— Но вы же только что вошли.
— Тем не менее я опять ухожу.
Он поднял палец, и в этом шутливом жесте мне почудилось что-то зловещее: по спине у меня пробежал холодок.
— Вы слишком много ходите пешком. Вы же знаете, я против этого.
— Но я же абсолютно здорова, — возразила я. — Джесси Данкуэйт мною довольна.
— А! Деревенская акушерка! — презрительно поморщился он. — Прокатиться вам будет только на пользу.
— Благодарю, но мне не хочется.
Он подошел ко мне и взял меня за запястье. Он держал меня легко, но не отпускал.
— Сегодня я хочу настоять на своем, так как вы немного бледны.
— Нет, доктор Смит. Я не хочу ехать с вами на прогулку.
— Но, Кэтрин, дорогая, — он приблизил ко мне лицо, и его мягкие вкрадчивые манеры были еще ужаснее, чем насилие. — Вам придется поехать со мной.
Я попыталась пройти мимо него, но он поймал меня и крепко держал. Потом отнял у меня рясу и бросил ее на пол.
— Подайте мне это и сейчас же выпустите меня! — сказала я.
— Дорогая, уж позвольте мне знать, что будет лучше для вас.
И тут меня охватила паника. Я позвала!
— Рут! Рут! Помогите мне!
Она пошла вверх по лестнице, и я подумала — слава Богу, что она оказалась внизу.
Она открыла дверь галереи. Он все еще держал меня так крепко, что я не могла вырваться.
— Боюсь, — сказал он, обращаясь к ней, — что она доставит нам кое-какие неприятности.
— Кэтрин, — сказала Рут, — ты должна подчиниться доктору. Он знает, что для тебя лучше.
— Он знает, что для меня лучше? Посмотри на эту рясу. Это он разыгрывал меня!
— Боюсь, — сказал доктор, — что ее состояние хуже, чем я предполагал. Да, нам придется с ней повозиться. Откладывать в таких случаях больше нельзя. У меня уже были такие пациенты.
— И какой же дьявольский план вы теперь задумали? — спросила я.
— У нее мания преследования, — тихо сказал доктор, обращаясь к Рут.
— В таких случаях им кажется, что они одни и весь мир настроен против них. — Он обернулся ко мне. — Кэтрин, моя дорогая Кэтрин, вы должны доверять мне. Разве я не был всегда вашим другом?
Я рассмеялась, и мой смех не понравился мне самой. Я была очень напугана, я начинала понимать, что он собирается сделать со мной. А Рут либо действительно верила ему, либо делала вид; так что я была одна против них двоих… и никого из друзей поблизости. Я теперь знала правду, но какую же глупость я совершила, никому не рассказав о том, что узнала! Я еще могла успеть рассказать… но кому?.. не этим же двоим, которые пытались погубить меня? Рут если и не помогала ему в этом, то, во всяком случае, другом моим не была.
— Послушайте, — сказала я. — Я знаю слишком много. Это вы, доктор Смит, решили, что мой ребенок никогда не родится. Вы убили Габриела и намеревались убить каждого, кто помешал бы Люку стать наследником.
— Вы видите, — сказал он печально, — насколько ей хуже.
— Я нашла рясу и я знаю также, что вы думаете, будто являетесь членом этой семьи. Я все знаю! Вы думаете, что меня еще можно обмануть?
Он крепко держал меня. Я почувствовала запах, напоминающий хлороформ. Мне зажали рот. У меня было ощущение, что все поплыло из-под ног и откуда-то издалека донесся его голос.
— Я надеялся избежать этого. Но это единственный выход, когда они становятся буйными.
И я провалилась… в темноту.
Раньше я слышала, как говорили, что мозг сильнее, чем наше тело. Наверно, это действительно так. Мозг посылал моему телу приказ не воспринимать хлороформ, хотя он был прижат у меня прямо ко рту. Конечно, это было невозможно, я слишком многого хотела, но как только он начал действовать на меня, мой мозг начал упорно сопротивляться. Я не должна терять сознание. Я понимала, что если это произойдет, я очнусь уже в тюрьме, и все доказательства, собранные мной, будут уничтожены, а к моим протестам отнесутся как к отклонениям от нормы, характерным для умалишенных.
Итак, несмотря на то, что тело мое подчинилось, мой мозг продолжал бороться.
Так мы тряслись в этом экипаже — я в полусознательном состоянии, и преступный «доктор» рядом со мной. Я собирала последние силы, чтобы бороться с навалившейся на меня сонливостью, которая, убаюкивая, пыталась погрузить меня в полное забытье.
Я понимала, что меня везут в Уорстуисл.
Мы были одни в экипаже, и возница нас не слышал. Легкое покачивание и стук копыт, казалось, говорили мне: «Над тобой нависла угроза. Борись с ней! Изо всех сил! Еще есть время. Но как только ты попадешь в это мрачное серое здание… выбраться оттуда будет совсем нелегко».
Я не войду туда. Никто не сможет сказать моему ребенку, что когда-то его мать была пациенткой Уорстуисл!
— Не надо противиться, Кэтрин, — мягко сказал доктор.
Я попыталась что-то сказать, но под влиянием лекарства у меня ничего не вышло.
