…в результате медленно действующих факторов… а не единичного мистического акта творения…
Лэнгдон смотрел и слушал, чувствуя странный диссонанс слов и музыки: музыка благочестиво религиозна, а текст – прямая противоположность.
…живые существа… выживает сильнейший… слабейший погибает…
Лэнгдон замер.
Вспомнил!
Несколько лет назад Эдмонд водил его на представление. Называлось оно «Месса Чарлза Дарвина». Из католической мессы убрали традиционный латинский текст и поместили выдержки из «Происхождения видов» Чарлза Дарвина. Получился удивительный контрапункт одухотворенного пения и жестких научных формулировок.
– Странно, – сказал Лэнгдон. – Мы с Эдмондом когда-то вместе слушали это сочинение, помню, ему очень понравилось. И вот оно звучит здесь – какое странное совпадение.
– Это не совпадение, – услышали они над головой знакомый голос. – Эдмонд учил встречать гостей музыкой, которая и приятна, и дает пищу для размышлений. Чтобы было что обсудить.
Лэнгдон и Амбра, не веря своим ушам, смотрели на динамики под потолком. Жизнерадостный голос говорил с явным британским акцентом.
– Рад, что вы нашли дорогу сюда, – сказал знакомый голос. – Я никак не мог с вами связаться.
– Уинстон! – воскликнул Лэнгдон. Странно, но он испытал огромное облегчение, услышав синтезированный голос компьютера. Они с Амброй наперебой принялись рассказывать, что с ними происходило в последние несколько часов.
– Очень приятно вновь слышать ваши голоса, – сказал Уинстон. – Ну и как: вы нашли то, что искали?
Глава 84
– Уильям Блейк, – сказал Лэнгдон. – «Религий темных больше нет, царит блаженная наука».
Уинстон откликнулся почти мгновенно.
– Заключительная строка поэмы «Четыре Зоа». Неплохой вариант. – Последовала короткая пауза. – Но что касается количества букв…
– Амперсанд, – перебил его Лэнгдон и быстро объяснил фокус Кирша с «&» и «et».
– Это в духе Эдмонда, – прокомментировал синтетический голос и неуклюже хмыкнул.
– Уинстон, – нетерпеливо заговорила Амбра. – Теперь, когда ты знаешь пароль, сможешь запустить презентацию открытия Эдмонда?
– Конечно, смогу, – просто ответил Уинстон. – Только пароль должны ввести вы, вручную. Эдмонд очень серьезно защитил этот проект. У меня нет прямого доступа. Но я проведу вас в лабораторию, и там вы введете пароль. Думаю, на все уйдет не больше десяти минут.
Лэнгдон и Амбра переглянулись. Уинстон говорил с обезоруживающей простотой. Они столько пережили сегодня, и вот – победа близка. Но все как-то прозаично, буднично, без фанфар.
– Роберт, – прошептала Амбра и коснулась его плеча. – Вы справились. Спасибо.
– Мы справились, – улыбнулся он в ответ.
– Извините, что перебиваю, – сказал Уинстон. – Но вам следует немедленно переместиться в лабораторию Эдмонда. Вы слишком бросаетесь в глаза в фойе, а в Сети уже появились сообщения, что вы находитесь в этом районе.
Неудивительно, подумал Лэнгдон. Посадка военного вертолета в городском парке вряд ли могла остаться незамеченной.
– Веди нас, – сказала Амбра.
– Прямо между колонн, – скомандовал Уинстон.
Музыка смолкла, плазменный экран погас, и на входной двери с шумом автоматически задвинулись мощные запоры.
Эдмонд превратил это здание в неприступную крепость, подумал Лэнгдон. Он посмотрел в узкое вертикальное окошко: парк пуст, никого. По крайней мере пока никого.
Вслед за Амброй он двинулся на мерцающий в конце фойе огонек, обозначающий проход между колоннами. Потом они оказались в длинном коридоре. В дальнем конце тоже горели огоньки, указывающие путь.
Лэнгдон и Амбра шли по коридору, а Уинстон говорил:
– Думаю, для максимального эффекта нам следует уже сейчас сделать заявление для прессы: презентация открытия покойного Эдмонда Кирша ожидается с минуты на минуту. И еще надо дать время СМИ подготовить публику. Это резко увеличит количество зрителей.
– Отличная мысль. – Амбра ускорила шаг. – Но сколько времени это займет? Не хотелось бы сильно затягивать.
– Семнадцать минут, – ответил Уинстон. – Как раз время новостей в начале часа; у нас – в три ночи, в Америке – прайм-тайм.
– Отлично, – кивнула она.
– Договорились, – констатировал Уинстон. – Пресс-релиз я рассылаю немедленно, а начало трансляции назначаем через семнадцать минут.
Лэнгдон с трудом поспевал следить за планами Уинстона.
Амбра быстро шла по коридору.
– Сколько сотрудников сейчас здесь дежурят? – спросила она.
– Нисколько, – ответил Уинстон. – Эдмонд был помешан на безопасности. Тут вообще нет никаких сотрудников. Я сам управляю компьютерными сетями, освещением, отоплением и системами безопасности. Эдмонд шутил, что в эпоху «умных домов» он создал первую «умную церковь».
