Никифор Жуков получил трехкомнатную квартиру и персональную пенсию, правда, небольшую, местного значения. Он с удовольствием выступал с воспоминаниями перед местными школьниками. И хоть награда оставалась все та же, единственная,— «Медаль за отвагу», он был доволен, кажется, сбылось наконец напутствие комиссара Костяхина о том, что Родина его не забудет.
Но в Коростене провозгласил себя героем полковник Алексей Андреевич Житник, бывший начальник штаба 143-й стрелковой дивизии. «Почетный гражданин Конотопа». Именно Житник, по его словам, разрабатывал и осуществлял операцию по освобождению Конотопа.
В один из приездов Житника в Конотоп ему рассказали о герое-солдате. Полковник отреагировал резко и нервно:
— Не знаю никакого Жукова.
Командир дивизии Заикин знает Жукова и хлопочет за него перед обкомом партии, а начальник штаба этой же дивизии — не хочет знать.
Тут были и ревность, и зависть пустого, бесславного человека.
В восьмидесятых годах журналистка В.Боровицкая исследовала фронтовой путь Житника.
В начале войны лейтенант Житник в учебном батальоне в глубоком тылу отличается «организацией блока питания и досрочным выполнением работы по устройству кухни, столовой». В сентябре 41-го представлен к внеочередному званию — капитана.
В конце декабря 41-го капитан Житник — при штабе 44-й армии. В середине мая он, уже майор, …бежит из Крыма. За самовольный выезд его снижают в должности и тут же награждают орденом Красного Знамени. Генерал-майор Дубинин, подписывая приказ о понижении, добавляет, что «т. Житника целесообразно направить на учебу в военную академию».
В начале 43-го подполковник Житник — в штабе 77-го стрелкового корпуса 60-й армии. Из его жалобы начальнику политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанту Галаджеву: «Мне выражено недоверие. Командир 77 с. к. генерал-майор Позняк предъявил мне серию невероятных обвинений (сожительство, ложь в докладах, критиканство, зазнайство и др.)… Я стал не успевать расписываться в очередных приказах с взысканиями».
Много мест службы сменил Алексей Андреевич Житник, прежде чем пути-дороги его и Никифора Жукова сошлись — в 143-й стрелковой дивизии. Полковник Житник — начальник штаба. Командир дивизии с первых дней недоволен им: не имеет военной практики, недобросовестный человек. Через несколько месяцев военный совет 60-й армии рекомендовал убрать Житника из дивизии. Просто так Житник уезжать не хочет и заявляет: «Я был представлен еще к ордену Ленина и к ордену Красного Знамени». Член военного совета армии генерал Королев эти наградные материалы разорвал в клочки на глазах у Житника.
Алексей Андреевич стремится попасть к генералу Батову, с которым знаком еще с начала тридцатых годов. Лишь в 1946-м, в Германии, он попадает наконец под командование Батова.
1946-й год, в Германии, на станции Шпротау, полковник Житник для себя лично загружает в поезд мебель, прочее имущество — 24 места. Кроме того, отправляет своим ходом грузовик с подобными же трофеями, сопровождающие документы подписаны «Генерал-майором Житником». Грузовик на границе был задержан прокуратурой. Конец? Трибунал? Выручает Батов: «Полковника Житника оставить в кадрах КА. Направить в Академию им. Ворошилова в первую очередь». Опять — на учебу? Лучшие военные академии страны, куда должны направляться перспективные офицерские кадры, служат и неким штрафбатом для элиты.
В декабре 1952 года командующий войсками Белорусского военного округа маршал С.Тимошенко дает убийственную характеристику Житнику: «Ведёт себя в должности начальника штаба дивизии, как будто только что взят со сцены опереточный артист. Очень легкомысленный и высокомерный. Наглый врун, доверять важные дела нельзя. Должности не соответствует».
Уволили из армии — за дискредитацию звания офицера.
Валентина Боровицкая, занимаясь историей Житника, в 1987 году повстречалась с ним, и он пригрозил журналистке:
— Я надеюсь, вы не посмеете встать у меня на дороге…
В.Боровицкая опубликовала в «Красной звезде» презрительные строки о штабном полковнике.
Не только банальная ревность и зависть к истинному герою двигали Житником. Была тут и угроза разоблачения. Командир взвода противотанковых ружей Никифор Жуков, конечно, был не в курсе штабных дел, но имена командира дивизии М.Заикина и начальника штаба Я.Цвинтарного были ему хорошо известны. Именно под руководством Цвинтарного, а не Житника и была разработана операция по освобождению Конотопа. Житник пришел в дивизию позже, лишь 30 октября 1943 года. Жуков — человек прямой, и кое-какие наводящие вопросы о действительной роли Житника в истории дивизии направил самому Житнику.
В ответ Алексей Андреевич, возглавлявший Совет ветеранов дивизии, объявил Никифора Жукова проходимцем и стал требовать от ветеранов отказаться от своих свидетельств по поводу Жукова. На одном из собраний Житник подошел к санинструктору И.Фесенко, который после последнего тяжелейшего ранения отвозил Никифора в медсанбат. «Откажись, этого не было!..» — потребовал Житник. «Пошел вон, негодяй!» — ответил Фесенко.
