лицы был такой, что сейчас ее хватит удар. Лицо перекосилось, пошло слоями морщин, густо накрашенные глаза повылезали из орбит. Олька беспомощно попыталась прикрыть наготу ладонями.
— Вввадик!!! — повторила тетка, разглядывая трио. Женатик принял вид раздавленного грузовиком петушка, прикрыл глаза впав в кому.
Сидевшая на Вадике Крис наклонилась к нему и потрепала за щеку.
— Вадик это тебя.
— Кого тебя, шалава? — несвязно взвилась тетка, — это мой муж!!
— Вадик, к тебе какой-то крокодил, — спокойно сообщила неверному супругу Кристина, а потом оглядев пришелицу с ног до головы добавила. — Усатый.
— Кто?! — квакнула та, пальцы ее скрючились, — А ну слезь с него, гонорея!
— Ой, да прямо там. Сама ты — гонорея старая, — рассудительно сказала Крис. — Зачем ругаешься, тетя?
Прохрипев что-то невразумительное, энергичная дама полезла в драку. Свалив замершую Ольку точным ударом справа, она попыталась вцепиться в волосы говорливой соперницы. И тут же получила сокрушительный ответ припасенным для Вадика страпоном. Олькина подружка подхватила с постели всю сбрую и бескомпромиссно врезала вломившейся в номер конкурентке. Раздался мощный шлепок. Тетка ойкнула и с грохотом приземлилась на пол, задев по пути телевизор, стаканы, телефон и прочую гостиничную обстановку.
Припомнив, как они метались по номеру собирая вещи, то и дело натыкаясь на поверженную тетку, под глазом у которой наливался темным синяк, Олька хихикнула. Выбраться тогда оказалось непросто, лифт, как назло, останавливался два раза. Но каждый раз вызвавшие его постояльцы осторожничали, замирая от вида двух полуголых девушек, у одной из которых была разбита губа. Судорожно застегивающих блузки и еле сдерживающих смех. Они успели кое-как одеться и выскочить из гостиницы пока их разыскивала нерасторопная охрана, а потом долго лечили нервы у Ольки дома.
Кстати, где — то на кухне оставалась недопитая бутылка коньяка. Дождь все никак не хотел прекращаться, шуршал за стенами, бился глупой птицей в окно, шумел на листьях деревьев.
— Ну, так что?
— Хорошо, Крис. Где встречаемся?
— У входа в полшестого, — подружка хохотнула двусмысленности и повторила для лучшего понимания, — у входа в полшестого, прикинь, как звучит?
— Угу, — ответила Олька, думая о недопитой бутылке. — До встречи.
— Пока.
За дверью громыхнуло «Кино», дядь Жень откупорил запас из матерчатой сумочки:
— Дождь идет с утра, будет, был и есть,
И карман мой пуст, на часах шесть.
Папирос нет и огня нет,
И в огне знакомом не горит свет.
«И карман мой пуст», — мысленно повторила Олька и, вздохнув, отложила телефон. Ей захотелось коньяку. И еще нужно было побрить ноги.
— Время есть, а денег нет
И в гости некуда пойти.
Она встала с кровати и пританцовывая направилась на кухню. Что будет завтра? Еще один шанс? За стеной вечер кутался в мокрые одежды дождя. Завтра у нее будет еще один шанс, который, может быть, все наконец поломает. Шанс для Ольки
Похмелье (Пароль рыбка-гуппи)
дата публикации:18.05.2023
Похмелье (Пароль рыбка-гуппи)
Голова болела так, словно Олька уже умерла, и эта боль осталась единственным хилым мостиком, связывающим вчера и завтра. Таким бескомпромиссным методом определить, что ты еще жив, хотя и не весь. Она попыталась открыть глаза, но потом передумала. В висках бухало. Если она откроет сейчас глаза, то ее завертит, будто в стиральной машине, и она упадет на землю, больно ударившись, а боли и так хватало.
«Черт, черт, черт»
Рука никак не хотела появляться из-под одеяла, налившись чугунной тяжестью.
Господи! Она никак не могла припомнить, чем все вчера закончилось. Вроде она курила на крыльце, а потом пошатнулась на предательских шпильках и уперлась лицом прямо в белую рубашку Глеба. Лицом в косметике, с тенями, подводкой и яркой помадой прямо в центр его груди. Кажется, она смеялась. А потом был темный провал, в котором утонуло дальнейшее.
Дура! Хотелось одновременно застонать и смущенно хихикнуть. Вместо этого Олька мужественно разлепила веки и уперлась взглядом в серое московское небо за белыми шторами. Мерзкий свет ударил по глазам, вызвал головокружение и тошноту. Сколько раз она говорила себе не курить, когда выпивала! Сколько?
Она попыталась вздохнуть, отчего похмелье усилилось. Захотелось воды, упасть с кровати на пол, к горлу стремительно подкатила тошнота. Задевая все углы в квартире, она бросилась в туалет.
Хорошо еще, что она была у себя дома, все способы опозориться были уже исчерпаны. В голове шумело так, словно там поднялся непрерывный сильный ливень. Ее выворачивало наизнанку. Из глаз текли слезы. Пять. Десять минут. Целую вечность, как будто время милостиво остановилось, позволив ей слегка умереть.
Наконец она замерла над унитазом, положив отлитую из гипса голову на сгиб руки. Больше никогда не буду пить! Никогда!
