Весь остаток дня я провела с Габриелом. После полудня мы ездили верхом на торфяники. Когда мы вернулись, было пора переодеваться к обеду; вечер прошел также, как и предыдущий.
Перед сном мы с Габриелом вышли на балкон. Он любовался прекрасным видом, а я сказала, что еще не осмотрела руины монастыря и решила это сделать завтра же.
На следующее утро Габриел опять был занят с отцом, и мы с Фрайди отправились на прогулку к монастырю.
Когда я приблизилась к этим древним нагромождениям, передо мной предстало удивительное зрелище. Было солнечное утро, и камни то тут, то там сверкали так, будто в них были вкраплены бриллианты. Мне не верилось, что это просто развалины. Большая башня стояла нетронутой временем, и стена передо мной тоже была совершенно цела. Только подойдя ближе, я поняла, что вместо крыши виднелось небо. Монастырь разместился в долине у реки, и я подумала, что он был гораздо лучше защищен от бурь, чем Ревелз. Теперь я могла как следует рассмотреть высокую башню в нормандском стиле, старинные опоры и неф, который, как и сама башня, были почти не тронут веками — разве что не хватало крыши. Меня поразили грандиозные размеры этих развалин, и я подумала, что было бы интересно составить план всего монастыря и попытаться воссоздать его в споем воображении. Фрайди носилась вокруг в большом волнении, будто разделяя мои чувства. Осталась только оболочка, подумала я. Но по камням можно было догадаться, где раньше была кухня или монастырский свод, неф, трансепт, жилище монахов.
Ступать приходилось осторожно, то тут, то там из земли торчали обломки камней. Я на минуту потеряла из виду Фрайди — и вдруг мной овладела паника, хотя я понимала, что это нелепо. Зато с каким облегчением я увидела, как она возвращается ко мне, едва я позвала ее.
Интересно, из какой части монастыря брали камень для постройки дома? Мне вдруг захотелось узнать хоть что-нибудь из истории этого дома и семьи, к которой я теперь принадлежала, и стало смешно — я даже о муже своем многого не знала. Почему он так скрытен со мной? Откуда это ощущение, что он все время чего-то недоговаривает?
Я присела на груду камней, которая была остатками какого-то помещения — возможно, монастырского; дортуара — и сказала себе, что с тех пор, как я приехала сюда, у меня не было возможности как следует подумать о Габриеле. Конечно, у Габриела множество странностей. Молод, но у него больное сердце, грозившее ему гибелью. Здесь скрывалась причина его печали. Он боялся смерти, а я-то думала, что причина кроется где-то в доме или в этих старых руинах! А как бы я себя почувствовала, если бы мне грозила неминуемая смерть? Хотя этого никто так и не сможет представить себе, пока не испытает…
Я сделаю Габриела счастливым. Более того, мне не хотелось верить в неизбежность его смерти, как уверовал в это он сам. Я так буду заботиться о нем, что он будет жить и жить.
Внезапно залаяла Фрайди, выведя меня из состояния задумчивости. Я позвала:
— Фрайди! Фрайди!
Она не прибежала, и пришлось отправиться на поиски.
Я обнаружила ее на руках у незнакомца: она старалась вырваться, и, если бы ее держали не такие умелые руки, она бы, наверно, покусала бы их.
— Фрайди! — еще раз позвала я. Тогда человек, державший ее, оглянулся. Он был среднего роста, и меня поразили его темные блестящие глаза и оливкового оттенка цвет лица.
— Значит, это ваша собака, мадам? — сказал он.
— Да, а что случилось? Она обычно очень дружелюбна.
— Чем-то я ей, видно, не понравился. — На загорелом лице сверкнула белозубая улыбка. — Она, наверное, не поняла, что я спас ей жизнь.
— Каким образом?
Он обернулся, и я увидела, что он указывает мне на колодец.
— Она так опасно пристроилась на краю, да при этом еще и смотрела вниз. Реши она обследовать колодец дальше — ей бы конец!
— В таком случае, я вам очень признательна.
Он наклонил голову.
— Это монастырский колодец. Он глубокий — там, внизу, думаю, не очень-то приятно.
— Она на самом деле такая любопытная! — заметила я.
— Вам следует одеть на нее поводок, когда вы отправитесь сюда в следующий раз. Вы ведь еще придете сюда, не правда ли? Я вижу, это место притягивает вас: в ваших глазах неподдельный интерес.
— Каждый на моем месте заинтересовался бы.
— Кто-то интересуется больше, кто-то меньше. Могу я представиться? Мне кажется, я знаю, кто вы. Вы жена мистера Рокуэлла, не так ли?
— Откуда вы меня знаете?
Он развел руками и улыбнулся тепло и по-дружески.
— Простая дедукция. Я знал что вы должны были приехать, а так как я знаю здесь почти все, то, взвесив все, я догадался.
— Вы правильно догадались.
— Тогда добро пожаловать в наши края. Меня зовут Деверел Смит. Я врач. Бываю в Ревелз почти каждый день, так что мы бы в любом случае встретились.
— Я слышала, как о вас говорили.
— Надеюсь, что-нибудь хорошее?
— Даже очень.
— Я старый друг семьи и семейный доктор. Ведь сэр Мэтью и мисс Рокуэлл уже не молоды. Им часто приходится прибегать к моим услугам. Скажите, когда вы приехали?