И Жуков, и Фесенко были исключены из числа ветеранов дивизии. Жукова объявили самозванцем, полицаем, старостой, спекулянтом. С него сняли персональную пенсию, назначили 33 рубля. (После проволочек вмешалась прокуратура, и пенсию все же восстановили). В этот период генерал армии П.Батов являлся председателем Советского комитета ветеранов войны. Именем Павла Ивановича Житник мог пользоваться безоглядно.
Несмотря на давление, ни один из однополчан не отказался от своих свидетельств в пользу Никифора Жукова. Зато объявился некий бывший политрук А.Вилор, который объявил, что никакого Жукова Никифора Андреевича под Севастополем не было, а был героический матрос Жуков Николай Александрович. То есть, воспользовавшись сходством инициалов, один Жуков присвоил заслуги другого.
Жуков — уже в обороне, нервной и унизительной. Он запрашивает все местные КГБ, милицию, прокуратуру всех когда-то оккупированных районов, по которым пробирался после плена. «В органах полиции при немецкой власти не был и не работал старостой»,— отвечают ему. «Спекуляцией не занимался…». Своими объяснительными письмами, протестами, резкими, жесткими требованиями помочь защитить свое имя Жуков раздражает партийные и советские органы области.
Развязало руки Житнику и то, что ушли из жизни те военачальники, которые знали ему цену. Однажды он в сопровождении двух крепких мужчин заявился к Жукову домой с угрозами.
Военком Коростени, по-прежнему очень хорошо относящийся к Жукову, сказал ему:
— Я вам помочь не могу. Уезжайте отсюда…
Жуков уехал с семьей в Херсонскую область, в Асканию-Нова. Борьбу за свое имя, однако, не прекратил.
Ах, какая благодать, какой рай здесь, в Аскании-Нова, на прикрымской земле, среди уличных роз и жасмина, акации и сирени, голубых елей и кипарисов. Воздух — животворящий, чудодейственный. Инвалиду войны Никифору Жукову благодатнее места на всей земле не найти, чтобы жить-поживать.
Если б не эта война после войны.
Уже на новом месте в районное управление КГБ от Житника пришло письмо: «Товарищ начальник управления! Неужели у нас: у общественности, партийных и советских органов, органов надзора, у вас недостает сил и возможности утихомирить двух бандитствующих граждан».
Второй «бандитствующий» — все тот же санинструктор Фесенко.
Одному обкому партии — Херсонскому ничего не стоит прояснить ситуацию у другого обкома партии — Житомирского. Партийные секретари областей в одном регионе — как близнецы-братья. Все, что накопилось против Жукова на прежнем месте, перетекло сюда.
И ему житья не давали, и он — не молчал. Что делать властям, надо ведь как-то реагировать — вот он просит, например, прибавку к местной персональной пенсии.
Реагируют.
— Я работал в Ботаническом саду охранником. Смотрю, идут ко мне. Шестеро. Начальник политотдела Херсонского облвоенкомата Шацкий, райвоенком, остальных не знаю. Один из незнакомых представляется: «Я — из генерального штаба. Вы Жуков?» — «Я». Смотрят, разглядывают меня, как экспонат: «Да-а, действительно, здоров!» Спрашивают: «Вы писали письмо в Генштаб?» — «Писал». Я сразу понял, зачем они приехали, и пригласил в дом посмотреть документы. Они говорят: «Нет, нам это не надо». Постояли и пошли осматривать Ботанический парк. Даже не попрощались… Они были немножко выпивши.
В результате этой «проверки» появляется документ — Херсонский облисполком отвечает Москве: «Установлено, что гр. Жуков Н.А… сдался в плен противнику и проживал на оккупированной территории. …В мае 1943 г. осужден за дезертирство и направлен в штрафной батальон.[11] …Уволен из рядов армии по диагнозу «истерическая глухонемота». В материалах проверки имеются данные о том, что глухонемота Жукова вскоре прошла, но он несколько лет ее продолжал инсценировать. …За период с 1944 г. по 1948 г. Жуков не работал, разъезжал по городам страны и занимался спекуляцией. …Гр. Жуков выехал из г.Геленджика в г.Коростень, где обманным путем добивается получения трехкомнатной квартиры.
Председатель (так написано вместо «представитель». — Авт.) Генерального штаба Министерства обороны СССР подполковник Ахлонов В.В. совместно с представителем облвоенкомата подполковником Шацким Н.А. знакомились с делом Жукова Н.А., беседовали с ним на дому и подтвердили, что никаких официальных документов, подтверждающих выдающиеся заслуги гр.Жукова в годы войны, нет ни в деле Жукова в облсобесе, ни у него дома. По заключению врача-психиатра, Жуков является психопатической личностью, склонной к сутяжничеству.
Никифор Андреевич объявлен Москве психически больным, значит, теперь, задним числом, надо как-то провести его через психиатрическую больницу. И с документами — неувязка, они у него есть, и, значит, хорошо бы их как-то изъять.