— Значит, по-твоему, я тоже богиня? — она лукаво взглянула на него.
— Ты богиня и не имеет значения, родила бы или нет.
Подошел Айболит. Он запихнул в саквояж пучок растений, выпил чай из кружки, заговорил:
— Я слышал, друзья, о чем вы говорили. Не знаю, что и сказать. Я, например, атеист. И мне ваши рассуждения — непонятны. Бога нет, а мы — обычные люди.
— А разве обычный человек не может быть богом? — Мэри наполнила чаем его кружку.
— Нет, Мэри, нет. Все, что мы наблюдаем в природе — объяснимо.
— И твое прозрение, как принимать роды — тоже? — улыбнулся Бармалей. — И твои познания в медицине без образования — тоже?
— Наверное, опыт… — замялся Айболит.
— Ты талантливый лекарь, Митрофан, — Мэри увидела, как Айболит вздрогнул после того, как назвала его настоящим именем, — но объясни суть наития, которое сошло на тебя.
— Мэри, откуда ты узнала мое имя? — казалось, Айболит был обескуражен.
— Наугад, — с легким прищуром ответила она. — Откровение свыше, если хочешь.
— Не хочу я спорить о том, чего нет, — Айболит нервничал. Потом, что-то решив про себя, залез в саквояж, долго копался в нем, достал маленький сверток, развернул его: — Этот медальон отдала мне бабушка. Наказала, чтобы я его не терял и всегда брал с собой.
— Так-так, — подвинулся ближе Бармалей, — очевидно, это оберег. Дай посмотреть.
— Это оберег святого Бенедикта. Там по латыни написано, а я… — Айболит развел руки, — ни бум-бум.
— Попробуй, Митрофан, прочитать, — Мэри с вызовом посмотрела на него.
Айболит повертел в пальцах медальон, как бы показывая, что это пустая затея. Затем вчитался и вслух прочитал:
— Светит мне пусть Крест Святой,
Древний змий да сгинет злой.
Сатана да пусть отыдет,
Суета в меня — не внидет.
Злом меня да не искусит,
Чашу яда сам да вкусит. — Затем он посмотрел на друзей, пролепетал: — Поразительно… Прочитал и понял…
До самого вечера Айболит молчал. Бармалей и Мэри, после того как угомонили детей на ночь, опустились на траву рядом с ним, стали считать нарисованные звезды.
— Всё равно не бог, — вдруг сказал Айболит.
Мэри рассмеялась:
— Значит, ты признал, что Он есть? Раз сравниваешь себя с Ним?
— Я не знаю. Но я не атеист теперь, точно.
— Ты всегда верил в высший разум, эскулап, иначе не таскал бы медальон с собой.
— Я его носил, как память о родном человеке.
— А память, Митрофан — самое великое чудо Вселенной, — Мэри ласково поцеловала его в щеку, добавила: — И ты бог, если помнишь.
— Нет, Мэри, он атеист и отрицалово себя, — Бармалей громко расхохотался.
— Он бог и отрицалово себя, — рассмеялась Мэри. Айболит откинулся на траву, раскинул руки и крикнул:
— Хо-о-о-оп! — Когда последний звук затерялся в кроне секвойи, на лице его блуждала счастливая улыбка, а взгляд искал мечту.
— Не будем ему мешать, хоп, — шепотом сказала Мэри.
— Хоп, — еле слышно повторил Бармалей.
Мэри вышла из детской. Айболит, увлеченно копающийся в своей миске, перестал кушать и медленно поднял взгляд на нее. Он неторопливо снял очки, тщательно протер их, надел. Затем встал, подошел к Бармалею на другой стороне стола, выдвинул стул рядом с ним.
— Эскулап, — не переставая жевать, сказал Бармалей, — не надейся. Никто не заменит мне Мэри. Ты тем более. Отойди от трона.
Айболит толкнул его в плечо и перевернул его миску с едой.
Бармалей обернулся и тут же подобрел: сзади стояла Мэри в длинном черном вечернем платье, воздушная, казалось, материя которого переливалась золотыми нитями. Вырез платья… У Бармалея пересохло в горле от желания прильнуть к божественному рельефу. Шею обрамляли пять нитей с жемчугом, а венцом ожерелья был кулон с искусно ограненным изумрудом в оправе из скани. Ее волосы свободной волною ниспадали на плечи; четкие контуры глаз, бровей и губ подчеркнули утонченные формы лица. На голове ее блестела золотом диадема с рубином.
— Царица моя… что за праздник… — Бармалей подошел к ней, обнял за талию.
— А я разве не говорила? — Мэри выдержала точную пауза. — Мы идем на концерт.
Айболит кашлянул, волнуясь, сказал:
— Я, конечно, в недоумении, восхитительная Мэри, но хотелось бы узнать: кто, где и… кто.
— Мы идем все. Иначе концерт не состоится, а музыканты так готовились. Он состоится в лесу, на священной поляне. А исполнители… пусть это станет сюрпризом, — при этих словах Мэри загадочно улыбнулась.
— Мэри, это безумие для тебя появиться на люди с таким оборванцем! — Бармалей легонько дернул за рубашку Айболита, которая с треском пошла по швам. Мэри рассмеялась:
— Я приготовила вам костюмы, чтобы через пять минут были готовы.
Она скептически осмотрела мужчин, сделала вывод:
— Митрофан, ты как будто родился в костюме.
— Мне иногда снилось, как я выбираю их, — он слегка покраснел, — и даже капризничаю, если что не по мне…
— Хм, эскулап, откуда у тебя, деревенского хвостоправа, интеллигентские замашки? — искренний интерес был нарисован на лице Бармалея.
