аплатит за четырнадцать, прикарманив остальное. Из четырнадцати кредитов, восемь уйдут на строго учитываемые припасы, четыре Томашек возьмет себе, а два отдаст мне. Впрочем, двадцать тушек крис мы продадим в забегаловку и это принесет нам еще шесть кредитов, на которые мы накупим неучтенных зарядов.
— И учти, Манджаротти, — наш патрон тыкает в него световой ручкой, — сверху пришло распоряжение об отлове мигрантов. На третьем кольце, двадцать человек пытались пройти через трансОкно открытое Машиной, из них вышел отличный фарш.
ТрансОкно! Машина! Я удивленно поднимаю бровь. Кажется, именно так Фогель называл Штуковину. Да- да, именно так.
Самое благое дело на свете
дата публикации:08.06.2023
— Что ты тупишь, Бетти?
Голос моего лохматого компаньона выводит меня из ступора. Мы стоим перед конторой Сью под нудным моросящим дождем. Томашек злится и протягивает мне кусочек пластика.
— Не хочешь получить свою долю? — с надеждой интересуется он. Я автоматически беру карту с двумя кредитами. Чертов скряга морщится и принимается возиться с роллером. Он хочет накопить на кибертрак, но до его мечты также далеко как до того, что находится за облаками. Невообразимое расстояние. Роллер плюется топливом и капризничает. Чихает и никак не хочет заводиться.
— Проверь подачу, — советую я. Роллер немного смахивает на м’тцикл. Те время от времени вываливались из Окон в моих владениях, я прекрасно помню, как они устроены. Только у жадного лохмача он трехколесный и выкрашен в розовый, а вместо заднего сидения присобачена нелепая будка. На борту дурацкого средства передвижения красуется надпись из старой потрескавшейся пленки, в которой отсутствует часть букв:
«Везу по… хорошим девочкам»
Одно время мы даже спорили, что она означает. Мои предположения о том, что там было написано «полудурка», были встречены в штыки. Гражданин Манджаротти был твердо уверен, что это были «подарки».
— Подарки! Подарки, Бетти! — яростно доказывал он. В конце концов, я сдалась. Да и какая была разница, если сам вид Томашека на этой жлыге вызывал неудержимый смех? Длинный и тощий, с всклокоченной мокрой бородой, слишком большой для миниатюрного роллера. На руле присобачены кокетливые метелки, чумовое зрелище.
Роллер отказывается заводиться наотрез и нам приходится толкать его полквартала, пока двигатель не чихает пару раз сизым дымом и не начинает стрекотать.
— Пока! — Манджаротти усаживается в седло и пытается дать газу, но я твердо останавливаю его.
— Тут не хватает четверти кредита, милый.
Красные символы светятся на пластике, мой товарищ виновато моргает, а потом беспардонно врет о скользнувшем по панели пальцу. Ну да, ну да, вместо двойки единица запятая и еще две цифры. Во всем виноват дождь. Я наивно хлопаю ресницами и понимающе киваю. Конечно, милый! В любое другое время я бы отдала Томашеку заработанное, черт с ней с четвертью моего кровного кредита.
Но сейчас не та ситуация. Мне необходимо сложить два плюс два, пораскинуть мозгами. А это значит, что я не пойду в Файферочку за дешевым белым, а зайду к Мумеду. Чтобы посидеть основательно, переварить то, что я сейчас узнала. Там думается лучше всего, под вопли выступающих на маленькой эстраде и пьяном шуме вернувшихся со смен рабочих, мелких клерков и прочих бедолаг еле сводящих концы с концами. На глубокие размышления стоит потратиться.
— До завтра, Бетти! — огорченный гражданин Манджаротти прыгает в седло и треском скрывается за углом. Его темная фигура четко выделяется среди пятен неона отражающихся от мокрого асфальта. Проводив его глазами, я двигаю в обратную сторону.
Мелкие капли, почти водяная взвесь липнут к лицу, к непромокаемой накидке. Укутавшись в нее, я топаю в толпе спешащих домой обитателей Нижнего города. Над тротуаром взрываются рекламы. В отсутствии унитестера, при всех минусах есть один определенный плюс. Датчики не могут меня определить, а значит настроится. Томашек обычно жалуется на то, что даже с выкрученным на минимум звуком, стоит тебе попасть в радиус действия рекламного монитора, в голове звучит навязчивый шепот предлагающий всякую хрень. Иногда это пугает до усрачки. В этом я его прекрасно понимаю, с другой стороны она и не подозревает, что такое НАСТОЯЩИЙ шепот. Что значит чувствовать, когда тебя зовет Штуковина. При этом воспоминании я зябко передергиваю плечами.
Иди ко мне, принцесса Беатрикс!
Так она меня обычно звала когда-то давно. Иди ко мне. От этого можно было сойти с ума.
— Синтехлеб из собственной пекарни!!! Фифтерочка!!!! Помоги себе сам!!!!
Я испугано отшатываюсь и поднимаю глаза на маленький хищный динамик, который тут же добивает меня.
— Синтбаса!!! Персональное предложение!!! Бонус-бэк на карту!!!
Черт! Как же ты меня испугал! Дыхание сбивается и мне хочется подпрыгнуть и выдрать мерзкую железку из стены, увы, она слишком высоко.
— Они поменяли технологию. Теперь он реагирует на движение, — дребезжащим голосом поясняет старик, прячущийся от дождя под навесом. — Весь день сегодня возились.
