Последние метры Кардвиндлиж преодолел, задыхаясь. Звук захлопнувшейся за ним двери болью отозвался в голове. Салатин с шумом входил и выходил из его легких. Тяжело дышать. В тридцати шагах от его непослушного тела стоял припаркованный менэфис последней модели. Красно-коричневый литой корпус, чёрные стёкла, с дополнительной функцией «дом – работа». Кардвиндлиж был богат и успешен, как не каждый Варнианец. Но до менэфиса нужно добраться самому. Проходящие мимо отворачивались, либо наоборот с любопытством останавливались, рассматривали его, качающегося из стороны в сторону. Помощь ближнему на планете строжайше запрещена, так же, как и причинение вреда. Закон несчастного случая. Только ты и только сам за себя. Даже споткнувшись и разбив голову, на помощь рассчитывать не приходится. Нарушение закона – восемьдесят отметок. Страшная цифра! У многих и нет такого количества на карте жизни.
Как добрался до дома, Кардвиндлиж помнил с трудом. Лёг в камеру с чистейшим салатином для дыхания, добавил чуть успокоительного эфира валия и тут же уснул. Снилась Латимелия. Её упругие молодые конечности порхали в танце. Она напоминала ему его самого в молодости. Необузданного, любопытного, открытого всему новому. Во сне нестерпимо захотелось её обнять. Провести пальцами по лицу, замирая на каждой трещинке и сколе. Кардвиндлиж проснулся от звука собственного голоса, повторяющего её имя: Латимелия, Латимелия…Тело болело, дрожь не отпускала, казалось, жар вырывался изо рта клубами салатина с привкусом эфира. Он слегка надавил на стекло внутри капсулы. Крышка бесшумно отъехала, выпуская его. Чувствовал он себя гораздо легче, налил Карнелло в прозрачный бокал. Подошел к панорамному окну в спальне. Сто восемьдесят девятый этаж. Карабелус – огромное Варнианское светило опускалось за горизонт. Последние его лучи освещали лежащий внизу город в серо-голубой свет. Смотрелось довольно мрачно. Кардвиндлиж вздохнул и задернул шторы. Сделав глоток, поморщился. Подумал о Латимелии. Мысленно настроился на её волну, представив, что держит за щупальце и вдыхает запах кожи. Защекотало ноздри. С усилием расправил сжатые в кулак четыре отростка, покрытые розоватыми, дышашими присосками. Всмотрелся в окружавшие их тонкие линии. Неудержимая, дикая. Она не отзывалась. «Обижена», – подумал с досадой на самого себя. Тогда он прилёг на огромную кровать голубого оттенка из варнианского технического сплава. Кровать обволокла его со всех сторон, приняла форму тела, став на ощупь как шкура древнего Таравела, увидеть которого теперь можно только на картинке. Одна из конечностей нащупала панель, включился потолочный дисплей, тут же настроилась приглушенная яркость, приемлемая для его воспаленных глаз. Кардвиндлиж начал транслировать на дисплей свои мысли вперемешку с воспоминаниями. Латимелия…Она была повсюду, во всех уголках его памяти и мыслях. Взглянул одним из глаз на часы. На Варниане ночь коротка и холодна – около семи часов. Он расширил дисплей, переведя проекцию и на стены. Латимелия была теперь повсюду, тянула к нему все шесть конечностей, её рот в улыбке то растягивался, то сжимался, гримасничая. Чёрно-зелёные глаза манили и пугали одновременно. Кардвиндлиж вскоре уснул. Без источника мыслей проектор начал терять четкость изображения, картинка становилась всё более размытой. Вскоре проектор бесшумно выключился, погрузив комнату в непроглядную тьму.
Стучались в сознание и в подсознание. Кардвиндлиж сел в постели, в непонимании вращая глазами. Крайний левый глаз нестерпимо чесался и сочился гноем. Стучались настойчиво, прямо тарабанили всеми конечностями. Это была Латимелия. Она плакала и просила прощения. Несла какую-то чушь насчёт мшелых холмов и её дома. Всё это перемежалось всхлипыванием. Кардвиндлиж спросонья не мог ничего понять, но был рад слышать её. «Заберите меня, заберите меня», – как заклинание твердила Латимелия. Кардвиндлиж пять минут боролся с тошнотой в туалете, прежде чем начать собираться и ехать к мшелым холмам. Голова гудела, глаз дергался, требуя врача. Кардвиндлиж достал спрятанную банку маладаши, вернее настойки из этой травы. Он хохотнул от сравнения, пришедшего ему в голову. Один межпланетный турист, его старый друг, рассказывал, что называют травой на одной из планет. Маладаши вовсе не походила на траву из рассказа. Она не была зелёной и мягкой, а имела преотвратительнейший вид колючки из пустыни. Растущая сама по себе, источающая яд. Рецепт настойки из неё был придуман неизвестно кем, но использовался во всю в качестве примочек. На Варниане существуют и больницы, и врачи, но плата за обращение к ним – это кредиты из карты жизни. На карте жизни Кардвиндлижа было ровно 74 кредита. Он считал себя богачом и думал, что скорее ему надоест жизнь в принципе, чем кончатся кредиты на карте. От этой мысли он улыбнулся во все шестьдесят четыре зуба во рту. Раньше Варнианцы были хищниками, потом всё съели, выжгли планету, занялись межгалактическими преступлениями. Настроили колоний для жителей других планет, пригодных к жизни. Ели их. Потом стали болеть, умирать тысячами. Кто-то из привезённых межгалактических видов заразил их иммунную систему. Кардвиндлиж – один из немногих, чья кровь может заразить вирусом любого Варнианца, а сам не болеет. Его работа на благо Варнианы, из его крови пытаются сделать вакцину. Хорошая зарплата обеспечивала достойную жизнь. Кардвиндлиж считал себя счастливчиком. Помогал родителям, бесчисленным братьям и сестрам чем мог. Отправлял купоны и кое-какую еду с курьером. Жить с родителями на Варниане считалось верхом неприличия, помогать им – тем более. Поэтому Кардвиндлиж постоянно придумывал разные поводы, чтобы отправить посылку. Но всё равно считался чудиком среди соседей и друзей. Его бы давно «забили камнями», как говорится, если бы не вето, наложенное правительством на его персону. С ним вежливо здоровались, а если нет, молча опускали глаза и проходили мимо. За урон, нанесённый «правительственному объекту», штраф – сто купонов. А Кардвиндлиж был тем самым «объектом». Кстати это очень помогло в истории с Латимелией, дознаватели тут же связались с центром, взяв его карту жизни. Не пришлось ехать в участок, иначе точно опоздал бы на работу.
