Голос в телефоне был симпатичный, немного с хрипотцой, но молодой.
— Я могу приехать к вам, мэм, — так ответил он на мой вопрос об адресе его офиса, или мастерской, или кабинета, не знаю, как это назвать. — Где вы живете?
Такая нежданная любезность меня смутила. Я привыкла к тому, что все специалисты, за исключением разве что сантехника, требуют везти предмет их деятельности к ним — все равно, сломавшуюся кофейную машину или больного дедушку. А располагаются их служебные помещения, как правило, где-нибудь на границе штата. И в поисках адреса мой GPS в машине — одно из немногих любимых мною электронных приспособлений! — сходит с ума, а когда я наконец стучу в ободранную дверь, обнаруживается, что прием закончился час назад, и специалист, черт бы его взял, уже подъезжает к аэропорту, чтобы улететь в родной Канзас на уикенд. Точнее, до вторника, мэм, нет, мэм, вы не ошиблись, сегодня четверг, но я ничем не могу вам помочь, я просто сосед, который присматривает за всем этим, когда он улетает в Канзас, бывали в Канзасе, мэм?..
Он сказал, что прекрасно знает Эплвуд, сам живет неподалеку и может приехать минут через сорок. Был полдень, среда, Эл должен был появиться не раньше половины шестого вечера, и я разборчиво продиктовала свой адрес. Что сказать этому парню, я уже придумала — меня осенило сегодня под утро. Мне нужны сильные снотворные, а врач не выписывает, это не совсем законно, но в том и проблема — без снотворных я не могу, а получить их обычным путем не могу тоже… Не очень складно, но довольно правдоподобно — правда всегда не очень на себя похожа.
Он выглядел примерно так, как и должен был выглядеть. Щетина на голове короче, чем на щеках, под старым полотняным пиджаком рубаха навыпуск, будто он впопыхах вылетел из спальни, слишком длинные джинсы, лежащие складками на не соответственно дорогих ботинках… Словом, настоящий специалист, из тех молодых, которые умеют все, но хотят чего-то такого, что мне непонятно — да и им, думаю, тоже. От выпивки не отказался и уселся с бутылкой пива в кресло, повернув его таким образом, что у меня остался выбор: либо стоять, причем за его спиной, либо сесть на диван к нему прямо лицом, через стеклянный столик.
— Я хочу предупредить вас, мэм, — начал он, будто мы уже час беседуем и обо всем договорились. — Во-первых, вы мне будете говорить правду, исключительно правду о ваших проблемах. Во-вторых, вы заплатите мне много, хотя вам будет казаться, что я ничего не сделал, только поболтал с вами. В-третьих, вы заплатите только после успешного преодоления ваших трудностей.
Я сразу забыла свою версию вранья и, словно под гипнозом, кивнула три раза.
— У вас проблемы в отношениях с мужем? — он продолжал тем же тоном если не старого знакомого, то домашнего доктора.
И я снова кивнула.
Через полчаса я рассказала ему все, кроме как о намерении убить Эла. Но об убийстве заговорил он сам.
— Другого решения вы не найдете, — сказал он (я уже знала, что его зовут Марком). — Любое другое приведет к потере денег вами, а следовательно, и мной — мой гонорар пропорционален сумме, которая вам достанется, и составит от нее тридцать процентов.
— Таким образом вы предлагаете свои услуги наемного убийцы, — меня начала бить сильная дрожь, потому что я вдруг поняла, что происходит. — Тридцать процентов — это много, но как вы собираетесь проверить, не обманываю ли я вас?
— Я найду способ, — он усмехнулся. — Странно… Вы интересуетесь, почему я доверяю вам, но не озабочены тем, можно ли доверять мне…
Увы, иногда, особенно когда разнервничаюсь, я забываю о том, что мне, с моими золотыми кудряшками, не положены мозги. Вот и сейчас, стараясь унять дрожь и начисто утратив чувство юмора, — что ни говори, я впервые нанимала киллера, — брякнула лишнее, да еще тоном человека, который привык делать умозаключения.
— Если вы не боитесь, что я вас обману, значит, собираетесь обмануть меня раньше, — вот что я сдуру сказала, но тут же спохватилась и добавила: — Такого принципа ведения дел придерживается мой муж Элайя, и он так часто повторяет это, что я запомнила.
Подняв глаза, я встретилась взглядом с Марком, он смотрел на меня с интересом и явным удивлением — следовательно, его не ввела в заблуждение моя ссылка на мужа, который на самом деле за всю жизнь не сказал ничего похожего и вообще изъяснялся очень просто… Некоторое время мы сидели молча, первым заговорил он.
— Я полагаю, что вы уже обдумывали отравление, и вас испугали трудности. Так вот: моя работа — справляться с трудностями в такого рода делах… В частности, я использую вещество, следов которого уже через полчаса никакой анализ не обнаружит.
— Вы все сделаете сами?! — мое восклицание выдало меня с головой — мою заинтересованность и мою растерянность. Он даже не кивнул, только прикрыл веки.