На нем цыплячьего цвета мохнатое пальто, а на голове грязная шапка, по виду напоминающая старый носок. Я обращаю на него внимание и разжимаю кулаки. Принцесса должна быть добра к несчастным, это я выучила назубок. Жаль, что моя книга осталась где-то там, уж не знаю теперь где.
— Везде поменяли? — практично спрашиваю я, ведь мне совсем не улыбается всегда следить за тем, чтобы не вступить в радиус действия чертовых реклам. Для меня это лишний стресс, а проблем у прекрасной Беатрикс и так навалом.
— Только тут и на углу Пятой кольцевой. Сказали экспериментальный образец, — он шмыгает носом и с надеждой смотрит на меня. Надежда, поганое чувство, то, что всегда обманывает. Поколебавшись пару мгновений, я вздыхаю, но все равно лезу в карман. Иногда взгляды говорят больше тысяч слов.
— Есть размен?
Он суетится, а потом зачем-то целует мне руки, которые я даже не пытаюсь отнять. Прижимается к ним пожеванным лицом, я чувствую на тыльной стороне ладони влагу. Пусть будет так. Во всяком случае, гражданин Манджаротти может быть спокоен, его четвертак пошел на самое благое дело, которое только можно придумать. На керосин для старого алкаша
Слеза монашки (отрывок)
дата публикации:09.06.2023
У духоспасительной «Слезы Монашки» адово послевкусие. Как и любая духовная практика, напиток истинных демиургов требует к себе уважительного отношения. В отличие от обычной «табуретовки» чтобы открыть глаза после нее — необходим специальный ритуал, несоблюдение которого унесло бессчетное количество жизней отщепенцев и еретиков. Здесь нужна тщательная подготовка. Полное спокойствие, отрешенность от внешнего мира и аскеза. Иначе соединившись с утренним светом, «Слеза» взорвется в голове и унесет тебя в послезавтра. При открытии глаз важна последовательность действий, тщательно выведенная поколениями выживших.
Во-первых, проснувшись, необходимо нашарить между окурками, хлебными крошками и обрывками вчерашней колбасы недопитый остаток. Мизерную долю спасительной амброзии. Недопитый остаток — твой первый шаг к спасению.
Во-вторых, влить в себя точно отмеренную мудрецами дозу. Ни больше, ни меньше. Чуть больше и тебя захватят медихлорианы и тогда ты труп еще на сутки. Чуть меньше и целебный эффект никогда не наступит.
Некоторые смельчаки осаживают «Слезу монашки» пивом или настойкой боярышника, но это крайне неосмотрительно. Взять, к примеру, потомственного еретика Прохора, который теперь обходит фиолетовый напиток духоборцев стороной. Нарушив рецептуру, лохматый санитар поимел два дня нескончаемых мук. Паралича рук, ног и восприятия мира, проведя время до того момента, пока «Слеза» окончательно не покинула его организм в гостях у Сатаны. Вернувшись из путешествия, он матерно выражался, выразительно двигая растрепанной бородой, вращал глазами, угрожал найти создателей амброзии, отпиздить нас с Саней, милейшего Марка Моисеевича и гражданина Горошко. Впрочем, ни одна из его угроз так и не была реализована. К вечеру Прохор уже лечился незатейливой «табуретовкой».
— Придурки, — бормотал он. — Такое можно пить только на собственных похоронах.
На что я пожимал плечами. К «Слезе монашки» надо привыкнуть, либо не употреблять ее совсем. Другого не дано.
— Доброе утро, — хрипит Саня из розовой тьмы за шторками моих век.
— Доброе, Сань, — отвечаю я, чувствуя, как по жилам растекается фиолетовое пламя. Потом я открываю глаза. Солнце нахально лезет в сторожку, словно только что окончательно сошло с ума.
— Есть попить? — спрашивает мой друг.
— В чайнике, кипяченая, — отвечаю я. Фиолетовое пламя встречает медихлориан в моей крови и гаснет, окончательно возвращая меня к жизни.
— У нас все консервы спиздили, — грустно оповещает меня Саня. Выглядит он как Виннету сын Инчучуна, у которого злые бледнолицые подрезали томагавк и набедренную повязку. Волосы торчат во все стороны, в глазах печали этого сектора Галактики.
Я философски хмыкаю, потому что предполагаю, кто виноват. О чем ему сообщаю. Мой друг пытается немедленно организовать следствие и погоню. Ни то, ни другое, конечно же не случается. К гравитации после «Слезы монашки» еще стоит привыкнуть. Приходится принять еще пару стаканов эликсира для компенсации и выравнивания давления атмосферы.
— Идиоты твои, — зачем то обвиняет он меня. — Нафига оно им нужно?
— Как зачем? Питаться будут в пути.
— Дурдом у вас тут, — объявляет Саня, — какой путь? Дальше трассы они не уедут.
В ответ я киваю, дурдом не то слово, хотя по поводу трассы сильно сомневаюсь. Дверь в сторожку оглушительно хлопает, летят куски штукатурки от косяка.
— Что? — орет образовавшийся в дверном проеме Прохор. В нелепом одеянии, состоящим из розовых велосипедок и короткой майки с надписью «Все бабы бляди, а я королева!»
— Что? — в унисон отвечаем ему мы.
— Махмудка на буханке сдрыснул! — объявляет вести бородатый герольд. — И эти гуинплены с ним! Кстати как правильно, гуинплены или игуанодоны?