— Закройте глаза, — тихо говорил он. — Вы сомневаетесь, думаете, что я не буду о вас заботиться? Вам нечего бояться. Я буду навещать вас каждый день. Я буду присутствовать при рождении вашего ребенка…
У меня внутри зазвучали слова: «Вы дьявол!..» Но вслух я опять ничего не смогла выговорить.
Меня пугало ужасное желание заснуть, которое пронизывало каждую клеточку моего тела и не давало мне бороться за свое будущее и за будущее своего ребенка.
Подсознательно я понимала, что он так и задумал с самого начала: поместить меня в Уорстуисл, пока ребенок не родился, навещать меня там и, убедившись, что у меня родился мальчик, сделать так, чтобы в один прекрасный день он был мертв.
Если бы у меня родилась девочка или ребенок родился бы мертвым, тогда я больше не интересовала бы его, потому что не представляла никакой угрозы для того, чтобы Люк унаследовал Ревелз и женился на Дамарис.
Но как я ни сопротивлялась, я все равно находилась в полусознательном состоянии. И я копила остаток сил для того момента, когда экипаж остановится и он позовет сильных мужчин помочь ему поместить еще одну сопротивляющуюся жертву в эту мрачную тюрьму.
Экипаж остановился.
Мы приехали. Меня подташнивало, и голова кружилась. Я все еще была в полусознании.
— Кэтрин, дорогая, — сказал он и обнял меня одной рукой. Я опять подумала, что его нежное прикосновение хуже, чем удар. — Вам нехорошо. Это ничего. Путешествие закончено. Здесь вы обретете покой. Больше никаких фантазий… видений… Здесь за вами присмотрят.
— Послушайте, — начала я, растягивая слова, так как язык не слушался меня. — Я… я не пойду туда.
Он улыбнулся.
— Предоставьте это мне, дорогая, — прошептал он.
Послышался звук торопливых шагов, и рядом со мной оказался какой-то мужчина. Я почувствовала, как он взял меня под руку.
Они переговаривались.
— Она соображает, куда ее везут…
Доктор отвечал:
— У них бывают моменты просветления. Да, иногда их так жалко!
Я хотела закричать, но не могла. Ноги у меня подгибались, и меня потащили вперед почти волоком.
Я увидела, как большая железная дверь распахнулась. За ней виднелось крыльцо, над ним название учреждения, которое вселяло ужас в сердца и умы многих.
— Нет! — в отчаянии рыдала я.
Но их было так много, и они были настолько сильнее меня!
Вдруг я услышала стук копыт. И доктор выкрикнул:
— Скорее! Ведите пациентку внутрь!
В его голосе мне почудился страх, хотя лишь минуту назад он звучал мягко и самоуверенно.
И в этот момент все мое существо вернулось к жизни: я поняла, что надежда заставила мою кровь бежать быстрее.
Голос, который я так хорошо знала и любила, выкрикнул:
— Какого черта? Что это вы делаете?
И он оказался рядом — человек, которого я хотела забыть и не смогла. Он пришел, как рыцарь в древние времена, чтобы спасти меня.
— Саймон, — всхлипнула я и упала к нему в объятия.
Больше я не боролась с усталостью — я покорилась ей и провалилась в темноту.
Теперь я была не одна. Рядом был Саймон, и он продолжит борьбу за меня.
Глава VIII
Итак, в этот страшный день я все-таки не попала в Уорстуисл. Саймон помешал этому. Когда я боролась там на певческой галерее, Мери-Джейн со всей скоростью, на которую она была способна, побежала в Келли Гранж рассказать, что происходит. Ей удалось услышать часть разговора, из которого она поняла, что доктор собирается увезти меня, и она догадалась куда.
Саймон сразу отправился в Уорстуисл, и, хотя я не видела, как он отстаивал мою свободу, я знала, что это ему удалось.
Он предстал перед Деверелом Смитом и обвинил его при всех в убийстве Габриела. Заведующему он пригрозил, что тот может лишиться своей должности, если осмелится поместить меня в это заведение, полагаясь только на слова доктора Смита. Я представляла себе, сколько силы чувствовалось в нем, когда он боролся за мою свободу и жизнь моего ребенка.
Разумеется, он победил. Саймон всегда выходил победителем. Его нельзя было сломить, если он чего-то хотел добиться. Я уже успела это понять. Мне именно это в нем и нравилось.
Иногда я думаю, что должен был испытывать Деверел Смит, стоя возле Уорстуисл и понимая, что весь его тщательно продуманный план рухнул в последний момент. Ведь если бы ему удалось упечь меня туда в качестве пациентки с диагнозом «сумасшествие», то было бы очень трудно доказать потом, что я была в здравом уме и не находилась в состоянии помешательства, хотя бы временно.
Но Саймон успел.
Он отвез меня в Келли Гранж, где Хагар уже ждала меня, и я оставалась там до рождения ребенка.
Роды наступили преждевременно, да это и неудивительно, но мой Габриел скоро набрал вес и стал крепким малышом. Мы с Хагар просто обожали его; я думаю, что Саймон — тоже. Но он хотел сделать из него настоящего мужчину и редко пускался с ним в нежности. Я не возражала. Мне хотелось, чтобы Габриел вырос таким мальчиком, который хотел бы, чтобы к нему относились как к мужчине, а не как к ребенку. Я хотела видеть его сильным.