— Алонсо, как ты мог это сделать?
— Что сделать, Анхелика?
— Сделать эти страшные вещи старому Родриго.
Прерывая бормотание персонажей из телевизора, полились звуки сирены. Видимо старому Родриго на этом моменте сделалось совсем хреново. Отложив телефоны в сторону, я подпер лицо ладонями. Информации получилось негусто. Вернее, ее совсем не было. Никаких фактов, за которые можно уцепиться и начать конструировать версии. Сплошное — «не имеет значения».
Работа, аптеки, хавка, родственники. Круговорот одного и того же. Ни смс-ки, ни мессенджеры, ни история просмотров в сети — ничего не добавляли к общему вакууму. К огромной пустоте, образовавшейся после нашего расставания. Пара порносайтов, заказы лекарств, может ли аллопеция быть заразной, три онлайн тотализатора. Обычная суета. Капли жира на белой ткани жизни. Немного бытового праха, не означавшего ничего.
Куда могла направится эта сладкая парочка? Я выскочу за сигарами, мой поросеночек! Гениальный старик в очках телескопах и Его толстейшество с дырой от пули в заднице. Ведь тачки оставались у их благоверных. Так что, мои приятели путешествовали налегке — пешком и в нижнем белье. Бесконечный цирк на гастролях.
Прерывая бесполезные размышления мой телефон ожил.
— Привет, красавчик! — голос у мисс Моли грудной, мягкий, обволакивающий. Всякий раз я в него попадаю как муха в патоку. Наслаждаюсь им. Вслушиваюсь в кошачьи обертоны.
— Привет, Маша!
— Маша? — она хихикнула. — Что это? На польском?
— Не что, а кто, — ответил я, прижимая трубку плечом к уху. Мои руки были заняты бутылкой и стаканом.
— Кто?
— Это значит — самая красивая девушка на свете.
— Жалкий льстец! Язык у тебя хорошо подвешен, — на фоне ее голоса квакнул динамик: «Бригада реанимации к третьему боксу!»
— Не только язык, дарлинг, но и все прочее, чего ты еще не знаешь, — откликнулся я. Виски вязко упал в желудок. Хлебная, хорошо пропеченная корка.
— Что делаешь?
— Пью виски и болтаю с тобой. Только пришел.
— Жаль, что я на дежурстве, — она вздохнула, заклацала клавиатура. — Сегодня много народа. Хочу от тебя ребенка.
— Прямо сейчас? — уточнил я и нажал кнопку на аппарате Его Величества. Погонял список вызовов пальцем. Сорок тысяч восемьсот семьдесят семь шагов правой ногой. Идеальная окружность. Отправная точка.
«Хочу от тебя ребенка», — я повертел эту мысль в голове.
Женщины всегда ошеломляют вот так — прямо в лоб. Лупят тебя нежным голосом прямо по мозгу. Обволакивают ласково как боа — констриктор перед тем, как неожиданно выдавить из тебя всю начинку. Все те потроха, которые ты тщательно собирал внутри.
— Завтра вечером? — предложила она. — Высплюсь после ночи, сходим куда-нибудь? Ты по мне соскучился?
— Конечно, я по тебе соскучился, — мой песочный замок выходил очень красивым. Зеленые глаза, высокие скулы, смуглая кожа.
— Я тоже, милый. До встречи!
— Целую, — я рассматривал список: незнакомый номер, уместившийся между разговором с китайским ресторанчиком и вызовом Рубинштейну. Тот самый номер телефона, на который я обратил внимание еще тогда. Поиск в сети ничего не дал. Ни объявлений, ни организаций — ничего конкретного кроме оператора — ДиджиСелл. Частный номер, владелец которого простыми способами не определялся. А непростые сейчас уже спали. Уложили шайку из пяти детишек и в половину одиннадцатого отошли ко сну в объятиях супруги.
Отогнав мысль позвонить шефу технического отдела Айвену Персакису, я плеснул очередную порцию. У него и так много проблем, главная из которых — излишняя производительность.
Вздохнув, я отложил телефон и поплелся в душ. Кроме этого номера никаких зацепок у меня не было. Почти полная пустота. Но как в любой другой безвыходной ситуации — выбор был. И был огромным — каким сортом мыла смазывать веревку. Ту веревку, на которую меня непременно подвесят завтра. Иланг — иланг, алое вера или земляничное? Бесконечное количество вариаций.
Не определяющийся номер ДиджиСелл. Наверняка один из бесчисленной родни Его Величества. Какой-нибудь очередной мазурик, вышедший с суток за хулиганку, и не успевший прописаться в списке контактов под собственным именем. Или погонялом. Я натянул простыню до носа, балансируя на краю обрыва, за которым реальность обращалась в сны. Миссис Лиланд возилась внизу, звякала посуда. Из окна в мою комнату текла ночь.
Надо было выспаться. Обязательно выспаться. Прикрыв глаза, я принялся считать овец. Проверенный поколениями способ не заснуть. Одна, две. Семьдесят семь, семьдесят восемь. Семьдесят девятое животное повернулось ко мне и заблеяло. Я отогнал ее в сторону, но оно вернулось и требовательно заблеяло мне на ухо. Оно было черным. Одно на все стадо. Требовательное и приставучее. Я дернулся в сторону, пугая ее молчаливых товарок, брызгающих в стороны. Но овца неумолимо нашла меня, прыгнула и завопила еще раз. Семьдесят девятая. Морда у нее была перемазана голубой краской. Голубая Балтика. Бледно синие капли на траве. Я вытянул руку и оттолкнул ее. В ответ раздался громкий стук, и я проснулся.
