы выбираемся на берег. Мое сердце трепещет, ноги ватные. Святая Матушка, это худшее похмелье в моей жизни! Меня шатает, а движения напоминают движения сломанной куклы. Очень хочется вернуться на пару минут назад. Но это невозможно.
— Ты меня напугала, Трикс, — совершенно серьезно хрипит Фогель и гладит меня по щеке. — Мне показалось, что ты утонула.
— Так оно и есть, — отвечаю я, провожая взглядом последний огонек волшебства, — но ты меня спас. Ты умничка.
Он смущается и помогает мне продраться сквозь рогоз и камыши, обильно растущие на берегу. Хлюпает черная грязь под ногами, сверху на нас осыпается пух с метелок растений.
За стеной растительности крики наших преследователей стихают, и мы без сил валимся на траву. Надо отдышаться. Фогель растопыривает пальцы и старательно взбивает свою шевелюру, избавляясь от воды. Я с нежностью смотрю на потемневшие от воды, торчащие в разные стороны кудри. Потом, нисколько не смущаясь меня, он снимает рубаху и штаны и пытается выжать.
Я лежу на спине и провожу ревизию потерь и приобретений. Список совсем недлинный. Итак, короткий посох я посеяла, он где-то там, на дне реки, нож остался в ножнах и это неплохо. Во всяком случае, можно попытаться отбиться от кого-нибудь особо наглого. Ва жив и невредим, это плюс. У него наши припасы, это тоже плюс. Фогель меня поцеловал — это бесценное приобретение. Это чудо! В воздухе начинают кружить яркие снежинки. Фогель меня поцеловал! Я задыхаюсь от счастья и поворачиваю голову набок, любуясь его поджарым телом.
Пусть мы не нашли эту колдунскую шляпу для Штуковины и теперь через неделю или чуть более дадим дуба. Штуковина рванет, стерев с лица Старой Земли все живое. Да что там говорить, стерев Старую Землю в порошок. Для меня теперь это всего лишь досадная случайность. Легкая неприятность, вроде насморка. Грядущая смерть нисколько не огорчает принцессу Мусорной Долины Беатрикс Первую. Она счастлива. Покрыта с ног до головы илом, в мокрой одежде, в изгнании. Преследуемая всеми кто только о ней знает, она счастлива. Странное состояние, которое я испытываю в первый раз.
— Замерз? — говорю я. Фогель стучит зубами, но отрицательно машет головой.
— Это адреналин, Трикс, — поясняет он. — Если бы не ты…
Что он хочет сказать этой своей паузой, я знаю и улыбаюсь ему.
— Все это теперь бесполезно, Эразмус? Эту штуку мы не добыли и теперь все?
Он вздыхает. Да, теперь уже все. Даже если произойдет чудо и в Конторе его, наконец, хватятся, нам уже не спастись. Слишком мало времени, они не успеют переправить новую Машину. Вытягиваю руку и накрываю ей его ладонь. Мы еще можем взять штурмом поместье Понга, перебить всех, а старичку задать пару вопросов. В ответ он отрицательно машет головой. Не получится. Контакторы на старой Машине были сухими, а это значит, что ее распотрошили давно. Может быть, даже два месяца назад, а то и больше. Р’делительные контуры вне Машин столько не протянут, пересохнут и придут в негодность.
Положив одежду под голову, он устраивается рядом со мной. Совсем как теплый кролик. Мы держимся за руки, рассматривая сонное подмигивание неба. Эразмус пытается рассказать мне о далеких мирах, про Машины, людей, про то, как у них все устроено. Но я его не слушаю, я слушаю, как бьется его сердце. Совсем рядом.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мы слышим, как кто-то продирается сквозь заросли. Словно стадо водяных быков, двигающее на водопой, только вместо мычания издающее деловитое похрюкивание. В котором безо всяких сомнений угадывается четыре баночки сброженной морковки на полтонны веса. Ва шарит в кустарнике в безуспешных поисках. Ему не помогает ни отличное зрение, ни слух. Растительность слишком густая, отчего мой дружочек обиженно кряхтит на ходу.
— Трикси. Трикси! — стараясь сохранить тишину зовет он, забывая, что производит шум сравнимый с целой армией оборванцев, вышедших на тропу войны. — Трикси, зайчик, где ты?
Зайчик! Это что-то новое! Не выдержав, я хихикаю, после чего мгновенно наступает тишина. Так и знала, что мой преданный бронированный дружок двинет на помощь. На глаза сами собой наворачиваются слезы.
— Мы здесь, Ва, — произношу я, и тут же оказываюсь в бетонных объятиях. Меня сгребают прямо с земли, небрежно откидывая Фогеля в сторону. Зарывшись лицом в колючую чешую, я улыбаюсь.
21. Трикси? Ты сошла с ума?
..
22. Третья и четвертая банка были лишними
Тени от чахоточного костерка мечутся по стене из кустарника. На палках над ним досыхает наша одежда. Моя и Фогеля. Сушится, безвольно свесившись почти в огонь, от нее идет легкий пар. Мы перекусываем жесткими колбасками из последних колдунских запасов и цедим оставшуюся бутылку вина.
