Наконец-то в дверях появился тот, о ком предупреждал Ярослав, кого почуял Воронец. На пороге появилось яркое пятно: малиновый пиджак, желтая сорочка с выглаженным ажурным воротником. Насыщенность и глубина цвета бросались в глаза даже быстрее, чем карликовый рост гостя. На пиджаке блестела брошь: сотни маленьких камушков налились темными ягодами на веточке. Черные усы, по-старомодному пышные и уложенные, блестели, как и кудрявые волосы с аккуратно и четко выстриженной линией висков. Чёткий рисунок бороды снова намекал на тщательный уход с большим знанием дела. Невысокий хозяин цирка умел смотреть свысока, томно и лукаво прищурив веки. Ленивый и неторопливый взгляд обвел всех гостей как бы вскользь.
– Это было твое лучшее выступление! – радостно произнес карлик. – Непревзойденно!
– Большая честь, Кормилец. – Лука спрыгнул со своего места, низко поклонился. – Надеюсь, однажды еще превзойду себя.
Воронец заметил, как Матвей появился в дверях и прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Тихо, не привлекая внимания, он прижал палец к губам и указал вглубь комнаты, подсказывая Воронцу, где сейчас происходит настоящее действие.
Кормилец вынул из брошки иглу, мимолетным движением коснулся головы Луки, и та лопнула, как воздушный шарик. Всех забрызгало кровью. Кому-то прилетел в глаз осколок черепа. До слез.
– Не превзойдешь, – с печалью протянул Кормилец, надевая брошь обратно.
Они с Ярославом переглянулись и обменялись короткими сухими кивками.
– Добро пожаловать в Чертов Круг. – Кормилец развел руками почти в унисон с упавшим навзничь безголовым телом.
Воронец вновь услышал тот звук со дна озера. Тот последний удар упрямого, погубленного сердца. Бездна на миг охватила и сразу же отпустила. Кормилец замер на полпути к двери, как будто что-то забыл. Почесав висок, карлик еще пытался вспомнить, но пришлось бросить это. Видимо, уже не судьба. Так, немного раздосадованный, он ушел, что-то бормоча себе под нос: «Ну как же так, растяпа, там же небось что-то важное, как же так…»
– Сегодня ваш праздник, – произнес Ярослав. – В труппе есть место. Но только одно. Через месяц ваш дебют, уроды. Так что советую пахать так, будто на кону ваша жизнь.
С того момента новобранцы были предоставлены сами себе.
– Ты зря пропускаешь репетиции, – произнес Матвей.
Воронец не шевельнулся, не открыл глаз, продолжая сидеть на самом краю крыши, прислонившись спиной к мешкам с песком. Матвей пошаркал ногой, разогнав осколки и мусор, сел рядом.
– Что Лука устроил на сцене? – спросил Воронец.
– Его заставили. Я и Антон, – ответил Матвей.
– Кто такой Антон? – нахмурился Женя.
– Если все сложится хорошо – никогда не узнаешь, – ответил скрипач.
– «Хорошо» – это не как у Луки? – спросил Воронец.
– Ну, суди сам, – пожал плечами Матвей. – Когда молодой, кажется, что все бесплатно, если умеешь хорошо бегать. Лука умел. Сложно его осуждать: кто бы играл честно, если бы знал, что все сойдет с рук?
– Не сошло, – с угрюмой насмешкой бросил Воронец.
– Ну откуда ему было знать? – пожал плечами Матвей.
– Что натворил-то? – спросил Женя.
Матвей привстал, посмотрел вниз, по сторонам. На какое-то время повисло молчание. Иногда прилетали голуби, бродили по крыше, смешно дергая шеей, а потом хохлились и усаживались рядочком.
– Про Поцелуй Иуды слышал? – спросил Матвей.
Воронец отрицательно мотнул.
– А Лука вот слышал, – вздохнул скрипач.
Он принялся расхаживать.
– Лука всегда был не дурак пожрать. Ну как можно винить тварь за голод? Не знаю, чуешь ли уже ту же жажду, но, думаю, представить можешь. Все просто – горишь долго или ярко. Лука горел ярко. А за такими быстро приходит Жнец. Лука был тот еще гедонист и меры не знал. Его кровавый счет рос, и Жнец уже занес над ним серп. И вот пришло время платить за банкет, а Лука просто… сбежал. Вот так.
– А кому оставил счет? – спросил Воронец.
– У нас в труппе была Жанна, славная тварь. – Матвей мечтательно взглянул на город.
За что он обожал расположение Чертова Круга – пейзаж вокруг всегда плывет. Если сильно захотеть, можно увидеть сталинские высотки. Не важно, университет или жилая – просто снаружи одинаково любуешься и тем и тем. Приезжие часто смотрят с крыш за забор и видят родные парки.
– В этом и счастье – видеть то, что хочешь, – задумавшись, произнес Матвей, но быстро опомнился и вернулся к разговору. – Жанна приняла на себя весь кровавый счет, приняла и удар Жнеца. А Луке уже ничего не угрожало.
– Только вы с Антоном, – добавил Женя.
Матвей улыбнулся и смотрел на родной и любимый город. Воронец вспоминал озеро, ледяное и бездонное. Шипение до сих пор стояло в ушах. Наконец он поднял взгляд на Матвея.
– Я же могу покинуть Чертов Круг, а потом вернуться? – спросил Воронец.
– Конечно, – кивнул Матвей. – Можешь и не возвращаться. Через месяц на тебя по-любому спустят собак.
