Но нет, вот и все. Обрезало проклятый борт, будто ножницами. Дальше поворот ровной кормы – и там защиты от вражеских взглядов уже не будет. Если готы не спят и поглядывают в эту сторону, то пиши пропало: едва высунешься – и заметят. Макс, двигаясь по миллиметру и отставляя голову в сторону, чтобы с палубы труднее было заметить, искоса, чуть глаза не вывихнув, бросил взгляд на другой борт. Все в порядке – Муса уже на месте, так же исподтишка поглядывает.
Отлично – значит, на позицию вышли. В таком деле трудно добиться синхронности, но если татарин не затормозит, то на палубу они ворвутся одновременно.
Невдалеке послышался крик Эна:
– Эй! Там! На корабле! Я сдаюсь!
Макс замер. Ну! Давайте же!
Корпус легкого суденышка качнулся – кто-то перемещается по палубе. Если все сработало, то двигается к носу – посмотреть на источник шума. Если нет… Лучше о таком не думать, а то накаркаешь…
– Эй! Я – Эн! Ваш командир кричал, что я нужен Алариху[31] живым! Я сдаюсь! Берите меня в плен! И ради бога – дайте хоть немного воды! Пожалуйста! Прошу вас!
Эн так жалобно это кричал, что Макс почти поверил, что он от жажды умирает. Вот ведь какой актерский талант, оказывается, пропадал.
– Стоят! Стоят рюс! Рукки ввэрх!
А это кричат уже совсем рядом – со стороны носа. Теперь мешкать нельзя: Муса на месте, значит, Олег и Геморрой уже заняли позиции под бортами – им это быстрее, да и Эн должен был их дождаться.
Вот только сейчас, выбираясь из-за укрытия, Макс начал бояться. Или что-то похожее на страх испытал – представил черного гота, притаившегося за бамбуковым бортом с деревянным мечом в руке. Сейчас ка-а-а-а-ак врежет, и полетят в сторону осколки ракушек и ошметки скальпа некоего самоуверенного молодого человека.
Не врезал. Никто Макса не ждал – палуба была безлюдна. Опущенные рукояти весел, какие-то корзины под левым бортом, бамбуковые скамейки для гребцов, парочка примитивных лебедок для якорных канатов. И никого… Что дальше – не разглядеть: надстройка мешает. Что-то вроде каюты с парой плетеных стен и циновками-занавесками с двух сторон. Она занимает все пространство от борта до борта, так что пройти от носа к корме можно только сквозь нее.
Молча переглянувшись с Мусой, Макс положил отравленный дротик на палубный настил, полез наверх. Товарищ сделал то же самое. Хотя карабкались они тихо, но легкость судовой конструкции подвела – корпус, реагируя на их тяжесть, ощутимо качнулся, чуть погрузившись кормой.
Откинув циновку, наружу выглянул гот, недоуменно уставился на парочку белых наглецов, поднимающихся на корму. Взгляд такой, будто недоволен их поведением: порядочные люди во время сиесты ведут себя приличнее. Макс, увидев, что рука врага потянулась к рукояти металлического тесака, рванул вперед, сделал длинный выпад, будто фехтовальщик рапирой. Противник отшатнулся, но недостаточно быстро – отравленное острие укололо в грудь. Гот, испуганно вскрикнув, попятился назад, но тут же едва не упал из-за толчка в спину – его напарник выскакивал наружу и, не увидев его за плотной циновкой, столкнулся. Он вряд ли понимал, что происходит, о чем-то ошарашенно залепетал на незнакомом языке и, ловко увернувшись от дротика Мусы, злобно вскрикнув, бросился к борту, одновременно делая ловкий выпад копьем.
Макс отскочил, а из-за борта показалась рука с бамбуковой палочкой: ткнула не сильно и не быстро – скорее плавно и неловко; острие коснулось бедра, погрузилось. Гот опять вскрикнул, взмахом копья заставил Макса опять отскочить, бросился к другому борту, но по пути получил еще один укол – Муса все же достал, с силой швырнув свою палочку. Макс, поглядывая на прыткого копейщика, начал раз за разом колоть первого противника – тот уже корчился в судорогах, колотя по палубному настилу головой.
Зрелище было неприятным, но он не останавливался – бил опять и опять. Надо, чтобы весь яд с острия ушел в тело врага. Когда паралич наконец сковал конечности и судороги прекратились, Макс покосился на второго – этот тоже при смерти.
Геморрой, хоть в бою был впервые, не сдрейфил и вообще являл собой образец невозмутимости – уже вытаскивал из каюты оружие и радостно подсчитывал трофеи:
– Там корзина с флягами – не пустые! Хоть напьемся, а то во рту пустыня! И рыбина копченая висит – здоровенная! Зря они ее не завернули – мухи небось обсидели.
Муса покосился в сторону берега, неуверенно произнес:
– Вроде тихо все. Не заметили нас. Гем, у них там точно часовой есть?
– Дальше по протоке было двое, но они не всегда на месте. В полдень их, наверное, даже с фонарем не найти. У них в это время коллективная жрачка и лежачка в поселке.
Муса, вытащив нож, направился к корме.
– Ты чего? – не понял Макс.
– Канаты перережу, и на веслах уйдем быстро.
– Если якоря оставить, то трудно будет на одном месте стоять, когда нырять буду.
– Ты что – правда собрался нырять за этими ящиками?! – изумился Олег.
– Конечно. А ты что – против?
