Смысл маневра Эн Шан понял, когда адский «купец» продемонстрировал второй борт. Там (чтоб он в дерьме утоп!) протягивался аналогичный ряд окошек, и шлюх за ними тоже не наблюдалось. Зато было нечто другое.
– К баллистам! Кто живой – бегом к баллистам! – заорал адмирал в тщетной надежде нанести противнику хоть какой-нибудь урон, пусть даже символический – благо дистанция уже позволяла.
Не успели.
Крупнокалиберные морские орудия, стреляя новейшими разрывными снарядами, проделали в борту флагмана еще несколько пробоин размером с дверной проем трактира, жестоко прошлись по палубе и рангоуту[8]. Море, устремившись в огромные бреши, потянуло гибнущий корабль на себя, заставив накрениться. Адмирал, скатившись с палубы, камнем ушел на дно, даже не попытавшись освободиться от кирасы: после того как ему размозжило левую ногу выше колена, он потерял сознание.
Может, это и к лучшему – он не увидел гибели своей флотилии. Шансов у пиратов не было. В результате собственного атакующего маневра они оказались прижаты к берегу, и их обошел второй корабль, заранее уклонившийся с курса. Его бортовые залпы прошлись по «Солнцу востока» и «Като» – оба судна остались на плаву, но ход их сильно замедлился. Капитан «Вейдпула», понимая, что ему не уйти, пошел в отчаянную атаку, надеясь на абордаж. Шансы на успех у него были – палить из пушек по цели, идущей на тебя, трудновато ввиду малых размеров мишени. Но канониры хабрийцев оказались на высоте – залпом сбило бушприт и фок-мачту, а в здоровенную пробоину под ватерлинией хлынула вода. «Вейдпул» мгновенно потерял ход и начал зарываться носом.
Парочка новейших судов хабрийского военного флота вернулась к уползавшим кораблям и просигналила предложение о сдаче. Капитаны не стали от него отказываться – участь «Вейдпула» и «Барретто» доказывала, что шансов на победу у них нет. Вряд ли хабрийцы помилуют пиратов, но это все равно как минимум возможность прожить чуть побольше. Акулы, привлеченные запахом крови и нездоровым оживлением, крутились вокруг сотнями – лучше уж плен, чем их зубы.
Хабрийцы, высадив призовые команды, заперли пиратов в трюмы, после чего захваченные суда медленно поплелись на север, к ближайшему порту. Но корабли с артиллерией не пошли следом – продолжили путь на юг. Там, у берегов Империи, у них будет много работы.
Глава 13
В мире Тима консервированных продуктов не существовало – до этого извращения здесь еще не додумались. Но из рассказов Егора он о них знал и даже хотел бы попробовать – тот очень сильно нахваливал маринованные оливки с микроскопическими огурчиками и грибы. Бортмеханик космической птицы о еде готов был говорить подолгу – чревоугодие он уважал. Тим помнил из его слов, что рыбные консервы, как правило, к деликатесам не относились – простецкая еда людей с небес. Ее употребляли, когда выходили на природу из душных каменных городов, или когда не было под рукой ничего другого, или когда надо было быстро обеспечить хоть какой-нибудь закуской процесс распития крепких спиртных напитков. Слушать про банки, плотно набитые расчлененными тушками, было интересно. Сколько же труда и изобретательности проявляли небесные люди ради того, чтобы иметь возможность поедать несвежие продукты без высокого риска отравления. Странные они – не проще ли сразу съесть то, что поймал, покуда свежее?
Во время плавания к берегам Империи Тим узнал и о другой стороне вопроса – каково быть несчастной рыбой, запаянной в металлическую банку. Нет, он не попал в такую банку, но ситуация была очень похожая. Пузатый купеческий парусник, носивший дурацкое название «Афилиотис», был суденышком не особо впечатляющим – поменьше «Клио». Простой двухмачтовик – таких немало снует между Анией и странами, в которых с удовольствием покупают анийское зерно. Перевозки осуществляли в сезоны благоприятных ветров, иначе неповоротливые посудины плелись по несколько месяцев, а грузу это на пользу не шло – корабли кишели армиями прожорливых крыс, да и вода частенько в трюмы просачивалась. Зерновозы не относились к классу очень уж дорогих судов – кораблестроители на них экономили беззастенчиво. И это оправданные меры: сверхприбылей в этом деле не дождешься – вот и приходится трястись над каждым медяком.
В этом рейсе «Афилиотис» шел без зерна. Те жалкие крупицы, что завалялись в щелях с прошлого раза, давно подъели крысы. Теперь трюмы были набиты людьми – солдат на корабле было, пожалуй, даже больше, чем крыс. Людей, амуниции, провианта и лошадей с фуражом нагрузили столько, что судно опасно осело. Достаточно слабого намека на шторм, чтобы палубу начало заливать волнами.
Проклиная командиров, превративших «Афилиотис» в банку с человеческими консервами, Тим всю дорогу молился небесам, уговаривая погоду не портиться. Одно кораблекрушение он уже пережил – этого вполне достаточно.
Тиму еще повезло – их группа расположилась в кладовой, отдельно от остальной солдатни. Правда, приходилось эти удобства отрабатывать – приглядывать за лошадьми офицеров, запертыми в душном трюме. Животным крайне не нравились морские перевозки, и товарищи быстро оценили талант юного степняка – он мгновенно находил общий язык со строптивыми скакунами.
