– Не смей! – воскликнул я. – Ты вернешь свою обычную форму в качестве демонстрации, и мы пойдем обедать. Затем возвращаемся в свои апартаменты и больше никаких экспериментов. Ты причинил достаточно проблем для одного дня, и у меня будет нервный срыв, если так будет продолжаться.
– Я согласен при одном условии, – ответил Лемюэль с большей готовностью, чем я ожидал. – Я полон решимости провести свой эксперимент на этом недостроенном здании. После этого я прекращу свой эксперимент на сегодня.
Напрасно я спорил. Временами Лемюэль мог быть упрямым, как мул, и, наконец, осознав, что он должен выполнить свое желание и что, если я оставлю его в одиночестве, он может произвести натуральную катастрофу, я согласился на его условия.
Итак, когда доктор Унсинн снова стал самим собой, мы нашли тихий ресторан, где я привык обедать. Официант, приняв наш заказ, протянул мне экземпляр последнего выпуска газеты, и я со страхом просмотрел его, ожидая найти отчет об одном или нескольких странных происшествиях, за которые мы были ответственны. Но ничего не появилось, и я решил, что, по всей вероятности, свидетели не позаботились сообщить о происшествии, которое выставило бы их на посмешище и с подозрением на безумие.
Лемюэль был в приподнятом настроении. Конечно, он допустил одну или две ошибки, но в каждом случае, как он не преминул указать мне, его ошибки были, как он выразился, добавлением к ценности своего эксперимента и своих наблюдений. И он не смог удержаться от того, чтобы немного подтрунить надо мной, когда обратил мое внимание на тот факт, что ни паники, ни катастроф не последовало.
– Это именно то, что я предвидел, – заявил он. – Совершенно новое и неизвестное не устрашает людей. Удивление и изумление временно парализуют мышцы, и, как вы должны знать, два противоположных впечатления не могут занимать ум одновременно. Следовательно, страху не может быть места там, где преобладает удивление.
– Нет, мой друг, твои опасения, что мое открытие вызовет панику или ужас и шок, абсолютно необоснованны.
– Ты забываешь о женщине, которая упала в обморок, и о мужчине в метро, – напомнил я ему.
– Совершенно не относится к вопросу. – фыркнул он. – В случае с женщиной ее напугал телесный контакт, а в другом случае – тот факт, что деньги исчезли. Ни в том, ни в другом случае это не было связано с испугом из-за моей невидимости.
– С тобой бесполезно спорить, – сказал я. – Косвенно, твоя невидимость была причиной этого, и только Небеса знают, какая паника могла бы возникнуть, если бы этот вагон оставался невидимым достаточно долго, чтобы пассажиры других вагонов поняли причину остановки поезда.
– Я могу и должен доказать, что я прав, – заявил он. – Пойдем, мы проведем эксперимент на том здание, и я держу пари, что никто не испугается.
– Ради всего Святого, не исчезай здесь! – воскликнул я, увидев, как Лемюэль потянулся к внутреннему карману. – Подожди, пока мы не останемся одни. Я бы посоветовал телефонную будку как самое удобное и безопасное место.
Несколько мгновений спустя мой друг вошел в будку и почти мгновенно вышел, видимый только мне. Поймав такси, мы вскоре оказались поблизости от частично достроенного здания Хартвелла. Был обеденный перерыв, и на улице было очень мало людей. Напротив здания шофер дремал в своем такси, два продавца фруктов громко спорили на итальянском на углу, а несколько пешеходов, которые рано поужинали, бродили, разглядывая витрины магазинов. Войдя в главный дверной проем здания, мы оказались в просторной ротонде, заваленной выброшенными строительными материалами и заброшенными строительными лесами.
– А, вот и мы! – радостно воскликнул Лемюэль. – Теперь, если мой карманный аппарат сможет дать положительный результаты в этом здании, я почувствую, что нет ничего слишком великого, чтобы стать невидимым. Целые армии, флоты, города, да…
– Тогда я надеюсь, что это не сработает, – перебил я.
Но мои надежды были напрасны. Пока Лемюэль говорил, он настроил свой инструмент, и едва было произнесено мое последнее слово, как двадцать этажей из бетона, стали и камня растворились вокруг нас, оставив нас, невидимых для других, стоящими в воздухе над зияющей бездной котлована.
На короткое мгновение никто в пределах видимости, казалось, не заметил, что конструкция исчезла. Затем дремавший шофер резко выпрямился, его челюсть отвисла, и с диким воплем он застыл, драматично указывая на пустырь, где раньше стояло здание. На его крик все на улице обернулись. Крики и восклицания заставили бежать посетителей магазинов и ресторанов. С визжащими клаксонами на улицу выехали такси, и почти в мгновение ока Девятнадцатая улица заполнилась разинувшей рты, жестикулирующей, возбужденной толпой.
– Разве я тебе не говорил? – торжествующе воскликнул Лемюэль. – Никто не боится. Все …
Его слова были прерваны звоном сигнала, когда патрульный фургон выскочил из-за угла, в то время как с противоположной стороны вопящая сирена пожарной машины добавила шума.
– Быстро! – закричал я – Кто-то вызвал полицию и включил пожарную сигнализацию. Через минуту они будут здесь. Они найдут нас, и дьяволу придется заплатить!
– Получилось! – радостно взревел Лемюэль.
– Ты забываешь, что мы невидимы, – напомнил он мне. – И будет очень забавно наблюдать за реакцией полиции и пожарных, когда они обнаружат сплошные стены там, где их, очевидно, нет. И представь себе что будет, когда те, кому удается войти, мгновенно исчезнут.