– Подбодрил, – довольно кинул Воронец, отряхнулся и, как пожарный, соскользнул по лестнице на землю.
Как курьер, ехавший в час пик, способный довезти лишь мятую коробку, так и здешний душный воздух не мог донести от разговоров ничего, кроме рваных фраз. Да тут и не нужны были разговоры. Все затмевала пелена. Оглушительный смрадный ад, который не переорать.
«Как они сами не оглохли?!» – ужасался Воронец и жадно вбирал каждую частичку кипящего вокруг безумия.
Кто-то сломал каблук и ногу. Где-то бьется стекло, капают алкоголь и кровь. Где-то под баром шипит неисправная рация. Сложные джунгли сплелись, и по гирляндам можно ползать обезьянкой, рыжим ревуном. Воронец прислонился к стойке, внимая этому дымному вопящему призраку, как внимал Луке. Веки прикрылись сами собой. Воронец хотел, чтобы он со стороны был похож на Кормильца.
В таких местах сложно остаться одному. Большелобый мужчина с глазками-изюминками обратился к Воронцу. Гипноз окутал разум, и трезветь пока рано. Воронец показал жестом, что он глухой и ничего не слышит. Изюмные глазки лукаво засветились. Незнакомец походил на огромную белугу. Воронцу захотелось тыкнуть огромный лоб. Говорят, это не череп, а скорее, нетугой резиновый мяч, вогнется под пальцем. Даже сильно давить не надо. Это правда, что белуги и дельфины сходят с ума от шума в водных цирках? Если бы оглохли, сохранили бы разум? Погрузились бы в вечно черный бесконечный океан. Да бред. Как это сохранит рассудок? Нет, это лишь позволит быстрее сдаться бездне.
Белуга прищурился с видом эдакого воробья стреляного, знатного дельца. Все-то эти глазенки изюмные знают наверняка или искрятся из последних сил, чтобы так о них думали. Эдакий делец-воробей потер под носом, будто у него насморк, и кивнул в сторону двери.
Когда они зашли в туалет, Воронец понял, что в баре еще было чем дышать. Загадочный делец суетливо проверил кабинки. Воронец не знал, зачем белуга повернулся спиной, но знал, что это будет стоить кому-то жизни. В сердце забилось что-то безумное и горячее. Если Воронец и впустил в кровь хоть искру из Чертова Круга, то здешний воздух лучше всего ее распалил. Он глядел на спину незнакомца, и жажда подсказывала громко и четко. Внезапность все еще могла сработать на стороне Воронца. Мужик настолько не видит угрозы, что даже повернулся спиной. Но все-таки взглянул в зеркало. Выбора не осталось: бить надо первым. Не удалось, делец увернулся, схватил Воронца за волосы, ударил головой о зеркало несколько раз. Женя упал на пол, выставив руки вперед, но тут же удар ногой в бок окончательно свалил его.
Пока Воронца били, он увидел, как в одной из кабинок на пол опустились нелепые ботинки.
– Смеешься, тварь?! – хрипло рыгнул мужик.
Блеснул нож, тяжелое колено обрушилось на спину, лезвие впилось в бок Воронца три раза. Четвертый удар мог стать последним, судя по замаху, ублюдок метил в сердце. Мало кто знает, но если бить в спину, шансов всегда больше. А ублюдок знать-то знал, но не успел: клоунские ботинки до удивительного бесшумно подкрались. Крышка от бачка разлетелась о его голову, и неуклюжее тело рухнуло на пол, трясясь, как под током. Воронец перевернулся на спину и принял руку, протянутую Клоуном из Чертова Круга. Боль медленно накатывала, но что-то глушило ее. Воронец сквозь мутный, будто бы пьяный взгляд глядел на тело на полу. Настолько жалкое, что уже становилось интересно.
Кто-то хотел войти, но Клоун наскочил на дверь с такой силой, что по ту сторону кто-то сломал нос. До слуха доносился ор из бара. Слова без смысла отмерли, и осталась музыка, сильная и надрывная, которая будет долго играть в ушах Воронца. Руки сами потянулись к холодному ножу, который покоился в руках ублюдка в отключке. Воронец сжал рукоятку крепче. Разум таял, как забытое мороженое. На мужике чернела футболка цвета озера. Руку жгло от голода, сталь жаждала крови, она сама вонзилась в сердце, снова и снова. Воронец был лишь проводником. Ярость неслась таким бурным потоком, что даже не распробовать, какая на вкус. Обжигающе горячая, и после нее языку больно прикасаться к чему угодно. Источник такой мощи не может биться долго. Припадок одержимости стихал. Рука все еще сжимала нож. Воронец поднес лезвие ко рту, лизнул.
Бросив все, Женя кинулся к унитазу, его стошнило. Клоун подбежал и придержал волосы. Как только Воронец смог стоять на ногах, они вышли в коридор, где собралась целая очередь, но это уже была не их проблема.
– На твоем месте я бы уже бежал из Москвы. Тут ты просто теряешь время, не только свое, но и наше, – предупредил Ярослав.
Женя Воронец был готов ко всему. И тем более к скрипучему гундежу человека-жерди. Сегодня был важный, особенный день. Шанс, который выпадает раз в жизни, и то не всем. Воронец расчесал длинные волосы, которые уже были ниже плеч и вились кудрями. Красная рубашка с лаймами досталась ему на следующий день после похода в громкий вонючий подвал. Новоиспеченный друг в черно-белом гриме провел в ангар-гардероб. Настоящая сокровищница, любимое место Воронца во всем Чертовом Круге.