— Кэл? — выкрикнула Бэкки.
— Это просто бред, — сказал он опять, тяжело дыша и отталкивая бурьян.
Его нога на что-то наткнулась, и он повалился коленями в участок с болотистой водой. Горячая вода — не теплая, горячая, горячая, как в ванне — выплеснулась ему сверху на шорты, создавая ощущение того, что он описался.
Это немного подломило его. Он вскочил обратно на ноги. И теперь он бежал. Трава хлестала его по лицу. Она была острой и жесткой, и когда одна из сабель лязгнула его под левым глазом, он почувствовал это, некое острое жжение. Боль дала ему крутой толчок, и он побежал еще усерднее, как только можно быстрее.
— Помогите мне! — кричал ребенок, и как вам такое? «Помогите» донеслось слева от Кэла, «мне» — справа. Это было «Долби Стерео» по-канзасски.
— Это бред! — вновь закричал Кэл. — Это бред, бред, СРАНЫЙ бред! — Слова сливались воедино: бредбредбредбред; какая глупая фраза, какое бессмысленное замечание, и, тем не менее, он не мог остановиться.
Он упал вновь, на этот раз серьезно, распластываясь грудью вперед. Теперь его одежда была забрызгана столь свежей, темной и теплой грязью, что она даже пахла, как экскременты.
Кэл поднялся, пробежал еще пять шагов, почувствовал, как трава опутывает его ноги — это было словно опустить ногу в пучок запутанной проволоки — и, черт побери, он упал в третий раз. Его голова жужжала, словно стая мух.
— Кэл! — кричала Бэкки. — Кэл, остановись! Остановись!
«Да, остановись. Если не остановишься, то будешь вопить «Помогите мне» вместе с тем мальчиком. Сраным дуэтом.»
Он жадно глотал воздух. Его сердце скакало. Он ждал, пока пройдет жужжание в голове, и осознал, что оно было вовсе не в его голове. Это действительно были мухи. Он видел, как они залетают и вылетают из бурьяна: целый рой, кружащийся вокруг чего-то за движущейся желто-зеленой занавесью, прямо напротив него.
Он просунул руки в бурьян и раздвинул его, чтобы посмотреть.
В слякоти, на боку лежала собака — казалось, что когда-то это был золотистый ретривер. Дряблая коричневато-рыжая шерсть мерцала под движущимся настилом мух. Ее распухший язык свисал меж десен, а мутные жемчужины ее глаз выпученно торчали из головы. Ржавеющий ярлык на ее ошейнике поблескивал в глубине шерсти. Кэл вновь взглянул на язык. На нем был зеленовато-белый налет. Кэл не хотел и думать от чего. Грязная собачья шкура выглядела, словно желтый замусоленный ковер, наброшенный на груду костей. Кое-где, ее шерсть — небольшие ее пучки — развевалась на теплом ветру.
«Держи себя в руках». Это была его мысль, но произнесена она была успокаивающим голосом его отца. Имитация его голоса помогла. Он уставился на осевшее собачье брюхо и заметил там оживленное движение. Кишащее скопление личинок. Вроде тех, что вертелись на недоеденных гамбургерах, лежащих на пассажирском сидении того чертового «Приуса». Гамбургерах, которые пробыли там множество дней. Кто-то оставил их, покинул машину и оставил их, и так и не вернулся, и так и…
«Держи себя в руках, Кэлвин. Если не ради себя, то ради своей сестры.»
— Ладно, — пообещал он своему отцу. — Ладно.
Он поснимал узелки прочной растительности с голени и щиколоток, едва ощущая мелкие порезы, нанесенные травой. Он поднялся.
— Бэкки, ты где?
Тишина на протяжении долгого времени — достаточно долгого, чтобы его сердце успело покинуть грудь и подняться к глотке. Затем, с невероятно далекого расстояния: «Здесь! Кэл, что будем делать? Мы заблудились!»
Он вновь закрыл свои глаза, ненадолго. «Это реплика мальчика». Затем он подумал: ‘Le kid, c’est moi’[7]. Это было почти что забавно.
— Мы продолжим кричать друг другу, — сказал он, двигаясь в том направлении, откуда исходил ее голос. — Мы продолжим кричать друг другу, пока опять не сойдемся.
— Но я так хочу пить! — теперь она звучала ближе, но Кэл этому не доверял. Нет, нет, нет.
— Я тоже, — сказал он. — Но мы скоро выберемся, Бэк. Нам просто нужно не падать духом.
То, что он уже сам упал духом — немного, всего немного — было тем, о чем он бы никогда ей не сказал. В конце концов, она так и не сказала ему имя того парня, от которого залетела, и это, в некотором роде, делало их квитами. Один секрет у нее, теперь один и у него.
— А как же мальчик?
О, боже, ее голос опять угасал. Он был настолько напуган, что правда вырвалась из него совершенно беспрепятственно, еще и в полный голос.
— Да хрен с тем мальчиком, Бэкки! Сейчас надо подумать о себе!
Направления плавились в бурьяне, как плавилось и время: мир Дали с канзасским стерео. Они гонялись за голосами друг дружки, словно усталые дети, слишком упрямые, чтобы прекратить свою игру в квача и пойти обедать. Иногда Бэкки звучала близко; иногда она звучала далеко; он ни разу ее не увидел. Время от времени, мальчик кричал о помощи, однажды так близко, что Кэл прыгнул в бурьян с распростертыми руками, чтобы споймать его, прежде чем он уйдет, но мальчика там не было. Лишь ворона с оторванной головой и крылом.