– Немедленно выключи проклятую машину, – приказал я ему, – это зашло слишком далеко.
Полиция и пожарные приближались к нам, осторожно, но решительно, хотя чего они хотели добиться или почему они подумали, что их услуги необходимы, до сих пор для меня загадка. Как я уже говорил, привычка – один из сильнейших факторов. Доктор Унсинн, будучи большим почитателем закона и видя приближение полиции, поддался силе привычки и почти непроизвольно остановил свой механизм. Мгновенно огромное здание снова возвышалось над улицей, и с хриплым криком предупреждения и тревоги толпа побежала и рассеялась, ища убежища в дверных проемах и магазинах, как будто опасаясь, что здание может с грохотом рухнуть на улицу. Даже полиция отскочила назад, но пожарные, к их чести, стояли на месте и, думая, что от них чего-то ждут, направили на здание полдюжины потоков воды. В волнении мы с Лемюэлем незаметно проскользнули через черный ход и поспешили скрыться из виду за углом.
Несмотря на все мои переживания, связанные с открытием моего друга, я был потрясен и расстроен этой последней демонстрацией его силы, и даже Лемюэль, как я мог видеть, был в очень возбужденном настроении. Его устройство превзошло даже его самые оптимистичные ожидания, и его эксперимент, с его точки зрения, имел огромный успех.
Несколько раз он начинал говорить, но я каждый раз останавливал его, потому что тротуары были запружены пешеходами, и у меня не было никакого желания привлекать к нам внимание после нашего последнего триумфа.
Теперь мы были в торговом районе, и пока мы шли, осторожно выбирая дорогу, чтобы Лемюэль не толкнул какого-нибудь прохожего, я заметил грубоватого на вид, крепко сложенного парня, слоняющегося у края тротуара и украдкой поглядывающего на каждую женщину, которая проходила мимо него. Внезапно он бросился вперед, выхватил сумочку у стильно одетой девушки и бросился вверх по улице. Крича, что ее ограбили, девушка бросилась за ним. Крики "Держи вора!" раздались со всех сторон, и несколько десятков человек развернулись и бросились в погоню. Мы с Лемюэлем были ближе всех к этому парню и единодушно бросились за ним, совершенно забыв, что один из нас невидим. Бросившись за угол, негодяй вошел в почти пустынный переулок с нами на пятках и ревущей толпой на полквартала позади. В юности я был кем-то вроде бегуна, и Лемюэль, мелькнуло у меня, выиграл желанный всеми приз нашего университета как спринтер. Мы быстро догнали парня, и, когда он повернулся, чтобы нырнуть в переулок, Лемюэль схватил его за пальто, приказав остановиться.
Мгновенно и без остановки парень полуобернулся и нанес жестокий удар тыльной стороной сжатого кулака. Удар попал Лемюэлю прямо в лицо, и он с задыхающимся криком отшатнулся в мои объятия с двухдюймовой раной, рассекшей скулу, и кровью, хлынувшей из раны. Но даже в тот момент, когда я поддерживал своего раненого товарища, мое внимание было приковано к негодяю, который сбил его с ног. Почувствовав удар своего кулака по человеческой плоти, он развернулся и в следующее мгновение застыл как вкопанный.
Вместо тела, распростертого на тротуаре, или избитого человека, отшатнувшегося назад, рядом не было ни одной живой души, за исключением меня. Глаза парня расширились, рот открылся, и в следующий момент он издал испуганный крик и, уронив сумку, упал на колени, закрыв глаза руками, что-то бессвязно бормоча и дрожа от смертельного страха. На плитах передо мной было пятно крови, и, откуда ни возьмись, капли крови медленно добавлялись к алой луже. Лемюэль мог быть невидимым, но кровь из его раны не была таковой. Для съежившегося, суеверного негодяя кровь, медленно капающая из невидимой жертвы, должно быть, была самым страшным и ужасающим зрелищем.
Приближающаяся толпа теперь была почти рядом с нами, и дюжина различных страхов пронеслась в моем запутанном мозгу. Что, если пятна крови на тротуаре привлекут внимание и потребуют объяснений? Что будет с моим невидимым спутником, когда толпа, бросившись вперед, повалит его и растопчет ногами? А что, если съежившийся перед нами негодяй выболтает правду? Но мне не нужно было беспокоиться. Охотники за головами были так увлечены своей добычей, что не обратили внимания даже на меня, и через мгновение красное пятно было полностью стерто десятками ног, когда толпа окружила нас и схватила вора, который не оказывал никакого сопротивления. И почти чудом доктор Унсинн избежал участи, которой я боялся. Я прыгнул ему за спину, когда толпа приблизилась к нам, и таким образом частично заслонил его, но, несмотря на это, кричащая, тяжело дышащая, потная толпа толкала и толкала его, наполовину сорвав с его плеч пальто, сбла его очки на тротуар, где они мгновенно разлетелись на куски под ногами, разорвала его воротник, сбив его с ног и смела его шляпу и, как я понял из его полузадушенных стонов, восклицаний и хрипов, нанесла ему множество болезненных ударов и тычков локтями и плечами. Но в этом гвалте крики любого человека были неслышны, и поскольку все толкали и пинали своего соседа, никто не заметил, что среди них была невидимая, но плотная человеческая фигура. К счастью, толпа окружила вора и оставила довольно свободное пространство, через которое я наполовину тащил, наполовину толкал своего избитого, покрытого синяками и растрепанного товарища.