ладони омывая, дыша
диковиной
парфюмерных зелий, над мадмуазелью
недоумевая, хочу
сказать
мадмуазели: - Мадмуазель,
ваш вид,
извините,
жалок. На уборную молодость
губить не жалко вам? Или
мне
наврали про парижанок, или
вы, мадмуазель,
не парижанка. Выглядите вы
туберкулезно
и вяло. Чулки шерстяные...
Почему не шелка? Почему
не шлют вам
пармских фиалок благородные мусыо
от полного кошелька? Мадмуазель молчала,
грохот наваливал на трактир,
на потолок,
на нас. Это,
кружа
веселье карнавалово, весь
в парижанках
гудел Монпарнас.
Простите, пожалуйста,
за стих раскрежещенный и за описанные
вонючие лужи, но очень
трудно
в Париже
женщине, если
женщина
не продается,
а служит.
1929
КРАСАВИЦЫ
(Раздумье на открытии Grand Opera*)
В смокинг вштопорен, побрит что надо. По гранд
по опере гуляю грандом. Смотрю
в антракте красавка на красавице. Размяк характер все мне
нравится. Талии
кубки. Ногти
в глянце. Крашеные губки розой убиганятся. Ретушь
у глаза. Оттеняет синь его. Спины
из газа цвета лососиньего. Упадая
с высоты, пол
метут
шлейфы. От такой
красоты сторонитесь, рефы. Повернет
в брильянтах уши. Пошевелится шаля на грудинке
ряд жемчужин обнажают
шиншиля. Платье
пухом.
Не дыши. Аж на старом
на морже только фай
да крепдешин, только
облако жоржет. Брошки - блещут...
на тебе!с платья
с полуголого. Эх,
к такому платью бы да еще бы...
голову.
________________ * Большого оперного театра (фр.)
1929
СТИХИ О СОВЕТСКОМ ПАСПОРТЕ
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм. К мандатам
почтения нету. К любым
чертям с матерями
катись любая бумажка.
Но эту... По длинному фронту
купе
и кают чиновник
учтивый движется. Сдают паспорта,
и я
сдаю мою
пурпурную книжицу. К одним паспортам
улыбка у рта. К другим
отношение плевое. С почтеньем
берут, например,
паспорта с двухспальным
английским левою. Глазами
доброго дядю выев, не переставая
кланяться, берут,
как будто берут чаевые, паспорт
американца. На польский
глядят,
как в афишу коза. На польский
выпяливают глаза в тугой
полицейской слоновости откуда, мол,
и что это за географические новости? И не повернув
головы кочан и чувств
никаких
не изведав, берут,
не моргнув,
паспорта датчан и разных
прочих
шведов. И вдруг,
как будто
ожогом,
рот скривило
господину. Это
господин чиновник
берет мою
краснокожую паспортину. Берет
как бомбу,
берет
как ежа, как бритву
обоюдоострую, берет,
как гремучую
в 20 жал змею
двухметроворостую. Моргнул
многозначаще
глаз носильщика, хоть вещи
снесет задаром вам. Жандарм
вопросительно
смотрит на сыщика, сыщик
на жандарма. С каким наслажденьем
жандармской кастой я был бы
исхлестан и распят за то,
что в руках у меня
молоткастый, серпастый
советский паспорт. Я волком бы
выгрыз
бюрократизм. К мандатам
почтения нету. К любым
чертям с матерями
катись любая бумажка.
Но эту... Я достаю
из широких штанин дубликатом
бесценного груза. Читайте,
завидуйте,
я
гражданин Советского Союза.
1929
АМЕРИКАНЦЫ УДИВЛЯЮТСЯ
Обмерев,
с далекого берега СССР
глазами выев, привстав на цыпочки,
смотрит Америка, не мигая,
в очки роговые. Что это за люди
породы редкой копошатся стройкой
там,
поодаль? Пофантазировали
с какой-то пятилеткой... А теперь
выполняют
в 4 года! К таким
не подойдешь
с американской меркою. Их не соблазняют
ни долларом,
ни гривною, и они
во всю
человечью энергию круглую
неделю
дуют в непрерывную. Что это за люди?
Какая закалка! Кто их
так
в работу вклинил? Их
не гонит
никакая палка а они
сжимаются
в стальной дисциплине! Мистеры,
у вас
практикуется исстари деньгой
окупать
строительный норов. Вы не поймете,
пухлые мистеры, корни
рвения
наших коммунаров. Буржуи,
дивитесь
коммунистическому берегу на работе,
в аэроплане,
в вагоне вашу
быстроногую
знаменитую Америку мы
и догоним
и перегоним.
