В этот час низкое солнце, проникающее через западное окно, распространилось по голове Лэнгдона как широкий, мерцающий веер или навес из сияющего шелка. Лэнгдону оставалось только набрать преисполненного благоговением дыхания, и он ощущал, что Сиенна и Феррис делают то же самое.
— Нам куда? — прошептала Сиенна.
Лэнгдон указал на ряд восходящих лестничных ступеней. Часть церковного музея была на верхнем уровне и представляла обширную выставку, посвященную лошадям Св. Марка, которая, как надеялся Лэнгдон, быстро укажет на личность таинственного дожа, который отрубил головы животным.
Когда они поднимались по лестнице, он видел, что Феррис снова боролся со своим дыханием, и Сиенна в течение нескольких минут ловила взгляд Лэнгдона. Выражение ее лица было предостерегающим, она осторожно кивала в сторону Ферриса и изрекла что-то, чего Лэнгдон не мог понять. Прежде, чем он мог попросить у нее разъяснение, Феррис оглянулся, на долю секунды опоздав, поскольку Сиенна уже отвернула глаза и смотрела непосредственно на Ферриса.
— Вы в порядке, доктор? — невинно спросила она.
Феррис кивнул и стал подниматься быстрее.
Талантливая актриса, подумал Лэнгдон, но что она пыталась сказать мне?
Когда они добрались до второго уровня, их взору предстала вся базилика, расположившаяся под ними. Святилище было построено в форме Греческого креста, по внешнему виду скорее напоминающее квадрат, чем вытянутый прямоугольник собора Святого Петра или Нотр-Дам. С более коротким промежутком между притвором и алтарем, собор Св. Марка излучал мощь и надежность, а также чувство большей доступности.
Чтобы не казаться слишком доступным, алтарь церкви располагался позади экрана с колоннами и был увенчан внушительным распятием. Защищенный изящным балдахином, он имел один из самых ценных запрестольных образов в мире — знаменитый Pala d’Oro. Роскошный фон из позолоченного серебра, эта «золотая ткань» была тканью только в том смысле, что это была объединённая мозаика из предыдущих работ — прежде всего византийская эмаль — вся вплетенная в единственную готическую раму. Для украшения его были использованы приблизительно одна тысяча триста жемчужин, четыреста гранатов, триста сапфиров, а также изумруды, аметисты и рубины. Pala d’Oro, как полагали, наряду с лошадьми Св. Марка, был одним из самых прекрасных сокровищ в Венеции.
Образно говоря, слово «базилика» обозначало любую восточную церковь византийского стиля, возведенную как в Европе, так и на Западе. Будучи копией Юстиниановской базилики Святых апостолов в Константинополе, собор Святого Марка был построен действительно в восточном стиле, и путеводители часто предлагали его в качестве альтернативы турецких мечетей, многие из которых были византийскими соборами, превратившимися в молитвенные дома мусульман.
В то время как Лэнгдон никогда бы не счел собор Св. Марка заменой выдающимся мечетям Турции, он должен был признать, что его страсть к византийскому искусству может быть удовлетворена посещением тайной анфилады комнат, находящимся рядом с правым трансептом этой церкви, в которых скрыты так называемые Сокровища Св. Марка — роскошная коллекция из 283 драгоценных икон, ювелирных изделий и чаш, полученных во время разграбления Константинополя.
Лэнгдон был доволен тем, что днём в базилике оказалось спокойно. Бродили обычные толпы, но по крайней мере, можно было развернуться. Временами сливаясь с разными группами, Лэнгдон вёл Сиенну с Феррисом к западному окну, где посетители могли выйти и увидеть коней на балконе. Несмотря на уверенность Лэнгдона в том, что они сумеют распознать интересующего их дожа, он не совсем понимал, какой шаг им предпринять после этого. Выяснить, где он сам? Где его гробница? Его статуя? Для этого могла понадобиться помощь, учитывая, что на территории собора сотни скульптур — в склепах нижнего яруса и в крытых гробницах северного крыла.
Лэнгдон разыскал молодую женщину-экскурсовода, проводящую экскурсию, и вежливо прервал ее рассказ. — Извините меня, — сказал он. — Этторе Вио сегодня работает?
— Этторе Вио? — Женщина странно посмотрела на Лэнгдона. — Sì, certo, ma…[271] — Она резко остановилась, ее глаза засияли. — Lei e Robert Langdon, vero?! Вы — Роберт Лэнгдон, не так ли?
Лэнгдон терпеливо улыбнулся:
— Sì, sono io[272]. Возможно ли поговорить с Этторе?
— Sì, sì![273] — Женщина сказала своей туристической группе минуту подождать и поспешно ушла.
Лэнгдон и куратор этого музея Этторе Вио однажды вместе появились в коротком документальном фильме о базилике, и с тех пор они поддерживали отношения.
— Этторе написал книгу о базилике, — пояснил Лэнгдон Сиенне. — Вернее, несколько книг.
Видимо, Сиенну странным образом всё ещё беспокоил Феррис, который шёл с ней рядом, когда Лэнгдон вёл всех к западному окну, из которого видны кони. Когда они подошли к окну, на фоне дневного солнца показались силуэты мускулистых крупов этих скульптур. Бродившие по балкону туристы с удовольствием разглядывали коней вблизи и любовались панорамой площади Св. Марка.