Эль вообще расположилась с комфортом – единственный человек на «Афилиотисе», живущий в одиночной каюте. К ней никого не подселили: больше женщин не было, а подсовывать в каюту мужчин никто не решился. Странно, но магичка с первого дня ухитрилась себя поставить так, что даже всемогущий ценатер Хфорц обращался к ней только на «вы». Командир расположился в большой каюте со своими офицерами, но это его нисколько не стесняло – после того как Эль избавила их от морской болезни, они пили практически беспрерывно. Девушка предлагала Тиму с Апом разделить ее каюту, но те отказались – не из соображений приличия, а просто не хотели обособляться от коллектива, вызывая ненужную зависть и пошлые домыслы.
Уже на второй день, утомившись сидеть взаперти, Тим высунул нос на палубу, нарушая запрет. Корабельный боцман этому не обрадовался, но юноша быстро нашел с ним общий язык. Поведал, что сам ходил в море на китобое, в доказательство перечислив массу деталей корабельной оснастки и дав несколько замечаний по поводу состояния судна. Морской волк, сам одно время промышлявший охотой на кашалотов (пока не стал искать китов на дне бутылки), расцвел от нахлынувших воспоминаний. А когда Тим пожаловался, что человеку, выросшему на степном просторе, видеть день и ночь над собой потолок нет больше сил, позволил ему бывать на палубе в любое удобное время – лишь бы солдата не заметили капитан или офицеры.
Тим сомневался, что они способны заметить дракона, если тот сядет им прямиком на нос. Вся верхушка корабельной команды пила беспробудно, спеша в этом деле нагнать армейских офицеров. Видимо, плавание они воспринимали как прогулку – в отличие от груза зерна, за груз людей они не отвечали. Загнить этот товар не должен, да и крысы не съедят. Все держалось практически на одном боцмане (полупьяном). Матросы тоже не всегда твердо стояли на ногах – постоянно надирались из припрятанных запасов или подворовывали спиртное у офицеров. По сравнению с дисциплинированным и ухоженным «Клио» на борту «Афилиотиса» царил дешевенький бордель. Палубу не мыли, видимо, с тех времен, когда судно сошло со стапелей, и выглядела она так, будто здесь неоднократно разделывали протухших кашалотов. Канаты обтрепались, паруса латаные-перелатаные, через давненько не конопаченные щели сочится морская вода.
Боцман «Клио», окажись здесь, порвал бы щеки, с криком костеря местную команду.
Сперва Тима удивляли местные порядки, но, поразмыслив, он понял, что все логично. Это ведь не китобои, по много месяцев пропадающие в опасных водах и занимающиеся непростой работой. Задача местных каботажников элементарна – просто довезти зерно. Дорога обычно недолгая, проходит вблизи берегов, воды здесь спокойные. Работа несложная, и оплачивать ее слишком щедро не станут. Кто на нее согласится? Хороший моряк не пойдет – найдет для себя местечко повыгоднее. В итоге сюда попадают лишь те, кому трудно получить хорошее место из-за многочисленных личных недостатков.
Впрочем, команда зерновоза, несмотря на все свои грехи, вела судно уверенно. Правда, путь проходил в виду берегов, что позволяло не зависеть от вычислений штурмана. Да и без этого идти можно было, не забивая себе голову измерениями, – «Афилиотис» был частью большой эскадры, перевозившей полки анийцев к побережью Империи. Одиннадцать торговых посудин сопровождал военный двумачтовик, нелепо раскинувший в стороны шесть площадок-пилонов с метательными машинами. Хоть корабль и анийский, но Тим надеялся, что там с дисциплиной дело обстоит получше и офицеры если и пьяные, то не поголовно. Ведь за ним следуют все остальные суда, будто цыплята за наседкой: налетит на скалы – всех за собой потащит.
После полудня Тим впервые увидел земли Империи. Боцман, найдя юношу на носу, указал рукой на берег:
– Тимур, ты хотел увидеть Империю – так смотри же.
Взглянув в указанном направлении, Тимур остался недоволен. Берег как берег – ничто не изменилось. Низкий обрыв, подмываемый штормами, местами сглаживался до широких проплешин, тянущихся далеко в море низкими косами, окруженными мелями. В низинах жмутся друг к дружке кучки невысоких деревьев, по склонам плоских холмов пасутся мелкие стада коз и овец – идеальное зрение степняков даже на таком расстоянии иногда различало этих животных. Величественных городов не видно – все те же крошечные деревни, всем своим видом демонстрирующие крайнюю нищету жителей.
– Ты не перепутал? Я не вижу никакой разницы с берегом Ании.
Боцман, хохотнув, покачал головой:
– Хороший ты парень, Тимур, но дикий совсем. Думаешь, вся Империя живет так же, как Столица? Каменные города и мощеные дороги? Забудь про это – такое можно увидеть лишь в нескольких центральных провинциях, да и то местами. А в других краях все, как и везде в мире, – серость, нищета и полуголодная жизнь. Анийский рыбак всю жизнь питается камбалой и водорослями, по большим праздникам закусывая бараньей требухой вонючую бражку. Имперский рыбак из вон той деревушки свою жизнь проживает точно так же. Какая между ними разница? Да почти никакой, если не считать того, что первый платит налоги великому князю, а второй – императору. Они даже говорят на одном языке – различий очень мало. Местные мужики столичных людей считают чем-то вроде пиявок: дай волю – передавят всех. И я их понимаю – крестьянин, живущий, допустим, у восточного тракта, мясо ест каждую неделю, а не по большим праздникам, и пива с