— Цо?! — взревел любитель кошек, — цо за глупство? Где мои кошки?
— Вот именно это мы и должны установить, пан, — примирительно прогудел пан Вуху. — Но на основании твердых улик. Твердая улика, святой отец, непреодолимое доказательство.
— Непреодолимое? — чуть тише уточнил священник. — Цо то есь?
— Улики, которые приведут к злочинцу, ваша святость. Нйеодпартий довод! Используемый, к слову, ведущими мировыми практиками расследований. Попередовой методики.
— Какие улики? Если я не знаю какие улики? — сдался собеседник и плачущим голосом продолжил. — Три кошки у меня было вчера вечером, пан десятник. Я вышел поужинать. Мои милые кошечки тут оставались. Мира, Кицуня и Оскар. Оскар победитель выставки в Варшаве, пан. Семь наград, понимаете? Семь! Комиссионно выданные! Все три тутай сидело. Когда я вернулся, их не было. В клетке пусто, извольте поглядеть.
Откинув кусок ткани, безутешный прелат продемонстрировал пустую дорожную переноску. Посмотрев в нее жандарм задумчиво сунул палец в миску с водой. Чахоточный зимний свет, проникая сквозь окна являл очевидное.
— Пусто, пан ксендз. И что мы наблюдаем, на примере этой улики? А видим мы полное отсутствие чего-либо.
— Яко земли до Творения, ниц нема, — прошелестел расстроенный собеседник. — Теперь вы понимаете, пан жандарм? Вечером они сидели, а сейчас их нет.
— Загадочно! — авторитетно подтвердил толстый десятник и обошел клетку по кругу, — в высшей степени загадочное происшествие, святой отец. Такое случается, знаете ли. Тут у нас третьего году у одного солидного пана все имущество пропало. Он его в заклад поставил кассе взаимопомощи. Так, никаких улик, представляете? Дом у него пропал, конюшня, мельница и угодья в три версты. Из кассы приезжали, что-то искали. Так и не нашли ничего. А все почему, пан ксендз?
— Почему? — глупо спросил прелат.
— Потому что не по инструкции и ненаучному подходу, — пояснил пан Вуху, — для начала надо было найти улик, а потом составить общую картину злодеяния. Треба пошукати каких улик, иначе наше расследование с места не двинется, понимаете? Может они вышли погулять? До свежего воздуху. Так, клеть мы вашу осмотрели. Есть у вас есче улики?
Предъявленные три кучки кошачьего кала, он обследовал с самым серьезным видом. Несколько наклонившись для лучшего обзора. Затем нахмурился в глубокой задумчивости.
— То нужно отправить на анализ, для установления причастности. Може это не ваши кошечки, святый пан, може это местные, как считаете? На вид сможете определить, не?
В ответ, его собеседник поднял очи в гору и забормотал слова молитвы. Анализа улик так и не провели, а расследование таинственного исчезновения не было доведено до конца. Единственными его результатами было то, что хитрый Вейка неделю прятался в Веселой горе, сам же десятник сочинил доклад в жандармское управление, в котором предлагал усилить внимание к уликам при расследовании исчезновения кошек и прочей домашней скотины. К нему он аккуратно приложил собранные образцы.
Закончив повествование, собеседница сменила тему беседы.
— Вы, эт самое, святой отец, если по приказу посланный, вы обращайтесь, уже больно вы хорошо грехи мои отпускаете. Прямо легко так-то! Мы вам такую справку соорудим, что вас ни в один поход больше не возьмут. Самую что ни на есть твердую. Еще пособие вам назначат, как инвалиду, — предложила бабка, и завозилась в темной кабинке, как наседка на яйцах, — я вот всем расскажу, какой вы умный. Соседке расскажу обязательно, пани Бежинской. Я сознательная, вижу сразу святого человека. Прямо чуяло сердце, вот вижу, как вы идете, и прямо благодатью от вас так и прет. И грусть вашу сразу почувствовала, я грусть сразу чую. Хотите, мыльца вам дам? Хорошее мыльце, помыться самое то с дороги.
Подумав про мыло, ксендз вздрогнул и что-то пролепетал, мучительно вспоминая формулу, отпускающую грехи. Все прошло наперекосяк. Городские грехи никак не хотели отпускаться. Повиснув тяжелым грузом на тихой душе отца Крысика. Ему хотелось поскорей закончить исповедь и отправится назад, под защиту брони «Генерала Довбора». Туда, где Город не смог бы его нагнать. На жесткую койку в вонючем отсеке.
Вместо этого он поежился и забормотал слова молитвы. Долг перед Господом придавал ему сил. Потрясенный исповедью вместо отпущения грехов святой отец читал «Верую»:
— Кредо ин унум Дэум, Патрем омнипотентэм факторам цели эт терре, визибилиум омниум эт инвизибилиум. Эт ин унум Доминум Йезум Христум, Филиум Жэи унигеитум, эт экс Патре натум… — сам Сатана плясал перед глазами пана Крысика, он закашлялся, а потом собрался и продолжил. — Кви проптер нос оминэс эт проптер нострам….
Бабка вслушивалась в его бурчание, чтобы не опоздать с финальным «Аминь».
Ленивое солнце ползало по храму, влезая лучами в слепящую пудру инея, который осыпался под вороньими лапами. Было холодно и изо рта ксендза вместе со словами молитвы выходил пар. Ему казалось, что в этом мерзком месте из него потихоньку вылетает душа.