Лэнгдон вполуха слушал разглагольствования Уинстона. Внезапно нахлынули сомнения. Он задумался над тем, что они собираются сделать:
– Уинстон, а ты уверен, что надо именно сейчас обнародовать открытие Эдмонда?
Амбра остановилась и удивленно посмотрела на него.
– Конечно, надо, Роберт! Для этого мы и стремились сюда! Весь мир ждет! Мы же не знаем, может, еще кто-нибудь постарается остановить нас! Надо срочно обнародовать открытие – пока не поздно!
– Согласен, – сказал Уинстон. – Сейчас к нам приковано все внимание аудитории. СМИ передают терабайты информации, открытие Эдмонда Кирша – топ-новость десятилетия. Что, впрочем, неудивительно, если учесть, что за последние десять лет наблюдался экспоненциальный рост интернет-пользователей.
– Роберт? – Амбра встревоженно смотрела на него. – В чем дело?
Лэнгдон молчал, сам не до конца понимая, чем вызваны его сомнения.
– Я думаю, как бы сейчас поступил Эдмонд, – неуверенно сказал он. – Сегодняшние события – убийства, похищение, какие-то грязные интриги – все это отвлечет внимание от сути его открытия.
– Ошибочное рассуждение, профессор, – прервал его Уинстон. – Вы не учли очевидный факт: именно конспирологические теории подогрели интерес публики. Презентацию Эдмонда из музея смотрели три миллиона восемьсот тысяч человек. А теперь, после событий последних часов, я оцениваю нашу аудиторию в двести миллионов. Это те, кто следит за новостями в Интернете, по телевизору и по радио.
Число показалось Лэнгдону космическим, но он тут же вспомнил, что последний финал чемпионата мира по футболу смотрели в прямом эфире более двухсот миллионов зрителей. И пятьсот миллионов смотрели первую высадку человека на Луну, полвека назад, когда еще не изобрели Интернет, и телевидение было не так распространено, как сегодня.
– Это не академический диспут, профессор, – сказал Уинстон. – Современный мир – реалити-шоу. По иронии судьбы те, кто хотел похоронить открытие Эдмонда, достигли прямо противоположных результатов. У Эдмонда сейчас самая большая аудитория, какая только могла быть у ученого за всю историю человечества. Это напоминает мне случай с вашей книгой «Христианство и священная женственность», которую осудил Ватикан. На следующий день книга стала бестселлером.
Почти бестселлером, мысленно уточнил Лэнгдон. Но с тем, что говорил Уинстон, было трудно спорить.
– Максимальная аудитория – вот цель, которую ставил перед собой Эдмонд, – провозгласил Уинстон.
– Он прав. – Амбра посмотрела на Лэнгдона. – Когда мы обсуждали детали презентации в музее Гуггенхайма, Эдмонд постоянно подчеркивал: надо привлечь максимальное количество зрителей.
– Как я уже говорил, – заявил Уинстон, – к нам приковано внимание всей планеты. Сейчас – самый лучший момент для трансляции.
– Понятно, – согласился Лэнгдон. – Говори, что делать.
Они пошли дальше по коридору и вдруг наткнулись на неожиданное препятствие: на пути стояла лестница, словно кто-то собрался красить стены. Обойти ее было невозможно – либо отодвигать, либо идти под ней.
– Лестница, – сказал Лэнгдон. – Можно я ее отодвину?
– Нет, – ответил Уинстон. – Эдмонд специально поставил ее здесь.
– Зачем? – удивилась Амбра.
– Эдмонд отвергал любые предрассудки. И каждый день проходил под лестницей – всем богам назло. Больше того, любого посетителя или сотрудника, который отказывался пройти под лестницей – немедленно выдворяли вон.
По-своему, разумно, улыбнулся Лэнгдон. Он вспомнил, как Эдмонд однажды публично отчитал его за привычку «стучать по дереву». Роберт, ты же не темный друид, который вызывает духов, обитающих в деревьях. Оставь этот детский предрассудок. Он давно принадлежит прошлому!
Амбра наклонилась и прошла под лестницей. Чуть помедлив, Лэнгдон последовал ее примеру.
Они достигли конца коридора, повернули за угол и оказались перед большой бронированной дверью с двумя камерами слежения и биометрическим сканером.
На двери висела табличка с надписью от руки: комната № 13.
Лэнгдон посмотрел на несчастливый номер. Опять – всем богам назло.
– Это вход в лабораторию, – сказал Уинстон. – Кроме техников, которые ее оборудовали, сюда почти никто из посторонних не входил.
Что-то громко зажужжало. Амбра, не теряя времени, потянула за ручку и открыла дверь. Шагнув за порог, она замерла и, прижав ладонь к губам, вскрикнула от удивления. Лэнгдон заглянул внутрь и понял, что ее поразило.
Посреди главного нефа церкви стоял огромный прозрачный ящик. Такого Лэнгдон еще не видел. Он занимал почти все пространство и поднимался до самого потолка церкви.
Сам ящик был разделен на два уровня.
На нижнем этаже сотни металлических шкафов размером с холодильник выстроились рядами, словно церковные скамьи перед алтарем. Шкафы без дверей, все внутренности на виду. Сумасшедшее переплетение ярко-красных проводов, выгибающихся дугами от контактных колодок к полу, где они соединялись в толстые, похожие на канаты, жгуты, которые тянулись между шкафами. Все это напоминало гигантскую кровеносную систему.