— Ешь, дорогая, тебе сегодня потребуется много сил. И не наделай, пожалуйста, пятен — на желтой ткани они сразу видны.
Я заставила себя откусить кусочек, но мысли мои были далеко, в Леопольдштадте. Благослови Господь мою тетушку! И то, что она умела читать и писать! Доходный дом на мои деньги! Это похоже на моего отца. А насколько я знала свою энергичную Юлиану, она не успокоится, пока не выяснит все до конца. Ура! Еще одна надежда на мой залог!
Тетушка уселась на свободный стул справа от меня.
— Как новая прическа? Произвела эффект? — спросила она немного спустя.
— Ее называли Маргитой. Но ничего не перевернулось лишь оттого, что она похожа на любимую… — тетушка молниеносно заткнула мне уши, и я не слышала конца фразы. — О, пардон, прошу прощения, у меня чуть было не вырвалось, до того ты действуешь мне на нервы своими вечными преследованиями!
— Это только начало, — предупредила тетушка. — Если ты ничего не предпримешь, я продолжу уже всерьез. А довести дело до конца я сумею, ты знаешь.
— Дамы не спорят из-за денег.
— Нет-нет. Они с улыбкой позволяют обманывать себя, потому что это благородно.
— В моей семье все дела доверяют экспертам.
— Моя дорогая Эрмина, теперь мы и впрямь с тобой поссоримся…
— Давай сменим тему? Выпьешь с нами кофе?
— Спасибо, я уже пила, больше не буду, иначе у меня начнется сердцебиение. Еще только один вопрос. Можно? Что ты уже успела предпринять по делу Хюбша?
Эрмина помешала сахар в чашке, сделала большой глоток и страдальчески вздохнула.
— Я написала управляющему замком, в Венгрию.
— Что-о? — воскликнула тетушка. — Это же дядя Хюбша.
— Он честный человек.
— Ты полагаешь, он станет что-то предпринимать против своего племянника?
— Почему бы нет?
— Родственники всегда держатся вместе. Вам нужен ученый правовед, независимый, частный, который займется вашим делом.
— Чудесно. Чтобы чужой человек узнал наши семейные тайны? Об этом не может быть и речи.
Эрмина вытащила свои серебряные карманные часы.
— Моя дорогая Юлиана, сейчас без четверти девять. И если ты и впрямь хочешь пойти с нами…
— Хочу!
— Тебе хватит четверти часа?
— Конечно. — Тетушка встала. — А мужчины тоже придут?
— Если выспятся.
— Ну, Минка, с тобой не соскучишься. Теперь ты будешь учиться верховой езде. Словно принцесса.
— Через четверть часа мы выходим, — напомнила Эрмина, — и ни секундой позже!
— Слышала. Не глухая.
— Ты еще не причесана.
— Знаю, — тетушка размашистым шагом направилась к двери, но обернулась еще раз. — Думаешь, я лишу себя такого удовольствия? В жизни не выбирала платья для верховой езды. Буду ждать вас внизу у портье. Ровно в девять я буду готова.
И, к нашему великому удивлению, она не опоздала ни на минуту.
ГЛАВА 9
Не подозревая о предстоящих нам волнениях, ровно в девять мы вышли из «Черного орла» и направились к Главной площади.
Светило солнце, на рынке царило оживление, деревянные прилавки ломились от фруктов, овощей, цветов, зелени, картошки, яиц, пышных караваев хлеба, жирных оладьев. Приветливо раскланиваясь направо и налево, мы шествовали, памятуя о девизе: «Красота не терпит спешки».
Тетушка, зашнурованная на сорок пять сантиметров, начинала задыхаться через каждые десять шагов и потому молчала как траппист[10]. Она могла либо идти, либо говорить, но не то и другое одновременно. Что не умаляло ее очарования.
Всего за пятнадцать минут она совершила чудо: надела вишневое платье для визитов, упрятала свои соломенные волосы под красную шляпу и выглядела так, словно целое утро провела перед зеркалом. Только ходила медленно, как улитка.
Зато с какой страстью она станет защищать мои интересы немного погодя! При всем своем изяществе Юлиана и впрямь была сильной женщиной (и очень упорной, как поведала мне Эрмина), она-то и спасла меня от ужасного платья. Но в тот момент я ничего еще не знала.
Путь, слава Богу, оказался не долгим.
Салон располагался наискосок от отеля. Большое заведение на первом этаже красивого старинного дома. Когда мы туда вошли, в доме горели все лампы. Хотя на улице, как я уже говорила, светило солнце.
Мне еще не доводилось бывать в модном салоне. Тем больше восхитило меня увиденное: огромный портновский стол, большие зеркала, на стенах картинки с моделями Цирмиллер. Запах тканей, керосина, лаванды и аппретуры. Но самое большое впечатление произвели на меня манекены знатных клиенток салона, каждый с именной табличкой, некоторые были просто задрапированы тканью, на других были надеты недошитые еще платья, на одном почти готовый роскошный подвенечный наряд. Я глубоко вздохнула. Какая роскошь!
Мужчин еще не было.
Зато пришла принцесса Валери со своей камеристкой Стани, крупной блондинкой из Триеста. Обе стояли спиной к нам у портновского стола, в окружении мастериц и их помощниц, раскрасневшиеся и разгоряченные.
