Кастилло подает знак кому-то у меня спиной.
– В подвал обоих. Я хочу знать, с кем они уже успели поболтать.
Я оглядываюсь на Уилла. Его уже пригнули к барной стойке, заломив руки за спину и повернув голову так, чтобы Кастилло видел его лицо.
– Он здесь ни при чем, – говорю я.
Кастилло подходит и грубо хватает меня за подбородок.
– Думаешь, ты одна тут такая умная? Я прекрасно знаю, что вы оба жили у этого чокнутого Джимми Роллинза.
Я снова бросаю взгляд на Уилла.
– Мы не виделись с самого детства.
Кастилло отталкивает меня и кивает своим громилам. Те хватают нас и тащат в подвал. Там штабелями стоят банки с оливковым маслом и помидорами, а напротив – два металлических стула, привинченных к полу. Люди Кастилло привязывают нас за ноги к ножкам стульев, связывают нам руки за спиной и уходят, заперев за собой дверь.
Уилл смотрит на меня во все глаза: его так и распирают вопросы.
– Почему ты не сказала мне, что ты – коп?
Смешно, право слово!
– Ты же работаешь на него! Если бы я тебе сказала, как бы ты поступил?
– Я бы никогда не сделал тебе ничего плохого.
Он произносит это так, что я понимаю: это чистая правда. Передо мной по-прежнему тот мальчик, которого я любила больше всех на свете.
И которого я бросила.
Я хочу сказать ему, что не переставала думать о нем никогда, но слова застревают в горле.
– Как же так получилось, что ты стал работать на Кастилло?
Уилл опускает глаза:
– После того что случилось, мне пришлось забрать Коннора. Надо было зарабатывать, а для семнадцатилетнего недоучки выбор не так-то богат.
Дверь снова скрежещет по бетону, и в подвал входит Кастилло. Пиджака на нем уже нет, рукава дорогой рубашки закатаны по локоть. Он хватает Уилла за горло, и я вижу, как напрягаются сухожилия у него на руке.
– Какая печальная история, Уильям! Ты уже рассказал ей, как я прятал тебя от копов, когда всплыло, что кто-то зарезал этот кусок дерьма, которого ты называл опекуном?
Уилл дергается, задыхаясь.
– Рассказал ей, как я дал тебе работу, чтобы твой братик смог закончить школу?
Кастилло сжимает пальцы сильнее, и лицо Уилла заливает бледность.
– Прекрати это! – кричу я. – Говорю тебе, он тут ни при чем!
Кастилло отпускает его, и Уилл судорожно хватает воздух ртом. Несколько секунд Кастилло смотрит на него с отвращением, а потом толкает в грудь:
– Я думал, что научил тебя верности.
Стул опрокидывается, и Уилл, ударившись головой о бетонный пол, обмякает в своих путах.
Кастилло подходит к моему стулу и с садистской улыбкой произносит:
– Сейчас ты мне расскажешь, кому ты докладывала и сколько в точности они знают. Или так, или отправишься на квартиру и будешь ублажать каждого торчка в Треугольнике, который на тебя позарится.
Краем глаза я замечаю в углу подвала какое-то движение.
Сборщик душ без единого звука выступает из теней и останавливается в паре шагов за спиной Кастилло. Его глаза ловят мой взгляд и беззвучно задают все тот же вопрос, на который я уже дважды ответила «да».
– Я дам тебе все, что захочешь, – говорю я.
Кастилло думает, что я отвечаю ему.
– Еще бы! – фыркает он.
Сборщик душ смотрит мне в глаза:
– Ты должна сказать это сама.
Кастилло рывком разворачивается:
– Какого черта?..
– Я отдам тебе душу! – выкрикиваю я. – Она твоя!
Кастилло тянется за пистолетом, но Сборщик душ действует быстрее. Он протягивает руку, и та входит в грудную клетку Кастилло, как нож – в масло. Кастилло валится на пол.
Сборщик душ подходит ко мне, держа в руке сердце Кастилло, и бросает взгляд на труп.
– Пока что мне хватит этой.
Он наклоняется и целует меня, обхватив ладонями за щеки. Кровь Кастилло стекает с его руки мне за шиворот.
– Через год я вернусь и взыщу долг. Будь готова, Петра.
Той ночью мы с Уиллом исчезаем бесследно. Мы уходим вместе – так, как должны были уйти много лет назад. Мы оставляем свои пистолеты и все свои сожаления в прошлой жизни и начинаем с чистого листа. У нас нет ничего, кроме друг друга. Мы не говорим о том, что случилось в подвале, и я не рассказываю ему о нашем спасителе. Я стараюсь забыть о Сборщике душ и молюсь, чтобы и он позабыл обо мне, занявшись другими должниками. Так проходит месяц за месяцем, и память о нем действительно начинает блекнуть: Сборщик душ превращается в смутный, ускользающий сон.
Я возвращаюсь с фермерского рынка. Еще рано, а Уилл спит допоздна, так что я успею приготовить завтрак. Сегодня все должно быть идеально, потому что сегодня я собираюсь сказать ему, что скоро он станет отцом.
