Не отставали и серьезные научно-популярные каналы, которые спрашивали зрителей: «Вы считаете возможным, что этот храм в Перу в древности построили инопланетяне?»
Хватит, хотелось крикнуть Мартин прямо в экран. Это невыносимо! Прекратите задавать идиотские вопросы!
Канал Си-эн-эн, похоже, решил сохранить хоть какое-то самоуважение.
Памяти Эдмонда Кирша.
Пророк. Визионер. Творец.
Мартин включила звук.
– …человек, который любил искусство, технологии и инновации, – печально говорил ведущий. – Почти мистические способности предсказывать будущее сделали его имя известным всему миру. По словам коллег, все предсказания Кирша в области компьютерной техники сбылись.
– Все так, Дэвид, – перебила его соведущая. – Жаль, мы не можем сказать то же самое о предсказаниях Кирша о самом себе.
На экране появилась архивная запись. Кирш с бронзовым от загара лицом дает интервью на тротуаре перед зданием Рокфеллер-центра в Нью-Йорке. «Сегодня мне тридцать лет, – говорит Эдмонд. – Теоретически я мог бы дотянуть до шестидесяти восьми. Но будущие успехи медицины, новые технологии долголетия, восстановление теломеров – концевых участков хромосом – дадут мне возможность встретить сто десятый день рождения. Я предсказываю это! И я настолько уверен в своем предсказании, что уже зарезервировал зал в ресторане «Рейнбоу рум» для банкета по случаю своего стодесятилетия. – Кирш улыбается и смотрит на самый верх здания. – Только что полностью оплатил счет – заранее, за восемьдесят лет. С учетом предполагаемой инфляции!»
На экране снова появилась ведущая и со скорбным видом изрекла:
– Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.
– Что верно, то верно, – подхватил ее коллега. – И все же один из самых интригующих вопросов, возникающих в связи со смертью Кирша: в чем суть его сенсационного открытия? – Он серьезно посмотрел прямо в камеру. – Откуда мы? Что нас ждет? Два великих вопроса. Два вечных вопроса.
– И чтобы попытаться ответить на эти вопросы, – с энтузиазмом продолжила ведущая, – к нам присоединяются две очень компетентные женщины – священник епископальной церкви из Вермонта и биолог-эволюционист из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Мы вернемся после короткой рекламы, чтобы узнать их мнения.
Мартин заранее знала их мнения – полярно противоположные, иначе бы их не пригласили. Без сомнения, женщина-священник скажет: «Бог создал нас, и мы идем к Богу», а женщина-биолог возразит: «Мы произошли от обезьяны и рано или поздно бесследно исчезнем».
И все это доказывает только одно: мы, зрители, готовы смотреть что угодно, лишь бы это щекотало нервы.
– Моника! – услышала она крик Суреша.
Мартин обернулась: к ней бежал агент центра электронной безопасности.
– Что стряслось? – спросила она.
– Мне только что звонил Вальдеспино, – задыхаясь, выпалил Суреш.
Она выключила звук телевизора.
– Епископ звонил… тебе? Он объяснил, черт возьми, что происходит?
Суреш отрицательно покачал головой:
– Я не спрашивал, а он не сказал. Он хотел узнать, могу ли я кое-что проверить в нашей телефонной сети.
– То есть?
– ConspiracyNet недавно сообщила, что кто-то из дворца позвонил в музей Гуггенхайма перед самым началом презентации и попросил Амбру Видаль включить Авилу в список гостей. Вы ведь об этом знаете?
– Знаю. Я же тебе велела выяснить, кто звонил.
– Вот именно. Вальдеспино попросил о том же – зайти на сервер коммутатора, найти запись звонка и проследить, откуда именно он сделан. Возможно, так удастся выяснить личность звонившего.
Мартин в замешательстве подумала, что главный подозреваемый – сам Вальдеспино.
– В музее утверждают, – продолжал Суреш, – что в их приемную позвонили незадолго до начала презентации прямо из королевского дворца. И на их коммутаторе этот входящий звонок зарегистрирован. Я просмотрел все наши исходящие звонки в то время. – Он покачал головой. – Беда в том, что ничего нет. Ни одного исходящего. Кто-то стер запись звонка из дворца в музей.
Мартин помолчала, раздумывая, прежде чем спросить:
– У кого есть доступ к серверу?
– Именно этот вопрос задал Вальдеспино. И я сказал ему правду. Доступ есть у меня, как у главы центра электронной безопасности. Но я ничего не стирал. Остается только один человек – командор Гарза.
Мартин вздрогнула.
– Думаешь, Гарза мог подчистить записи телефонных звонков?
– Почему бы и нет? В конце концов, это его обязанность – обеспечивать защиту дворца. Если вдруг начнется следствие, то… никакого звонка не было. И у нас есть возможность все отрицать. Так что уничтожение записи поможет оградить дворец от подозрений.
– Оградить от подозрений? – возмутилась Мартин. – Но ведь звонок был! Амбра Видаль внесла Авилу в список гостей. И запись в приемной музея Гуггенхайма…
– Все так. Только теперь это слово какой-то девочки, сидящей в приемной на телефоне, против авторитета всего королевского дворца. У нас все чисто.