Вроде бы там были друзья Глеба. Она даже что-то им говорила, только что? Она застонала. Хорошо еще, что сегодня была суббота и до того момента, когда ее с треском выгонят на мороз оставалось еще больше суток. Представив счастливые глаза Алины, Олька застонала еще раз. Лучше умереть прямо сейчас.
А потом ей пришло в голову, что если ее найдут здесь, над унитазом, воняющим кислой рвотой, то она опозорится окончательно и бесповоротно.
И лучше умереть в красивой и дорогой черной шелковой пижаме. Причесанной и накрашенной. Она с трудом поднялась и умылась холодной водой. Стало немного легче, и было бы совсем неплохо, если бы не зеркало усеянное горохом белых точек от зубной пасты. В зеркале отражалось все.
Никогда еще ей не было так стыдно. И во всем была виновата только она. Смыв рвоту, она понуро побрела в комнату.
Что же она вчера говорила Глебу и тем веселым людям? Олька поморщилась глядя в окно. Что?! По тротуару текли прохожие, осторожно выбирая траекторию по недовольным, слезливым холмикам снежного сала. Куда-то спешили, озадаченные своими, совершенно чужими делами. И некому было пожалеть ее, ласково погладить по гудящей голове.
«Ну, и дуреха ты, рыжая!»
«Все будет хорошо!»
Она поежилась. Ничего хорошего будущее ей не сулило. Москва презрительно рассматривала ее из мутных окон. Тысячи темных зрачков до горизонта, над которыми скалился гнилой зуб Москва-Сити. Тут он был виден лучше, чем с Малого Строченского. Олька зачем-то показала ему средний палец. Рука подрагивала.
Может набрать, Денчику? Нет, это было пустой затеей. Во-первых, вряд ли тот что-нибудь помнит, а скорей всего сейчас лежит в коме. А во-вторых, есть шанс нарваться на его жену, а стало быть, на глупые и пустые разборки.
Что же она все-таки натворила? Вздохнув она развернулась, чтобы упасть на кровать и еще немного поболеть и уперлась взглядом в придвинутую к ней табуретку, которую не заметила ранее. На ней кто-то заботливый в безупречном порядке разложил аспирин и активированный уголь. По центру стоял стакан воды, а под табуреткой целая бутылка воды.
Пачка аспирина, пачка угля, стакан. Идеальная симметрия, ровные промежутки от углов к центру, от них голова заболела еще больше. Кто-то ее привез, раздел и уложил в кровать. Раздел! Олька поджала губы. Не то, чтобы ее это особо смущало, да и по большому счету на все уже было плевать. Оставался только один вопрос, кто это был?
Она присела на кровать выдавила из царапающего блистера пару таблеток и запила водой.
Пара сиг на завтрак принцессы Беатрикс
дата публикации:23.05.2023
Глава 1. Здесь всегда идет дождь
— Попешки! — громко шепчет Томашек. Его предупреждение опаздывает на пару минут, патруль я заметила, как только ф’томобиль вывернул из-за угла в квартале от нас. Вывернул как всегда: с потушенными огнями, готовый взорваться ослепительным светом и громовым голосом из динамиков, в случае если из него заметят беспечного прохожего.
— Пожалуйста! Оставайтесь на месте! Приготовьте ваши документы для проверки!
По большому счету мне плевать. И на вежливость и на приказы. А уж тем более на документы, которых у меня и в помине нет.
— Свиньи! — мой спутник показывает средний палец вслед еле слышно жужжащему транспорту, медленно таящему в тумане. Я пожимаю плечами и кутаюсь в шелестящую мокрую накидку из пластика. Дождь тут никогда не заканчивается, нудно пропитывая все вокруг противной влагой. Идет изо дня в день, прорываясь из клубящейся тяжелой мглы, в которой исчезают стены бетонных небоскребов. Томашек утверждает, что там наверху светит солнце. Там свежий воздух, свет и живут счастливые люди. Ну, тем, кому повезло больше, чем ему.
Счастливые люди. Человек ли я — я не имею ни малейшего понятия, но то, что несчастна — знаю точно. Я чувствую где-то там высоко слабые голоса Штуковин. Шепот, щекочущий мой разум. Меня не оставляют мысли: может, где-то там наверху найдется место и для меня? Стоит лишь немного поменять правила, закрыть глаза на обстоятельства, дать несчастной принцессе чуточку счастья.
Пока мы перебегаем улицу, чтобы скрыться в дверном проеме на противоположной стороне, я прошу об этом Матушку Ва. Прошу, в очередной раз, натыкаясь на глухое молчание своей бородатой покровительницы. Сколько таких молитв было? Не счесть. Начиная с того самого момента, когда я кубарем вывалилась из ослепительной синей тьмы в шести кварталах отсюда. Вывалилась прямиком под ноги будущего прошлого владельца моей берлоги. Крайне недовольного моим появлением. С этим беднягой пришлось повозиться, прежде чем я смогла выставить его за дверь.
Поначалу он бросался на меня с ножом, а потом, когда я сломала оружие, пытался достать меня табуреткой. Наглец пытался проломить голову хрупкой принцессе, уму непостижимо! Пришлось надавать ему по шее и спустить с лестницы. А потом еще час слушать его стоны и ругань. Слушать до того момента пока мое терпение не лопнуло и я милосердно выкинула из двери его хламье и не посоветовала убираться к черту. И слава бороде Матушки, что этот мерзавец, обитал в полном одиночестве и спустя некоторое время уполз во тьму, больше никак себя не проявляя.