К моменту переезда в Петербург главного врача онкологии заменили. Произошло это следующим образом. В один из дней к Симонову пришёл знакомый из ОБЭПа и предупредил, что назавтра планируется операция «Чистые руки» – к кому-то из заведующих придёт подставной клиент с мечеными купюрами, поэтому в этот день деньги от клиентов принимать не надо, а для подстраховки желательно всю неделю ни от кого деньги не принимать. Симонов поблагодарил за своевременное предупреждение, собрал заведующих и сказал, чтобы ближайшую неделю ни от кого деньги не брали – ОБЭПу нужны показатели по взяткам, и они устраивают показательные облавы. Утром на планерке он снова всех собрал и предупредил вторично.
А буквально через полчаса к Кудинову, одному из заведующих, пришёл пациент и заплатил за операцию $1,500. Кудинов принял деньги, выпроводил клиента, и тут же в кабинет заведующего ворвались ОБЭПовцы, обыскали и нашли меченые купюры.
А дальше случилось непонятное. По результату разборок Кудинов остался на должности и ему даже оплатили стажировку в Италии, а Симонова сняли. Но поступили благородно, сделали рокировку – он получил должность заместителя главного врача по хирургии в Областной клинической больнице (ОКБ), а его старинный друг Вячеслав Патрушев, занимавший это место, перебрался в кресло главврача онкодиспансера.
С Патрушевым у Андрея вообще было никак – ни в бытность его зам. по хирургии в ОКБ, ни позже, когда он стал главврачом онкодиспансера. Но с Симоновым отношения вдруг заиграли новыми красками. На новой должности в ОКБ он стал делать всё от него зависящее для фирмы Совинком.
Что касается Центрального роддома – к руководителю этого медучреждения Андрей испытывал откровенную неприязнь. И кажется это было взаимно. Евгений Карман (так его звали) вообще не был тем человеком, которого встречают с искренней улыбкой; про таких говорят «на драной козе не подъедешь». Своими манерами он напоминал задиристого петуха. Когда Андрей учился в институте, Карман был заведующим кафедрой гинекологии и деканом лечебного факультета. Но вёл себя как министр здравоохранения. С ним было сложнее договориться, чем с ректором. Ему не удалось снискать любовь студентов. Его даже поколачивали. Однажды он не поставил допуск к экзаменам одной чеченке, а за ней приехал жених, чтобы забрать домой на каникулы. Парень пытался договориться с Карманом, но тот, даже не выслушав, сразу перешёл на личности и национальности – вам чеченам надо уважать наши порядки. И всё бы ничего, но когда стало известно, что Карман другим решает вопросы за деньги и залупился конкретно на чеченку, её жених подкараулил декана в темном переулке и поменял ему лицо. Он забрал невесту и увёз домой, а Карман, выйдя из больницы, отчислил её из института.
У Андрея были свои счеты с Карманом. По милости главного врача роддома, всё ещё остававшегося зав. кафедрой гинекологии, Максим, брат Андрея, чуть не вылетел из института и ценой неимоверных усилий удалось взять академический отпуск – благодаря вмешательству отца, который вышел напрямую на ректора и уладил дело. Карман прекрасно знал фамилию Разгон – Совинком работал с Центральным роддомом и главный врач получал полагающиеся ему 10 % (правда не лично от Андрея а сначала от Риммы Абрамовой а потом после её увольнения – от Ирины Кондуковой). Но всё равно не поставил Максиму зачет и тот не вышел на сессию. С Карманом договорились и отремонтировали ему служебный кабинет, но он не выполнил обещание – не поставил зачет, и больше того, лично звонил декану и требовал чтобы Максиму не ставили допуск без зачета по гинекологии. Причины этой неприязни оставались загадкой – Андрей нигде не переходил Карману дорогу, тот исправно получал комиссионные, бонусы, и благотворительную помощь на роддом. Но вдруг взял и подгадил на ровном месте.
И вот Марина нашла к нему подход. А также к другим сложным людям – главврачам ОКБ и онкодиспансера. Новым сотрудникам – Грамматикову и Тимощенко, Андрей поставил её в пример:
– Вы видите, к чему мы стремимся. Наш приоритет – не мелкие продажи у множества клиентов. Нам не нужно 1 % присутствие у 100 клиентов, нам нужно 100 % присутствие у одного крупного клиента. Потом, присев на бюджет одного учреждения, закрепившись, начинаем экспансию в новые места.