— Отпускаю тебе твои прегрешения, дочь моя, во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь, — произнес он и осенил бледное как блин лицо в окошке конфессионала крестным знамением. Ему показалось, что при этом с пальцев в бабку ударила небольшая молния.
— Аминь, — произнесла обрадованная Вахорова. Откинув грязный бархат, она выбралась из своей кабинки и ждала, пока святой отец наденет шляпу и найдет зонтик. Тот шарился в потемках, попадая пальцами в вороньи подарки, еле сдерживаясь, чтобы не чертыхнуться в святом доме. Зонтик закатился под лавку и все никак не попадал под руку. Собрав, наконец, все необходимое раскрасневшийся пан Крысик появился перед довольной бабкой, дав себе слово больше никого в Городе не исповедовать. Никогда! Приложившись к руке патера, Вахорова проводила его к «Генералу Довбору».
Они брели по улицам Города думая каждый о своем: ксендз размышлял о том, какого дурака он свалял, отправившись в поход бросив маленький домик с большим курятником. А бабка напряженно вспоминала во всех ли грехах она исповедалась и стоило ли рассказать о позолоченной дароносице, которую украла в костеле в начале декабря.
У открытого люка она невинно поинтересовалась у ксендза.
— Завтра на месте будете, святой отец? Никуда не уедете же? То плохо у нас последнее время со святостью. Святости вообще не стало, эт самое, зовсим. Грехом этим обросли, как бродяги грязью, не продохнуть чего-то. Не исповедовались давно все. С того времени, как оба ксендза наших утекли.
— Да-да, дочь моя. Буду здесь, если никуда не уеду, — рассеяно и неопределенно протянул пан Крысик и юркнул в смердящую безопасность бронепоезда. Сердце его забилось ровнее. Он подумал, что только что совершил самый богоугодный и героический поступок в своей жизни. Спас еще одну заблудшую душу и направил ее по правильному пути.
Маах мадерах
дата публикации:12.09.2023
— Синьор Афлекк! — я стою на виду у тропинки, ведущей вглубь. Дальше царит почти полная тьма, и я здраво заключаю, что проще дождаться старика здесь, чем лезть головой вперед туда, где можно нажить неприятностей. Пусть видит, что малышка Беатрикс пришла одна.
— Это я — Беатрикс! — что-то белое мелькает в зарослях. До меня доносятся приглушенные проклятья.
Панджаарцы пытаются меня окружить, отчего я тихонько хихикаю. Наивные. Хитроумная Трикси даст фору любому негодяю в плане осторожности. Спросите хотя бы у моего чешуйчатого алкаша, которому все нипочем. Который готов сломя голову лезть в пасть Сатане.
— Трикс, давай им наваляем! Ну, Триксииии! Они сейчас убегут, и не будут вопить! — ленивый дракон терпеть не может длинные дистанции. Вся эта суета с догонялками за улепетывающим со всех ног противником не для него. — Давай уже наваливать!
Ну да, ну да. Наваляем оборванным гонведам па Вазарани, которые старательно изображают отступление. Орут, будто уже получили на орехи. Хотя я вижу, как эта стая огромных головорезов прыскает от смеха, предвкушая как возьмет меня в плен. Ежу понятно, что мерзавцы спрятали пяток рыцарей с посохами за холмом. И как только мы ломанемся отоваривать их товарищей, те дружно ударят нам в спину.
— У них рыцари вот там, Ва, — сообщаю я дракону, — они обманщики.
Тот старательно прищуривается, хотя чешуйчатому это совершенно не нужно, зрение у него на порядок лучше моего.
— С чего ты взяла, Трикс?
— Потому что толстяк трется там. Па Мустафа. Глянь, он даже обедает, в то время как его жулики нас выманивают. Разложил ковры и сидит как тычка, пока его придурки дают представление. Зуб даю, что толстый заначил для нас что-то неприятное. Не стал бы он обедать, когда все его воинство делает ноги, согласись?
— Козлина, — бормочет дракон. — Рехнуться можно, какой подлец!
А потом вытягивает лапу и показывает противнику свое полное неуважение. Монументальный палец с черным когтем. Мы сидим на стене моей Башни. Под нами ветер идет волнами по оранжевым цветам. Па Мустафа ест арбуз, запивая его морковным с’мгоном и бросает на нас нетерпеливые взгляды. Толстый Вазарани еще тот проходимец.
Оранжевые ноготки на Старой Земле. Как давно это было! Конечно же, панджаарцы владетелю Вазарани в подметки не годятся. Отступив на пару шагов, я сжимаю рукоять посоха. Эти олухи трещат ветками, шелестят сухой листвой, топают как стадо водяных быков двигающих на водопой. Да и белые простыни не самая подходящая одежда для засад.
— Я хочу договориться, синьор! — без особой надежды говорю я. Три припаса в моем посохе ждут своей очереди. Три последних аргумента в пустых религиозных спорах.
— Договориться? — каркает Око и Судия из темени. — Ты, еретичка!
Я выдыхаю, самый опасный момент позади. Если мне ответили, значит, надежда еще есть. Сейчас начнутся обвинения в том, о чем я не имею ни малейшего понятия. Бла-бла-бла, ай-ай-ай. Как я могу быть еретичкой, если не знаю, кто такой этот черт его дери Цзыгу? В такие моменты мне не хватает железобетонной уверенности моего чешуйчатого дружка Ва. В любых обстоятельствах, он в одном устойчивом состоянии: внутри гнилушка, а вокруг здоровенный дракон. Он постоянно поддерживает давление в котле, заливая новые порции.