«Здесь не бывает ни утра, ни ночи», подумал Кэл, «только вечный полдень». Но даже в тот момент, как эта идея пришла ему в голову, он заметил, что голубизна неба темнеет и хлюпающая земля под его промокшими ногами начинает тускнеть.
«Если бы у нас были тени, они бы становились длиннее и мы, по крайней мере, могли бы использовать их, чтобы идти в одном и том же направлении», подумал он, но теней у них не было. Только не в бурьяне. Он посмотрел на свои часы и без всякого удивления заметил, что они остановились, хотя были и самозаводными. Бурьян остановил их. Он был в этом уверен. Какая-то зловещая энергия в бурьяне; какая-то паранармольная хрень, будто из «Грани»[8].
Было черт-знает сколько времени, когда Бэкки начала реветь.
— Бэк? Бэк?
— Мне надо отдохнуть, Кэл. Мне надо присесть. Я так хочу пить. И у меня начались спазмы.
— Схватки?
— Наверное. О боже, что если у меня случится выкидыш здесь, в этом гребаном поле?
— Просто посиди на одном месте, — сказал он. — Они пройдут.
— Спасибо, док, я… — Ничего. И тут она начала кричать. — Уйди от меня! Уйди! НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!
Кэл, ныне слишком уставший, чтобы бежать, побежал вопреки.
Даже в своем страхе и потрясении, Бэкки знала, кем, должно быть, приходился этот сумасшедший, когда тот раздвинул бурьян и предстал перед ней. На нем была туристическая одежда — «Докерс» и покрытые запекшейся грязью лоферы от «Басс»[9]. Впрочем, больше всего его выдавала футболка. Хоть она и была выпачканна в грязи и покрыта некой темно-бордовой коркой, которая почти что наверняка была кровью, она разглядела клубок веревок, похожих на спагетти, и знала, что было написано сверху — «самый большой в мире моток бечевки, Кавкер Сити, Канзас». Разве похожая футболка не лежала аккуратно сложенной в ее чемодане?
Папаша того мальчика. Собственной, вымазанной в грязи и траве, персоной.
— Уйди от меня! — она вскочила на ноги, обхватывая руками живот. — Уйди! НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!
Папаша ухмыльнулся. Его щеки были щетинистыми, губы красными.
— Успокойся. Хочешь выбраться? Это легко.
Она глядела на него, раззинув рот. Кричал Кэл, но в тот момент она не обращала на это внимания.
— Если бы ты мог выбраться, — сказала она, — тебя бы здесь уже не было.
Он захихикал.
— Верная идея. Неверный вывод. Я тут просто шел к своему мальчику. Уже нашел свою жену. Хочешь с ней познакомиться?
Она молчала.
— Ладно, так тому и быть, — сказал он, и отвернулся от нее. Он уставился в бурьян. Сейчас он пропадет из виду так же, как пропал и ее брат, и Бэкки овладел резкий приступ паники. Он был явно сумасшедшим — стоило только взглянуть в его глаза или послушать то, как он зачитывает свои текстовые сообщения, чтобы понять это — но он был человеком.
Он перестал смотреть туда и, ухмыляясь, обернулся.
— Забыл представиться. Моя вина. Зовут Росс Хумбольт. Занимаюсь недвижимостью. Город — Пафкипси. Жена — Натали. Мальчик — Тобин. Милый малый! Умный! А ты Бэкки. Брат — Кэл. Последний шанс, Бэкки. Либо иди со мной, либо погибай. — Он перевел взгляд на ее живот. — Вместе с ребенком.
«Не верь ему.»
Она не поверила, но все равно последовала за ним. На, как она надеялась, безопасном расстоянии.
— Ты и сам не знаешь, куда идешь.
— Бэкки? Бэкки? — Кэл. Но издалека. Откуда-то из Северной Дакоты. Возможно, из Манитобы. Она полагала, что ей стоит ответить ему, но ей черезчур дерло горло.
— Я так же блуждал в бурьяне, как и вы двое, — сказал он. — Но сейчас уже нет. Я поцеловал камень. — Он бегло обернулся и посмотрел на нее лукавым, бешеным взглядом. — И обнял его. Вшш. Да ты сама посмотришь. Эти пляшущие человечки. Все увидишь. Ясно как божий день. Обратно к дороге? По прямой! Чтоб мне под землю провалиться. Жена здесь, рядом. Ты должна с ней познакомится. Она мое золотце. Делает лучший мартини в Америке. Как-то жил-был парнишка Максвини, проливший вино на свой кхе-кхе! Приличия ради, он джину добавил. Думаю, остальное ты знаешь. — Подмигнул он ей.
В средней школе, Бэкки ходила в спортзал, на факультатив «Самозащиты для молодых девушек». Теперь она пыталась вспомнить приемы и не могла. Единственное, что она могла вспомнить…
На дне правого кармана в ее шортах лежала связка с ключами. Самый длинный и толстый ключ был от передней двери дома, где она выросла со своим братом. Она отделила его от остальных и зажала между первыми двумя пальцами руки.
— А вот и она! — весело провозгласил Росс Хумбольт, обеими руками раздвигая высокий бурьян, словно путешественник из какого-то старого фильма. — Поздоровайся, Натали! У этой юной девушки скоро будет чадо!
За тем участком травы, что он раздвинул была разбрызгана кр