Мартин далеко не была в этом уверена.
– И ты все это сказал Вальдеспино?
– Сказал как есть. Не важно, уничтожил Гарза запись о звонке или нет. Если и уничтожил, то чтобы защитить дворец. – Суреш сделал паузу. – Правда, сразу после разговора с епископом мне пришла в голову одна мысль.
– А именно?
– Строго говоря, доступ к серверу коммутатора есть еще у одного человека. – Суреш с опаской оглянулся и подошел к Мартин почти вплотную. – У принца Хулиана есть коды доступа ко всем системам.
Мартин вздрогнула.
– Это просто смешно.
– Согласен, звучит глупо, – признал он. – Но в это время принц был во дворце. Один в своих апартаментах. Он легко мог зайти на сервер и стереть запись о звонке. Это не так сложно, а принц куда более продвинут технически, чем принято думать.
– Суреш, – взвилась Мартин, – ты правда считаешь, что принц Хулиан, будущий король Испании, послал киллера в музей Гуггенхайма, чтобы убить Эдмонда Кирша?
– Не знаю, – ответил он. – Я просто говорю, что есть такая вероятность.
– Но зачем это принцу?!
– Вам ли не знать? Вспомните, в последнее время писали, что Амбру Видаль и Эдмонда Кирша постоянно видят вместе. И она летала к нему в Барселону.
– Но это же по работе!
– Политика – это прежде всего имидж, – сказал Суреш. – Вы сами меня так учили. И нам с вами прекрасно известно, что публичная помолвка принца сработала на его имидж совсем не так, как он предполагал.
Телефон Суреша пискнул. Он прочел полученное сообщение, и его лицо вытянулось.
– Что там? – спросила Мартин.
Не говоря ни слова, Суреш бросился в центр безопасности.
– Суреш! – Мартин загасила сигарету и побежала следом. Когда она вошла в комнату, один из сотрудников уже прокручивал Сурешу запись камеры слежения.
– Что это такое? – спросила Мартин.
– Служебный выход из собора, – пояснил сотрудник. – Пять минут назад.
Мартин и Суреш, наклонившись, внимательно следили, как молодой министрант выскакивает из служебного выхода собора, бежит по почти безлюдной улице Калле-Майор и садится в видавший виды «опель».
Ну и что? – подумала Мартин. Парень едет домой после мессы.
Но вот «опель» тронулся и медленно подъехал почти вплотную к дверям – тем самым, из которых минуту назад выбежал министрант. Тут же из собора выскользнули два темных силуэта. Согнувшись, двое мужчин забрались на заднее сиденье «опеля».
Не было никаких сомнений – это епископ Вальдеспино и принц Хулиан.
Через секунду «опель» резко рванул с места, повернул за угол и исчез из кадра.
Глава 51
На углу Каррер-де-Провенса и Пасео-де-Грасиа, словно грубо обтесанная скала, возвышается шедевр Гауди 1906 года, известный как Каса-Мила – одновременно и жилой дом, и бесценное произведение искусства. Задуманное архитектором как бесконечная кривая, это девятиэтажное сооружение уникально. Ни с чем не спутаешь его вздымающийся волной фасад, облицованный пористым известняком.
Извивы балконов и отсутствие прямых линий делают дом похожим на явление природы – словно за тысячи лет суровые ветра испещрили террасами и пещерами скалистую стену дикого каньона.
Поначалу странный модерн Гауди не очень нравился соседям, но вскоре дом Мила, вознесенный до небес критиками, стал настоящей архитектурной жемчужиной Барселоны.
Этот дом Гауди заказал бизнесмен Пере Мила. Тридцать лет он жил с женой в просторных апартаментах бельэтажа, а остальные двадцать квартир сдавал внаем. Сегодня же Каса-Мила – Пасео-де-Грасиа, 92 – один из самых престижных адресов во всей Испании.
Роберт Лэнгдон вел «теслу» Кирша по элегантной и почти пустой трехполосной улице.
Дом должен быть уже совсем рядом.
Пасео-де-Грасиа – барселонская версия парижских Елисейских полей – самая широкая и роскошная улица города, с великолепными зданиями и дизайнерскими бутиками. «Шанель»… «Гуччи»… «Картье»… «Лоншан»…
Наконец Лэнгдон увидел его метрах в двухстах.
Мягко подсвеченный снизу светлый пористый песчаник и плавные линии балконов резко выделялись на фоне прямоугольных соседей – дом казался прекрасным обломком океанского коралла, вынесенным волной на унылый шлакоблочный пляж.
– Этого я и боялась, – сказала Амбра, указывая вперед. – Смотрите.
Лэнгдон опустил взгляд и увидел на широком тротуаре около Каса-Мила с полдюжины микроавтобусов съемочных групп и толпу корреспондентов. Дом, где жил Кирш, служил им фоном для прямого эфира. Несколько охранников удерживали толпу на некотором расстоянии от входа в дом. Смерть Эдмонда, похоже, превратила все, с ним связанное, в тему для очередного выпуска новостей.
Лэнгдон искал место, где можно остановиться, но ничего не находил. Да и поток машин здесь уже был плотным. Придется ехать через перекресток, где толпятся телевизионщики.
– Пригнитесь, – сказал он Амбре.