– Я – нет, мне-то что! Но вот тебе смерть верная. Четырнадцатиэтажный дом – это, Макс, очень много. Мне даже представить страшно, а ведь я не худший местный «водолаз». Крабов ты там покормишь – гарантирую. Пловец ты хороший, но это не плавание – это голимый экстрим, к которому ты не приспособлен. Забей на фантазии Эна – ему ведь на тебя начхать. Захлебнешься ты – ну и ладно. Значит, что-нибудь другое придумать придется. Выплывешь – тоже хорошо. Плюнь – если и нырять за ништяками, то не в этом месте. Мало ли буев, где дно поближе?
– Олег, того, что лежит в этом вертолете, мы, наверное, нигде не сможем найти. Никогда. Это шанс, ради которого можно рискнуть. Я на Эна не в обиде – за один такой ящик все можно отдать. Да и кто ему я? Японские ныряльщицы по сто раз в день на тридцать метров погружаются. Без воздуха. И глубже могут, гораздо. Причем не просто нырнула и назад – они на дне еще ракушки и водоросли собирают. Из снаряжения у них только пояса раньше были. По традиции даже грудь не прикрывали.
– Врешь небось, но про грудь красиво задвинул – я бы на такое посмотрел, – ухмыльнулся Олег. – Но тридцать метров – не сорок, и они этим жили – изо дня в день одно и то же, с раннего детства. В привычку вошло, причем постепенно, а не сразу. На сколько ты максимально до этого пробовал?
– При тебе по пути на пятнадцать или семнадцать легко нырнул. И не один раз. К маске и ластам привыкал, да и разминка нужна была. Ты же сам это видел. И я тоже с детства плаваю. Не попади сюда – может быть, до рекордсмена бы дошел: у меня талант. Врожденные способности, потому и в спорт пошел. Об олимпиаде мечтал, а там фридайвинга нет, так что… Да о чем вообще разговор? Если мы не достанем этих ящиков, то зачем вообще все затеяли?
– Ну… У нас теперь корабль есть – можно свалить на нем подальше… куда-нибудь…
– И куда мы на этом корыте уплывем? За океан? Искать материк, который Эну померещился? Или ты знаешь дорогу, как его через все рифы к тому острову провести, где вода есть? Да мы туда месяц будем добираться, не зная проходов. Или на Большой вернемся? Искать того летчика? И сильно нам помогут его парашют и кресло? Ник точно не запомнил, где они, а ведь бродить придется среди ящеров. Нас и так мало – сколько останется после этого? И толку? Посмотри на этого гота: у него железный тесак есть. Самодельный, но железный. А у этого на копье наконечник тоже из железа. Если мы не выберемся из этого болота, то недолго нам бегать – найдут и раздавят. У них все серьезно, а у нас… Нет у нас силы и не будет, если начнем прятаться по дырам. Если не найдут – вымрем медленно. Найдут… Нет, Олег: что решили, то и делаем.
– Дурак ты, Макс. Ты хотел девочке своей помочь, и что теперь будет? Кто ей поможет, когда тебя крабы сожрут?
– Хорошо, – подчеркнуто-спокойно ответил Макс. – У меня в поселке никого не осталось. Я новичок. А ты? Тебе есть о ком жалеть?
– Ну… есть… – Олег потупил глаза, уже догадываясь, что последует дальше.
– Отлично – получается, ты только что отказался от них. Бросил. Так?
– Нет! Я не думал их бросать! Но тупо убиваться какой смысл? Надо трезво оценивать шансы!
– Да нет у нас никаких шансов – будем медленно гнить, как гнили, дальше. А теперь еще и готы в этом помогут. Ты хочешь нормально жить или гнить? Вырваться из этого можно, лишь рискнув: другого выхода нет. У нас появился шанс – если все выгорит, сможем побарахтаться всерьез. Жить сможем. По-настоящему жить, а не так, как раньше. Да, это трудно. Да, риск большой. Не повезет – пропадем. Но если не рискнем, то пропадем уже без вариантов. Не будет у нас больше таких шансов. И еще – я хочу знать, что если попаду в руки готов или кого-нибудь еще, то где-то рядом будут товарищи и друзья, которые меня не бросят. Не поступят, как ты сейчас хочешь поступить.
– Я никого не собирался бросить!
– А как же поселок? Те, кто там остались?!
– Макс, там по пальцам одной руки можно пересчитать тех, на кого мне не плевать!
– И ты их оставишь? И потом так же оставишь меня, если что?! Веселая у нас жизнь намечается – дружба и взаимовыручка… Буду знать, что своим доверять нельзя… Ты всерьез веришь, что у нас что-то получится при таком отношении?
– Да пошел ты!!! – взорвался Олег. – Мечтаешь сдохнуть? Ныряй! Я еще и пинка добавлю – быстрей до дна доберешься! Ты же псих, тебе на себя плевать! Что на копья готов прыгать всей тушей, что на километр занырнуть – все одно! Вот и давай! Дерзай, рекордсмен! Вытащи этот ящик и сдохни там! А я слово даю: открою его, заряжу ствол, наберу гранат – и пойду их косить! Пусть никто не подпишется больше – все равно пойду! Один! А потом дождусь твою подругу и заделаю ей пятерых детей! Наверное, она того стоит, раз тебя так прет от нее! А если не сдохнешь, то на лбу себе запиши: Олег никого никогда не бросит! И тебя в том числе! Потому что ты хоть и зануда с кашей в голове, но сейчас прав! Прав, черт возьми! Я хочу из всего этого выбраться! Всегда хотел! Но не знал как! Я не верю в этот твой шанс, но раз веришь ты – валяй! А я, если надо будет, пойду на все! Будь уверен – пойду! На все! Вопрос закрыт? Доволен? Заткнулся?! Или будешь дальше морали читать?