Сборник рассказов. Бармалеева пустота — страница 3 из 18


Тело ныло. Ни рукой, ни ногой я пошевелить не мог. Разлепив глаза, увидел над собой лицо деда Ерофея:

— Кажись, пришел в себя, Верка.

— Теперь с ним все будет в порядке, — послышался в ответ ее голос. — Пелагея, не забывай его отпаивать настоем.


Затем я увидел бабушку Веру вместо Ерофея:

— Повезло тебе, Сережка. Хорошо, Ерофей чутко спит, услышал твои стоны. А то добили бы тебя или замерз бы.

— Как же он мог слышать, — еле шевелил языком я, — там такая метель…

— А ты и не был там, — ласково ответила она, — тебе приснилось.

— А как же вот это все?.. — показал глазами я на свое побитое, безвольное тело.


Вместо ответа, в меня почти насильно влили терпкий, чуть горьковатый настой из трав.


Отдохнувший, вполне чувствующий прилив сил, я сидел на кровати в накинутом на плечи теплом одеяле. Дед Ерофей, Пелагея и бабушка Вера чаевничали и беседовали о том, о сем.


— Бабушка Вера, может быть ты сейчас расскажешь, что со мной было?

— Было и прошло, — повернувшись ко мне, ответила она. — Да и к чему тебе знать — все равно не веришь.

— Как тут теперь не поверишь, — усмехнулся я, — просто не понимаю…

— Очень он жадный — тот, чье зелье ты в детстве отпил. Ни с кем не хотел делиться своими радостями. Я хотела исправить его эту черту. Но до конца не получилось: кто ж знал, что ты случайно вмешаешься? Так и живет один — ни семьи, ни друзей, — с грустью сказала она. — И вымещает злобу на тебе. Он считает, что из-за тебя у него нет полного счастья. Но, видимо, конец его не далек: желание его убить тебя настолько велико, что через сон пытается физически на тебя воздействовать.

— Туманно все это. А Новый год здесь причем?

— Зелье он должен был выпить под бой курантов. Приготовленное в самую длинную ночь, зелье обладает особенной силой. И обновиться после этого. Кровоподтеки и ссадины на тебе настоящие. Когда Ерофей спрыгнул с печи, подбежал к тебе, то спугнул его. Вернее, его злобу. Но если бы Ерофей не бросился сразу за мной, то ты мог бы замерзнуть. Прямо в постели.

— Спасибо тебе, бабушка Вера. А что дальше?

— Не за что, Сережка. Думаю, тебе больше не будут сниться кошмары. Я дам тебе состав травяного сбора, начинай пить настой из него с двадцатого декабря до наступления нового года. Забудешь или отмахнешься — в следующий раз меня рядом не будет. А больше, кроме меня, никто тебе не поможет. Или…


Бабушка Вера торопливо вышла из избы.

…..


— Уже новый год наступил, — вздохнула Мара.

— Матушка, я не забыл, — с хитрецою посмотрел на нее Морозко и протянул ледяное зеркальце.

Мара всмотрелась в него и увидела, что посреди избы стоит стол, покрытый белой простынью. Вокруг стола не спеша ходит старуха, раскладывает на нем высушенные травы и цветы.

— Ну и что? — сказала Мара.

— А ты досмотри, матушка.

Мара с интересом продолжила смотреть в зеркало. К избе, в которой жила старуха, пробирался сквозь пургу мужик с топором в руках. Лицо его исказили боль и ненависть, губы шевелились и через порывы ветра доносилось:

— Я убью тебя, старая ведьма… Но перед смертью заставлю тебя вернуть мне радость жизни…

А когда он попытался распахнуть дверь, ноги его застыли и он не смог сделать ни шагу. В следующий момент застыли его руки, он опрокинулся навзничь, а рука с топором так и осталась вытянутой вверх. Постепенно оцепенение сковывало его все больше и только изо рта раздавался хрип:

— Я убью, я убью…


Вскоре и губы его застыли.


В избе старуха наклонилась над чаном, окропила лицо водой из него и превратилась в красивую молодую женщину. Она вытянулась на ложе из трав и цветов, сложила руки на груди, закрыла глаза, едва улыбнулась.


Вьюга уже стихла. Неясное солнышко осветило сугроб на крылечке, из которого торчала рука, сжимающая топор.


— Отличная жатва! — похвалила Мара и улыбнулась.


декабрь 2021 г.


4. Кот с планеты Кот


— Ну, чего лезешь под руку, Марсик… — я мягко, но настойчиво пытаюсь спровадить кота с коленей.

Этот хитрюля знает, чем меня достать: размурлыкавшись с самой проникновенной интонацией, кот с независимым видом заползает с коленей на клавиатуру ноутбука, раскладывается на ней так, что морда оказывается на столе.

— Наглота! Брысь отседова!


Какое там… Только кончик хвоста нервно подергивается: мол, кишка тонка — воспитание не позволит… Вот и делай людям, тьфу, ты — котам — добро! Знал бы, что вырастет таким ласкуном да эгоистом — в жизнь бы не подобрал! Ушки Марсика насторожились (мысли читает, что ли?), глаза сузились, хвост замер. Он обиженно спрыгнул на пол и скрылся с глаз долой.


Кот простил, когда я забрался под одеяло и выключил свет. Уткнувшись в меня мордой, Марсик свернулся калачиком рядом. Я ласково потеребил его за ушками и, убаюканный его мурчанием, стал засыпать…


«— Вот скажи, Марсик, что ты все время высматриваешь на ночном небе? — мимоходом спрашиваю его, столбиком сидящего на подоконнике.