Все, что происходило потом, осталось в моей памяти отдельными картинками, промежутки между которыми я до сих пор никак не могу заполнить. А сами картинки яркие, подробные, но какие-то странные, как будто все на них не настоящее, а нарисованное. Именно картинки — и каждая в таком облачке, в тумане по краям, как старые комиксы.
И звук немного плывет, будто проигрыватель изношен.
И при этом картинка сменяет картинку так быстро, что не успеваешь понять, реальность это или действительно комикс.
…Жарким бесшумным полднем я слышу шорох у задней двери и выхожу прогнать наглую белку. На крыльце лежит холщовая сумка из супермаркета натуральных продуктов, в ней бутылка Jack Daniels, полная примерно на две трети…
…В кабинете сумрачно и прохладно из-за постоянно закрытых жалюзи, я боюсь перепутать бутылки или уронить — перчатки из латекса скользят…
…Вечером я сижу в гостиной перед телевизором, не замечая, что сегодняшняя серия давно кончилась. В доме тихо, так что донесшееся сверху восклицание кажется невыносимо громким…
…Элайя стоит на верхней площадке лестницы, он странно одет — будто собрался на пикник: джинсы и старая мотоциклетная куртка, которую он не надевал, по-моему, с университетских времен…
…В одной его руке стакан, в другой бутылка…
«Я знал, что ты попытаешься это сделать, — говорит он, — но ты не учла, что не на всякий организм яд действует немедленно. Виски без отравы имеет вкус, который я хорошо знаю».
…Он зачем-то снимает куртку, кладет ее на перила и спускается, спускается, спускается по лестнице, идет ко мне, а я все еще не понимаю, что произошло. Я встаю, делаю шаг к нему. Он ставит бутылку на ступеньку, стакан просто роняет, разжав пальцы, толстое стекло падает на ковер с глухим стуком и катится к моим ногам…
…Теперь в его руке — он левша — пистолет, тот самый его Walter PPK, который я искала, но не могла найти…
Ведь это он должен был умереть, вовсе не я!..
…Какая-то тень появляется за его спиной, его левая рука неестественно выворачивается, гремит отвратительно громкий выстрел. На белой тишотке, которую он надел под куртку, мгновенно набухает и расплывается пламенно-алое пятно…
…Марк взваливает длинный черный пластиковый мешок, вроде тех, которые показывают в новостях, на плечо и, прихватив куртку Эла, идет к задней двери…
Вот тут наконец я и упала в обморок.
Я пришла в себя лежащей на боку, прижавшись щекой к колкому ворсу ковра, будто в последние минуты спала, а не валялась без сознания. Вставать не хотелось. Первое, на чем остановился взгляд, был листок, вырванный из небольшой записной книжки. Он лежал в пяти сантиметрах от моего лица. Все еще не пытаясь встать, я взяла листок и прочитала то, что на нем было написано.
Написано было немного: 30 %.
Прочитав это, я все вспомнила и тут же встала. Меня довольно сильно качнуло, но я доплелась до дивана и свалилась уже на него.
В комнате было как-то по-особому пусто, как бывает, когда выносят какой-нибудь громоздкий предмет.
Я вспомнила, что именно отсюда только что вынесли — судя по моим часам, которые Элайя мне недавно подарил, прошло максимум десять минут, — и вспомнила довольно спокойно, будто не я здесь только что лежала, как труп, рядом с трупом. Пожалуй, сегодня мы в последний раз лежали рядом, подумала я. Обычное для меня состояние наблюдателя, не участвующего в происходящем, а лишь замечающего в действительности смешное и нелепое, вернулось. И, благодарная единственному зрителю, реальность тоже вернулась в свою обычную форму — мир уже не был нарисованным, а самым что ни есть обычным.
Мне даже не пришлось делать усилие, чтобы посмотреть на то место, где лежал он. Там пустота, оставшаяся после исчезновения главного предмета, была заметней, чем во всей комнате. Я не сразу поняла, чего там еще не хватает — пятна, вот чего. Странно, совершенно холодно размышляла я, когда же Марк успел все вычистить… И предположение, что он здесь возился с пятновыводителем, тогда не показалось мне идиотским — все же я была не совсем в порядке. Когда убиваешь даже мужа — ну, или когда его убивают на твоих глазах — некоторое время чувствуешь себя не совсем в своей тарелке.
Как раз на мысли об удивительных возможностях современной хозяйственной химии зазвонил телефон — не мой сотовый, а наш домашний телефон, по которому уже давно почти никто не звонит. Разве что Кэйт — вовремя, как всегда…
Звонил небритый Марк, и я пропустила мимо ушей его первые слова, пытаясь вспомнить, давала ли я ему этот номер.
— Вы меня слушаете? — раздраженно спросил он. — Мне кажется, вы не услышали мой вопрос: когда я получу гонорар? Все сделано чисто и, уверяю, вам не грозят неприятности…
— Больше вам нечего сказать? Ну, например… — начала я, но он резко перебил меня.
— А вам не следует знать ничего более. Проблема, которую надо было решить, устранена полностью, ее уже не существует. Будьте любезны рассчитаться со мной и забудьте обо всем.
— Завтра я не смогу получить в банке такую сумму, — сказала я, — утром позвоню им и, вероятно, дня через три…