Олька помнила, только по-прежнему ничего не понимала. Хотя и смутно догадывалась. Бог всех воробьев, отдающий долги.
— Теперь меня выгоните? — спросила она. вытирая пальцы салфеткой.
— Зачем, глупая? Хочешь, оставайся. Ничего не меняется. Я к тебе уже привыкла, — ее собеседница грустно улыбнулась, — если чем помогла, уже хорошо. Я же тебе говорю — долги отдаю. Так, что ты хочешь делать?
Собравшись мыслями, Олька выложила все. Случайную встречу в Зарядье, кроссовки, звонки, жизнь на сайте, друзей, Вагита, шансы, шансы, шансы. Надькину прямую луну, от которой Алла Матвеевна опять рассмеялась, Максима, Дениса и прочие грибные фантазии.
Гукали на старых липах голуби, последние лучи солнца умирали в густой зелени, сумерки марали тенями стены дома. А она все рассказывала и рассказывала внимательно слушавшей Алле Матвеевне все что хотела и могла рассказать. Про Варварку, про таинственное золото церквей. Про то, что стеснялась в них зайти.
Когда она закончила, ей стало необыкновенно легко, коньяк красил теплый вечер в желтый цвет, серый дым от сигарет медленно растворялся в недвижимом воздухе.
— Завтра просил приехать к нему. Вот, глядите, адрес сбросил.
Алла Матвеевна внимательно прочитала сообщение, по-стариковски немного отстранив экран в руке.
— Почти центр, смотри-ка. Знаю я где это, бывшие часовые мастерские. А сколько хочет платить?
— А я забыла.
Хозяйка вздохнула и погладила ее по голове сухой изящной рукой.
— Глупая. Ладно, наливай, что там у нас есть.
Пришедший в сумерках Димочка присоединился к ним. Кися Пися немедленно прыгнул к нему на колени, смотри, хозяин я здесь. И на второй этаж я уже сходил. Захмелевшая Олька смотрела на них, чуть не покатываясь со смеху.
— А что отмечаем? — поинтересовался сосед.
— Оле предложили новую работу, — ответила Алла Матвеевна.
— Хорошую, Олька Владимировна? — Димочка щурил глаза. Ольке стало неудобно, ведь она знала о нем, а он нет.
— Не знаю, — честно ответила она и покосилась на татуировку между краем подвернутых брюк и верхом кроссовок. Это были незабудки.
— Наверное, хорошую, — уверенно произнес Димочка, и, покопавшись в шопере, подарил ей и Алле Матвеевне по крему для рук.
— Настоящий «Шисейдо», — зачем-то уточнил он. Ольке было все равно, она думала о завтра. Наверное — хорошую, сказал Димочка. А может, и нет. Может ее наивный обман вскроется, и ее выставят на улицу через пару дней, когда узнаю, что она ничего не умеет. Она колебалась. Заметив ее нерешительность, Алла Матвеевна положила руку ей на предплечье.
— Не думай, Оль, возможно, это твоя остановка. Кто знает?
Кто знает? Олька вздохнула и выпила коньяка. Хорошо быть воробьем, которого не заботит бог, отдающий долги.
Они еще немного посидели, разговаривая о разной ерунде, а потом разошлись, каждый в свое жилище. Олька сбросила обувь и прямо как была, в одежде упала на кровать, рассматривая тени на потолке. Сверчки заливались во дворе, был слышен слабый гул машин. Попытавшись представить себе воробьиного бога, который отсыпал верующим целый батон, она уснула.
Образец высокой литературы для самых маленьких папуасов
дата публикации:07.11.2022
Сквозь прикрытые веки ко мне настойчиво рвется шум Долины. Любопытно, стоит закрыть глаза, и ты слышишь больше, чем, если бы держал их открытыми. Словно зрение лишает тебя большей части реальности. Компенсирует картинку глухотой. Прикрыв глаза, ты отмечаешь даже самые слабые звуки, которые в другом случае просто сливаются в один невыразительный шум. В приятной оранжевой полутьме слышно чириканье птиц, жужжание невидимых насекомых, сиплое дыхание милого Эразмуса и деловитое похрюкивание Ва. Из которого понятно, что наше ожидание чешуйчатому бармаглоту немного осточертело, и он желает подурачиться. Устроить трамтарарам с последствиями. Я прислушиваюсь: ни придушенных всхлипов, ни низкого резонирующего рева, ни звона — Долина окончательно отпустила нас, четко ограничив ту территорию, на которой могут охотиться дермоны. Хорошая новость, жаль, что единственная хорошая на настоящий момент. Двинуться дальше мы не можем, отступить нам тоже не дадут. Единственное, что остается — ждать, пока мы все не сойдем с ума. Или противник не сойдет с ума. Или черт его побрал, не поднимется ветер.
— Слушай, чувачок, может тебе их как-нибудь колдануть? Ну, там, курамэ барабаре, как вы там умеете?
— Кто мы? — м’техник отвлекшись от упражнений с руками, недоуменно смотрит на чешуйчатого.
— Колдуны, — уточняет тот. — Давай, лупани по ним своей магией. Обрати их в навоз. Ну, или в свинину, во что вы там можете.
— Я не колдун. Колдунов не существует, это вы тут понапридумали глупостей и носитесь с ними как дурни.
— То есть ты имеешь в виду, что магии не существует? — спрашивает Ва, пропустив мимо ушей обидных «дурней».
