СЕМЕН. Ты не сумасшедшая.
ВИКТОРИЯ. И повторилось. Я после этого всю ночь не спала, потому что поняла, что я не такая, как все… Я особенная. Я такая одна… Ты понимаешь?
СЕМЕН. Ты моя Виктория. (Наконец изловчился и обнял её.) Ты моя победа…
ВИКТОРИЯ (отпихиваясь). Но при этом я прекрасно знаю, что объективно я уродина!
СЕМЕН. Нет!
ВИКТОРИЯ. Да ты слушай! Слушай! Конечно, уродина, я, значит, все-таки сошла с ума. И мне страшно интересно, что я теперь сумасшедшая, не такая, как все. Интересно, правда? Кому плохо, если я сумасшедшая? Никому.
Семен поцеловал её.
Да погоди же! Слушай! На третий раз я специально вымыла пол – мне нравится, как пахнет мокрым деревом, – и опять жду. «Ура!» – и опять повторилось. Наутро проснулась – голова трещит, как после «Абрау-Дюрсо», и с тех пор уже не проходит. Понимаешь, мой психоз в том, что я испытываю к себе огромную нежность. Я очень внимательно слежу за собой, чтобы как-нибудь не выдать своего сумасшествия: походкой или выражением лица. Потому что раньше я была уверена, что Лидия Ивановна видит меня насквозь.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Глупышка моя. Вика, солнышко…
ВИКТОРИЯ. Но она ничего не замечает! После торжественной линейки она мне делает вот так… (показала, как Лидия Ивановна величественно подымает и опускает веки) и плывет дальше. Она мне казалась такой мудрой и несокрушимой, а теперь я знаю, что она ничем не отличается от обыкновенных людей и даже несчастнее многих и очень одинока. Ведь она старая дева. Наверное, она решила меня любить вместо дочери, но у нее никогда духу не хватит сказать мне.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Не надо ему рассказывать.
ВИКТОРИЯ. И я её совершенно перестала бояться. С тех пор как я стала сумасшедшая, у меня развились удивительные способности. Я теперь очень хорошо разбираюсь в людях, потому что они про меня ничего не знают, а я про них знаю всё – злые они или добрые… В общем, Сенечка, никто ничего не заметил, а это чувство у меня внутри не проходит, а только усиливается, и уже обидно, что никто не замечает, какая я…
СЕМЕН. Я же заметил.
ВИКТОРИЯ. Погоди!.. Я тебе просто объясню, почему я должна родить ребеночка.
СЕМЕН. Не надо объяснять! Ты правильно решила! Знаешь, о чем я сейчас думаю?..
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. О том, как отсюда унести ноги.
СЕМЕН. Через сорок минут у меня кончается увольнение. Но в субботу я опять приду к тебе…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Все врет.
ВИКТОРИЯ. Это тебе кажется сейчас. Мы больше не увидимся никогда.
СЕМЕН. Нет, я приду. А ты за это время реши… Вика, я тебя прошу быть моей женой!
ВИКТОРИЯ. Спасибо, Сенечка! Все! Беги! (Освободилась от его объятий и открыла окно.)
СЕМЕН. Вика, ты, кажется, не поняла, что я сказал?
ВИКТОРИЯ. Поняла. Это невозможно.
СЕМЕН. Если я тебя не уговорю, уговорит Лидия Ивановна. Я к ней обращусь! И мы поженимся.
ВИКТОРИЯ. Глупенький! Это вряд ли поможет твоей блестящей карьере. Боюсь, что в Лондоне тебе тогда не жить.
СЕМЕН. Значит, будем жить на Тихом океане. Или на Ледовитом. Главное – служить Родине. И чтоб ты была рядом.
ВИКТОРИЯ. Спасибо, миленький, но я твоей жертвы не могу принять.
СЕМЕН. А ты подумай о дочке!
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. А может быть, родится сын?
ВИКТОРИЯ. Я уже подумала, миленький. Прочерка в метрике у нее не будет. Я это предусмотрела. Я заранее вышла замуж. За Оскара Борисовича.
СЕМЕН. Это ничего! Ты с ним разведешься! Я понимаю, у тебя всё по плану, но зачем уж так было торопиться?..
ВИКТОРИЯ. Миленький, я просто не могла поступить иначе. Мне одна врач сказала, что у меня после войны очень-очень нехорошее малокровие и что если я хочу иметь детей, то лучше это сделать пораньше, потому что, если я сейчас родить не успею, детей у меня может вообще не быть. Мне некогда было ждать прекрасного принца, пришлось торопиться. А Оскара Борисовича я ни в чем не обманула. Он сам мне сделал предложение, когда я ему рассказала про план. Он святой, необыкновенный человек, он всё выдержит. И не такое мы выдерживали, да, Сенечка?.. Опять у тебя несчастное лицо, просто сердце разрывается! Сенечка, ну почему ты так трагически воспринимаешь действительность? Все складывается так хорошо! У тебя будет потрясающе интересная и увлекательная жизнь. Ты увидишь весь мир…
СЕМЕН. Ты опять иронизируешь?
ВИКТОРИЯ. Нет-нет, я серьезно! Ты слепой, Сенечка. (Засмеялась.) Ты вглядись: весь мир твой! Веселей, миленький! Твой корабль уже отплывает в неведомые страны…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но тебя он не возьмет с собой.
СЕМЕН. Тридцать минут осталось, я еле добегу. Я тебя люблю, Виктория. Я в субботу приду, да?
ВИКТОРИЯ. Нет!