1929
ПРИМЕР, НЕ ДОСТОЙНЫЙ ПОДРАЖАНИЯ
Тем, кто поговорили и бросили
Все
в ораторском таланте. Пьянке
смерть без колебания. Это
заседает
антиалкогольная компания. Кулаком
наотмашь
в грудь бьют
себя
часами кряду. "Чтобы я?
да как-нибудь? да выпил бы
такого яду?!" Пиво
сгинь,
и водка сгинь! Будет
сей порок
излечен. Уменьшает
он
мозги, увеличивая
печень. Обсудив
и вглубь
и вдоль, вырешили
все
до толики: де
ужасен алкоголь, и
ужасны алкоголики. Испершив
речами
глотки, сделали
из прений
вывод, что ужасный
вред
от водки и ужасный
вред от пива... Успокоившись на том, выпив
чаю
10 порций, бодро
вылезли
гуртом яростные
водкоборцы. Фонарей
горят
шары, в галдеже
кабачный улей, и для тени
от жары водкоборцы
завернули... Алкоголики,
воспряньте! Неуместна
ваша паника! Гляньте
пиво хлещет
анти алкогольная компанийка.
1929
ПТИЧКА БОЖИЯ
Он вошел,
склонясь учтиво. Руку жму.
- Товарищ
сядьте! Что вам дать?
Автограф?
Чтиво!" - Нет.
Мерси вас.
Я
писатель. - Вы?
Писатель?
Извините. Думал
вы пижон.
А вы... Что ж,
прочтите,
зазвените грозным
маршем
боевым. Вихрь идей
у вас,
должно быть.
Новостей
у вас
вагон. Что ж,
пожалте в уха в оба. Рад товарищу.
А он: - Я писатель.
Не прозаик. Нет.
Я с музами в связи.Слог
изыскан, как борзая. Сконапель
ля поэзи. На затылок
нежным жестом он кудрей
закинул шелк, стал
барашком златошерстым и заблеял,
и пошел. Что луна, мол,
над долиной, мчит
ручей, мол,
по ущелью. Тинтидликал
мандолиной, дундудел виолончелью. Нимб
обвил
волосьев копны. Лоб
горел от благородства. Я терпел,
терпел
и лопнул и ударил
лапой
об стол. - Попрошу вас
покороче. Бросьте вы
поэта корчить! Посмотрю
с лица ли,
сзади ль, вы тюльпан,
а не писатель. Вы,
над облаками рея, птица
в человечий рост. Вы, мусье,
из канареек, чижик вы, мусье,
и дрозд. В испытанье
битв
и бед с вами,
што ли,
мы
полезем? В наше время
тот
поэт. тот
писатель,
кто полезен. Уберите этот торт! Стих даешь
хлебов подвозу. В наши дни
писатель тот, кто напишет
марш
и лозунг!
1929
СТИХИ О ФОМЕ
Мы строим коммуну,
и жизнь
сама трубит
наступающей эре. Но между нами
ходит
Фома, и он
ни во что не верит. Наставь
ему
достижений любых на каждый
вкус
и вид, он лишь
тебе
половину губы на достиженья
скривит. Идем
на завод
отстроенный
мы смирись
перед ликом
факта. Но скептик
смотрит
глазами Фомы: - Нет, что-то
не верится как-то.Покажешь
Фомам
вознесенный дом и ткнешь их
и в окна,
и в двери. Ничем
не расцветятся
лица у Фом. Взглянут
и вздохнут:
"Не верим!" Послушайте,
вы,
товарищ Фома! У вас
повадка плохая. Не надо
очень
большого ума, чтоб все
отвергать
и хаять. И толк
от похвал,
разумеется, мал. Но слушай,
Фоминая шатия! Уж мы
обойдемся
без ваших похвал вы только
труду не мешайте.
1929
Я СЧАСТЛИВ!
Граждане,
у меня
огромная радость. Разулыбьте
сочувственные лица. Мне
обязательно
поделиться надо, стихами
хотя бы
поделиться, Я сегодня
дышу как слон, походка
моя
легка, и ночь
пронеслась,
как чудесный сон, без единого
кашля и плевка. Неизмеримо
выросли
удовольствий дозы. Дни осени
баней воняют, а мне
цветут,
извините,
розы, и я их,
представьте,
обоняю. И мысли
и рифмы
покрасивели
и особенные, аж вытаращит
глаза
редактор. Стал вынослив
и работоспособен, как лошадь
или даже
трактор. Бюджет
и желудок
абсолютно превосходен, укреплен
и приведен в равновесие. Стопроцентная
экономия
на основном расходе и поздоровел
и прибавил в весе я. Как будто
на язык
за кусом кус кладут
воздушнейшие торта такой
установился
феерический вкус в благоуханных
апартаментах
рта. Голова
снаружи
всегда чиста, а теперь
чиста и изнутри. В день
придумывает
не меньше листа, хоть Толстому
ноздрю утри. Женщины
окружили,
платья испестря, все