Парка Шервино (отрывок)
дата публикации:31.01.2023
(отрывок) «Олька»
В большие от пола до потолка окна на них смотрел слепой ноябрь. И все бы ничего, но Олька сильно не любила осень. Влажный неуютный холод, морось, липнувшую к лицу, темное низкое небо, до которого, протяни руку, можно было дотянуться. Ей казалось, что на ощупь оно мокрое и холодное, что-то вроде резины. Хлебнув чаю, она поморщилась, тот успел остыть, пока возилась с почтой.
— Выставим на них счет, они оплатят, а потом перезачтем по договору уступки, — Никита висел на телефоне с клиентом, что-то у него там не ладилось, контрагент был тугим и всего опасался.
— Если вы оплатите напрямую, то потеряете десять процентов на тарифе банка, — его собеседник, что-то пробурчал в трубку, — да, понимаю. Можно через счет эскроу, но нужно тогда оформить бумаги. Самое простое цессия, Михаил. Нет, мы готовы сделать, как вы скажете, но я бы вам…. Да, понял. Еще подумаете. Хорошо, на связи.
Он положил трубку и посмотрел на обедающего за соседним столом Дениса.
— Сссука. Ты слышал?
— Он тебя будет еще месяц морозить, вот увидишь, — Денчик всегда перегревал еду, и ел так, как казалось Ольке смешным. Словно пес, укравший горячую картофелину. С шумом втягивал воздух в тщетной надежде остудить котлеты с картошкой из пластикового судочка жены. Сейчас он говорил с набитым ртом.
— А что, есть варианты, Ден? Глеб сказал подписаться на любых условиях. Сейчас подпишемся на любых, а потом буду расхлебывать.
Олька подумала, не налить ли в чашку горячей воды, но вставать было лень. Осень давила на нее изо всех сил. Хотелось залезть под одеяло и уснуть. Или умереть. Причем умереть, так, несильно, на пару тройку часов. Еще хотелось водки и Глеба. Но ни первого, ни второго не было в наличии. Она уставилась в плачущее мутное окно. Глеб где-то пропадал вторую неделю. Да и вообще он редко появлялся в офисе. А когда все-таки приезжал, веселый и спокойный, непробиваемый как бетонный блок, то всегда был занят. К его кабинету мгновенно выстраивалась очередь. Финансовый, бухгалтерия, коммерсанты, куча народу. Словно король, которого ожидали придворные. Во время его приездов около двери возникала суета. И это Ольке не нравилось абсолютно. Она видела глаза женщин, виноватые глаза мужчин. И если второе никак ее не трогало, то женщины вызывали легкую ревность. Хотя за все это время Глеб не показал к ней ровно никакого интереса. Всегда спокойный и мягкий, как и в первую их встречу.
Вздохнув, Олька уставилась в окно. По стеклам ползли холодные капли. Дался ей этот Глеб. Никаких намеков, это расстраивало. Выводило из себя. Словно будь на ее месте другая Олька, он вел бы себя ровно также. Такое отношение ее раздражало. Денчик с Никитой раздражали. Алина из финансового в коротких юбках раздражала. Грязный двор за окном тоже раздражал.
А вот офис — вот это было другое дело! Она долго думала, что он ей напоминает, а потом сообразила: парку Шервино! Ту самую, за много денег, которую очень хотела. Неказистое здание из старого красного кирпича в оспинах, где-то среди узких старомосковских проулков, небольшая стоянка, навес из поликарбоната под которым стояла усталая урна полная окурков. Но стоило открыть неприметную дверь, как картина менялась. Менялась так же как изнанка парки подбитой соболем. Сверху была грубая брезентовая ткань, а внутри нежный блестящий мех. Олька очень гордилась тем, что дошла до таких сравнений сама.
Глянув на экран, на котором светилась невероятная цена, она вздохнула и перевела взгляд на кожаный диван, кресла, бежевую отделку стен, светильники. Мех норки, скрытый за грубым брезентом. Грязная московская осень и нежный свет внутри. Для нее все это было слишком дорого, ведь она даже не отдала денег за подарок Глеба. Правда, тот никогда и не намекал. Может она для него пустое место? Эта мысль ее огорчала.
— Олька, будешь шоколад? — Денчик строил на нее планы с самого первого дня, с того самого момента, как она появилась здесь в белой блузке, джинсах-скинни и кроссовках. Безуспешно пытаясь замаскировать вчерашнее жвачкой. Впрочем, не один он.
— Нет, спасибо.
— Блюдешь фигуру? — он косил глаза на ее грудь.
— Зачем? — по привычке она отвела плечи назад, отработанным инстинктивным движением. Чуть назад, ногу за ногу, уголки полных губ вверх. И последнее, чтобы наверняка, прикрыть ресницами глаза. Но этот этап она сознательно упустила. Теперь это было незачем. Ее собеседник грустно вздохнул, а Олька усмехнулась. Мужской голод она по-прежнему чувствовала. Ощущала кожей. Но сейчас это чутье ей было ни к чему. Все поменялось, ну, или начало меняться. Так ей казалось.
Начало меняться с того самого момента — на Варварке. Она еще думала, стоило вот так вот все бросать? Не ошиблась ли она? Стала продавщицей, получила работу, и осталось лишь завести себе условного Никиту или Денчика или Андрея с коммерческого или еще кого.