В Петербурге этот наказ было крайне сложно выполнить. Андрей понимал, что если у него ничего не получилось, то у его сотрудников шансов вообще никаких. Винцас Блайвас периодически подкидывал варианты, но ни один не удалось отработать. Как-то раз, например, он водил Андрея в службу снабжения Ленинградского военного округа. Андрея принял важный господин, председатель тендерной комиссии в управлении, находящемся в солидном желтом здании возле Витебского вокзала. Были озвучены пожелания – участие в госзакупках, поставки медицинских расходных материалов, оборудования и медикаментов. Зашли не с улицы, а по знакомству, но председатель, вместо того, чтобы объяснить механизм работы, найти способ вхождения в эту тему, заговорил о трудностях, которые препятствуют этому – двадцать членов комиссии, со всеми не договориться, сотни фирм-участников, которые следят за всеми и чуть что подают в суд, и так далее. Андрей предложил своё ноу-хау: занизить стоимость отдельных позиций лота, которые по договоренности с конечным потребителем не будут выбираться, и завысить цены на то, что реально будут брать, общая сумма лота при этом будет ниже чем у конкурентов. Председатель этот вариант отверг, оказалось, что комиссия рассматривает не целый лот, а каждую позицию по отдельности, сколько бы их ни было – иногда десятки тысяч. Будут заседать день, ночь, неделю, но проанализируют каждый пункт, пусть это даже десять пачек аспирина или упаковка бинтов. И если фирма укажет заниженную стоимость в оферте, выиграет тендер и откажется от поставки отдельных позиций, то ей закатают неустойку.
Блайвасу были недоступны эти мелкие детали, в конце переговоров он спросил, достигнут результат или нет. Он был должен сообщить человеку, который устроил встречу – есть контакт или нет. В зависимости от этого тот человек будет строить свои дальнейшие отношения с председателем тендерной комиссии ЛенВО. А этот председатель в свою очередь хотел и нашим и вашим, и, чтобы показать своё участие, но ничего при этом не делать, снова затянул про трудности, мешающие Совинкому поучаствовать в закупках. Разговор пошёл по кругу, и в итоге, когда вышли из кабинета, Андрей сказал Блайвасу:
– Он уже с кем-то работает. Я не знаю его кухни, поэтому могу до бесконечности гадать и предлагать свои механизмы и хуй угадаю. Если бы он захотел с нами сотрудничать, то предложил бы свои механизмы, как обойти комиссию. Или по крайней мере подробно рассказал бы, как проходит тендер, а мы бы сами изыскали способ. А эту мудянку пускай расскажет своей бабушке – будто двадцать сверхчестных парней сидят день и ночь и обсуждают поставку упаковки бинтов.
Винцас Блайвас был далеко не однозначным человеком. Нельзя было сказать: вот этот парень понторез, обувальщик и кидала; или наоборот: он-де такой пестатый, весь белый и пушистый. У него были положительные качества, он много помогал на первоначальном этапе становления Северного Альянса – в частности с развозкой, предоставляя своих водителей, со складом, и так далее. Отдельно стоило поклониться ему за то, что нашел вариант с квартирой, это было ежемесячной экономией минимум двести долларов. Узнав об открытой вакансии бухгалтера, Блайвас предложил свою тёщу. Это был экономный вариант – у неё уже имелась работа, и она согласилась поработать совместителем. Ввиду того, что фирма не развернулась и деятельности пока никакой, штатный бухгалтер не требовался.
Иногда они ужинали в любимом заведении Блайваса, ресторане «Швабский домик» на Заневской площади, находящемся недалеко как от Андреева дома, так и от дома Блайваса. В последних числах апреля, за несколько дней до поездки в Сочи (Андрей приобщился к давней традиции Ансимовых-Быстровых проводить майские праздники в сочинском пансионате «Заполярье»), они встретились в этом ресторане, чтобы поужинать и обсудить дела. Заказали темное пиво, свиную рульку с красной капустой и сосиски.
– Вижу у тебя дела идут, ёпта! – отметил Блайвас.
(на самом деле продажи не особенно радовали, Андрей больше изображал движуху, и со стороны создавалась иллюзия бурной деятельности. Этот приём уже прокатывал в других местах, и не было причины не пройти ему и здесь).
Андрей поддержал разговор и привёл примеры удачных сделок в других городах. Возможно, если здесь бить в одну точку, упорно обрабатывать влиятельных людей, аналогичные подвиги на петербургской земле не за горами.
– Ты по большому счёту работаешь по фармацефтии, – сказал Блайвас то ли в виде предположения, то ли вывода.
Ценное наблюдение, особенно если учесть что вот уже целый год только и разговоров, что о медикаметах и медоборудовании.
Андрей кивнул – да, мол, я «работаю по фармацефтии».
– Есть один хуёк… – Блайвас отпил пива, и, отправив в рот кусок мяса, некоторое время пережевывал.
«Хуйками» он называл всех, кто со свирепым видом не носится по городу на Геленвагене и не носит кожаные косухи. Теоретически Андрей тоже подходил под это определение.
Сделав еще один глоток, Блайвас продолжил:
– Этот хуёк продаёт товары для здоровья, он собственник франшизы на эту деятельность…
Подошедшей официантке в национальном немецком балахоне он сказал, чтобы повторила пиво и принесла триста грамм водки. Она забрала пустые кружки, и, вместо того, чтобы отнести их и передать заказ бармену, встала в сторонке и принялась обсуждать посетителей с другими работницами – в частности услышанные слова «хуёк» и «фармацефтия». Это было фирменным стилем заведения – официантки здесь традиционно греют уши и комментируют разговоры клиентов.
Блайвас докончил сложносочиненное предложение:
– … называется «Лавка жизни» – знаешь такую хуйню?
Андрей усмехнулся:
– Её надо назвать «Лавка смерти» – там продают иконки, амулеты и беспантовые пищевые добавки, а клиенты – старушатина одной ногой в могиле. Разве это бизнес?