Такой скандал! Шиллера тотчас уволили, с Валери взяли клятву, что она никогда больше не увидится с ним. Доверие к ней было подорвано, и ее охраняли, как государственную казну. Но тщетно. Валери похитили из мюнхенского городского дворца ее дядюшки во время ужина. Это был мастерский трюк. После закусок она отправилась туда, куда царь пешком ходит, вылезла в своем вечернем бело-голубом наряде из окна, а внизу верхом на коне ее уже поджидал Эди Шиллер со второй оседланной лошадью. И они умчались в неведомую ночь. Когда бегство было обнаружено, она была уже за пределами своей страны, в жалкой квартирке, но в безопасности.
Вскоре, однако, убогое жилье превратилось в прекрасную квартиру, потому что у Валери был залог. В Эннсе устроили тихую свадьбу, волнения улеглись, скандал забылся.
Эди Шиллер стал драгунским капитаном, Валери — его гражданской женой, но все титуловали ее принцессой. А ее старшая дочь Ксения, осмелюсь заметить, тоже родилась семимесячной, как и я.
Во всяком случае, именно похищение было той знаменитой ночной скачкой, в которой она чуть не свернула себе шею.
Эта история возвращает меня к урокам верховой езды, о которых я размышляла в ночи.
Габор тоже замыслил похищение?
И мне надо учиться галопу, прыжкам через рвы и барьеры, чтобы он сбежал от богатой Эльвири? И чтобы он мог похитить меня в случае необходимости и привезти в убогую квартирку?
Потому что считает меня аморальной, потому что я отвечаю на его письма, а в качестве любовного залога разбрасываюсь подвязками?
Нет. Верховая езда была придумана гениально. Часто ли видятся молодые люди друг с другом? Раз или два в неделю на репетициях концерта или театральной постановки, по воскресным и праздничным дням в церкви, не чаще. Мы же сможем встречаться каждый вечер. Каждый день вплоть до 18 августа. Тридцать шесть раз! Таков был план. Кроме того, Габор не слепой. Он заметил, что его батюшка очень меня привечает. Может, я должна учиться верховой езде, чтобы генерал полюбил меня по-настоящему? Чтобы принял меня как жену своего сына? Как знать, может, он пожертвует тогда на залог для меня?
Я очнулась от резкого ясного звука трубы. Пять часов утра. Сигнал доносился из казармы — подъем у кавалеристов. Уже давно рассвело.
Я ощупала свое тело. Была и другая причина для бессонной ночи — жуткая боль. После зверского утягивания до сорока сантиметров на месте талии образовалась сплошная багровая борозда от шнуровки, которая немилосердно саднила и выглядела ужасающе. Когда я ложилась в постель, кровь в этом месте пульсировала с такой силой, словно там помещалось второе сердце. Мысль о необходимости через два часа снова надеть корсет вызывала бунт… но ненадолго. Ради Габора я снова утянулась бы до того же размера, но сегодня в том не было нужды.
На сей раз требовалось мое желтое летнее венское платье, а в нем я в состоянии дойти до модного салона.
К тому же, я достаточно хорошо выглядела. Прическа сохранилась в полном порядке. Я, как уже говорила, лежала на спине, голова с защитной сеточкой для волос на французском валике — безумно неудобно, зато каждый волосок остался на месте. Даже без шелковых цветов я производила впечатление молодой дамы, а не ребенка, это-то мне и было нужно.
Хорошенько умывшись и одевшись с помощью Цилли, я точно, минута в минуту, была у Эрмины. Завтрак был уже накрыт. Он остался в памяти, потому что пролил свет на мой залог.
Едва мы уселись за круглый плетеный стол, накрытый белой камчатной скатертью, как в дверь энергично постучали, и в комнату стремительно вошла Юлиана. На ней было бледно-голубое утреннее платье, на голове тюрбан такого же цвета, так как она была еще не причесана.
Опустившись на плетеную банкетку напротив нас, она принялась неистово обмахиваться веером.
— Это правда? — взволнованно вопросила тетушка. — Наша Минка будет обучаться верховой езде?
— Да, — ответила Эрмина, — спрашивается только, откуда тебе это известно. Мы никому об этом не говорили, а господа, которым это ведомо, еще спят.
— Это известно всему дому, — запальчиво воскликнула Юлиана, — в кухне только об этом и судачат, а мне рассказала Лизи, во всех деталях, спозаранок, еще до того, как принесла кофе. Я думала, это ее фантазии.
— Лизи? Откуда ей известны детали? — удивилась Эрмина. — Минутку… Да, она подавала нам торты. Но тогда никто и словом не обмолвился о верховой езде.
— Значит, это правда.
— Да, правда. И мы начинаем прямо сейчас. После завтрака все встречаются в ателье Цирмиллер. Там мы выберем амазонку.
— Ах, вот как! — сказала тетушка, едва переводя дыхание. — А что за платье?
— Что-то совершенно особенное. Валери недавно откопала одно платье в каком-то заграничном журнале мод и обещала принести его с собой. Это будет сюрприз, сказала она.
— Принцесса? — встревожилась тетушка. — При всем моем уважении к ней — она очень образованна и умна, вот только вкусу ее я бы не доверяла.
— Кто так сказал? Я этого пока не замечала.