— Вон они! — воскликнула Сиенна, направлясь к двери, ведущей на балкон.
— Не совсем они, — ответил Лэнгдон. — Кони, которых мы видим на балконе, на самом деле — только копии. Настоящие кони собора Св. Марка содержатся в помещении, для сохранности и из соображений безопасности.
Лэнгдон повел Сиенну и Ферриса вдоль коридора к хорошо освещенному алькову, где такая же группа из четырех жеребцов, казалось, неслась к ним с заднего фона кирпичных сводчатых проходов.
Лэнгдон с восхищением указал на изваяния.
— Вот оригиналы.
Всякий раз, как Лэнгдон видел этих коней вблизи, он невольно изумлялся строением и степенью детализации их мускулатуры. Обильные золотисто-зелёные отложения медных окислов, покрывавшие всю поверхность, только подчёркивали выразительность их рельефной кожи. Для Лэнгдона созерцание этих четырёх изваяний, сохраняемых в превосходном состоянии несмотря на их бурное прошлое, всегда было напоминанием о том, как важно оберегать великие произведения искусства.
— Их хомуты, — сказала Сиенна, указывая на декоративные нагрудники вокруг их шей. — Ты сказал, что они были добавлены? Чтобы скрыть шов?
Лэнгдон рассказал Сиенне и Феррису о странной детали «отрезанной головы», про которую читал на веб-сайте ARCA.
— Очевидно, да, — сказал Лэнгдон, двигаясь к информационному плакату, прикрепленному поблизости.
— Роберто! — раздался позади них приветливый голос. — Ты меня обижаешь!
Обернувшись, Лэнгдон увидел Этторе Вио, общительного вида светловолосого мужчину в синем костюме с очками, подвешенными к шее на цепочке, который пробирался сквозь толпу.
— Ты посмел приехать в мою Венецию и не позвонить мне?
Лэнгдон улыбнулся и пожал мужчине руку.
— Мне нравится удивлять тебя, Этторе. Хорошо выглядишь. Это мои друзья, доктор Брукс и доктор Феррис.
Этторе поприветствовал их и чуть отошёл, окидывая взглядом Лэнгдона.
— С врачами путешествуешь? Нездоровится? А одежда какова? Итальянцем становишься?
— Ни то, ни другое, — сказал Лэнгдон, давясь смехом. — Я приехал навести справки о лошадях.
Этторе явно был заинтригован.
— Есть такое, чего знаменитый профессор ещё не знает?
Лэнгдон рассмеялся.
— Мне нужно разузнать об отрубании этим коням голов при перевозке во времена крестовых походов.
У Этторе Вио был такой вид, будто Лэнгдон только что поинтересовался геморроем королевы.
— Господи, Роберт, — зашептал он, — у нас такое не обсуждают. Если тебе нужны головы, покажу тебе знаменитую обезглавленную Карманьолу или…
— Этторе, мне нужно знать, какой венецианский дож отрубал эти головы?
— Такого никогда не было, — отбивался Этторе. — Я, конечно, слышал такие сказки, но в истории мало что указывает на то, чтобы какой-либо дож занимался…
— Этторе, ты уж развлеки меня, — сказал Лэнгдон. — По той сказке — который из дожей?
Этторе надел очки и осмотрел Лэнгдона.
— Ну, если по сказке, то наших любимых коней вёз самый умный и вероломный дож.
— Вероломный?
— Ну да, дож, который всех втянул в крестовые походы. — Он выжидающе посмотрел на Лэнгдона. — Дож, который на казённые деньги отплыл в Египет… но перенаправил своё войско и разграбил вместо этого Константинополь.
Это уже похоже на предательство, подумалось Лэнгдону.
— А как его звали?
Этторе помрачнел.
— Роберт, я считал тебя исследователем всемирной истории.
— Да, но мир большой, а история длинная. Мне бы и намёк не помешал.
— Ну хорошо, тогда последняя наводка.
Лэнгдон запротестовал было, но понял, что это бесполезно.
— Твой дож прожил почти сто лет, — сказал Этторе. — Для тех времён — чудо. Суеверные приписывали причину его долголетия решительным действиям по обретению костей Святой Луции и возвращению их из Константинополя в Венецию. Святая Луция лишила себя глаз, чтобы…
— Он кости вырывал слепым! — выпалила Сиенна, взглянув на Лэнгдона, который только что подумал о том же.
Этторе странно посмотрел на Сиенну.
— Если можно так выразиться, я предполагаю.
Феррис внезапно побледнел, как будто он еще не отдышался от длительной прогулки по площади и подъему вверх по лестнице.
— Должен добавить, — сказал Этторе, — что этот дож так любил святую Луцию потому, что сам был слепым. В возрасте девяноста лет он стоял на этой самой площади, не видя абсолютно ничего, и благословлял крестоносцев.
— Я знаю, кто это, — сказал Лэнгдон.
— Ну, я на это надеюсь! — ответил Этторе с улыбкой.
Поскольку, будучи эйдетиком, он лучше запоминал изображения, чем фразы, вырванные из контекста, осознание пришло к нему в виде произведения искусства — известной гравюры Густава Доре, изображающей морщинистого и слепого дожа с поднятыми над головой руками, который подбивал толпу присоединиться к Крестовому походу. Роберт ясно помнил название гравюры Доре — «Дандоло благословляет рыцарей».