СЕМЕН. Я всё равно приду. (Вылез из окна на крышу и на краю крыши обернулся махнуть Виктории рукой.)
Виктория увидела, как он, посылая воздушный поцелуй, поскользнулся и полетел с крыши спиной вниз. Послышался сильный звук удара и короткий вскрик.
ВИКТОРИЯ (высунулась в окно). Сеня, что с тобой?!
ГОЛОС СЕМЕНА. Упал. С ногой что-то случилось. Наверное, растяжение.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Нет, не растяжение.
Сцена четвертая
Сонным, теплейшим августовским днем Семен появился в переулке школы и чуть не проскочил мимо, да и немудрено: он не был здесь более полугода. К тому же город к концу лета почистился и похорошел до неузнаваемости, утонув в чрезмерной даже зелени тополей и акаций, причем развалины если и выглядывали кое-где, то не были так ужасны» как зимой; наоборот, что-то в них утвердилось родное, привычное, словно бы они были здесь всегда. Наконец Семен сообразил, что кумачовое полотнище с надписью «Городской пионерлагерь № 167» обозначает школу, и вошел во двор.
Двор тоже изменился. Висела волейбольная сетка. У раненого Толстого появился новый бетонный глаз – светлее остального лица и глядевший прямо с профиля, отчего Толстой стал похож на камбалу. В открытом окне первого этажа виден был Оскар Борисович. В старорежимной художественной блузе, с палитрой на пальце, он рисовал на оконных стеклах птиц. Уже была готова надпись «1 сентября».
Птичья голова его повернулась, но Семен прислонился к стене, и Оскар Борисович его не увидел. В школе был ремонт и уже кончился. Пол был покрыт месивом, старой штукатурки и рваных обоев. Коренастая баба, одетая в мужскую ковбойку и сатиновые штаны, сгребала в конце коридора мусор в кучу.
Семен заглянул в ботанический кабинет. Дверь каморки была открыта. На раскладушке лежали клубки шерсти и начатое вязанье. Подоконник был уставлен бутылями с клубникой и смородиной. Ни здесь, ни в зеленом полумраке ботанического кабинета Виктории не было.
Семен взял в руки фотографию Лидии Ивановны. Угол рамки был обвязан черной лентой.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Здравствуй. Пришел полюбоваться. Полюбуйся, погляди, что ты тут у нас наделал.
ВИКТОРИЯ. Сенечка! Ты все-таки пришел!
Семен увидел, что баба-штукатурщица торопится к нему, нелепо размахивая руками, и узнал в ней Викторию. Живот был очень заметен.
(Бросилась ему на шею.) Сенечка, родненький мой, как здорово, что ты пришел! Я же верила, что ты придешь, умом понимала, что не придешь, но верила! И ты пришел!
СЕМЕН. Я только недавно смог ходить без костылей. И первый раз в увольнении. И сразу к тебе, чтоб решить, как мы дальше жить будем. Но почему ты сама ни разу ко мне не пришла? Притащила в больницу, как санитарка раненого с поля боя, – и исчезла.
ВИКТОРИЯ. Но я же позвонила Анечке и сказала, где ты. И я все-все про тебя знаю от Анечки. (Плачет.) Пришел все-таки! Бедненький ты мой! Ну что ж тебе всё время приходится из-за меня страдать?! Несчастненький, любименький ты мой, я ж тебя всего известкой вымазала.
СЕМЕН. Сейчас-то дело идет на поправку. А ведь чуть калекой не остался. У меня был сложный перелом стопы. Три раза неправильно срасталась, и ломали заново. И после травмы меня в увольнение, конечно, не отпускали. Поэтому я пришел только сегодня. Между прочим, в субботу. Как обещал!
ВИКТОРИЯ. Это очень-очень хорошо, что ты пришел!
Она сильно изменилась, но улыбка её стала еще прелестней.
СЕМЕН. А тебе, видно, плевать было, как я там.
ВИКТОРИЯ. Ну что ты, миленький, я теперь тебя никогда не смогу забыть.
СЕМЕН. Значит, нарочно не приходила?
ВИКТОРИЯ. Нарочно, миленький.
СЕМЕН. Проверяла свои чувства?
ВИКТОРИЯ. Твои, Сенечка.
СЕМЕН. Ну, у тебя железная воля. Полгода проверяла?
ВИКТОРИЯ. Семь месяцев и двенадцать дней.
СЕМЕН. Проверка – это тоже по плану?
Виктория засмеялась.
Ну и как? Проверила?
ВИКТОРИЯ. Проверила! (Прижалась к нему.)
СЕМЕН. Я вижу: у тебя всё по плану. И ремонт – всё как задумала.
ВИКТОРИЯ. Поцелуй меня, миленький.
СЕМЕН (поцеловал её). Давно ремонт начала?
ВИКТОРИЯ. Как раз когда Лидия Ивановна умерла. Прямо на следующий день после похорон.
СЕМЕН. В июне, значит.
ВИКТОРИЯ. Третьего июля.
СЕМЕН. И всё своими руками?
ВИКТОРИЯ. Нет, конечно. Тут работала бригада из ремстройтреста. Но они больше пачкают, чем делают, а убрать за собой – ни в жизнь. Главное, теперь они ушли, а пол не привели в порядок. Слушай, у тебя увольнение до каких?
СЕМЕН. До завтра.
ВИКТОРИЯ. Раз ты всё равно пришел, может, поможешь? Оскар Борисович старенький, остальные все на каникулах, и так получилось, что я одна.