Мшелые холмы. Отвратительно! Кардвиндлиж чувствовал тревогу. Латимелия тихонечко поскуливала в подсознании. Он знал, она испуганна и дрожит. Что-то на одной из конечностей. Что – он не мог разглядеть. В физическом плане с ней всё в порядке. Ни царапинки. Получить рану для Варнианцев – всё равно что умереть. Кровь разъедала кожу, плавила её, рана становилась всё глубже, всё отвратительнее. Кардвиндлиж заставил себя не думать об этом. Знал, Латимелия – за этим вонючим холмом из мусора и отходов. Менэфис легко преодолевал препятствия, не буксуя, не тормозя, будто летел над поверхностью. Хотя это было не так. Средняя комплектация не способна на такое. Вот менэфис следующего поколения – конечно! Но Кардвиндлиж считал это излишеством. Сам аппарат он купил за купоны, а вот за дополнительные опции предлагали списать семь кредитов с карты жизни. И никак иначе. Кардвиндлиж предпочёл модель попроще. Объехать кучу мусора заняло три минуты восемнадцать секунд. Кардвиндлиж взял часы с собой, вставив их в специальную подставку на приборной панели. Он увидел Латимелию издалека. Она сидела на песке, поджав конечности под себя. Красные волосы трепал салатин, а лучи утреннего Карабелуса серебрили кожу. Он не видел лица, но почему-то стал чувствовать нарастающее беспокойство. Резко затормозил около Латимелии, подняв клубы пыли и мусора, выпрыгнул из менэфиса, хлопнув дверью. Латимелия плакала. Одна из конечностей была пристегнута замком, толстая цепь вела к колышку, вбитому в поверхность Варнианы. Кардвиндлиж подёргал цепь. Возможность выдернуть её отсутствовала. Сказать, что Кардвиндлиж был шокирован, – ничего не сказать. Первая мысль «Преступление» тут же образовалась в его голове и автоматически передалась Латимелии. Она заплакала ещё горше, заикаясь, рассказала, что её схватили ночью трое, лиц она не помнит, и приковали тут. При этом их сознание было заблокировано, и Латимелия не могла до них достучаться, спросить, умолить их оставить её в покое. Они не поранили её, нет! Просто приковали и ушли. Транспорта не было, тащили её пешком, вернее, заставляли идти, толкая в спину. Кардвиндлиж задумался. Отсюда до лачуги, где живет Латимелия, двенадцать минут на менэфисе. То есть, если пешком, то её тащили сюда более двух часов. Странно. Кому и зачем понадобилось совершить такое бессмысленное преступление? Он наклонился рассмотреть крепление и замок. Всё было обычное, Варнианское. Подключился к сети, ища инструкцию по открытию замка. В мозгу моментально открылась куча файлов и папок. Нашёл нужную. Замок был простым, произведённым в соседнем маленьком городке, стоил два кредита, открывался девятизначным кодом. Кто-то отдал за него два кредита??? И бросил тут? Странно… Или намеревался вернуться? Но существовал и универсальный код, продающийся производителем за три кредита жизни. Дорого и бессмысленно. Кстати, он забыл отключить Латимелию от своего канала. Она следила за всеми его мыслями. Съёжилась под его пристальным взглядом, еле слышно прошептала: «Они забрали мою карту жизни». Кардвиндлиж с ужасом смотрел на неё: «Что?». Ещё раз бессмысленно подергал за цепь. Пошёл к куче мусора, недолго копался в ней, нашёл подходящий кусок цепи. Прицепил к кольцу, вбитому в Варниану, другой конец к – менэфису. Завел мотор, тот мягко, приятно загудел. При минимуме усилий выскочил не длинный штырь. Кардвиндлиж помог Латимелии подняться, усадил в машину. Платье на ней было всё в грязи и песке, к тому же, порвано. Кстати, это было то же самое платье, в котором она была вчера. Тревожный звоночек прозвучал в голове: «Если она была дома, почему не переоделась? Хотя… она бедна, возможно, это единственный её наряд». Он боковым зрением смотрел на Латимелию, она смотрела в стекло на мелькающий пейзаж. Удовлетворенно подумал: «Хорошо, что отключил её от своего сознания. Нужно сосредоточиться… Карта жизни… Украсть карту, зачем?» О таком он слышал впервые. Потерять – можно, пять кредитов – штраф, выпишут новую. Но чтобы кто-то украл? Обращение к дознавателям за помощью – шесть кредитов. Можно прямо сейчас подключиться к их линии. Кардвиндлиж был растерян, но уверенно вел менэфис в сторону своего дома. За стёклами пейзаж постепенно менялся на более благополучный. Они пересекли черту города.