— Но, дорогая Эрмина, я тебя умоляю. Посмотри, как она одевается. Эти длиннющие платья, а недавно в ресторане она заявила перед мужчинами, что важно не то, что дама носит, а только то, что она имеет сказать. Ты когда-нибудь слышала подобную чушь?
— Нет, никогда, — рассеянно ответила Эрмина.
— Я тоже.
— Вот что, Юлиана, давай о другом… — Она немного поколебалась. — О деньгах не говорят, я знаю… и все же, сколько зарабатывает у вас Лизи?
— Она зарабатывает весьма недурно, — ответствовала тетушка, явно польщенная. — Мы ведь платим женщинам почти столько же, сколько мужчинам, мы этим славимся.
— Даже если бы ты платила ей вдвое — вчера на твоей Лизи был бриллиантовый крестик, на который она не сумела бы скопить из своих заработков.
— Ах, это! Она мне его уже показывала. Подарок матери. Из Польши. Видишь ли, ее мама получила наследство, и время от времени посылает Лизи хорошенькие вещички. У Лизи такие золотые часики, я бы и сама от таких не отказалась…
— Но ты же знаешь, что это значит!
— Что?
— Бриллиантовый крестик в Эннсе.
— Это в Эннсе. Но не в Польше. Там это означает лишь то, что человек ведет благочестивый образ жизни.
— Ты и сама не веришь в это.
— Она так говорила. Кроме того, я не позволяю распускать слухи о своих людях. Лизи — пирожница, и другую такую мастерицу я вряд ли найду. И представьте себе, она умеет читать и писать.
— Она часто отлучается по вечерам?
— Никогда.
— Ты уверена?
— Что за вопрос? Лизи всегда в доме. Никаких шашней с официантами, ни с кучером, ни с портье. Такую порядочную девушку, как она, еще поискать. Она даже книги читает! А ты знаешь о ней что-то плохое?
— Нет.
— Ну вот. Теперь о другом. Возьмете меня с собой? Выбирать платье? Я не доверяю вкусу Валери. Чего доброго, она превратит нашу Минку в посмешище.
Грянула оглушительная музыка, которая заставила всех нас вскочить со своих мест. Драгуны! Как по команде, мы бросились к ближайшему окну и высунулись на улицу. Это были наши кавалеристы, ярко освещенные лучами утреннего солнца, они направлялись в Эннсхаген на свой учебный плац.
— А вот и Надь, — воскликнула Эрмина. — Что за осанка! Ничего не скажешь: браво!
Аттила Надь, восседая на гордом рыжем жеребце с лоснящейся шкурой, возглавлял своих кавалеристов, будто правящий князь. Красивая голова высоко поднята, спина прямая, словно копье проглотил, а его римский профиль казался еще благородней, чем вчера ночью.
Эрмина и тетушка Юлиана замахали драгунам руками. Аттила поднял взгляд, увидел нас, и глаза его загорелись, а через мгновение он уже промчался мимо.
— Да, Минка, — сказала тетушка, сразу повеселев, — может, и ты через пару недель так же гордо будешь сидеть на лошади.
— Будем надеяться, дорогая тетушка. А может быть, буду лежать со сломанной шеей в могиле.
— В могиле? Ты хочешь, чтобы меня хватил удар?
— Не слушай. Это ее буйная фантазия. — Эрмина махала рукой, пока последний драгун не скрылся из виду и не отзвучали музыка и цокот копыт. — Прекрасное зрелище! Мне так не хватало этого в Вене.
— А Надь женат? — спросила тетушка Юлиана, когда мы вернулись к столу.
— Нет, — ответила Эрмина, — даже не обручен.
— Почему же тогда он не обедает у нас? Я его еще никогда не видела за столом кавалеристов.
— Потому что он вынужден жить на свое жалованье. Аттила ничего не получает из дома. Отец — художник по геральдике. В семье еще восемь детей. Аттила дает уроки верховой езды, чтобы свести концы с концами.
— Но он спокойно может записывать в долг. Все офицеры так делают. Когда-нибудь ему наверняка повезет в игре, или он выиграет пари на крупную сумму… тогда и расплатится с долгами, что здесь такого? Пусть Габор передаст ему это. Такой красавец, я хотела бы видеть его в нашем большом зале. Да и Минка ему нравится. Ты заметила?
— У нашей Минки нет залога…
— Но она чуть было его не получила! — запальчиво воскликнула тетушка. — К тому же, я не уверена, что там, в Вене, со стороны господина фабриканта фесок не было мошенничества. Ты ведь говорила, что он все время ездил по делам в Леопольдштадт. Помнишь? И что же я вычитала сегодня в «Нойе Фрайе Пресс»? Нигде не строят столько, сколько там. Это лучшие инвестиции, земельные участки дешевы, император обещал каждому застройщику освобождение от налогов на десять лет, потому что там не хватает жилья. А еще написано, черным по белому, что многие фабриканты строят там доходные дома! Апартаменты с газовым освещением. И стеклянными дверями. И узорным паркетом. Может, один из них носит фамилию Хюбш? Может, он вложил в строительство приданое нашей Минки?
— Юлиана! Прошу тебя, — Эрмина села, — ты сама в это не веришь. Он дал нам честное слово. Он должен будет застрелиться, если это всплывет. Минка, закрой уши и забудь все, что ты сейчас слышала! А теперь давайте завтракать.
Эрмина заботливо постелила салфетку на мои колени и протянула мне плетенку, намазанную маслом и медом: