– Ну и где они?
– Кто?
– Очки мои. На мне же были.
– На столике лежат. Что вы там смотреть собрались? Таблицу? Мы четвертые.
– Я же говорил! Сколько уже проголосовало?
– Еще семь стран осталось. Может, спать пойдем? Третий час уже.
– Куда?! Самое интересное начинается!
Ну да, неинтересное он уже проспал. Сашка, пользуясь моментом, идет к нему в спальню приготовить постель: убрать покрывало, да и проветрить комнату заодно. В процессе решает, что пора и постельное белье поменять. Все равно надо дождаться финала, а если она сейчас сядет куда-нибудь, то опять уснет.
– Я же говорил!
Появляется на пороге, довольный, как веник.
– Третье место!
– Мне радоваться, что сбылись ваши предсказания, расстраиваться за державу или расстраиваться же за судьбу музыкальной культуры? – уточняет Сашка.
– Язва ты желудка! Всё, я баиньки. – С явным удовольствием садится на кровать, стягивает с себя толстовку, под которой еще белая тонкая футболка.
– Давно пора. Спокойной ночи.
Сашка собирается выйти. Все же хорошо: он довольный, счастливый, уже сонный. Сейчас ляжет и выключится до утра. Но единственный и неповторимый, легко отличимый (не в пример всем прозвучавшим сегодня на конкурсе) баритон догоняет ее на пороге:
– Куда ты собралась? Ты же говорила, что диван невероятно удобный.
– Всеволод Алексеевич, вам никогда не хочется от меня отдохнуть?
Спрашивает полушутя. Но ответ получает самый серьезный.
– Нет.
Ни тени улыбки на лице. Глаза смотрят пристально и напряженно. Боится, что она уйдет. Чего, спрашивается, боится? Ну ляжет она спать через стенку. Все равно ведь слышит каждый его вздох и подрывается по первому тревожному звуку.
Сашка пожимает плечами и начинает расстилать простыню на диване. Он укладывается, снимает с пояса дозатор инсулина, кладет рядом, гасит свет, оставляя ночник в форме Спасской башни. Сашке его ночник очень нравится, он настоящий советский, из детства. У нее был точно такой же. Он им вместе с домом достался от прежних хозяев. Единственная вещь, которую они забыли. И которую рука не поднялась выбросить.
Как она и предполагала, Всеволод Алексеевич засыпает через несколько минут. Она по дыханию слышит. А Сашка еще долго не спит, проигрывая в голове их диалог. И стесняясь признаться себе, что ждала его фразы. Хотела, чтобы он ее остановил.
Июнь
– Александра Николаевна! Александра Николаевна! А я к вам! Что ж вы трубку-то не берете?
Сашка едва удерживается, чтобы не шарахнуться от окна. И черт же дернул сегодня стекла мыть. Трудно притвориться, что тебя нет дома, если ты стоишь на подоконнике с ведром и тряпкой. А очень бы хотелось.
– Я телефон потеряла, Сергей Дмитриевич. Пришлось номер сменить.
Делает вид, что поверил. Как будто сим-карта не восстанавливается за пять минут в любом салоне связи.
– Еле нашел ваш адрес. Впустите меня?
Ну это уже ни в какие ворота! Адрес он нашел, приперся. Звали его сюда? Сашка никогда никого не приглашает в гости, ее адреса не знает никто, кроме отдела кадров. Стоит у калитки, лыбится. Рубашка выглаженная, галстук. Как на свидание собрался. Терапевт из отделения, где Сашка работала. Придурок.
– У меня уборка, Сергей Дмитриевич. Сейчас я к вам выйду.
Не потащит она его в дом. Еще не хватало. Всеволод Алексеевич только ушел к себе отдыхать. Сашка слезает с подоконника, ополаскивает руки и выходит во двор, тщательно прикрыв за собой дверь. Доходит до калитки, распахивает ее.
– Проходите, Сергей Дмитриевич. Вот сюда, под навес.
Рядом с домом у них навес, под которым деревянный стол и плетеные стулья. Всеволод Алексеевич любит тут чаевничать с газетой в теплую погоду.
– Да можно просто Сергей, не на работе же.
Сашка вздыхает. Почему мужики никогда не понимают по-хорошему? Их надо прямым текстом послать, чтобы они поняли, что их ухаживания не интересны? Мало она в больнице от него отмахивалась? От его «давайте провожу», «пойдемте вместе пообедаем»? Ладно, посмотрим, что дальше будет.
Сашка садится на стул Всеволода Алексеевича, напротив гостя. И демонстративно закуривает, у нее тут и пепельница стоит. После их объяснения с Тумановым поставила. Он прав, на улице можно. А если его не раздражает, и даже наоборот, то смысл мучиться? Как она и предполагала, лицо у терапевта вытягивается.
– Так о чем вы хотели поговорить?
– Александра Николаевна, вы так внезапно уволились… Я не знаю, что было причиной. Но без вас просто беда. Все наши хроники воют. Не знаю, к кому отправлять астматиков. Иванченко помните? Опять у нас лежит. Два дня не можем из статуса вывести.
Сашку передергивает. Помнит она Иванченко, как не помнить? Молодой еще мужик, по Сашкиным понятиям. Шестьдесят с чем-то. Астматик, хроник, по осени и весне стабильно в стационар попадает. И чего они там не могут? Можно подумать, она волшебник какой, не по обычной схеме лечит, а наложением рук и чтением молитв.
– А что капаете и сколько?