— И сколько времени осталось? — интересуется Ва, занявший стратегическую позицию. У тележки, с которой стоит лишь протянув лапу можно разжиться баночкой с пойлом. На морде у дракона написано глупое счастье наседки разыскавшей потерявшегося цыпленка. Иногда он кидает на меня застенчивый взгляд и счастливо шипит. Мой ненаглядный дружочек. Если подумать, он печется обо мне словно это и есть цель его существования, которая намного важнее охоты на рыцарей и пьянки.
— Неделя. Может меньше, я не знаю. У меня нет приборов, чтобы измерить конденсацию энергии на приемном контуре, — старательно объясняет необъяснимое Фогель, — возможно, даже через пару секунд.
Подбитый глаз моего милого Эразмуса заклеен листом подорожника, навязчивая забота дракона, который думал, что потерял нас навсегда и теперь с самым серьезным видом изображает лекаря. К своему синяку я его поначалу не подпускаю, но потом сдаюсь под напором историй о том, что Матушка вообще бы приказала мне лежать, и жить мне осталось недолго. На мои возражения, что нашим ранениям уже несколько дней и что раньше ему на них было плевать, мой дружочек не обращает внимания. Ва умеет быть настойчивым. По большому счету проще уступить, чем часами спорить с бронированной тушей в подпитии. В итоге лист подорожника крепко приклеен к моей груди, а я рассматриваю два промокших свитка, которые разложила на плоском камешке для просушки.
«Девчонку полюбому живой!»
«Иди ко мне, принцесса Беатрикс»
Скоро все мы встретимся, не переживай, косоглазый. Через неделю, а может через мгновение, тут как повезет. М’техник чертит палочкой в пыли какие-то схемы, показывая изображающему понимание чешуйчатому, как все рванет. Пока мы плыли сюда долгие восемь часов, колдун прекрасно выспался, положив голову мне на колени и теперь удивительно бодр. Проснулся он только раз, чтобы сообщить, что где-то посеял шарфик цвета лепешки водяного быка. Это известие заставило мое сердце трепетать. Так тебе и надо, чертова Элис! Если бы ты была еще и кривоногая, то я стала бы капельку счастливее. Но интересоваться у Фогеля как она выглядит, мне показалось ниже моего достоинства, и я промолчала. Молча гладила спящего по растрепанным волосам. Сонная река несла нас на себе, Ва ворочал шестом и счастливо похрюкивал на корме. Очень хотелось, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, но это конечно невозможно. Все имеет свое начало и конец. Даже свет далеких миров, на которых я не буду никогда.
Все имеет начало и конец. В существующих обстоятельствах — очень скорый. Становится совсем тоскливо, и я прихлебываю из нашей последней бутылки, в которой осталось чуть больше половины. Болтаю вино во рту, вызывая стойкий аромат цветов. Пыльный аромат невидимого солнца. В реке надрываются лягушки, а за нашими спинами готовится к выходу рассвет, посылая первые робкие лучи, растворяющиеся во мраке.
— Так давай вскроем этого обморока Понга и вытрясем у него твою волшебную фигнюшку, — предлагает Ва.
— Если она у него, то уже испортилась. Я объяснял Трикс.
— Кому-кому ты объяснял? — изумленно переспрашивает дракон.
— Трикс. Ну. Принцессе.
Мой ненаглядный дружочек удивленно смотрит на меня, в янтарных глазах горит укор. Ты позволяешь этому болвану себя так называть, Трикси? Ты сошла с ума?
Для него мир содрогнулся и пошел трещинами. Я пожимаю плечами и счастливо улыбаюсь. Да, именно так, Ва. В ответ он вздыхает. Глупая, глупая Трикс, клянусь бородой Матушки! Ему невдомек, что все уже круто поменялось. Бесповоротно поменялось, и я хочу прожить остаток времени так, как хочется только мне.
В расстроенных чувствах, дракон ныряет в тележку за очередной порцией драконьего счастья, делает глоток и тут же принимается кашлять. Оглушительно чихает, разевая пасть. Раз, два, три — много раз. Никак не может остановиться, вонючая гнилушка брызжет фонтаном орошая все вокруг, к запаху гнили и ила исходящему от нас с Фогелем прибавляется ничем неистребимый аромат фамильной ценности баронов Понга. Меня берет нервный смех, и я хохочу. Теперь любая армия бесполезных неудачников напавших на нас убежит, зажимая носы. Хороши мы будем, когда с ними встретимся! Мы напустим на них такую вонь, какую они никогда в жизни не ощущали. Такую, что запах исходящий от их ног покажется райским благоуханием.
Откашлявшись, Ва запускает когти в пасть и извлекает что-то полупрозрачное со свисающими по бокам пружинками. Вытаскивает и удивленно рассматривает.
— Этот придурок решил меня отравить, Трикси! — горестно заявляет он, и оттягивает одну из пружин, а потом отпускает, давая со звоном стать на место. — Прикинь, какая погань? Подлец, каких свет не видывал.
— Осторожней! — колдун вскакивает со своего места, останавливая дракона намеревающегося запулить найденное в кусты.
— Что?
— Не сломай, — чуть тише просит его собеседник, — это матричный коннектор.