— Тебе не понять, Саня.

— Странно: ты говоришь, а я почему-то не удивляюсь.

— Мы в искривленном пространстве, балбес. Сном называется.

— То же мне, кот ученый… И не обзывайся!

— Не задавай глупых вопросов, тогда и… А смотрю я на свою родину.

— Родина в небе? — ехидненько улыбаюсь. — Помнится, в заброшенном доме…

— Не дави на мозоль, Саня! Та развалюха — вынужденное и временное пристанище. И здесь я не навсегда, — кот снисходительно посмотрел на меня, — хотя и по обоюдному согласию.

— Ты так жалобно пищал, так на руки просился…

— Как тут не заплачешь… Как увидел тебя — сердце кровью обливаться стало… — Я стою, воздух ртом хватаю, а кот и усом не ведет, продолжает: — Вот и попался тебе на глаза.

— Так это ты меня пожалел, выходит? Это я шел мимо дрожащий, голодный, грязный и блохастый? Ну, знаешь, Марсик!

— Ты был никому не нужен, как и я.

— А с чего ты взял?

— Да забитый ты какой-то. Я не с первого взгляда вышел и напросился к тебе: ты всегда один.

— А если бы я не любил кошек?

— А ты их и не любил.

— А чего ж я тебя не вышвыриваю на улицу, когда ты достаешь своей назойливостью?

— Потому и не выгоняешь, что боишься остаться один. Ну, любви я и не ждал от такого сухаря… Насчет дружбы с тобой — надо крепко подумать… А жить под одной крышей с тобой, кошкина мать, совсем неплохо…


Тоже мне, матерящийся Цицерон выискался…


— Так что там с небом? — вернулся я к вопросу.

— Звезды, Саня. Там, в созвездии Рыси, моя родина.

— С чего ты взял?

— Мы все оттуда, кто хоть раз побывал котом. Не переживай так сильно, Саня, ты тоже попадешь туда.

— Глупости.

— Глупости у Вольтера.

— Не читал.

— А я читал этого кошконенавистника. Вот поэтому, наверное и досталось мне тяжелое детство в очередной жизни, в образе кота.


Мне становилось веселее от домыслов Марсика. Я пододвинул стул к окну, оперся локтями на подоконник, приготовился слушать:

— Расскажи, как там. Кем был до кота и как попал в созвездие Рыси?

— До кота был аквариумной рыбкой. Недолог рыбий век, однако. Я во всех жизнях за справедливость. А тут такого насмотрелся из семейной жизни человеков — благим матом орать захотелось! Сам понимаешь, Саня, только воду фильтровать могу. Ну, и расплескался не на шутку. Тут меня это жирное, усатое, полосатое чудовище и цапануло.


«Так тебе и надо, правдолюб», — немного позлорадствовал я в душе, а вслух спросил: — А кем еще был, несчастный?

— Э-э-э, Саня, — Марсик слегка стушевался и, не глядя мне в глаза, небрежно ответил, — в одной из жизней был Маргариткой. Ничего противнее не испытывал.

— И что: не так уж плохо быть цветочком и радовать пчел…

— Ну, болван… Я не был цветком, Саня, а был женщиной по имени Рита! А Маргариткой меня называли все, с кем приходилось встречаться.

— А тебе не понравилось? — заливался я смехом.

— Моя сущность хочет сметаны до отвала кушать, а ее плоть хочет фигуру сохранять. Когнитивный диссонанс, Саня. И в остальном… не понимаю женскую натуру. Я ведь как: захотелось мне что-то как мужчине, так в лоб и действую. А эти ужимки, чувствования…

— А взял, да и действовал бы прямолинейно…

— Я попробовал. И стал проституткой. Хорошо, Саня, что кошкам неведомы те извращения и унижения, которые практикуют люди.

— Да вам, кошкам, просто завидно, что не можете вот так, с выдумкой любить.

— Единственным мерилом страсти, Саня, я считаю экстаз. Любовь самодостаточна и ей ухищрения не нужны.


Я с сомнением покачал головой.


— А что, на Коте живут одни кошки? — продолжил вопросы.

— Глупее ничего не мог спросить, Саня? Как может домашняя кошка обходиться без человека?! Сам подумай: у кошачьей семьи есть дом. А кто его содержать, убирать будет? Кто будет нас гладить, готовить нам пищу? Конечно, там люди есть, но относятся к ним настороженно.

— Почему?

— Считается, что у этой популяции земных существ слишком много глупого ума.

— Марсик, не хами!

— Ты, Саня, меня своей обидчивостью оскорбляешь…

— Ладно, замяли.


Кот примирительно мурлыкнул, продолжил:

— Вы, люди, все делаете на Коте тоже самое, что и на Земле.

— А в чем разница?

— На Коте — высокоорганизованное общество, в отличие от Земли.

— Интересно, продолжай…

— Давно изучено и доказано Академией наук планеты Кот, что самыми приспособленными организмами во Вселенной для ухода за кошками являются человеки.

— Это почему же? Потому что для ухода за высшим интеллектом, носителем которого ты считаешь кошек, нужны носители глупого ума — люди?

— Да… теория и в этом случае подтверждается… — печально вздохнул кот. — Для того, чтобы ухаживать за кошками, кормить и выполнять их прихоти, нужны физиология и эмоции, как у людей. А ума особого и не нужно. Теперь-то понял, Саня? — назидательно добавил он.