И тут же понимает, что зря спросила. Всё, Саша, ты уволилась. Ты там не работаешь. Это не твоя зона ответственности. Ты не отвечаешь ни за Иванченко, ни за других пациентов. Только за одного, самого главного. Но Сергей уже перечисляет препараты и дозировки, а Сашка машинально прикидывает, правильно или нет. Минут пятнадцать обсуждают Иванченко, а потом терапевт вспоминает, для чего пришел.
– Александра Николаевна, я так понимаю, что вы в отделение не вернетесь?
Сашка отрицательно качает головой и закуривает вторую сигарету. Следовало бы предложить гостю кофе. Здесь так принято: кто бы ни пришел, хоть почтальон с пенсией, предлагай кофе. Но ей не хочется идти в дом, накрывать, угощать, давать какую-то надежду.
– Я могу узнать причину?
– По семейным обстоятельствам.
Смотрит на нее и продолжает улыбаться. Совсем идиот, что ли? Ну что ты молчишь? Ждешь продолжения или объяснения? Она ему обязана, что ли?
– Простите, но вы не носите кольца. Или?
Сашка уже готова сказать что-нибудь резкое. Она терпеть не может, когда лезут в личное. Но в этот момент дверь в дом открывается.
– Сашенька? Ой, у нас гости?
Видимо, он не собирался вставать, потому что не оделся. Стоит в домашних штанах и майке, через которую отчетливо видно дозатор инсулина. Растрепанный, полусонный.
– Я хотел чайку попросить. Что-то меня ведет… Но занимайся гостем, я сам тогда.
Да конечно, сам он! Гостя этого Сашка бы с удовольствием за шкирку выкинула. Тот, кстати, онемел от удивления. Сидит, глаза вытаращил. Да, да, это легенда из твоего детства. Выползла. Да, ты еще на горшке сидел перед телевизором и слушал, как этот дядька поет. Рот уже можно закрыть. Как будто мамонта увидел, честное слово.
– Идите к нам, Всеволод Алексеевич, – вздыхает Сашка. – А я сейчас приготовлю чай. Садитесь.
Она снимается с его стула.
– Да мне бы одеться тогда…
– Садитесь, я вам принесу.
Она быстренько приносит ему рубашку и скрывается на кухне. Пока кипятится чайник, выглядывает в окно, прислушивается к разговору. В умении общаться Всеволоду Алексеевичу не откажешь. Он уже расспрашивает собеседника о чем-то. М-да… Вот ей это всё надо было?
Сашка выносит поднос, расставляет дымящиеся чашки.
– Сладости у нас специфические, – предупреждает она. – Но довольно вкусные. Вот это печенье рекомендую.
Всеволод Алексеевич сразу тянется за конфетой. Надо бы ему сахар измерить, но не при Сергее же. Даром что тот врач. Слишком уж интимная процедура, а Сашка знает, что Туманов терпеть не может любое афиширование своих проблем.
– Я, собственно, зачем пришел, – пользуясь паузой, начинает Сергей. – Мне тоже стало тесно в рамках родного отделения. Словом, Александра Николаевна, я открываю частную клинику. Пока небольшую, пока речь идет, скорее, о нескольких кабинетах. Но уже всё есть: и помещение, и лицензии, и даже стойка ресепшена уже заказана и вывеска. А вот кадров не хватает. И я был бы безумно рад видеть такого специалиста, как вы… Я всё понимаю! Теперь понимаю. Вам нужен свободный график, чтобы присматривать за… отцом?
О, господи! Да Сашка его сейчас… Она косится на Всеволода Алексеевича и видит, что тот едва сдерживает смех. Зато глаза смеются, не стесняясь. Очень смешно! Обхохочешься!
– Я, конечно, не предполагал, что у вас такой знаменитый родственник. Всеволод Алексеевич, для меня огромная честь с вами познакомиться!
– Я Николаевна, – мрачно замечает Сашка. – Вы сами ко мне обращаетесь Александра Николаевна. Он – Всеволод Алексеевич. Никакой нестыковки не замечаете? А еще мы похожи, как лиса на ежа!
Ну правда! Резкие Сашкины черты и округлые, мягкие тумановские. Ее черные и пристальные глаза, его светло-голубые и рассеянные, полупрозрачные. Высоченный он и маленькая она.
– Простите, это, конечно, не мое дело…
– Вот именно, не ваше, – не слишком любезно соглашается Сашка. – Я не сторонник частной медицины. И я не ищу сейчас работу.
Всеволод Алексеевич хмурится. Чего вдруг? Он же первый против, чтобы она работала. Сто раз обсуждали.
– Я все же настаиваю, чтобы вы подумали. Запишите мой телефон. Мне нужен пульмонолог, мне нужен эндокринолог, вы сможете полностью себя реализовать. Мне нужен заместитель, в конце концов. Я предложу вам очень достойные деньги. Обещайте мне хотя бы подумать!
– Я не буду думать, я же сказала, что…
– Сашенька, может быть, не стоит рубить сплеча? – мягко замечает вдруг Всеволод Алексеевич. – Может быть, мы обсудим вечером? Мне кажется, предложение молодого человека весьма любопытное.
Да они сговорились, что ли? А кто тут в актерские обмороки падал, как только подходило ее дежурство? Кто умирающего лебедя изображал каждые три дня с завидной регулярностью? Так-то была нормальная работа, нормальная больница. А теперь ее куда выпроваживают? Сидеть в кабинете и разводить состоятельных дураков на бабки? За каким чертом нужен эндокринолог в частной клинике? Все равно с чем-нибудь серьезным отправят в государственную больницу. Нет, это всё без нее!