— Конечно, — убежденно заявляет колдун, чем вызывает наш здоровый смех. Я чуть приоткрываю глаза и смотрю на него сквозь ресницы. Подумать только, он уверен, что магии нет. Вот ведь глупый! Ему еще многое предстоит узнать, как тут у нас все устроено.
Давясь от смеха, Ва приподнимается на локте и рассказывает Фогелю о колдуне, который прямо на его глазах колданул трех приставших к нему подвыпивших вояк.
— Ты бы видел, чувачок, как они позеленели от поноса! Это было сплошное уруру. Он вот так вот развел руки, что то забормотал и каааак киданет в них стекляшку с дымом. Те прямо там, не отходя от кассы, наложили в штаны.
— Это газ, — утверждает м’техник, — видимо, этот ваш бедолага случайно нарвался на него, и понял, как он действует. У нас его используют, чтобы разгонять демонстрации.
— Разгонять, что? — удивляется глуховатый дракон. — Просрации?
— Недовольных, — Фогель щелчком отбрасывает истлевший цилиндрик сиги. — Недовольные выходят на улицы, когда им что-то не нравится. Повышаются налоги или цены на еду и гипернет. Или уменьшается зарплата. У нас это часто случается.
Прежде чем ответить, его оппонент подкрепляется глотком тонизирующей гнилушки, серьезные разговоры требуют тщательной подготовки. Булькнув пару раз, чтобы закрепить результат, он шарит лапой в траве, срывает поносный гриб, которых тут целые россыпи и задумчиво жует.
— Что-то у вас там неправильно, чувачок. Ведь они могут прокинуть этих ваших баронов и уйти к другим.
— Не могут, — отрицательно качает головой колдун, — за прогулы положены штрафы, такая система.
— Глупая система, — заключает Ва. — У нас тут — другая.
— Какая?
Наивный вопрос м’техника ставит нас в тупик. Я заинтересовано кошусь на него. Какая у нас система? Еще одно прикосновение к холодному стеклу. Прикосновение к границе другого, совершенно незнакомого мира. Его отражение мне непонятно.
— Ну, так какая? — настаивает наш собеседник.
— У нас нет недовольных, которые недовольны, — сообщает дракон, — у нас все недовольные. От мала до велика, даже детишки. Недовольных детишек стоит опасаться больше чем их родителей, чувачок. Их фиг заметишь, они прячутся в кустах и могут тебе неожиданно устроить уруру по заднице.
— У нас дети учатся. Ходят в школу, а не устраивают охоту на драконов.
— Заметь, абсолютно ничем не спровоцированную охоту, — лицемерно каркает Ва, — только, если вы их учите, то сильно ошибаетесь. Такой вырастет колдуном или еще хуже — умником, и придумает что-нибудь нехорошее. Сын па Вазарани придумал втыкать заостренные колья в землю перед амбаром с см’гончиком. Представь, каков подлец?
Амбары па Вазарани были его розовой мечтой, о которую можно было обломать все зубы. Пожилой подагрик охранял их сильнее, чем своих жен. На моей памяти, только один визит Ва в его баронство завершился успехом, сильно испорченным ударом из камнемета между крыльев. Если бы не я, то жадный дракон там бы и остался. В течение часа я отстреливалась от озверевших гонведов, висящих у нас на хвосте, пока мой бронированный дружок хромал на базу. Там, на военном совете мы постановили с налетами в Вазарани пока потерпеть, до прихода свежих идей, которые так и не пришли.
— Подлец, же? — переспрашивает Ва. Немного потерявший нить разговора м’техник растеряно машет головой. Очевидно, что ему совсем нет дела до Вазарани и все драконии обиды побоку. Какая разница, кто там что делал? У него другая задача — чинить Штуковины. Не получив искреннего сочувствия, мой дружок грустно вздыхает и отхлебывает из баночки. Я тоже думаю подкрепиться и откупориваю бутылку белого. Матушка, как же это муторно — ждать неизвестно чего.
— А если бы этого подлеца не учили, то до такой бы подляны он бы не додумался, согласись? Все подляны от умников и колдунов, — продолжает чешуйчатый, возвращаясь к теме магии, — возьми, к примеру, мудрого старину Густава. Этот запретил учить детишек даже счету. Представь, если все в деревне будут уметь считать! Сплошные колдуны вокруг! Это же с ума сойти можно.
До сумерек еще много времени, но уже очевидно, что придется идти ночью. Когда нас уже точно нельзя будет высмотреть. Поэтому лучше пока подремать. Бросив взгляд на горизонт с болтающимися дозорными калченогого, я делаю глоток и опять прикрываю глаза. Сквозь дрему слушая своего дружка, последовательно излагающего обиды нанесенные магией. У колдунов на бедного дракончика большой зуб. Они осыпают его заклинаниями, и время от времени обливают жидкостями, по большей части зловонными. Как это вытерпеть? А посохи? Ты видал, чувачок, какие у них посохи? Они палят из них магией!
— Магии не существует. Все это подобрано вами в мусоре и используется как попало, — упорствует Фогель, — все что вы используете это устаревшее оружие, сломанные механизмы и отходы. Обычно это все утилизируется без особых проблем. Но вы все откуда-то взялись на этом мусорном полигоне. И живете здесь, выдумав себе каких-то магов и рыцарей. У вас даже нет корпораций. Как можно вообще жить в обществе без корпораций?
— Это типа твоего королевства? — уточняет любознательный дракон и булькает, — у нас тоже есть бароны и Протопадишах.