— Бабушка рассказывала…
— А-а-а… можешь дальше помолчать. А как я?
— Торжественно-сносно. Ты куда бабочку подевал, Бармалеюшка?
— Душно мне стало под ней, выкинул к черту.
— Без крылышек нельзя, — она поднесла на руке к вороту рубашки махаона и бабочка перебралась под Бармалеев кадык. — Когда начнешь распоясываться — сама улетит.
На поляне было темно, но яркие звезды и полная Луна своими свечениями показали, что на ней кроме их самих никого нет.
— Располагайтесь, кто как хочет, — Мэри опустилась на траву под деревом, прижалась к нему спиной. Айболит сразу лег на землю и стал смотреть на звезды. Бармалей посмотрел вокруг, сел под деревом с другой стороны от Мэри.
— Артисты где? — спросил Бармалей.
— Ты слышишь? — она приставила свой пальчик к губам.
Он прислушался. И услышал: из глубины недр доносилось хоровое пение в сопровождении оркестра. Песня была ближе и ближе, пока не заняло пространство вокруг него и в нем. Казалось, сама земля играет и поет. Бармалеева память всколыхнулась и он вернулся к событиям того дня:
«Впередсмотрящий спустился по мачте и, указывая подзорной трубой, прокричал:
— Бармалей, там огромный кит! Плывет прямо по курсу!
— Мы можем отклонится от курса? — спросил он у штурмана.
— Кэп, мы и так опаздываем. Смогут ли контрабандисты удержать таможню?
— Где этот чертов пьяница боцман? Пусть готовят китобойную пушку. Заодно пополним запасы жира.
Кит был огромным и хмельному китобойцу цель показалась ближе, чем была на самом деле. Он выстрелил, гарпун только царапнул бок и кит ушел на глубину.
— Человек за бортом!
Им оказался маленький, тщедушный мужчина в круглых очках, белом колпаке с красным крестом и саквояжем.
— Ты кто и откуда? — спросил его Бармалей. Потерпевший еще не совсем пришел в себя и молчал.
— Ну, говори! — матрос пихнул его кулаком в бок.
— Ай, болит же… — негромко вскрикнул человек.
— Что он сказал? — обратился Бармалей к матросу.
— Сказал, что он Айболит, а откуда — я не понял, что за «же».
— Конкурент. Будем кушать его, — решил Бармалей. Он распорядился, чтобы незваного пассажира связали.
Ночью Бармалей проснулся от воды, в которой оказался. Выскочив из каюты, он обнаружил, что пленник сбежал, а вся команда погибла, захлебнувшись морской водой. Сам он чудом остался жив, потому что закрылся в каюте изнутри. Трюм был уже на треть заполнен водой, волны перекатывались через палубу и Бармалей только-только успел спустить шлюпку на воду и отгрести подальше от тонущего корабля, чтобы не засосало в воронку.
Через несколько дней шлюпку прибило к африканскому берегу, где его встретил старый приятель Носорог. Он и рассказал Бармалею, что на континент заявилась чума под названием Айболит. И нужно принять экстренные меры для уменьшения народонаселения Африки в целях противопожарной безопасности.
\— Поможем, — облизнулся Бармалей в предвкушении встречи с африканской напастью».
Бармалей открыл глаза.
Айболит почувствовал еле заметную вибрацию снизу. Скоро к ней стали примешиваться едва слышимые звуки, которые усиливались. Постепенно звуки наполнили все его существо и каждая клеточка тела стала отзываться на прекрасное пение, звучавшее из-под земли. Звезды отражались в его глазах, но вскоре лунный отблеск заполнил все видимое пространство и на Айболита нахлынули воспоминания:
«Он увидел себя на Ките, держащем курс до Дакара. Позади Гренландское море с морозными штормами, Атлантика, экватор, ласковые субтропические воды… И вдруг он оказался в воде. Почему Кит резко ушел под воду, не предупредив его? Он вынырнул на поверхность, чьи-то руки подхватили его, затащили в лодку. Он не успел еще до конца прийти в себя, как оказался на корабле и его стали пытать: Кто он и откуда? Пытки стали невыносимыми, когда его еще при этом один раз стукнули.
Он раскрылся по полной, уведомив истязателей, что ему больно. Митрохе было стыдно за проявленную слабость, но возглас после удара вылетел сам собой, непроизвольно от его сознания. Какими чудовищами они оказались, решив его скушать!
Ночью Айболит ужом выпутался из веревок, связал пьяную команду, прорубил дыру в днище шхуны, достал медальон-оберег, поцеловал в лик святого Бенедикта, завернул его в тряпочку и засунул подальше в саквояж. Путь свободе открыт! Он встал на борт и прыгнул солдатиком в море. Айболит греб руками изо всех сил, но скоро выдохся и распластался на воде. Вдруг он почувствовал, что кто-то вцепился острыми когтями в его руки мертвой хваткой. Он поднялся в воздух, открыл глаза, чтобы принять суровую неизбежность с ясным взором и увидел, как два огромных орла несут его ввысь.
Айболит успокоился и мысленно облобызал лик святого Бенедикта, заодно пожелав ему всех благ».
Он открыл глаза, прислушался: пение затихало, возвращалось под землю. Повернув голову, Айболит увидел, что Мэри так же сидит под деревом с закрытыми глазами, а Бармалей смотрит на него. Новая мелодия полилась, а на фоне Луны нарисовался полупрозрачный силуэт. Он приближался к слушателям, становился более плотным. Красивая песня захватила всё их внимание. Фигура стояла, скрестив руки на груди, смотрела себе под ноги, слушала.