Я ответила. Он слушал меня с серьезным видом. В его внешности было что-то иностранное, хотя имя у него было чисто английское. Я думаю, он показался мне таким черноволосым по контрасту с моими белокурыми родственниками.
Он сказал:
— Я как раз собирался заглянуть сегодня в Ревелз. Может быть, пойдемте вместе?
Мы двинулись в сторону дома, и у меня возникло ощущение, что я обрела друга.
Он был в курсе всех семейных дел, и когда упомянул о Габриеле, в голосе его проскользнула озабоченность. Я уже знала, что это значит, и хотела было поговорить с ним о здоровье Габриела, но удержалась. Решила сделать это потом. С ним легко было говорить обо всем.
Он сказал, что приглашен к нам на обед в субботу. «Я и моя дочь», — добавил он.
Я была удивлена, что у него может быть настолько взрослая дочь, чтобы ее можно было пригласить к обеду. Он заметил мое удивление, и оно ему польстило. Я думала, ему было лет тридцать пять, но теперь решила, что он, должно быть, старше.
— Моей дочери семнадцать, — пояснил он. — Она обожает ходить в гости. Жена несколько нездорова, поэтому мы обычно ходим вдвоем.
— Я с удовольствием познакомлюсь с ней.
— Дамарис ждет встречи с вами. — Он улыбнулся.
— Дамарис! Какое необычное имя…
— Вам нравится? Это из Библии. Оно упоминается только там, но все же…
Я вспомнила, что говорил мне Люк о библейских именах, и с удивлением подумала, что, может быть, в этих краях принято брать имена из Библии. Я уже собиралась заговорить об этом, но вовремя вспомнила, как мадам директриса всегда говорила, что мое нетерпение граничит с плохими манерами, и сдержалась.
Мы вошли в Ревелз вместе. Доктор послал одного из слуг, чтобы он сообщил о его приходе. А я поднялась в свою комнату.
В тот вечер, когда у нас был званый обед, я была в белом платье. У меня это было единственное вечернее платье, и я решила, что если в Ревелз подобные развлечения будут часты, мне придется заказывать себе новые наряды. Это было белое шифоновое платье, отделанное кружевом, очень простое, как и полагается для молодой женщины. У меня не было никаких сомнений по поводу него, я знала, что хотя у меня было немного одежды, все было сшито безупречно и выглядело элегантно в любом обществе. Волосы я уложила короной, как нравилось Габриелу, и теперь ждала, когда придет переодеваться он. А он все не шел. Я подумала, что он, возможно, еще не пришел домой, и пошла на балкон посмотреть, нет ли его внизу. Его не было видно, но с крыльца доносился звук голосов.
Я уже собиралась крикнуть, нет ли там Габриела, когда низкий мужской голос произнес:
— Значит, тебе не приглянулась наша милая невестка, Рут?
Я отпрянула, почувствовав, что щеки у меня запылали. Говорят ведь, что тот, кто подслушивает, никогда ничего хорошего о себе не услышит. Фанни мне часто говорила об этом. Но уж очень трудно удержаться, если слышишь, что говорят о тебе, да еще не совсем лестные вещи.
— Пока еще рано судить, — ответила Рут.
Послышался смех.
— Уверен, что наш Габриел оказался для нее легкой добычей.
Ответа Рут я не расслышала, а голос продолжал:
— И зачем ты отпускала его так далеко от дома? Ведь там рано или поздно его подхватила бы какая-нибудь охотница за состоянием.
Я была в ярости. Мне хотелось перегнуться вниз и крикнуть тому, кто это говорил, чтобы он вышел на видное место. Хотелось сказать ему, что я понятия не имела о положении Габриела, когда выходила за него замуж.
Я стояла тихо, только чувствовала, что глаза у меня горят. Потом он немного отступил назад, и, перегнувшись через перила, я увидела этого человека. У него были светло-русые волосы, он казался очень широкоплечим. Налицо было некоторое сходство с Рокуэллами, хотя и отдаленное. Потом он стремительно вошел в дом, и я потеряла его из виду. Кто бы это ни был — я возненавидела его.
Пока я шла в спальню, меня била дрожь. Габриел был уже там. Он явно спешил, даже запыхался.
— Я совсем потерял счет времени, — сказал он. — Мне нужно сегодня быть на высоте. Где ты была? Я вижу, ты уже одета.
Я хотела было рассказать ему о том, что слышала, но передумала. Это огорчит его, а он и так сильно запыхался. Нет уж, лучше я сама справлюсь со своими трудностями. Кто бы ни был этот родственник, уж я его проучу как следует. Поэтому я помогла Габриелу одеться и, когда мы спустились вниз, я наконец встретилась со своим врагом.
Это был кузен Саймон Редверз. Теперь он не казался таким широкоплечим. Просто он был очень высокого роста, как раз этого я и не заметила, глядя на него сверху.
Габриел представил меня ему, и когда он пожимал мне руку, то посмотрел мне прямо в глаза, и я знала, что скрывается за этим циничным взглядом. У него глаза были светло-карие и очень загорелое лицо. Губы слегка улыбались, а глаза оставались серьезными. Я чувствовала, что мои глаза горят от злости — мне и всегда-то с трудом удавалось сдерживаться, а его слова так и звенели у меня в ушах.