Валери в лиловой шляпе и розовом платье с рюшами, плохо сочетавшемся с ее рыжими волосами, как раз убеждала в чем-то глубоким голосом Лилли Цирмиллер, которая, завидя нас, тотчас извинилась и поспешила нам навстречу.
— Бог в помощь, сударыни! — громко воскликнула она. Госпожа Цирмиллер оказалась высокой элегантной блондинкой в неброском серебристо-сером платье с голубой отделкой, с желтым сантиметром на шее. — Мы ждем вас с большим нетерпением. Это и есть маленькая всадница? — улыбнулась она мне с состраданием, словно только что узнала, что я перенесла оспу.
— Да, это она, — подтвердила Валери, — и, как я уже говорила, нам хотелось бы, чтобы она произвела фурор.
Она взяла у своей камеристки французский журнал, который, как мы узнали потом, был ею позаимствован в кафе Айбельхубер, широким жестом бросила его на стол:
— Вот, взгляните-ка на это!
Эрмина бросила взгляд на яркую картинку на обложке и судорожно втянула в себя воздух. Тетушка Юлиана всплеснула руками. Я же побелела, как мел. Это что, шутка?
На обложке была изображена женщина без шляпы, с очень странным горбом, который соскользнул даме под крестец, прямо на то самое место, которое неприлично называть. Эта утолщенная неприличность была задрапирована многими метрами ткани, рюшами, бантиками и лентами и выглядела как массивный нарост в красно-бело-голубых тонах… Гусыня в бальном платье, и та смотрелась бы элегантнее.
Тетушка коротко откашлялась:
— А что это у несчастной дамы… прошу прощения, пониже спины? — серьезным тоном произнесла Юлиана в наступившей напряженной тишине.
— Это турнюр, — быстро сказала госпожа Цирмиллер, — высоко присборенный шлейф. Так называют его во Франции.
— Точно, — обрадованно воскликнула Валери, — он заменяет кринолин. Гениально! Спереди платье гладко ниспадает, экономится китовый ус для нижней юбки, и только на заду платье круглится куполом. Это бесспорный прогресс, и я его поддерживаю.
— Только потому, что экономится китовый ус? — в ужасе воскликнула тетушка.
— Это платье предназначено для верховой езды? — недоверчиво спросила Эрмина. — Можно ли в нем элегантно сидеть в седле?
— Это еще не амазонка. Но мы ее соорудим.
— Только не для моей Минки. — Эрмина обратилась, в порядке исключения, ко мне: — Дорогая, тебе нравится платье?
— Я бы не сказала, — прошептала я.
— Не платье, а просто катастрофа! — воскликнула тетушка своим звонким голосом, забыв обо всякой вежливости, — впереди гладко, а сзади балкон…
— Но это последний писк…
— Только в Париже, — прошептала Лилли Цирмиллер и отослала мастериц на свои места. — Не думаю, что это произведет фурор в Эннсе.
— Почему же нет? — обиженно буркнула Валери.
— Это слишком непристойно, — громко произнесла Эрмина.
— Оно же закрыто до самой шеи.
— Но так вульгарно… Взгляни — самое ценное… разукрашено, как у франтов. Зачем нужны кринолины? Чтобы скрыть зад.
— То, что и произнести-то нельзя…
— Он необходим, чтобы сидеть, а не выставлять его напоказ.
— Это только у нас, — высокомерно сказала Валери. — Ты забываешь, моя дорогая, что я много путешествовала. В Африке, у готтентотов, упругий, аппетитный, жирненький… задок… является идеалом красоты.
— Но мы не в Африке, — парировала Эрмина. — Мы, слава Богу, живем в кайзеровской империи в девятнадцатом веке. Ни одна цивилизованная женщина не станет привлекать внимание к своему… Просто язык не поворачивается. У моей Минки этого нет.
— Все изменится, — предрекла принцесса своим низким голосом и уселась на стул для посетителей.
Тетушка извлекла свои нюхательные флакончики.
— Я сейчас упаду в обморок. Наконец-то нашлась девушка с милой фигуркой, и ее безо всяких на то причин нужно вырядить как дикую язычницу, только потому, что французскому портному вздумалось над нами позабавиться? Этот турнюр наводит на меня ужас. — И она умоляюще взглянула на Эрмину.
— Ты права, — живо откликнулась та. — Что же последует за этим? Надо будет признать, что у нас есть ноги?
О, пардон! — Ее круглое личико побагровело. — Минка, немедленно забудь, что я говорила. Это у меня просто вырвалось.
— Но, Эрмина, — попрекнула ее тетушка, опустившись на свободный стул возле принцессы Валери, — неужели в Вене разговаривают так грубо?
— Извините, дорогие дамы, — вежливо перебила госпожа Цирмиллер, словно не слышала ни одного слова, — могу я узнать, решились ли вы остановить свой выбор на турнюре?
— Только через мой труп, — тотчас откликнулась Юлиана.
— Это ошибка, — сказала Валери, — очень скоро турнюр войдет в моду во всем мире. И вы будете носить его, моя дорогая Лилли, и ты тоже, Эрмина. Ваша Минка будет умолять об этом, а сейчас она могла бы стать первой.
— Первой в моде, которая никогда ею не станет, — воинственно воскликнула тетушка. — Моя дорогая принцесса, при всем моем уважении, мы в Верхней Австрии известны своим хорошим вкусом, и такое у нас не пройдет.