Я открываю дверь и с удивлением слышу какие-то голоса на кухне. У нас не так уж много друзей, да и те никогда не приходят без предупреждения. Конечно, я должна была догадаться сразу, но все перебивают мысли о счастливой новости, которой мне не терпится поделиться.
Войдя на кухню, я роняю пакет, и бутылка молока разбивается вдребезги. День, который я хотела запомнить на всю жизнь, в одно мгновение превращается в день, который, как я надеялась, никогда не настанет. За нашим кухонным столом, напротив Уилла, сидит Сборщик душ. Лицо Уилла – как застывшая маска страха и боли. Неужели Сборщик рассказал ему все?
– Прости, Петра. – Сборщик душ поднимается и протягивает руку. – Время пришло.
– Пожалуйста…
Слова мольбы уже готовы сорваться с моего языка, но Сборщик качает головой, заставляя меня умолкнуть.
– Ты задолжала мне, и я должен взыскать долг. Такие долги не прощаются.
Уилл встает и подходит к нам. Я вижу, с каким трудом дается ему каждый шаг. Я понимаю, что он сломлен, – и это моя вина.
– Вы не дадите нам еще минуту? – спрашивает он.
Сборщик душ кивает и, отступив, останавливается в дверном проеме. Во взгляде его голубых глаз мне чудится что-то необычное. Неужели это печаль?
По моим щекам катятся непрошеные слезы.
– Прости меня, Уилл! Мне так жаль… Я должна была сказать тебе…
– Ш-ш-ш! Я все понимаю.
Он обхватывает мое лицо ладонями и смотрит на меня так, как никто больше не смотрел, – так, словно я и впрямь что-то значу.
– Все будет хорошо.
Я смотрю в его прекрасное лицо и думаю только об одном: что выбрал бы он, если бы оказался на моем месте?
– Ты – единственный, кого я любила, – говорю я, так и не найдя других слов.
Уилл тоже плачет, и я понимаю, что вижу его слезы впервые в жизни. Он прижимается губами к моим губам, без слов говоря все то, о чем мы уже не успеем друг другу сказать.
Затем он отстраняется и делает шаг к тому, кто ждет у дверей, – к тому, кто убивал ради меня и, в конце концов, спас нас обоих. Видно, Уилл еще надеется найти какой-то выход, но я-то понимаю, что это уже невозможно.
За свою жизнь я делала выбор много раз – и все, что я выбирала, в итоге привело меня сюда, на этот последний порог.
Все началось давным-давно – еще тогда, когда я убила Джимми.
– Нет, Уилл, тут уж больше ничего не… – Голос подводит меня. Такое чувство, что я не смогу больше сделать ни вдоха. Как будто я уже умерла. Уже лишилась души.
Уилл стоит рядом со Сборщиком душ, а тот уже тянется к ручке входной двери. И внезапно я все понимаю. Я хочу броситься к ним, остановить их, но не могу: ноги словно прилипли к полу.
Уилл переступает порог спиной вперед, глядя на меня и улыбаясь.
Сборщик душ останавливается и тоже поворачивается ко мне:
– Добровольная жертва куда ценнее сделки, Петра.
– Уилл! – Я наконец срываюсь с места и бегу, но дверь захлопывается с той стороны у меня перед носом. Я тотчас распахиваю ее вновь – замок даже не успел защелкнуться.
Передо мной – пустая улица.
И ни души.
Когда я была маленькой, моя прабабушка часами читала мне сказки братьев Гримм – не выхолощенные американские версии, а настоящие народные сказки, мрачные и пугающие. Одной из самых моих любимых историй всегда был «Румпельштильцхен». И только позже, когда я уже стала взрослой и перечитала эту сказку, до меня дошло, какая тайна скрывается за мечтами об исполнении желаний и за выдумками о соломе, что превращается в золото в умелых руках.
«Румпельштильцхен» – это, по существу, сказка об отце, который продает свою дочь королю, прекрасно зная, что король убьет ее, когда обнаружит, что девушка не владеет обещанным волшебным искусством. И в результате, спасая свою жизнь, девушка вынуждена заключить сделку с Румпельштильцхеном.
До того как я стала писательницей, я преподавала в школе для бедных. Я смотрела, как нищета и наркотики разрушают семьи и целые общины, отнимая у людей свободу выбора, а подчас и саму жизнь. В рассказе «Сборщик душ» классическая сказка, которую я так любила в детстве, преобразилась под влиянием моего интереса к паранормальным явлениям и была перенесена в контекст городских трущоб: в нашем мире женщин по-прежнему продают, а подчас мы продаемся и сами. Демон перекрестков (или Сборщик душ, как называю я его в своем рассказе) – это Румпельштильцхен современной городской фэнтези. Он может решить ваши проблемы и даже исполнить ваши желания – но не бесплатно. Вопрос остается прежним: какую цену вы готовы заплатить?
Без веры, без закона, без отрадыСаладин Ахмед
Не счесть иных, что здесь бесславно пали;
Меж них лежат останки гордеца,
Кого Безверьем в жизни прозывали,
Он старшим был у своего отца;
Бессчастьем звался младший, дух печали,
А дерзкий средний брат – кровавым Безначальем.
I
Он в дальние наведывался страны,
А сам в душе стремился только к ней,
И взгляд ее был для него ценней